ФОРМУЛА БЛАГОПОЛУЧНОЙ СЕМЬИ

Кровное содружество

В старых деревенских и городских домах на стенах нередко висели фотографии всех членов семьи, и близких родственников, и дальних. Но в центре этого «иконостаса» на видном месте увеличенные портреты глав семейства: отца-матери, мужа и жены, чаще всего в самом начале их совместного пути. И, как правило, у невест или уже молодых жен выражение лица бывало растерянно-грустное, а у мужей уверенно-самодовольное.

Нынче развешивать по стенам портреты не принято. Да и вешать их негде, поскольку самих стен нет, есть «стенки», занимающие почти все жизненное пространство, на котором некогда писалась история семьи. Но не перевелись еще альбомы. И в них вы непременно найдете снимки торжественного момента, когда невеста в белой фате ставит подпись в книге жизни, а жених, натурально весь в черном, настороженно наблюдает этот ответственный момент. И выражение лиц у них совсем иное, чем у их недавних предков: скорей встретишь настороженность у жениха и твердую, победную решимость у невесты.

Все меняется на наших глазах. Отношения людей, хоть и считаются более устойчивыми, чем бытовые вещи, не могут сохраниться в неприкосновенности в век всевозможных и всеобщих перемен. О том, как меняется облик нашего дома, как меняются в нем лица мужа и жены, родителей разного возраста и детей разного роста, говорится в этой книге. Но это не собрание фотографий. Это попытка нарисовать обобщенный социально-психологический портрет современной семьи и основных ее членов.

Готовясь к работе, перебирала свой архив и наткнулась на публикации двадцатипятилетней давности. Что за шутки? Передовица в газете называлась «Молодая семья», проблемная статья «Поговорим о женской гордости», очерк «Мать»… Неужто четверть века я, словно увязший в глубокой колее грузовик, буксую на месте? Жизнь движется, все вокруг изменилось до неузнаваемости, а моя «муза» словно и не замечает этих перемен. Когда же перечитала написанное, убедилась: по совести, по главным позициям — все как прежде. Но ни одного материала использовать в сегодняшних публикациях невозможно. Характер мышления, угол зрения, масштаб, горизонт обзора, что ли, стали иными, выше. И у автора и у читателей.

Ну а тогда, в начале самостоятельного жизненного и профессионального пути, что могла сказать молодая журналистка своему читателю-сверстнику? Чем могла поделиться? Небольшим собственным опытом, живописными зарисовками чужой наблюденной судьбы, сопоставленной с хрестоматийными литературными примерами, да еще и по-школярски воспринятыми. И конечно же, все это было сдобрено безоглядной уверенностью: стоит человеку узнать, как надо действовать, чтобы ему хорошо и счастливо жилось, и тут же он примется перестраивать свою жизнь по лучшим образцам. Наивность юности…

К современному читателю с одной убежденностью в справедливости того, что говоришь, уже не выйдешь. Скепсис — неизменный спутник просвещения — требует веских доказательств, научной основательности, свидетельства авторитетов. Однако при великом множестве публикаций строгой, стройной теории семьи пока еще не создано. Ни о чем мы окончательно не договорились, не условились. Что хорошо и правильно для всех и во всех случаях — этого, наверное, нынче не скажет никто. Мудрецы прошлого и специалисты настоящего попеременно то поют семье гимны, то проклинают как рассадник всех человеческих пороков.

Как вести себя мужу и жене, кому кого беречь, кому быть главой семьи? И т. д. и т. п. Несть числа вопросам, которыми теперь задаются люди, словно только нынче Адам и Ева, надкусив запретное яблочко, открыли глаза, обнаружили некоторую несхожесть друг с другом и пытаются определить, кто есть кто, а главное, зачем? Сомнению и критике подвергается все: юридические нормы семейных отношений, экономические устои дома, нравственные принципы, доставшиеся нам в наследство от предков, педагогические рекомендации. Даже самые интимные отношения публично обсуждаются на страницах печати, в различных клубах и лекториях.

Конечно, отнюдь не зудом ниспровергательства привычных взглядов и не любопытством к щекотливым вопросам, долгое время бывшим под запретом, объясняется стремление наших современников заново осмыслить человеческое бытие. Нет. Не в этом причина. А в небывалых условиях, в которые мы все поставлены научно-техническим прогрессом и его воздействием на все стороны нашей жизни. Это время проводит фронтальную проверку многих ценностей, в том числе испытывает на прочность древнейший институт человеческого общежития — семью.

Впрочем, казалось бы, что дадут общие умозаключения частным гражданам, когда известно, что «каждая семья несчастлива по-своему», по всем памятному изречению Льва Толстого? К примеру, что даст анализ бракоразводной статистики тем, кто переживает очень личное крушение надежд на счастье? И что извлекут из рассуждений об основах супружеского благополучия те, кому уже удалось одолеть опасные рифы и водовороты на пути к семейному счастью? Те же юные искатели семейных радостей, что еще только вступили в пору «жениховства», как правило, если и слушают мудрые советы, не слышат, если и видят перед собой добрые примеры, не вникают в истоки и причины чужого благополучия. Они часто слепы и глухи для здравого смысла, как тетерева на току, слышат только гул собственной крови, чувствуют и воспринимают лишь флюиды, исходящие от избранного «предмета» страсти нежной.

И при всем этом, видимо, ко всем нам шло понимание: очень частные наши отношения при внешней несхожести имеют какие-то общие основания, изучив которые, можно управлять семейным кораблем более грамотно, разумно. Не зря мудрейшие люди всех времен и народов искали для людей «эликсир счастья», изобретали рецепты благоденствия, изучали тонкости душевных движений, которые проявляются в незамысловатых и простых занятиях, называемых коротким и непоэтичным словом «быт». Автор этих страниц тоже когда-то сделала для себя это удивительное открытие: существует целый пласт человеческой культуры, науки и искусства, посвященный семейной проблематике. Потому еще отдано столько сил и времени семейной теме автором, что это была попытка соединить теорию и практику, нечто вроде эксперимента на самой себе. Состояние, естественно, менялось, как и менялись предметы изучения. Иные из них менялись местами: второстепенные становились главными, а «факультативы» — профилирующими.

У кого что болит, тот о том и говорит. Неужели так сильно болело? Со стороны все благополучно. Как говорится, дай бог каждому. А внутренне… чувствовала: может быть, должно быть лучше, выше, разумней, без стольких потерь и утрат в поисках человечности и справедливости, доброты в отношениях с самыми близкими.

Публикации в разных изданиях вызывали, как правило, почту. Чужая боль не позволяла отойти от избранной темы даже тогда, когда у самой многое четко определилось, вошло в спокойное русло. Так появилась эта книга, вобравшая основные семейные проблемы, поставленные перед всеми нами небывалыми изменениями в нашем быту и сознании. В ней не только собственные наблюдения, но и сведения, суждения, почерпнутые из работ философов, социологов, психологов, педагогов и больше всего писателей, тех, кто из века в век создавал «энциклопедию жизни». В этой книге споры и согласие с коллегами, занимающимися этой тематикой. И конечно же, споры с самой собой вчерашней.

ЧТО ТАКОЕ СЕМЬЯ? Наивный вопрос, не правда ли? Всем и без разъяснений ясно. Как слова «хлеб», «вода» не требуют расшифровки, так и это понятие впитывается нами с первых сознательных мгновений жизни. Вот она, рядом с каждым из нас, в каждом из нас, со своим неистребимым, неповторимым духом, видом, стилем. Семья — это муж и жена, это дом, это родители и дети, бабушки и дедушки. Это любовь и забота, труды и радости, несчастья и печали, это привычки и традиции.

Долгое время я была убеждена, что иного суждения и быть не может. Однако для науки наши житейские представления бывают недостаточны и малопригодны. Ученые ищут более емкую и свободную от личной предвзятости трактовку. Ищут давно, но и по сей день всеми признанной формулы не обрели. Даже в законодательстве о браке и семье СССР нет определения семьи. На одном семинаре, состоявшемся в Доме ученых, видный наш демограф дал ей такое толкование: «Это малая социальная группа, объединенная жильем, общим бюджетом и родственными связями». Такая же формулировка принята и многими западными демографами. Венгры за основу принимают «наличие семейного ядра», то есть берут только родственные связи, отбрасывая территориально-имущественную общность.

Несогласие с первой формулой высказал на семинаре другой авторитет, который счел, что приведенных трех показателей недостаточно для того, чтобы признать определение полным. Потому что при наличии всех трех «составляющих» настоящей семьи может не быть вовсе, если между ее членами нет взаимопомощи, что и необходимо ввести в научное определение. Демограф возражал оппоненту весьма решительно. И демографа можно понять: если ввести в понятие семьи нравственно-психологический элемент, оно обретет ту многозначность, которой и отличаются нравственно-психологические категории. Кто и как понимает взаимопомощь, с каких позиций ее оценивает, какими мерами меряет? Одним ведь и полного самопожертвования со стороны «половины» бывает мало, а другие довольствуются крохами участия и внимания… И все-таки, на мой взгляд, очень своевременно прозвучали слова в споре: трехзвенная формула есть не что иное, как формула СТАРОЙ семьи, что являла собой прежде всего хозяйственную единицу. Отсюда и главные признаки семьи были внешние и вещные: общее жилье, общий бюджет, а отношениям между членами этой «хозединицы» отводилось второстепенное место.

