СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ

Странник

Я встретил его на перекрестке дорог – человека, у которого только и было что плащ да посох в руке. Покров страдания лежал на его лице.

– Войди в мой дом, будь моим гостем! – предложил я ему, когда мы обменялись приветствиями.

И он вошел.

Жена и дети встретили нас на пороге, он улыбнулся им – и они обрадовались его приходу.

Потом все мы сели за стол, и было нам хорошо с этим человеком, потому что он был молчание и тайна.

После ужина мы собрались у очага, и я принялся расспрашивать его о странствованиях.

Он поведал нам много историй в тот вечер и на другой день, но то, что я решил записать здесь, – плод горечи его дней, хоть сам он и был добродушен и истории эти сотканы из придорожной пыли и терпения, не покидавшего его в пути.

А когда спустя три дня он расстался с нами, у нас не было ощущения, что гость ушел, скорее нам казалось, что он все еще в саду и вот-вот войдет.

Одеяния

Как-то раз Красота и Уродство встретились на морском берегу и решили искупаться в море.

Они сняли с себя одежды и поплыли по волнам. Немного погодя Уродство вышло на берег, облачилось в одежды Красоты и пошло своей дорогой.

Потом Красота вышла из воды, но не нашла своего облачения. Она устыдилась своей наготы, а посему надела одежды Уродства и тоже пошла своей дорогой.

С того самого дня мужчины и женщины по ошибке принимают одно за другое.

Впрочем, есть и такие, кто созерцал лик Красоты и узнает ее, в какие бы одеяния она ни обряжалась. Есть и такие, кто знает Уродство в лицо, и никакая одежда не скроет его от их глаз.

Слезы и смех

Однажды вечером на берегу Нила встретились гиена и крокодил. Они остановились и приветствовали друг друга.

– Как поживаете, сударь? – спросила гиена.

– Хуже некуда, – отвечал крокодил. – Порой от страданий и тоски у меня слезы неудержимо льются из глаз, и тогда все, вплоть до малейшей твари, твердят: «Это крокодиловы слезы!» Выразить не могу, как это ранит меня!

– Вы говорите о своей тоске и страданиях, – сказала гиена, – но хотя бы на минуту встаньте на мое место. Я любуюсь красотой мира и не могу налюбоваться его диковинными чудесами, я радостно, от чистого сердца смеюсь, как смеется полуденное солнце. И тогда обитатели джунглей говорят: «Слышите, как жутко хохочет гиена!»

На ярмарке

Однажды на ярмарку пришла девушка-поселянка, красавица писаная, лилии и розы цвели на ее щеках. Волосы отливали лучами заката, а на губах играла улыбка утренней зари.

Не успела красивая незнакомка появиться, как парни тут же ее приметили и окружили. Кому-то захотелось потанцевать с нею, кому-то разрезать пирог в ее честь и угостить. Но каждый мечтал коснуться поцелуем ее щеки. В конце-то концов, ведь это же ярмарка!

Но девушка опешила и напугалась, поведение парней пришлось ей не по нраву. Она накинулась на них с упреками и даже кое-кому влепила пощечину, а после убежала.

Вечером, пустившись в обратный путь, она говорила себе:

– Какая мерзость! До чего грубы и невоспитанны эти парни! Прямо сил никаких нет!

Прошел год. Все это время прехорошенькая девушка только и думала, что о ярмарке да парнях. И вот она снова отправилась на ярмарку, лилии и розы цвели на ее щеках. Волосы ее отливали лучами заката, а на губах играла улыбка утренней зари.

Но теперь парни, едва завидев ее, отворачивались. Никто даже внимания на нее не обратил, и весь тот день она провела одна. Под вечер она отправилась домой и всю дорогу сокрушалась про себя:

– Какая мерзость! До чего грубы и невоспитанны эти парни! Прямо сил никаких нет!

Вспышка молнии

В тот день в городе бушевала буря. Христианский епископ был один в соборной церкви, когда порог переступила некрещеная женщина и, подойдя к нему, спросила:

– Скажи, могу ли я, не христианка, надеяться на спасение души от адского огня?

Епископ бросил взгляд на женщину и ответил:

– Нет, спасение обретут лишь те, над кем совершено таинство святого крещения!

