Щука

18

В девять пополудни, как выразился бы Кенни, на небе не было ни звёзд, ни луны. Тусклый жёлтый свет со стороны беконной фабрики ничего толком не освещал, зато благодаря ему ещё темнее — как пятна пота на чёрной футболке — смотрелись окружавшие пруд деревья и кусты.

У меня с собой был задний фонарь от моего велосипеда. От переднего фонаря толку было бы больше, но его давным-давно спёрли. Всё, на что падал дохлый красный луч заднего фонаря, превращалось в сцену из фильма ужасов, но без него бы я в жизни не нашёл спрятанный поддон.

Вытащив поддон из кустов, я принялся за работу. Днём мне в голову пришла блестящая мысль, что улучшить плавучесть плота можно с помощью пластиковых молочных бутылок. Я их набрал целый мешок в мусорном контейнере позади детской площадки. Большинство бутылок были смяты, и надувать их, чтобы вернуть первоначальную форму, я не собирался. Но немятых и с крышкой попалось мне вполне достаточно.

Штук десять таких бутылок я умудрился запихнуть между верхними и нижними досками и кое-как их там закрепить. В мои планы не входило сплавляться по бурным горным рекам — плот был нужен мне для того, чтобы проплыть каких-нибудь двадцать метров до того места, где, по моим расчётам, болтался под водой мертвец.

Я знал, что в любом случае промокну, и поэтому на этот раз не стал мудрить, а просто вошёл в воду и потянул за собой плот, освещая себе путь велосипедным фонарём.

Идея с бутылками вроде бы сработала — теперь плот возвышался над водой заметно сильнее.

Я поставил на него ногу. Он сильно накренился. Я ухватил красный фонарь зубами и, придерживая плот обеими руками, попытался на него запрыгнуть. Под моей тяжестью он резко накренился, и я плюхнулся задницей в холодную воду. Отплёвываясь, я вскочил на ноги и увидел, что бутылки повыскакивали из поддона и, похожие на уток-мутантов, расплылись по пруду.

Весь день я проходил, будто закутанный в толстое одеяло пустоты. А теперь от ярости, безнадёги и отчаяния невнятно завопил — вопить внятно мне мешал фонарь, который я всё ещё держал во рту, и обеими руками с размаху вдарил по чёртову плоту, как бьют по столу младенцы, когда им не нравится то, чем их пытаются накормить.

Я стоял и тупо смотрел на отплывший на несколько метров плот, когда позади меня раздался голос:

— Это всё ерунда. Тебе нужен батут.

Я оглянулся. На берегу стоял Кенни. В руках он держал надувной матрас. При виде его меня разом оставили все дурные мысли и чувства. Теперь я думал только о том, что вот есть мы с братом, и нам с ним надо сделать одну вещь.

— Но он же дырявый, — сказал я. — Воздух из него сразу выйдет.

— Я его починил, — заявил Кенни и начал надувать матрас.

— Но как?

Кенни, занятый делом, ничего мне не ответил. А я так и стоял в воде и чувствовал себя при этом довольно глупо.

Когда Кенни закончил, матрас был тугим, как барабан.

— Набор для заклейки шин, — деловито сказал он. — Велосипедный. Я мял батут, пока не нашёл, откуда выходит воздух. Тогда я намазал это место специальным клеем, а потом наложил заплатку и подождал. И теперь, видишь, он целый…

Матрас действительно был целым.

Я поймал плот и подтащил его к берегу.

— Надо выпустить из матраса воздух, — сказал я, — и засунуть его между досками.

Так мы и сделали: в спущенном виде заправили его в промежуток между двумя слоями досок, и Кенни снова его надул.

Когда я снова спустил плот на воду, он поплыл, гордо возвышаясь над водной гладью.

— Вот это настоящий корабль, — сказал Кенни. — Настоящий батутный корабль.

— Да, Кенни, ты здорово придумал с матрасом. А сейчас подержи фонарик, пока я сплаваю за сокровищем.