Если и теперь принять классическое определение, то вполне может сложиться убеждение: нынешняя семья теряет свою основу, свой фундамент. Ни бюджет, ни жилье всерьез не являются главными связующими звеньями в отношениях большинства современных супругов, не играют решающей роли в прочности, надежности их союза, в отношениях с повзрослевшими детьми. Родственные же узы нередко заменяются и компенсируются широкими дружескими, профессиональными соединениями «по интересам», как мы говорим. Оттого ныне многие объединяются не по «кровноплеменному» признаку, а по духовной общности.

А коли так, скажет читатель, то, видимо, можно признать вслед за теми, кто настроен пессимистически: в недалеком будущем исчезнет семья, как некогда исчез ее укрупненный вариант — родовая община. И тут, как говорится, нечем было бы крыть и надо было бы прекращать все дебаты о сущности семьи, если бы, если бы… мы точно не знали, что никогда — ни прежде, ни тем более теперь — приведенные здесь основания не составляли для любящих людей представлений о семейном благополучии и счастье. Что всегда были две формулы семьи: де-юре и де-факто. Если первая точно выражалась в трехзвенной формуле, то вторая никогда ею не ограничивалась. И мечтой, идеалом была семья, покоящаяся на сердечной привязанности, на душевной близости, а не на счетах-расчетах, хозяйстве и вещах. Кроме, конечно, откровенно мещанского идеала, для которого как раз хозяйство (хорошее, крепкое), жилье (добротное, просторное) и «родственные связи», то есть готовность перегрызть «чужаку» горло за «своего», пусть и ненавистного, почиталось признаками хорошей семьи и прочного дома. При этом мещанские установки могли исповедоваться представителями самых разных слоев населения: от крестьян до царской фамилии (недаром многие исследователи-историки называли последнего русского царя Николая II махровым мещанином). Однако и в домах-крепостях сплошь и рядом происходили бунты и взрывы и именно против основных «семейных устоев»: против заботы об укреплении «хозяйственной единицы» ценой страданий, ценой подчинения вещным интересам желаний и стремлений всех членов ячейки. В таких случаях стражи крепостей мрачно предрекали конец света и прежде всего семьи.

Хочу напомнить читателю страшную и трагическую фигуру из романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». Глава семейства, Арина Петровна, под конец жизни пришла к печальному сознанию:

«Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то убивалась, а оказывается, что убивалась над призраком. Всю жизнь слово «семья» не сходило у нее с языка; во имя семьи она одних казнила, других награждала; во имя семьи она подвергала себя лишениям, истязала себя, изуродовала всю свою жизнь — и вдруг выходит, что семьи-то именно у нее и нет!

— Господи! Да неужто ж у всех так! — вертелось у нее в голове».

Конечно, и тогда так было не у всех.

В том же далеком и недавнем прошлом мы найдем немало примеров тому, как складывались и жили семьи, что являли миру высшие образцы человеческого соединения. Вспомните, какой щемящий душу свет и благоговейное удивление вызвали и вызывают семьи декабристов. Мужья в каторжных норах, жены сами по себе неподалеку или же за тысячи верст. Они соединены были сердцами, не хозяйством и бюджетом, даже крыши общей долгое время не было, лишь редкие свидания под недреманным оком надзирателей. А разве прерывалось от вынужденной разлуки их семейное состояние? Конечно, нет. Да что в прошлое за примерами ходить! В наши дни, когда в новых местах поднимаются города и села, заселяемые молодыми людьми, покинувшими отчий дом, значит ли это, что позади остаются бездетные старики, а здесь закрепляются на новых местах Иваны, не помнящие родства, сироты перекатные? Да, новоселы имеют отдельное хозяйство и собственное жилье, но от этого они не перестают испытывать привязанность к родительскому крову, и старшее поколение не считает себя вовсе освобожденным от забот и тревог за уже оперившихся и вылетевших из гнезда птенцов.

Так какой же видится формула семьи автору после знакомства с высказываниями специалистов? Мне, например, ближе формула, вытекающая из определения, данного в нашей «Философской энциклопедии». Семья — это социальная группа, состоящая из мужа и жены, родителей и детей, двух или нескольких поколений, связанная специфическими эмоциональными, материальными и нравственными отношениями. Прежде всего самоотверженной взаимопомощью.

Как видите, новую семью от старой отличает в этом случае то, что хозяйство и личные отношения решительно меняются местами. Если прежде показателем благополучия было обладание имуществом, материальное и служебное преуспевание, а самой большой бедой — разорение, то в новом варианте семьи благополучие определяется духовным и сердечным богатством ее членов, отданным на общую пользу. А хозяйство из цели всех физических и душевных усилий семьи превращается в средство воспроизводства физических и душевных сил, направляемых на укрепление и совершенствование сердечных связей.

Все новое, как известно, зреет, рождается в недрах старого и несет на себе черты своего «родителя». Наша современная семья чаще всего носит признаки и старой и новой формаций. Как встречаются и «чистые» экземпляры: чисто старые и чисто новые. У большинства же два начала ведут неустанную борьбу с переменным успехом. Когда материальные интересы начинают заслонять, подавлять в нас добрые чувства, диктовать, кому и как себя вести, значит, в нас заговорила генетическая память, вобравшая долгий опыт предшественников. Когда мы ставим «в угол» разбушевавшиеся вещные страсти и призываем разум, совесть, справедливость и любовь направить нас на путь истинный в отношениях друг с другом, мы тем самым помогаем новому одержать еще одну победу, утвердиться в нашем быту. Хотя, повторяю, примеры, хранящиеся в семейных преданиях у многих из нас, и исторические и литературные свидетельства убеждают: новыми такие отношения можно назвать с оговоркой. Новизна их заключается лишь в том, что из счастливой и редкой участи избранников судьбы они могут и должны стать образцом жизни большинства, потому что именно так строить семейные отношения предписывает нам общественная мораль.

Но вернемся к хозяйственным вопросам. Читатель, наверное, спросит: каковы же материальные связи между членами новой семьи в той ситуации, когда бюджет у них разрозненный? Многие молодые семьи горожан складываются из вчерашних деревенских жителей, у которых родители остались в родных пенатах. Если молодожены еще не очень крепко стоят на ногах, а старшее поколение в силе и благополучии, то поток помощи идет из деревни в город: и деньгами и продуктами. Нынешние колхозники иной раз детям машины, кооперативы покупают, хотя сами и сохраняют автономию своих бюджетов. Помощь идет на добровольных началах.

Бывает, что поток благодеяний движется в обратном направлении: преуспевающие горожане-дети берут деревенских родичей на свое снабжение необходимыми промтоварами, а в последнее время нередко и продуктами питания городского изготовления. Такая же ситуация в семьях потомственных горожан, проживающих отдельно от родителей: кто чем богат, тот тем и делится с родней.

Материальная помощь может вообще не иметь вещественного воплощения: уход за ребенком, за больным членом семьи — одна из дорогостоящих по нынешним нормам услуг. И вообще помощь собственным трудом приобретает все большую ценность, хотя и не в деньгах выражается. «Приходящие» свекрови и тещи, бабушки и дедушки, навещающие их взрослые дети и внуки оказывают друг другу неоценимую поддержку, вполне материальную, при очевидном раздельном, независимом хозяйстве. Если же ни у кого из родственников особой нужды в помощи сегодня нет, то очень важна уверенность: в трудную минуту есть к кому обратиться с просьбой выручить, и семейные закрома всегда откроются для нуждающегося.

А вот эта уверенность уже из сферы духовных связей, хотя может иметь вполне вещественное подтверждение. Духовная общность тоже может выражаться отнюдь не в ежедневных контактах, расспросах-отчетах, порой докучливых и никчемных. Может она быть предельно выражена и в коротком письме, в недолгом телефонном разговоре. Главное и здесь внутреннее чувство: есть родные, готовые тебя понять, посочувствовать, разделить с тобой радость и горе. Если же среди родственников не найдется охотников делить с тобой даже успех, не говоря уж о беде, то, как бы тесно и зависимо ни жили между собой эти люди, как бы они себя при этом ни именовали: мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сестрами, это звук один, чужие титулы и звания.

Духовная связь проявляется в естественной, а не принужденной (ритуальной) потребности время от времени видеться друг с другом, общаться, интересоваться всем, что происходит в жизни каждого члена сообщества. Мне возразят, что подобные связи и отношения более присущи человеческой дружбе. Это она не требует ежедневного общения, материальной зависимости, это она призвана кидаться по первому зову и быть незаметной и ненавязчивой в обычные будни. Что ж, верно. Мне думается, что настоящую человеческую семью и можно назвать кратко: кровное содружество.

Теперь мы вторглись в сферу чувств, особых эмоциональных отношений между членами семьи. Что же это за эмоции?

Мы задавались целью разрушить мир чистогана, насилья, эксплуатации человека человеком, расчетливых отношений между любящими людьми. В основном эта задача осуществлена в результате огромных социальных перемен, происшедших в жизни всего общества и каждого человека. Теперь лишь считанные единицы женихов и невест отдают руку, не отдавая сердца, тая, как камень за пазухой, голый расчет. Подавляющее большинство пар идут «к венцу», как говорили в старину, по искренней симпатии, по обоюдной любви. А какие еще эмоции нужны и важны для создания семьи, для ее благополучного существования? Для любви соединяются, любовью крепятся, цветут и плодоносят люди.