В ту самую минуту, как он говорил эти слова, послышались оглушительные громовые раскаты. Молния ударила в собор, и тотчас в нем занялся пожар.

Сбежавшимся горожанам удалось спасти ту женщину, но епископ стал жертвой всепожирающего огня.

Жемчужина

Одна устрица сказала своей соседке:

– Знала бы ты, какая нестерпимая боль гложет меня. Чувствую, как во мне растет что-то тяжелое и круглое. Прямо не знаю, куда деваться!

– Хвала небесам и морю, я-то никакой боли не чувствую. Грех жаловаться – здоровье у меня отменное, – самодовольно и надменно проронила в ответ вторая устрица.

В это время мимо полз краб. Заслышав разговор двух устриц, он сказал той, которая ни на что не жаловалась:

– Так-то так, здоровье у тебя и впрямь отменное, но страдание, которое терпит твоя соседка, – жемчужина редкостной красоты.

На песке

Один человек сказал другому:

– Давным-давно, в час морского прилива, концом посоха я начертал на песке одну строку; до сих пор люди останавливаются прочесть ее и пекутся о том, чтобы она не исчезла.

– Я тоже написал строку на песке, – молвил другой, – но то была пора отлива, и потом ее смыли волны бескрайнего моря. Скажи-ка, а что ты написал?

И первый ответил:

– Моя надпись гласит: «Я есмь то, что я есмь». А ты что написал?

– А я – вот что, – сказал другой в ответ: – «Я – только капля этого безбрежного океана».

Мир и война

Три пса грелись на солнце и мирно беседовали между собой.

– Какое счастье, что мы живем в дни процветания нашего псарства, – мечтательно протянул первый пес. – Подумать только, ведь нам ничего не стоит отправиться в путешествие морем, по суше и даже по воздуху. Лишь на миг представьте себе, чего только ни придумали, чтобы нам, псам, вольготно жилось, даже о наших глазах, ушах и носах позаботились.

– О, мы куда больше стали печься об искусствах, – подхватил второй пес. – Мы теперь лаем на луну более музыкально, чем наши предки. А когда мы глядим на себя в воду, то замечаем, что морды наши стали не в пример красивее – с прошлым не сравнить!

Тут вступил в разговор третий пес.

– Что более всего занимает меня и поглощает мои мысли, так это мир и понимание, царящие между псарствами.

В этот самый миг они подняли головы и, к ужасу своему, увидали отлавливателя собак, который подбирался к ним.

Все три пса тут же сорвались с места и пустились бежать по улице. И на бегу третий пес прорычал:

– Ради всего святого, бежим что есть духу! Цивилизация гонится за нами.

Танцовщица

Однажды во дворец правителя в Биркаше[72] пришла танцовщица вместе со своими музыкантами. Она была принята во дворце и танцевала перед правителем под музыку лютни, флейты и цитры.

Она исполняла танец огней, танец мечей и копий, исполняла танец звезд и танец пространства. А потом она исполнила танец цветов, колеблемых ветром.

После этого склонилась перед правителем в низком поклоне. Тот велел ей приблизиться и спросил:

– Скажи мне, красавица, дочь изящества и очарования, где научилась ты такому искусству? Как удается тебе в этих ритмах и напевах повелевать всеми стихиями?

Танцовщица вновь низко поклонилась и молвила:

– Ваше величество, я не знаю, как ответить на ваш вопрос. Лишь одно я знаю твердо: душа философа обитает в его мыслях, душа поэта – в его сердце, душа певца трепещет в его гортани, а душа танцовщицы живет во всем ее теле.

Два ангела-хранителя

Два ангела-хранителя встретились однажды вечером у городских ворот и, обменявшись приветствиями, разговорились.

– Чем занимаешься эти дни? – спросил один ангел другого. – Кого опекаешь?

– Препоручили мне быть ангелом-хранителем одного беспутного человека, что живет в долине, закоренелого грешника, погрязшего в бесчестии, – отвечал второй. – Уж поверь, не легкая мне выпала доля, не покладая крыльев работаю!

– Дело у тебя самое что ни на есть простое, – проговорил первый ангел, – я знавал многих грешников и многажды приводилось мне их опекать. Но нынче препоручили мне подлинного праведника, что живет в своей обители за стенами города. Вот уж, скажу тебе, труднейшая работка, потоньше твоей будет.

– Ты это из одного хвастовства говоришь! – воскликнул другой ангел. – Послушать тебя, выходит – опекать праведника труднее, чем грешника!

– Да как ты смеешь называть меня хвастуном! – возмутился первый. – Я сущую правду тебе говорю. Уж если кто хвастает, так это ты!

Тут меж ними завязался отчаянный спор и затеяли они перепалку, а потом пустили в ход кулаки и крылья.

В то самое время как они тузили друг дружку, откуда ни возьмись явился архангел. Он разнял их и стал допытываться:

– Что все это значит? Почему вы деретесь? Разве не ведомо вам, что не пристало ангелам-хранителям учинять драку у городских ворот? Выкладывайте, на чем вы не сошлись.

Оба ангела заговорили разом и каждый уверял, что порученное ему дело куда труднее, чем у другого, и что именно он достоин большего почитания.

Архангел покачал головой и задумался.

– Друзья, – проговорил он по размышлении, – кто из вас больше заслуживает почестей и наград – я не знаю. Но коли я облечен властью, то ради мира и доброго попечительства я велю вам поменяться местами, раз оба вы уверены, что у другого задача несравненно легче. А теперь ступайте и пусть труды ваши увенчаются успехом.

Ангелы, получив наказ, пошли своей дорогой. Но каждый оглянулся и метнул на архангела взгляд, пылавший яростью. И каждый подумал про себя: «Ох уж эти архангелы! День ото дня жизнь наша ангельская становится из-за них все несносней».

А архангел все стоял, погрузившись в глубокую задумчивость, и так говорил себе:

– Нам и впрямь надобно построже приглядывать за нашими ангелами-хранителями, глаз с них не спускать!

Мена

Как-то раз бедный Поэт повстречал на перекрестке богатого Глупца, и они разговорились. Из разговора стало ясно одно: оба недовольны своей участью.

Шедший мимо Ангел Пути остановился возле них и коснулся рукою их плеч. И тут случилось чудо: собеседники обменялись своим достоянием.

Затем каждый пошел своей дорогой. Но вот что удивительно: Поэт увидел в своих руках один лишь сухой песок, сыплющийся сквозь пальцы, а Глупец закрыл глаза и ощутил в сердце лишь летучее облако.

Любовь и ненависть

– Я люблю тебя, – сказала женщина мужчине. И мужчина ответил:

– Значит, есть в моем сердце нечто, достойное твоей любви.

– А ты разве не любишь меня? – спросила она. Но мужчина лишь пристально посмотрел на нее и не проронил ни слова. Тогда она закричала:

– Я ненавижу тебя!

И мужчина проговорил в ответ:

– Стало быть, в сердце моем есть и то, что достойно твоей ненависти.

Сновидения

Человеку приснился сон. Пробудившись, он отправился к знакомому прорицателю в надежде, что тот растолкует ему этот сон.

Но прорицатель ответил:

– Приди ко мне с теми снами, какие ты видишь наяву, и я растолкую тебе их смысл. То же, что ты видишь, когда спишь, не имеет ровно никакого касательства ни к моей мудрости, ни к твоему воображению.

Безумец

В саду при доме умалишенных мне случилось встретить одного юношу; восторженное изумление сказывалось в каждой черте его бледного красивого лица.

Я подсел к нему на скамью и спросил: – Почему ты оказался здесь?

Он поднял на меня удивленные глаза и проговорил:

Так и быть, я отвечу тебе, хотя такие вопросы не принято задавать. Дело в том, что отцу моему вздумалось во что бы то ни стало сделать из меня свое подобие; ту же мысль лелеял и мой дядюшка. Мать задалась целью создать из меня точную копию своего знаменитого отца. Сестра же твердила беспрестанно о своем муже-моряке и внушала, что мне во всем следует брать с него пример. А брат мой, так тот носился с мыслью, что я должен уподобиться ему, стать таким же великолепным атлетом.

И учителя мои тоже как сговорились: доктор философии, и учитель музыки, и логик докучали мне не меньше – каждому хотелось, чтобы я непременно стал отражением в зеркале именно его лица.

Потому-то я пришел сюда. Тут, по-моему, куда больше здравомыслия. Во всяком случае, здесь я могу быть самим собой.