Но некоторые социологи неожиданным образом делают заключение, что любовь — ненадежная основа для долгого и счастливого супружества. И в доказательство приводят грустную статистику разводов. Действительно. По стране около трети супружеских пар расторгают семейные обязательства, в некоторых городах эта цифра поднимается до пятидесяти процентов. При этом большинство разводящихся ответили социологам, что женились по любви. Но, во-первых, само слово любовь, как и семья, тоже не имеет общего для всех содержания. Одни этим словом именуют увлечение, поверхностное, мимолетное. Другие принимают за зов любви буйный голос крови, желания, часто даже не имеющего точного адреса. Помните, как это было с Татьяной Лариной: «Она ждала кого-нибудь». Иные так и принимают «кого-нибудь» за настоящего суженого. Так что уже по причине разночтения слова итоги исследований можно поставить под сомнение. Но есть и вторая причина, которая заставляет усомниться в утверждении, будто любовь — слабая опора семьи и брака. Дело в том, что супружеская любовь и любовь добрачная, внебрачная — это два совсем разных чувства. Они несхожи, как непохож крепкий колос на зерно, из которого он вырос. Но об отличительных свойствах этого чувства мы поговорим более подробно несколько позднее, а теперь вернемся к бракоразводной статистике и к ее урокам.

Цифры — штука хитрая. С какой стороны взглянуть на них, то и получится: для одного зал с рядами свободных кресел окажется полупустым, а для другого — полуполным. Разной будет и реакция. Например, минские исследователи говорят о том, что всего лишь у половины супругов и через несколько лет сохраняются любовные чувства друг к другу. И видят в этом знак поражения любви перед лицом семейного быта. У меня же эти данные вызвали прямо противоположное впечатление. Честно признаться, я никак не ожидала, что так много супружеских пар проносят сердечное тепло через все сложности и перипетии нынешнего семейного общежития. Ведь за спиной у большинства из них нет крепкой опоры в опыте и традициях предков, потому что создавались их семьи в нарушение всех «классических» условий и принципов.

Смотрите, что говорят социологи: большинство браков заключается без серьезного и тщательного предварительного отбора. То есть многие семьи являют собой случайное соединение людей, друг для друга являющихся таинственными незнакомцами.

И после «опознания», после долгого и пристального изучения почти половина супругов сохраняет любовное влечение. Нам бы вглядеться, вдуматься в причины успеха. Но мы все редко над этим ломаем голову, ученые тоже, как видим, «уткнулись» во вторую половину, точнее, одну треть, в разводящихся, ими прежде всего и заняты. Может, и тут повинна уверенность в сходстве счастливых семей между собой: достаточно, мол, изучить одну, все остальные ее повторят. На мой взгляд, счастливые тоже очень непохожи и представляют немалую загадку.

Ну скажите, что общего, к примеру, между жизнью героев Чернышевского, четой Кирсановых, и жизнью гоголевских персонажей, «старосветских помещиков»? Ничего. Хотя изображены именно счастливые пары. У первых освещенное глубоким знанием, высокой культурой чувств осмысленное строительство необычных отношений, где каждый день, каждый шаг — эксперимент на себе. У других сладкая дремота, почти летаргическое состояние, у коего самое главное достоинство — неизменность, постоянство чувств и привычек. Так, наверное, любят лебеди. Есть и такой пример благополучного брака: Константин Левин и Кити, герои Льва Толстого. Настолько сложные, противоречивые и даже мучительные переживания испытывал счастливый Левин, что они его едва не довели до самоубийства. Подобных примеров-противопоставлений можно найти сколько угодно.

Нет, счастливые семьи пока еще белое пятно в древней науке человековедения. И знаете, почему? Мне кажется, потому, что несчастье громогласно, нетерпеливо. Оно требует участия и помощи. И, наконец, оно очевидно, эффектно и аффектно, нередко кончается катастрофами, у него, можно сказать, «детективная» притягательность, остросюжетность. Поэтому-то мы и интересуемся им, вникаем в частности. Разнообразие же заключается именно в них, в подробностях, а отнюдь не в главных положениях, которые как раз на удивление однообразны. «Не сошлись характерами», — словно под копирку пишут заявления разводящиеся. Но их выспрашивают, выслушивают долго и терпеливо. Кто да что сказал, как посмотрел. Но если каждому из нас вспомнить, был ли хоть раз такой случай, чтобы мы попросили рассказать подробнее своего собеседника, что и как у него удачно получается и отчего? «Ах, живешь хорошо? Ну что ж, дай бог и дальше так», — весь и разговор, и интерес к чужому благополучию иссякает моментально. Так мы нередко сами перекрываем источник самого необходимого знания — знания об успехе, его алгоритме, выражаясь по-научному. И тем самым плодим неудачи.

Какой же это алгоритм, существует ли он вообще, единый для всех нас, таких разных, непохожих ни в чем? Оказывается, существует. Семейная жизнь — это работа ума и сердца, рук и нервов. А еще Аристотель учил, что для достижения успеха в любом деле нужно четко определить цель и подобрать соответствующие средства. Вот этого самого нам как раз и не хватает очень часто. Зачем ты женишься? Зачем выходишь замуж? Спросите у молодых перед тем, как они ставят свои подписи в книге записей. Большинство, наверное, ответят: мы любим друг друга и хотим быть вместе. Действительно, тогда самим актом регистрации и поселением под одной крышей цель достигнута. А дальше… Дальше остается лишь пожинать сладкие плоды. Но ведь любить и даже быть вместе время от времени могут люди, которые совсем не хотят и не могут составить семью. Не будем ханжами. Есть, и немало, мужчин и женщин, что вполне исчерпывают любовное влечение регулярными свиданиями, а от совместной жизни открещиваются как черт от ладана.

Если бы молодые люди могли знать-понимать высшее призвание семейного человека, вполне возможно, что меньше было бы скоропалительных и легкомысленных браков, но уж, конечно, гораздо меньше разводов из-за недосоленного супа или неисполненного поручения. Назначение семьи, как его определил Ф. Энгельс в своем классическом труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства», состоит в воспроизводстве жизни во всех ее проявлениях. Воспроизводство через потомство. Значит, основная цель женитьбы и должна была бы расцениваться не столько как удовлетворение чувственных желаний двоих, но как чудо превращения, когда из эгоизма двоих произрастает самоотверженность, направленная на третьего, на общего ребенка. По сути, семья только и начинается с ребенка. Поэтому, на мой взгляд, расторгнутые бездетные браки вообще нельзя относить в графу распавшихся семей. Юридические нормы не случайно у нас объединены в Кодекс законов о браке и семье. Как видим, брак и семья — это не одно и то же, иначе не потребовалось бы одно понятие выражать в законе двумя словами. И молодые люди, отправляющиеся в загс с решением связать свою жизнь, по сути, вступают в супружество, но еще не создают семью.

Но почему именно дети должны стать главной целью юных молодоженов, когда они и думать о них пока не желают? Наконец, существуют ведь внебрачные дети. Выходит, дети тоже не непременный атрибут только семейного образа жизни. Что спорить, человек может воспроизвести самого себя физически, генетически в детях, повторяя в них свои и своих сородичей телесные особенности: цвет глаз, волос, длину рук и ног и т. п. Но это будет простое, природное, на уровне растений и животных размножение, в процессе которого не будет воспроизведено духовное начало индивида. А оно-то и является истинно человеческой сущностью. Простое размножение не нуждается в прочных семейных узах, оно довольствуется мимолетной встречей, минутной близостью двух особей разного пола. Но только в процессе долгой совместной жизни, труда, забот мужчина и женщина могут рассчитывать на полное и всестороннее воспроизводство себя. Могут передать выработанные ими самими и усвоенные от предков идейные и нравственные установки, принципы, передать по цепочке профессиональные знания и умения, бытовые вкусы и привычки. Только в семейном доме можно создать и воспроизвести определенную культуру интимно-родственных отношений.

Семья дает изначальный опыт самоуправления, опыт общественных трудов, распределения обязанностей и «социальных ролей». И чем сложней становится человеческое бытие, тем прочней и дольше должен быть союз тех, кто хочет воспроизвести себя в потомстве, обессмертить в детях не только свое тело, но и свою душу, свои идеалы.

А что может быть важней и желанней, чем бессмертие свое и любимого человека? Вот почему для семьи дети — главная ценность. В пору, когда семейное благополучие имело вещественное выражение, дети ценились как будущие работники, добытчики, наследники и продолжатели родительского дела. Поскольку экономическая значимость детей для родителей в современных условиях менее очевидна, то возникло у некоторых супругов представление, что ребятишки — это лишь труды и тяготы, чуть ли не обуза в молодости и захребетные иждивенцы для стариков.

И эту проблему мы обсудим дальше в главе, посвященной родителям и детям.

Новые «мезальянсы»

Какие же сложности встают на пути неопытных влюбленных, принимающих на себя нелегкую ношу семейных обязанностей, и что помогает им преодолевать пороги, перевалы на пути к благоденствию? Да самые неожиданные сложности: социальные, экономические, нравственные, психологические. Вместо старых, которые сокрушали и испытывали на прочность любовь и характеры наших дедов, пришли новые проблемы. Прежде тяжким испытанием были неволя, кастовые, имущественные, религиозные различия между женихом и невестой. Оттого предки и придерживались обычая отдавать родное дитя «хоть за курицу, да на соседнюю улицу». Была в этом правиле и определенная житейская мудрость: однородность среды, в которой росли и воспитывались жених и невеста, обеспечивали в некоторой степени и единообразие интересов, стремлений, всего, что мы теперь именуем «социальной установкой». Тем, кто рос «на соседней улице», легче найти общий язык, взаимопонимание, а значит, прочней будет союз.

Нынешние же браки сплошь самовольные и, по старым понятиям, чаще всего «мезальянсы», то есть браки неравные, немыслимые, взрывоопасные. «Увезу тебя я в тундру!» — лихо распевают молодые голоса. И действительно увозят, ни на минуту не сомневаясь, что дальше все образуется лучшим образом. Северянки соединяются с жителями знойного юга. Интеллигенты женятся на «простых крестьянках», выходцы из глубинки берут себе в жены изнеженных столичных дев. По данным, приведенным демографом В. Переведенцевым, в Казахстане за десять лет, с 1959 по 1969 годы, количество межнациональных браков возросло вдвое: с 15 до 30 процентов всех брачующихся. А в Таджикистане и того больше: 40 процентов пар «разноплеменные».

«Мезальянсы» эти, естественное и прогрессивное для нашего общества явление, для каждой семьи в отдельности оборачиваются новыми осложнениями, в преодолении которых, как мы уже говорили, молодым людям не у кого перенять опыт.

К примеру, муж вырос в таджикской семье с ярко выраженными национальными привычками, да еще и сохраняющей уверенность, что место жены за спиной у мужа. В жены он взял приезжую русскую девушку, выросшую совсем в иных традициях. Даже представления о том, как разговаривать друг с другом, что есть, как одеваться, где трудиться и как развлекаться, у них могут во многом не совпадать.

Исследователи же и здесь редко изучают условия, позволяющие преодолеть столь существенные барьеры. Если же вникнуть, то может обнаружиться, что не всегда старые установки — помеха в семейных делах. Ведь в наших азиатских республиках еще живы и действуют традиции, которые осуждают мужчин, оставляющих семью, детей. Мужчина — ответчик за благополучие дома, а значит, бегство его, даже от недоброй жены, — признак слабости, трусости. Женщины тем более придерживаются правила: создала семью, не гляди по сторонам, где кто лучше твоего мужа объявился. Мнение же старших людей, их система взаимоотношений оказывают решительное влияние и на молодоженов, даже если они живут самостоятельно.

Есть и еще более глубокие причины социального порядка, которые помогают молодым людям достичь взаимопонимания при разности семейного воспитания.

В нашей стране действует единая образовательная и воспитательная система, миновать которую нынче не может ни один юный гражданин, где бы он ни родился и вырос. Выходцы из южных республик и с Крайнего Севера, из крестьянской семьи или из столичного интеллигентного дома — все учатся в школе по общим программам, формирующим однозначные нравственные, общественные воззрения, представления о ценностях жизни. У нас всем детям внушается уважительное отношение к человеческой личности независимо от пола, происхождения, нации, расы, образовательного уровня, имущественного положения. Школьникам прививают уважение ко всем видам труда, лишь бы он приносил людям пользу и радость. И нормы, правила поведения у нас общие для всех.

Вот это педагогическое «единообразие», которое мы нередко поругиваем именно за неиндивидуальность мерок, тут служит в определенной степени добрую службу. Оно помогает не устранять, но сглаживать, смягчать остроту несовпадений, противоречий, что неизбежно возникают между теми, кто вырос в разных домашних условиях.

Второе препятствие, которое нынче гораздо легче преодолевают юные влюбленные: неравенство социального происхождения и имущественного положения жениха и невесты.

Корысть, некогда почитавшаяся признаком разумности, деловитости будущего мужа или жены, нынче считается самым тяжким преступлением перед тем, у кого хотят «купить» или кому «продать» любовь подороже. Невесты пожимают плечами, когда неосторожный старомодный родич спросит об их приданом или об имущественном положении жениха. Точно так же заносчиво и гордо ведут себя будущие мужья. Как это прекрасно: отринуть все расчеты, все меркантильные соображения по дороге к загсу! А на чем основывается это бескорыстие, чем оно оплачено и обеспечено? Почти все, с кем я разговаривала на эту тему, относили его на счет изменения нравов: дескать, люди нынче стали лучше. Все так, но есть и объективные, социальные причины, позволяющие нынешним молодоженам быть выше грубых расчетов.

Напомню известные истины: еще наши бабушки и дедушки соединяли свои судьбы по настоянию родителей. «Ценность» жениха и невесты определялась не столько собственными умственными и нравственными достоинствами, сколько достоинствами капитала, который они могли бы вложить в основу нового дома. Если не деньги, не дом, не земли, не прибыльное дело, то хотя бы громкое имя. А в трудовых семьях «капиталом» были крепкие, умелые, работящие руки.

Таким образом, большинство свадеб было в той или иной мере заключительным актом сделки, в результате которой возникало это самое общее хозяйство, главой его государственным и религиозным уложением «назначался» отец. Жена и дети отдавались ему в полную власть и каприз.

По сути, все достижения социальной революции «работают» на сегодняшнее бескорыстие супругов, на свободу их выбора: с кем жить и сколько жить. Нет у нас теперь жестких классовых, сословных границ, кастовых групп со своими нормами, требованиями, как нет и раз навсегда определенного социального и имущественного положения. Сегодняшний колхозник, глядишь, завтра летчик, космонавт. А то, не выходя за околицу родного села, — Герой, депутат, крупный руководитель хозяйства! Или сегодняшний беспечный «нищий студент» завтра вполне солидный и обеспеченный ученый. И равноправие полов влияет на мотивы супружества. Право женщины на одинаковое с мужчиной образование, среднее и специальное, и, как следствие, получение желанной работы с равной оплатой за труд позволяют ей решать самой, кому быть ее мужем, а также и оставаться ли супругой, если совместная жизнь не удалась.

Вот сколько общественных завоеваний стоит за возможностью нынешних молодоженов довольно беспечно относиться к материальной основе семьи.

Впрочем, если быть объективными, совсем и бесследно расчет еще не исчез из практики наших отношений. Но принял менее откровенные и грубые формы. Иногда он рядится в самые неожиданные маски. Приданое у современной невесты может быть поценней бабушкиного лисьего салопа, пуховых перин и резных кроватей. Это как раз и есть ее образование, ее профессия, это ее капитал, который годы лишь укрепляют, а не разрушают. Он не подвержен инфляции. То же самое и у жениха. Нам придется признать, что эти данные подспудно учитываются и самими влюбленными, и их родителями. Образование и профессия во многом определяют не только культурный уровень человека, но и определенное материальное положение, перспективы роста благосостояния семьи, наконец, ее место на общественной лестнице.

Между прочим, нередки браки, где в расчет берется уют, комфорт, которые принесет супружество. Например, отнюдь не единичны случаи, когда молодой человек женится на женщине, увлеченной им, но оставившей его сердце безучастным. При этом он понимает: работящая любящая жена создаст ему максимум удобств, спокойную жизнь, будет его холить и лелеять, требуя взамен минимум забот и внимания. Вроде бы материально здесь никто и никого не «продает» и не «покупает», поскольку оба в равной мере участвуют в создании экономического благополучия семьи. А на самом деле… не продается ли тот молодой человек за удобства бытия? Это ведь ценность, и немалая. Ему не жена нужна, не семья, а прислуга. Правда, требующая определенных душевных затрат. Оттого-то молодые люди с подобной заинтересованностью тем чаще остаются холостяками, чем лучше бывает поставлена служба быта.

Наверное, читателю не раз встречались молодые и уже зрелые мужчины, которые на вопрос, отчего не заводят семью, отвечают самоуверенно: «Я и сам себя обслужить умею». Словно и впрямь жена за тем лишь и нужна, чтобы обихаживать мужа.

Расчет расчету рознь. Это очень важно тоже со всех сторон рассмотреть: кто, что и по какой шкале ценностей «калькулирует», вступая в брачный союз. Некоторые социологи в последнее время стали высказываться таким образом, что вроде бы брак по расчету вообще устойчивее союза по любви. Правда, данные пермских исследователей противоречат московским. По материалам последних, столичные расчетливые браки распадаются чаще полюбовных. Около десяти процентов молодых людей признаются: их привели в загс материально-должностные преимущества, что сулит брак. Явление это, из старой семьи целиком взятое со всей ее системой нравственности (или безнравственности скорее), как видим, вовсе еще не изжито, хотя образованные люди знают:

«…брак по расчету… довольно часто обращается в самую грубую проституцию — иногда обеих сторон, а гораздо чаще жены, которая отличается от обычной куртизанки только тем, что отдает свое тело не так, как наемная работница свой труд… а раз навсегда продает его в рабство»[1].

Конечно, удачная сделка может привязать партнеров надолго и всерьез. Но семьи-то, в нашем понимании, она не создаст. Потому что мы говорим о супружеском чувстве как о главном признаке подлинно человеческого союза.

При этом мы не исключаем, напротив, настоятельно советуем молодым быть рассудительными, взвешивать и оценивать все «за» и «против» брака. Подходят ли жених и невеста по характеру, жизненным позициям, нравственным установкам — это, конечно, нужно принимать в расчет и самым безоглядным влюбленным. Осознанный выбор, покоящийся на сердечном влечении, — действительно залог прочного и длительного супружества.