Вдруг он резко повернулся ко мне и спросил:

– Скажи, а что тебя привело сюда, может тоже поучения и добрые советы?

– Нет, я просто посетитель, – ответил я. И тогда он проговорил:

– А, так, значит, ты из тех, что живут в сумасшедшем доме по ту сторону стены!

Лягушки

Однажды летним днем лягушка-супруг сказал своей супруге:

– Боюсь, своими ночными песнями мы мешаем людям, что живут в доме на берегу.

– Ну так что из этого, – возразила супруга, – а разве днем они своими разговорами не нарушают наш покой?

– Но ведь, бывает, мы поем всю ночь...

Так ведь и они, случается, без умолку болтают и кричат по целым дням!

– А каков этот лягушка-вол! Он своим истошным ревом просто изводит всю округу!

– Это еще что! – возразила супруга. – Лучше вспомни политика, священника и ученого – они приходят на эти берега и оглашают воздух своими нестройными крикливыми голосами.

И тогда лягушка-супруг сказал:

– Вот что, не станем уподобляться этим людям, поведем себя учтивее! Будем ночью молчать и хранить свои песни в сердце, даже если луна потребует от нас протяжных напевов, а звезды – заливистых трелей. Помолчим покамест ночь-другую, а может быть, и все три.

– Согласна, – отвечала супруга, – решено! Посмотрим, чем обернется для нас твое благородство!

Той ночью лягушки безмолвствовали, они не проронили ни звука и следующей ночью, то же самое повторилось и в третью ночь.

И вот что удивительно: на третий день одна болтливая женщина, что жила в доме у озера, пожаловалась за завтраком своему мужу:

– Последние три ночи я глаз не сомкнула! Раньше я так хорошо засыпала, когда слышала лягушачье кваканье. Но, видно, что-то с ними стряслось. Вот уже третью ночь они не квакают. Я просто с ума схожу от бессонницы!

Лягушка-супруг, услышавши эти слова, повернулся к своей супруге и, подмигнув ей, проговорил:

– А мы чуть с ума не сошли от молчания, ведь правда?

– Еще бы, – отвечала ему супруга, – ох, и тяжело же было молчать всю ночь! Теперь мне ясно, что нам вовсе не надо было воздерживаться от кваканья в угоду тем, кто должен наполнить шумом собственную пустоту.

И в ту ночь луна не напрасно домогалась их протяжного пения, а звезды – их заливистых трелей.

Законы и их установление

В незапамятные времена жил-был царь, и был он мудр. И пожелал он дать законы своим подданным.

Для составления законов он призвал в свое собрание тысячу мудрецов из тысячи разных племен.

И все было так, как он задумал.

Но когда царю принесли тысячу законов, писаных на пергаменте, и тот их прочел, то горько заплакал в душе, ибо дотоле ему не ведомо было, что в его царстве существует тысяча всевозможных преступлений.

Тогда он призвал писца и с улыбкой сам продиктовал законы. И было их числом семь.

Тысяча мудрецов, разгневанные, покинув его, вернулись к своим племенам с теми законами, что они составили. И каждое племя стало следовать законам своего мудреца.

Оттого у них вплоть до наших дней тысяча законов.

Это великая страна, но в ней – тысяча тюрем, и тюрьмы те полны женщин и мужчин, преступивших тысячу законов.

Это и вправду великая страна, но населяют ее потомки тысячи законодателей и только одного мудрого царя.

Философ и сапожник

Как-то раз в лавку сапожника зашел философ, у которого прохудились башмаки.

– Будь добр, почини мне башмаки, – попросил он.

– Я сейчас другому чиню, – отвечал сапожник, – а гам вон еще несколько пар меня дожидаются – надо заплаты поставить, сперва с ними покончу – потом за твои примусь. Ты бы мне их оставил, а сам вот эти надел, денек в них походишь, завтра придешь, твои уж готовы будут.

Философ, вне себя от гнева, вскричал:

– Не в моих это правилах носить чужие башмаки!

– Какой же ты философ, коль не можешь ходить в чужих башмаках? – удивился сапожник. – Тут по соседству еще один сапожник живет, он философов лучше понимает. Ступай к нему, пусть он тебе и чинит.