Справедливы мнения, что полезно оценивать мотивы вступления в брак в сопоставлении с дальнейшим семейным состоянием. Случается: вступили в брак по расчету, а живут по любви. Что, исключена такая вероятность? Любила ли Кити своего жениха Левина, когда шла за него после несчастного своего увлечения Вронским? Нет, конечно. Но зато искренне полюбила его потом, после свадьбы. Расчетливый сухарь, герой романа И. А. Гончарова «Обыкновенная история», старший Адуев женился из одних умственных соображений. А полюбил жену так страстно, что ради ее здоровья решился бросить службу и Дело, которому служил, как идолу, всю жизнь.

Бывает и наоборот: женились по большой любви. Влечение прошло, каждый из супругов, по существу, имеет семьи новые, а не расходятся из-за того, что мужу и жене не хочется терять добытое благополучие, комфорт или даже общественную репутацию. Полюбовный брак оборачивается здесь расчетом. А и он бывает нужен и полезен теперь, но не столько тогда, когда решается вечная загадка: за любимого бедного выходить или нелюбимого богатого? Он нужен тем, кто решает иную дилемму: женитьба-замужество с человеком, не вызывающим сильной и явной страсти, физического влечения, или вообще холостяцкое житье? Кстати, таких случаев, когда люди соединяют судьбы ради желания создать семью, не остаться бобылем или старой девой, тоже не так уж и мало. И участников этой акции, по-моему, никак нельзя зачислить в разряд безнравственных. Они не ищут удовлетворения материальных потребностей, они жаждут удовлетворения чувственных и духовных запросов. Они любят семейную жизнь, любят детей, наконец, очень часто уважают, испытывают дружеское расположение к будущей «половине». И питают надежду полюбить ее сердечно.

Куда как сложно «вычислить» и предупредить все повороты, взлеты и падения в характере партнера, изменения в его душе, теле, уме именно тех свойств и качеств, что и привлекли к нему его пару. Например, молодой человек соединился узами Гименея с самой очаровательной из однокурсниц, ценя в ней прежде всего красоту, изящество и, так сказать, элегантную упаковку. Но беременность и роды исказили милые черты, нанесли заметный урон «конфигурации» супруги. Да и следить за туалетом, прической у нее времени не остается. И вот уже юный супруг разочарован: это «не та» жена, которая может составить его счастье. И он удаляется, не связанный никакими заботами: жена — человек самостоятельный, экономически независимый. Не пропадет! А ребенку, как и положено по закону, он будет отчислять определенную сумму из своего заработка. И вся любовь. Это одна из оборотных сторон экономической самостоятельности женщин: сделав их менее зависимыми от материальной власти мужей, она же сделала мужчин более «легкими» на подъем при решении о расторжении брака.

Или другая ситуация. Девушка увлеклась юношей, ценит его эрудицию, широту и современность взглядов, манеру поведения. Вдруг обнаруживается: все наносное. И эрудиция — всего лишь цепкая память, умение к месту ввернуть эффектное словцо, а слова и мысли чужие, заемные. И стиль поведения — не собственное достояние, а подражание модным образцам. И юная супруга не желает тратить время и силы на совершенствование мужа: «Стань таким, как я хочу». В противном случае она может отправиться на поиски другого претендента, более соответствующего ее идеалу. И здесь еще одна сторона самостоятельности женщины, которая позволяет ей быть нетерпеливой в требованиях к мужу.

Человечество уже осознало грустную истину: нет однозначного и однолинейного прогресса. Всегда за выигрыш в одном деле приходится платить проигрышем в чем-то другом. Бескорыстие молодых, бывает, приводит к тому, что супруги не могут разумно и толково вести свое маленькое, но сложное домашнее хозяйство, и семейный корабль дает течь именно по этой причине. Но… и об этой проблеме подробней мы поговорим позже.


ТРЕТЬЯ ОСОБЕННОСТЬ СОВРЕМЕННЫХ БРАКОВ, что создает немалые сложности, — различие в профессиональных занятиях и интересах супругов. 80 процентов населения России до революции жили в деревнях и занимались сельским хозяйством. В этих семьях всех членов объединяло общее дело: бабушки, дедушки, мужья и жены, дети-внуки в совместном труде и поте добывали хлеб свой насущный. И трудовые заботы были понятны всем, переживаемы одинаково. Сейчас нередко супруги даже приблизительно не в состоянии разобраться, чем на службе занята «половина». Дети тоже озабочены чем-то своим, часто родителям неясным, а при более высоком уровне образования юного поколения вовсе недоступным. Глядишь, в семье мать — ткачиха, отец — официант, а сын — врач. Какие деловая взаимопомощь, взаимопонимание могут тут возникнуть? Даже при равном образовании у мужа-химика и жены-филолога будет мало перекрещивающихся интересов, касающихся их важнейшей страсти — работы.

Понятными и потому интересными в таком случае остаются одни лишь перемещения по служебной лестнице, изменения в зарплате (у детей, соответственно, переход в следующий класс, на следующий курс и отметки). Согласитесь, что круг общения в семье сужается. От этого нередко супруги больше стремятся встречаться с сослуживцами, бывают с ними более разговорчивыми, чем с собственной «половиной». Для домашнего собеседования остаются темы лишь бытового плана: что купить, сготовить, куда пойти в выходной? Некоторые юные супруги начинают оглядываться на избранника: уж не унылый ли он обыватель, кого в жене только и интересует, что она готовит да как убирает? А мужа, в свою очередь, волнует отчужденность, непонимание женой деловых устремлений и поисков, что заполняют его мысли и сердце. А непонимание здесь естественное. И преодолеть его можно, если перезнакомить с коллегами, подружить, найти, наконец, точки соприкосновений во внепрофессиональных занятиях, разного рода «хобби», на общественном занятии взрослых и детей. Ведь одним из парадоксов современной семьи является и этот: чем более замкнуто на самом себе это маленькое сообщество, тем оно больше подвержено разрушительным воздействиям каждого стороннего влияния, от которого нынче очень сложно укрыться даже в доме-крепости.

По убеждению социолога М. А. Кирилловой, чем больше семья открывает себя для широкого общения, вбирает в себя чужие заботы и отзывается чутко на «планетарные» события, тем больше в ней и личного взаимопонимания между представителями разных поколений и разных уровней образования, разных профессий, какими предстают теперь ее члены. Прислушайтесь, присмотритесь к самым дружным, доброжелательным друг к другу семьям: как правило, это социально активные люди.

И с передачей семейных традиций, которые прежде служили соединительной тканью между поколениями родственников, нынче все осложнилось. Они порой не успевают образоваться, как их уже нужно менять. Вчерашние вкусы, привычки, обычаи меняются с крейсерской скоростью. И не только в бытовых мелочах, но и в вопросах весьма существенных. Наше бытие характерно постоянными переменами, перемещениями «по горизонтали», «по вертикали», во времени и пространстве; территориальные, экономические, социальные, профессиональные сдвиги сильно влияют на образ жизни, привычки, самочувствие членов маленького коллектива. Известно ведь: для выработки устойчивых навыков, рефлексов необходима повторяемость действий и устойчивость ситуаций. Семья вообще тяготеет к определенной инерции: для нее три раза переехать все равно что погореть. А сколько раз наша семья теперь переезжает с места на место? Мы превращаемся в кочующее племя: учиться дети часто едут в далекий от родного дома город. Потом уже специалистами по назначению отправляются в новые дали. Оттуда с грузом собственной семьи перемещаются по стране, пока не осядут насовсем. Да и то в одном городе не раз сменят квартиру, место жительства и работу.

Вместе с этими перемещениями меняется окружение: соседи, сослуживцы, друзья и знакомые с их различными требованиями, нормативами. Меняется и материальное и должностное положение супругов. Кто вчера был рабочим, сегодня становится руководителем, из малообеспеченного — состоятельным человеком. А то и наоборот, движение идет вниз. Перемены эти переживаются трудно не только при «спуске» с высот в низины. Но и «подъем» дается нелегко. Разрушается привычный уклад, сложившийся в пору безденежья, квартирной неустроенности. И ведь случается порой, что супруги вынесут, выдержат все тяготы, неудачи и болезни трудных лет, а вот сытое благополучие ослабит их душевные связи. Потому что они научились вместе тянуть, терпеть, преодолевать, а вместе везти облегченную поклажу не умеют. Начинают по поводу незначительных мелочей надрывать сердце так, словно это существенные заботы.

Прежняя семья тяготела к неизменности быта, к традиционности отношений и привычек; современная семья скорей жаждет изменений, чем боится их. Но и изменения ей не даром даются.

Мы начинаем понимать: немыслимо устаревшими домостроевскими методами вырастить нового, свободного человека. Здесь как нельзя кстати можно вспомнить слова К. Маркса о том, что «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». Семья, лишенная экономического и юридического принуждения, построенная главным образом на нравственно-психологической основе, живет и развивается только в том случае, если развиваются, изменяются все ее члены. И только в таком случае ребенок способен осознанно и ответственно строить свои отношения со взрослыми. (Как известно, от послушного «раба» нельзя, напрасно ждать и требовать ответственности: это свойство — прерогатива свободной личности.)

Мы начинаем понимать: не только мы детям, но и они нам открывают окружающий мир. Потому что каждый человек воспринимает и вечную природу и природу людских отношений на свой, особый манер. Вслушиваясь в разговоры наших ребятишек, мы многие привычные вещи начинаем видеть в ином свете. Дети заставляют нас менять, перестраивать свои привычки, вкусы, увлечения. Особенно много непривычного, своего вносят в наш дом подростки, которые выходят из-под монопольного влияния родителей и набираются собственного «духа». И они имеют право рассчитывать на то, что встретят интерес и понимание к тому, что сами привносят в дом. Специалисты нам подсказывают, что в воспитании главное — контакт с воспитуемым, а контакт с молодежью лучше всего устанавливать на ее психологической «территории».

Отсюда основная особенность современных семейных отношений — не их статичность, но способность к изменениям, готовность всех участников этого сложного процесса к непрекращающемуся труду. Не только физическому, но и духовному тоже. Труду во имя улучшения самих себя и своего окружения. Мы все являемся одновременно и воспитателями и воспитуемыми друг у друга.

Говоря о необходимости и способности к переменам, я отнюдь не имею в виду бессмысленных и неоправданных смен. Нет нужды ходить на руках, когда для этой цели хорошо приспособлены ноги. По основным, принципиальным вопросам семья должна иметь твердые, можно сказать, незыблемые установки. Мне доводилось сталкиваться с семьями, в которых «что книга (мода) последняя скажет, то и на сердце ляжет». Без устойчивых традиций, если хотите, без домашних привычек дом не дом. Воспитание в нем практически невозможно: что сегодня хвалят, завтра хают. Именно здесь произрастают люди, чье главное стремление — успеть угнаться за модой, не вникая в само содержание, в характер новшества: хорошо оно или дурно, полезно или вредно, красиво или уродливо. Даже святая святых — человеческие, родительские, супружеские отношения они «сверяют» только с этими требованиями.

Наверное, и некоторые читатели встречались с этими добровольными рабами моды. Они готовы изменять любимому мужу (жене) с нелюбимым человеком, лишь бы попасть в число «современных», «прогрессивных». Мудрейшие из древних серьезно предостерегали от этого зуда, от погони за всякой новизной. Менять нужно только то, что плохо. А добрые традиции бережно хранить и развивать.

Ячейка общества

Я назвала далеко не все, хоть и очень важные, особенности нынешнего семейства. Можно с полным основанием сказать: трудный возраст, переходный возраст переживает семья. Она стремится соединить в единое целое то, что всегда существовало порознь: идеал и быт, действительность и мечту. А это, сами понимаете, сложная задача. И рядится семья как современные девчонки: то в бабушкину юбку — мудрость донашивают, то в мальчишеские брюки эмансипируются, то удлинят подол, то сведут его к набедренной повязке. И чтобы достигла она зрелой красоты, прочности и расцвета, еще надо очень и очень много времени и труда. Нашего общего труда, ей в помощь. Потому что любовь человеческая есть цель всех наших общественных усилий, их венец. Потому что создание нравственной, гармонической личности невозможно в условиях нравственно-эмоционально неграмотной, бескультурной семьи. А нравственной культуре можно научиться прежде всего отнюдь не на одном анализе неудач, как нельзя научиться здоровью, изучая учебник болезней. Тут нужно знать условия, предпосылки побед.

Насколько это понятие непросто выработать даже в общих чертах, свидетельствует тот факт, что на протяжении одного поколения у нас трижды (!) менялся Кодекс законов о семье и браке. То есть трижды менялись социальные установки, система «мер и весов».

Нынешний кодекс вобрал в себя опыт послереволюционных лет жизни и развития общества, практику множества семей. Его с полным основанием можно назвать наиболее справедливым и гуманным, в особенности по отношению к матери и ребенку, чьи материальные и моральные права берутся решительно под его защиту.

Самые важные положения, определяющие наши семейные интересы, внесены в статьи новой Конституции СССР. В ней записано, что государство защищает интересы семьи; подтверждается добровольность вступления в брак мужчины и женщины и их полное равноправие в семейных отношениях. Дальше в статье, посвященной непосредственно семье, говорится об оказании государством помощи ей путем создания и развития широкой сети детских учреждений, организации и совершенствования службы быта и общественного питания, предоставления пособий и льгот многодетным семьям и вообще по случаю появления нового ее члена, ребенка. Но в Основном Законе записаны и наши обязанности: родители обязаны заботиться о воспитании детей, готовить их к общественно полезному труду, растить их достойными членами социалистического общества. Дети должны отвечать заботой о престарелых родителях.

И положения многих других статей Конституции, казалось бы, на семью не направленных и ей не адресованных, имеют прямое касательство к устройству нашей личной жизни. Когда мы читаем статью, в которой говорится о том, что Советское государство способствует усилению социальной однородности общества, стиранию существенных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, дальнейшему сближению всех наций и народностей СССР, то не можем не осознавать: такие меры служат и стиранию принципиальных противоречий в мировоззрениях нынешних и будущих супругов, воспитанию единых социальных и нравственных установок у подрастающего поколения. Также в интересах каждого гражданина, а значит, семьи записаны статьи, закрепляющие наши права на труд, отдых, охрану здоровья, на жилище; статьи, охраняющие человека от посягательства на его имущество, достоинство и честь, на тайну его личной жизни.

Все это важнейшие документы, регулирующие наши семейные отношения общего порядка.

Государство кровно заинтересовано в укреплении и развитии ячейки общества. Связь, что существует между ними, хоть и не всегда очевидна, но зато нерасторжима.

«…общество — это масса, состоящая сплошь из индивидуальных семей, как бы его молекул»[2].

И, как в человеческом организме, здоровье «на клеточном уровне» обеспечивает устойчивость всех систем, болезнь клетки может оказаться гибельной при том, что руки, ноги, голова — все цело. Общественное развитие, социальный прогресс во многом зависят от процессов, происходящих за закрытыми дверями квартир. Да и как может быть иначе, если создается здесь самая важная на свете «продукция» — сам человек, творец и потребитель всех материальных и духовных ценностей, которыми сильно и богато общество. Тот, кто созидает, и ради кого все создается.

Насколько интересы и потребности личности и общества тесно переплетаются, лишний раз убеждаешься, когда читаешь материалы социологических изысканий. Даже обеспеченность какого-то региона продуктами питания может находиться в зависимости от того, найдет ли себе мужа в селе молодая учительница или врач. Новосибирские социологи проследили эту связь. Механизаторы, доярки, полеводы нынче тянутся в те места, где лучше поставлено школьное и специальное образование, медицинское и культурное обслуживание. А все это лучше поставлено в колхозах, поселках, городах, где интеллигентная молодежь может найти себе достойную пару. Только в этом случае молодые специалисты оседают прочно, работают с перспективой. Туда-то и перемещаются вслед за своими детьми-учениками колхозники и рабочие совхозов, которые справедливо считают, что нынче школьная подготовка во многом решительней влияет на судьбы детей, чем все прочие материальные условия семьи.

В зависимости от того, насколько учитываются семейные интересы, развиваются нынешние города-новостройки, заселяются и осваиваются новые пространства. И даже в старых городах и весях устойчивость кадров, этот важнейший хозяйственно-экономический фактор, решительно связана с тем, как живется-можется семейным людям. Вот эта всеобщая зависимость от такого «неустойчивого элемента», каким является семья, тоже заставляет нас все серьезней изучать и осмысливать процессы, происходящие в ней.

И еще одно основное заключение уже здесь можно сделать: строить жизнь по законам свободы, справедливости, чести, добра и любви в тысячу раз лучше, радостней, но и во столько же раз сложней, чем по законам неправды, принуждения, корысти. Праведная жизнь предъявляет к каждому человеку более высокие требования, ждет от него более осознанного, ответственного отношения к своей миссии, большей культуры поведения. А всему этому нам еще учиться и учиться, нередко по крохам собирая знания об этой жизни. То есть учимся мы ей в процессе бытия, создаем свои домашние «кодексы» на ходу, и каждый наособицу, поскольку не только несчастливые, но и вполне благополучные семьи имеют каждая свой неповторимый облик и стиль.

Современная наука и искусство еще только приступают к этой теме — счастливое семейство. Тоже пробуют, ищут ее оптимальный вариант. Поэтому нередко сталкиваются мнения, ломаются копья по вроде бы самым очевидным и вечным вопросам. И тут читателю, как говорится, нужно быть вооруженным хотя бы минимумом знаний по истории семьи, ее модификаций у разных народов, чтобы не дать увлечь себя на тупиковую дорожку советчикам, что тоже не боги, а люди, и им свойственно искренне заблуждаться. (Как, естественно, не огражден от этого и автор данных строк.)

В качестве примера того, насколько принципиально разными могут быть позиции публицистов и специалистов по одной и той же проблеме, приведу дискуссию и свое в ней слово о моногамной (единобрачной) семье и ее нынешних «конкурентах».

«Золушка» и ее соперницы

Мы уже говорили о том, что семья не только радость общения с любимым существом, это и труды, и заботы, и родительский долг. Время от времени у каждого из нас возникает тайное, а то и явное желание сделать так, чтобы исчезли тяготы, а остались только одни радости. И прежде всего, конечно, чтобы ослабли хозяйственно-бытовые нагрузки.