Строители мостов

В Антиохии, неподалеку от того места, где река Оронт впадает в море, построили мост, чтобы связать обе части города. Сложили его из огромных камней, добытых в горах и свезенных вниз на спинах антиохийских мулов.

Когда мост был готов, на одной из его опор высекли надпись на греческом и арамейском, гласившую: «Сей мост построил царь Антиох Второй»[73].

Люди теперь ходили по добротному мосту, перекинутому через широкую реку Оронт.

Однажды вечером к опоре, где были высечены слова, спустился юноша, о котором говаривали, что он не в себе. Он замазал углем надпись, а поверх вывел: «Камни для этого моста были привезены с гор на мулах. Знай: всякий раз, как ты по нему проходишь, ты едешь верхом на антиохийских мулах, строителях этого моста».

Люди читали написанное юношей – кто с насмешкой, а кто с недоумением.

– Ясно, чьих это рук дело! – раздался вдруг чей-то голос. – Не иначе как наш недоумок написал, больше некому!

А один мул с улыбкой сказал другому:

– Ты не забыл еще, как мы таскали сюда камни? А ведь до сих пор говорили, что мост построил царь Антиох.

Красная земля

– Я пустило корень свой в толщу красной земли, и я принесу тебе в дар свои плоды, – сказало дерево человеку.

– Как мы похожи! – промолвил человек. – Мои корни тоже восходят к глубинам красной земли. Она наделяет тебя силой, дабы ты даровало мне плоды, и она же научает меня принимать их с благодарственными словами.

Полнолуние

Над городом во всем своем великолепии поднялась полная луна, и тут же все собаки принялись на нее лаять.

Лишь одна не стала лаять и строгим голосом проговорила, обращаясь к остальным:

– Не смущайте ночной покой! Все равно от вашего заливистого лая луна не сойдет на землю.

Тогда лай стих и настала мертвая тишина. Но та собака, что завела разговор, не умолкая лаяла остаток ночи, призывая к тишине.

Пророк-пустынник

Жил некогда пустынник, который трижды в месяц отправлялся в большой город и на рыночных площадях проповедовал людям о благе даяния и вспоможения. Говорил он горячо и проникновенно, и слава о нем разнеслась по всей той земле.

Раз вечером пришли к нему в обитель трое людей и, приветствовав его, подступили к нему с такими речами:

– Старче, вот ты проповедуешь о даянии и вспоможении, ищешь научить тех, кто имеет в избытке, поделиться с неимущими; уж, наверно, твоя слава принесла тебе богатство. Дай же нам теперь от твоего достатка, пособи нашей нужде.

– Нет у меня, братья, ни золота, ни серебра, – ответствовал пустынник. – Всего-то и есть что вот эта постель, циновка да кувшин с водой. Берите их, коли пожелаете.

Тогда пришельцы смерили его презрительным взглядом и повернулись, чтобы уйти, а последний на миг задержался у двери и воскликнул:

– Плут! Обманщик! Учишь и проповедуешь о том, что сам свершить не в силах!

Искания

Тысячу лет тому назад на одном из горных склонов Ливана встретились два философа.

– Куда путь держишь? – спросил один. И другой ответил:

– Я ищу источник молодости, который, как мне известно, изливается в отрогах этих гор. В старых ученых книгах, найденных мной, говорится об этом источнике, что тянется к солнцу, точно цветок. А ты, что ищешь ты?

– Я ищу тайну смерти, – промолвил первый. Каждый из них решил, что другому, при всей его большой учености, не дано чего-то понять, и они горячо заспорили, упрекая друг друга в духовной слепоте.

В то самое время как философы оглашали воздух своими криками, мимо проходил путник, человек, слывший в своем селении простаком. Заметив, что двое людей о чем-то жарко спорят, он остановился. А потом, выслушав доводы обоих, приблизился к ним и сказал:

– Друзья мои, сдается мне, на самом-то деле вы принадлежите к одной философской школе и говорите об одном и том же, только разными словами. Один из вас ищет источник молодости, другой – тайну смерти. Но ведь по сути своей они нераздельны и как единое целое пребывают в каждом из вас.

– Протайте, мудрецы! – сказал он им напоследок и с этими словами пустился в путь.

Отойдя от них на несколько шагов, он добродушно рассмеялся.