И вот появились в газетах сообщения о том, что возникли у нас соединения мужчин и женщин, не обременяющих себя и друг друга взаимным обслуживанием. Они даже получили свое «кодовое» название: «приходящие супруги». У них все врозь: жилье, деньги, труды и заботы, бывает, и дети, зато удовольствия и развлечения совместные. Некоторые публицисты, констатируя сам факт установления подобных отношений, с любопытством к ним присматриваются: хорошо ли это для самих мужчин и женщин, что дает такое соединение детям?

На первый взгляд, ничего дурного в этом нет. Мы ведь признали, что не совместное хозяйство определяет степень прочности и нравственности человеческих связей, а именно сами отношения. Но вот характер этих отношений и заставляет насторожиться.

Итак, каковы очевидные преимущества такого сожительства? «Приходящий муж» не досаждает женщине ежедневными требованиями: готовь обед, стирай белье, убирай квартиру, следи за детьми. Он вообще ничего этого не требует. Он благодарен за каждый добрый знак внимания. Ему все ладно и хорошо, поскольку он посещает любимую женщину по определенным дням и ведет себя в ее доме как гость дорогой. А гостю, как известно, не положено вмешиваться в хозяйские порядки. Как никто и от него не ждет участия в повседневных домашних делах и заботах. Естественно, что он не отдает женщине зарплату, лишь делает красивые подарки. Не отчитывается он и в том, как проводит время, остающееся от «визитов». Но и по-джентльменски нелюбопытен относительно времяпрепровождения своей возлюбленной. Как видите, все очень мило и элегантно.

Что и говорить: беззаботная конкурентка выглядит эффектней вечной «золушки» — законной моногамной семьи.

Да только вовсе не новинка это. Тривиальная внебрачная связь вздумала зачем-то рядиться в степенные, респектабельные одежды, разыгрывать роль добропорядочного семейства, решила обрести законные права, виды на жительство. Само слово «супруги» означает на древнеславянском языке «соупряжники», то есть впряженные в одну упряжку, в нелегкую повозку жизни. Так что уже по смыслу определения вольное сожительство нельзя именовать супружеством.

И не только лингвистика здесь протестует, протестует нравственность. Ведь здесь нам предлагается образец безответственного потребительства. Партнеры готовы получать и иметь, но при этом ничем не платить: ни трудом, ни заботой, ни самоограничением, ни верностью, ничем, ничем, ничем…

Еще дальше заходят в поисках «современного общежития» те, кто пытается принять как вполне возможное совмещение мужчиной обязанностей постоянного супруга в собственной семье с «приходящим» в другом доме.

Возможность такого совмещения нам предложил рассмотреть писатель Л. Жуховицкий в статье «Любовь и демография»[3], которая положила начало целой дискуссии по затронутой теме и чем-то задала тон и направление мыслей в последующих выступлениях других авторов.

Несомненно, писатель исходил из очень сложной и тревожной ситуации с деторождением в стране, с растущим числом холостяков и незамужних женщин. По некоторым сведениям демографов, количество женихов и невест у нас находится в таком соотношении, что многие женщины, жаждущие сердечного тепла, детей, семьи, не имеют реальной возможности осуществить это заветное и естественное желание. В особенности ситуация складывается крайне неблагополучно в тех регионах страны, где преобладает население одного пола. У нас ведь есть женские поселки и даже города, где «незамужние ткачихи составляют большинство». Как есть и места, где сплошь трудятся мужчины: лесорубы, строители-первопроходцы.

Потеряв с годами надежду выйти замуж, женщина сознательно идет на то, чтобы обзавестись ребенком, и довольствуется редкими встречами с тем, кто почему-то не хочет или не может сочетаться с ней законным браком.

По мнению Л. Жуховицкого, нам нужно перестать быть ханжами и называть такое положение безнравственным. Тем более что оно-де вообще полезно для государства, в котором наблюдается падение рождаемости. Если изменить отношение к такого рода союзам, то детей появится больше и счастливых людей тоже.

Как видите, очень сложная социальная, нравственная, психологическая проблема, оказывается, может быть решена скоро и дешево. Вообще без всяких усилий. Просто, если трудно изменить ситуацию, надо изменить взгляд на нее. В данном случае, перестать видеть в сожительстве мужчины сразу с двумя женщинами, матерями его детей, что-то греховное! Не корить холостяка, что «осчастливит» своими визитами сразу нескольких женщин. Этим он энергично способствует росту народонаселения.

Писатель осмотрительно не оговорил обязательное количество законных и «полузаконных» жен. Иначе он рисковал оказаться в ряду тех «ханжей», против кого и направлен его пафос. Ведь это только «ретрограды» исповедуют упорядоченность, определенные нормы в семейных отношениях! Мораль должна быть гибкой, считает Л. Жуховицкий, должна следовать не старым привычкам, а реальным условиям.

Что ж, расхожая, каждодневная, «коммунальная» мораль, мы уже это отмечали, чутко реагирует на происходящие в быту перемены. Мы сами видим, как меняются в последнее время суждения о внебрачных отношениях. То, что прежде воспринималось как катастрофа, ЧП, теперь сплошь и рядом проходит без общественного ажиотажа. И безмужние мамы уже не нуждаются в столь энергичной защите прессы: отношение к ним давно уже утряслось и устоялось. Здесь публицист опоздал со своими призывами.

Если это порядочные женщины, гордо несущие свою нелегкую ношу, воспитывающие желанного ребенка без помощи отца, то обычно они пользуются не только уважением, но и всяческой помощью окружающих. Среди моих университетских однокурсниц есть несколько таких женщин, которые отважились на этот шаг еще в те времена, когда существовало разграничение на «законных» и «незаконных» детей со всеми унизительными и тяжкими последствиями для матерей и детей. Они решительно отказались от супружества, но не стали отказывать себе в радости материнства. И были действительно счастливы сознанием и чувством своей необходимости родному существу, любовью и заботой, которое не могут заменить никакие другие радости и достижения.

Это одна ситуация. Совсем иное дело, если это легкомысленные особы или те, кто ребенка заимел не его самого ради, а из корысти, из желания устроить свою жизнь, разрушив с помощью дитяти чужую, то увольте от такого сочувствия.

Отношение к сложному, пусть и многочисленному явлению не может быть однозначным. И положение женщин, что не жалуются на свою судьбу, а вроде бы требуют одного — права на редкие встречи с чужим мужем, нельзя признать ни под каким видом нормальным и нравственным. Так мы совсем утратим чувство края, понимание, что хорошо и что плохо. Известно: человек ко всему может привыкнуть, притерпеться. Даже к боли, унижению его достоинства. Но честно ли, гуманно ли убеждать его при этом, что его состояние вполне благополучно и он вполне здоров и счастлив, только люди почему-то его таковым не признают? Я никак не могу согласиться с призывом перестать видеть в положении таких женщин нездоровое, неблагополучное состояние и для них самих, и для их детей, а следовательно, для всего общества. И, самое главное, перестать думать о том, каким образом изменить их положение в лучшую сторону.

«Счастливыми» в этой ситуации могут быть только мужчины определенной породы. А женщины и дети нет. В особенности дети. Они обнаруживают, как правило, отставание в умственном и физическом развитии, повышенную агрессивность. Они чаще других пополняют состав колоний для малолетних преступников.

Вот передо мной материалы исследования семейного состояние у девочек — воспитанниц специальной школы. Из 210 обследованных малолетних правонарушительниц только 39 были из полных семей. Да и то часть из этих последних была «склеена» из неполных: дети в них от разных матерей и отцов. Различные нервно-психические травмы, духовное опустошение, разочарование в жизни, беспомощность перед сложностями бытия наблюдаются в большинстве случаев у выходцев из неполных семей.

Как писал А. С. Макаренко: «Там, где отец или мать уходят из семьи, там семья, как коллектив, разрушается и воспитание ребенка затрудняется». Это в том случае, если уходит отец, а если он «приходит» по конкретным дням, от этого часта бывает еще хуже. Что мы и наблюдаем даже при разводе законных супругов.

А нам ведь «качество» детей более даже важно, чем количество. Это вопрос огромной важности и сложности: создавать ли благоприятные условия для увеличения числа детей в неполных семьях или прилагать максимум усилий для увеличения рождаемости в полноценных?

И решать эту проблему необходимо всем миром. Потому что положение действительно тревожное. И не в последнюю очередь на снижение рождаемости влияет как раз распространение «конкурирующих» с семьей форм сожительства мужчины и женщины.

Если оценить перспективу, а не только сегодняшний день, то мы увидим, как хиреет слабая веточка на древе нашего народонаселения — дети из неполных и «приходящих» семей. Выходцы из них, как правило, повторяют тип отношений между мужчинами и женщинами, принятый у их родителей. Чаще других разводятся, остаются холостяками и бездетными. То есть если даже брать количественную сторону проблемы, демографическую, то успех здесь временный. А точнее сказать, иллюзорный. Проигрывает и любовь. Дети, выросшие в условиях, когда родители отдают друг другу лишь часть себя, делят чувства между несколькими «партнерами», чаще других не способны к самоотверженности и предельной самоотдаче любимому существу. И можно не быть пророком, но точно предсказать: не одна жизнь и любовь будут сокрушены при встрече с молодым человеком или девушкой, прошедшими вот такую школу «воспитания чувства».