Какой-то миг оба философа в молчании глядели друг на друга, а потом и они рассмеялись.

– Ну что ж, – сказал один из них, – пойдем искать вместе!

Тень

В один погожий июньский день трава сказала ильмовой тени:

– Что ты все раскачиваешься, снуешь взад-вперед, покоя от тебя нет!

– Это не я, вовсе даже не я, – залепетала тень. – Погляди-ка на небо. Это дерево раскачивается на ветру между солнцем и землей, то на восток качнется, то на запад.

Трава подняла глаза к небу. И тут она впервые углядела дерево. И промолвила про себя: «Подумать только, так, значит, есть трава куда выше меня».

И с этим трава умолкла.

Река

В долине Кадиша[74], по которой катит свои воды могучая река, встретились и разговорились два малых ручья.

– Какой дорогой ты шел, мой друг, – спросил один, – и труден ли был твой путь?

– Много пришлось мне претерпеть в пути, – отвечал второй. – Мельничное колесо сломалось, умер хлебопашец, который всегда отводил воды из моего русла, чтобы напоить поля. Я с трудом пролагал себе дорогу сквозь ил и тину, скопившиеся благодаря тем, кто только и знал, что сиднем сидеть и нежить свою праздность на солнце. А каков был твой путь, мой собрат?

– Совсем иной, – сказал в ответ первый. – Я бежал по холмам среди благоуханных цветов и стыдливых ив; мужчины и женщины черпали мою воду серебряными чашами, а малые дети резвились в воде у моих берегов; и где бы я ни проходил, всюду слышался смех и радостные песни. Как жаль, что тебе в пути не так посчастливилось!

В это время река возвысила голос и позвала их: – Идите же сюда, идите! Мы поспешим к морю. Идите ко мне, идите! Не нужно больше слов. Теперь мы будем вместе. Мы поспешим к морю. Идите же, идите! Со мною вы забудете свои странствия, и печальные, и радостные. Идите же, идите ко мне! Все наши дороги забудутся, едва мы достигнем сердца нашей матери – моря!

Два охотника

Майским днем Радость и Печаль встретились у озера. Приветствовав друг друга, они присели возле озерной глади и повели беседу.

Радость говорила о земной красоте, о вседневном чуде жизни в лесу и среди гор и о песнях, что слышны на утренней заре и вечерней порою.

Потом заговорила Печаль и согласилась со всем, что сказала Радость, ибо ей была ведома волшебная сила каждого часа и наполняющая его красота. И Печаль была красноречива, когда говорила о Мае в полях и среди гор.

Долго беседовали между собой Радость и Печаль, и во всем, о чем бы у них ни заходила речь, они были согласны.

В то время по другой стороне озера шли два охотника. Один из них, взглянув на противоположный берег, спросил:

– Кто эти две женщины, вон там?

– Две, говоришь? – удивился второй. – Я вижу только одну!

– Но ведь их там две! – настаивал первый.

– А я, сколько ни смотрю, только одну вижу, и отражение в воде тоже одно.

– Да нет же, говорю я тебе – их там две, – не унимался первый охотник, – и в недвижной воде тоже видны два отражения.

– Только одно вижу.

– Но я так ясно вижу два отражения, – твердил свое первый.

И по сей день один охотник говорит, что у другого двоится в глазах, а тот уверяет: «Мой друг малость подслеповат».

Другой странник

Когда-то давным-давно я повстречал еще одного человека, скитавшегося по белу свету с дорожным посохом в руках. Он тоже имел в себе толику безумия, и в разговоре со мною он так сказал: – Часто мне, страннику, мнится, что я брожу по земле среди карликов. Поскольку моя голова на семьдесят локтей выше от земли, чем их головы, то и мысли у меня рождаются куда более возвышенные и свободные.

Но в действительности я брожу не среди людей, а над ними, и единственное, что они видят – это следы моих ног на их распаханных полях.

Часто я слышал, как они заводили разговор о моих следах и обсуждали их форму и величину. Иные из них говорили: «Это следы мамонта, который ступал по земле в неведомые времена!»

«Нет, – возражали другие, – это впадины от огненных камней, что упали с дальних звезд!»

Но ты, мой друг, доподлинно знаешь, что это следы странника – и только.