Есть еще весьма существенная причина, которая не позволяет мне принять позицию Л. Жуховицкого и его единомышленников (а они нашлись у писателя даже среди серьезных демографов). Это — вредное влияние, которое окажет на состояние уже нормальной, полной семьи установка на полузаконное многоженство мужчины (давайте называть вещи своими именами, иначе мы не докопаемся до истины). Опыт изучения причин того, что семейные женщины ограничиваются одним ребенком и тем «портят» демографическую картину, убедил: оснований тому много. Но ни разу анализирующие эту ситуацию не отметили: многие женщины отказывают себе в этом счастье из-за нравственной неустойчивости мужа, из-за того, что нынче стало возможным вот такое сожительство с разными женщинами. Первого ребенка заводят на свой страх и риск (первый появляется и у законных и незаконных подруг). Но на второго не решаются ни те, ни другие по одинаковой причине: ненадежность супруга и «партнера».

То есть вырисовывается вовсе печальная перспектива: распространение вследствие наших призывов к терпимости внебрачных связей мужчин и женщин и увеличение «побочных» детей ведет не к росту общей рождаемости в стране, а к ее фактическому снижению. В особенности сокращается число детей в полных семьях, то есть в той среде, которая признается единственно благоприятной для воспитания физически и нравственно здорового потомства.

Так объективно получилось, что, выступив в защиту незамужних матерей, радетелем их сомнительного счастья, писатель, не разрешив их проблем поставил под удар куда большие категории людей, основу благополучия сотен миллионов — самое семью.

На мой взгляд, полезней было бы тратить публицистический порох на агитацию молодых людей: не бояться отправиться в дальний путь, в «холостяцкие» края на поиски суженой-ряженой (или даже суженого), как отправлялись за ними былинные и сказочные герои, всякие Иваны-царевичи и Василисы Премудрые Мы часто и не без успеха призываем молодежь осваивать новые места, оставлять отчий дом ради обретения самих себя, своего дела, своего призвания. И никто не поднял голос, не воззвал к юношам и девушкам: ищите свое семейное счастье столь же упорно и целеустремленно, это тоже ваше жизненное призвание. Оно тоже свидетельствует о ваших человеческих способностях и достоинствах. И не зарьтесь на чужое счастье, что, может, и само в руки плывет. Что даром дается, недорого ценится, а потому и впрок не идет. (Вот бы занялись статистики подсчетом: как долго длится «счастье» живущих в двойном «браке»? Уверена: обнаружили бы, что большинство семей все равно очень скоро «определяется». И мужчинам приходится прибиться к какому-то одному берегу. Женщины сами не допустят, не потерпят этого болтания туда-сюда, вечной неопределенности.)

Есть реальные возможности улучшать демографическую обстановку в стране, не разрушая семью, а укрепляя ее, помогая создавать свой очаг и тем, кто пока что пользуется его «суррогатами», греется у чужого огня.

Видный демограф В. Переведенцев говорил, что сбалансированным, разумным планированием строительства новых городов и сел, реконструкцией старых можно достичь того, что не будет у нас мест с однополым населением. Он же нарисовал перспективу развития семьи в грядущем столетии. И в его прогнозах семья не отомрет, а укрепится. Хотя ему в укор будет замечено: его же поспешные сообщения о том, что у нас якобы на каждых 100 женихов чуть ли не 170 невест, и вызвали «прожект» Л. Жуховицкого. А в последующем разъяснении демограф признал: ситуация не столь катастрофична, и скоро грядет даже перевес в числе молодых мужчин. И уже им придется выдержать суровый конкурс у юных подруг. Так, может, в ближайшем будущем отпадет та самая «реальная предпосылка» для легализации «приходящих мужей», на которую ссылался писатель? Не придет ли пора тогда легализовать «многомужество»…

Вот как может подвести поспешность при оценке столь сложных явлений жизни. То нас пугали грядущим демографическим «взрывом», который будто бы оправдает теорию Мальтуса. Потом обнаружился спад. В последнее время пишут: кривая рождаемости снова поползла вверх.

И оказывается, колебательные эти движения имеют разную амплитуду для каждой страны, нации. Связаны они со многими факторами социального, экономического, мировоззренческого характера, переплетенными между собой столь сложным образом, что даже самые крупные мировые авторитеты признают: пока что нет возможности с научной основательностью объяснить переходы от высокой рождаемости к низкой и потом к стабильному состоянию, которыми характеризуются демографические процессы в разных регионах мира[4].

…Некоторые аспекты уровня рождаемости более обстоятельно мы рассмотрим отдельно. А здесь любопытно узнать, как влияет семейная жизнь на здоровье, на сроки бытия земного?

Мировая статистика утверждает, что смерть от болезни сердца настигает бессемейных в 3,5 раза чаще, чем живущих в кругу родных людей. Дорожные катастрофы с первыми случаются в пять раз чаще. Самоубийством кончают холостяки и разведенные вкупе чаще семейных в 6 раз! Еще 150 лет назад было зафиксировано: ни один из холостяков не попал в ряд долгожителей. Даже в сравнительно юном возрасте: 20—30 лет, смертность среди холостых мужчин на 25 процентов выше, чем среди женатых[5].

Такие закономерности, конечно же, не ускользают от бдительного ока людей. Что счастливая семейная жизнь — первооснова здоровой и долгой жизни, замечено давно. Поэтому, когда строятся прогнозы исчезновения семьи, знатоки ее истории только ехидно посмеиваются: все это уже было, ничто не ново под старой луной. Веками люди испытывают нравственные установки на разумность, прочность. Время от времени предают анафеме традиционную семью, где дети растут вместе с родителями. Еще Платон две тысячи лет назад предрекал гибель браку.

Впрочем, зачем забираться в дремучие дебри? Двадцатые годы этого столетия в нашем же государстве были массовым экспериментом. Полная свобода выбора: живи как хочешь. И оказалось, большинство все равно жили общим домом, хоть и невенчанные, нерегистрированные, никем не осуждаемые. Другие же, и поженившись официально, вели себя как холостые. Это уж зависело от удачи выбора «половины», от характера, темперамента конкретного человека, какая форма общежития ему больше по душе. А еще от воспитания, от нравственных установок, которые он перенимал от окружения и от авторитетов.

В наши дни на Земле существуют одновременно все мыслимые и немыслимые формы общежития мужчин и женщин. Есть единобрачие (моногамия), есть официальное и неофициальное многобрачие (полигамия): несколько жен или жена и любовницы при одном мужчине, а то и, как в Непале, например, несколько мужей при одной жене.

Подобное многообразие дает возможность сравнивать, какое состояние наиболее благоприятно для воспроизводства жизни, укрепления нравственного здоровья, чему отдает предпочтение человечество в своем развитии? Судя по всему, состязание выигрывает моногамная семья. В некоторых восточных странах она все чаще вытесняет гаремы там, где женщина получает возможность иметь общее и специальное образование и работу.

В последнее время вести из научных лабораторий приносят сомнения: сохранится ли традиционный метод воспроизводства потомства и в отдаленном будущем. Ученые говорят, что скоро появится возможность каждому человеку, мужчине и женщине в равной мере, повторить себя без участия другой особи. Для этого нужна будет всего одна-единственная клетка-штамм, которая точно, без отклонений воспроизведет свой «оригинал» со всеми достоинствами и недостатками, красотой и уродством.

Как в этом случае будут строиться межличностные отношения мужчины и женщины, даже предсказать невозможно. Нынче мать и отец любят «своего» ребенка, понимая, что он общий, что он в равной мере принадлежит двоим и дарит бессмертие обоим супругам. И любят они его больше за то, что он воплощает в себе черты любимого человека.

При «пробирочном воспроизводстве» люди, по сути, будут обречены на любовь лишь к самим себе, самоотверженность будут проявлять лишь к своему двойнику со всеми вытекающими отсюда последствиями. Думаю, человечество не согласится на подобное оскопление души и сердца. Однако предостеречь от подобной опасности — наш нравственный долг.

А ныне и присно каждая нация, каждое государство устанавливают и поддерживают нравы и порядки, им присущие традиционно и отвечающие идейным целям общества. Поэтому и само понятие благополучной семьи может резко отличаться у представителей разных народов. И все же есть нечто общее, извечное, чего жаждет человеческое сердце: любви, согласия, понимания, сочувствия, здоровья и материального достатка, духовной ясности и нравственной чистоты, верности и стойкости, мира и лада. В какой мере эти свойства и качества семьи присутствуют в нашем быту, в такой мы и считаем себя благополучными или не очень. Чем больше число семей, исповедующих именно эти семейные добродетели, тем сильней нравственная крепость человеческого сообщества.

70 процентов из числа опрошенных социологами советских супругов убеждены: основа их человеческого счастья — единая дружная, любящая семья и дети. И даже те, кто составляет армию холостяков, таковыми остаются чаще не из принципиального предпочтения «свободного сожительства», но из-за внешних обстоятельств. Иначе не было бы такого обилия писем и требований в разные редакции и органы: помогите связать разорванные «цепи» или обрести семейные узы. Обратите внимание: не о свободе вопиют они, о «рабстве любви», единственной неволе, которую никакие революции, в том числе научно-техническая, сокрушить не могут. Требуют учреждения службы семьи, службы знакомств. Знакомства не на время же, надо понимать, в противном случае это название приобрело бы двусмысленный или вовсе гнусный смысл.

В. И. Ленин предостерегал нас от кокетничания всепониманием-всепрощением. Он считал, что провозглашение «свободы от брака», как правило, возникает от «стремления оправдать… собственную ненормальную или чрезмерную половую жизнь и выпросить терпимость к себе»[6].

Но он же считал, что право и обязанность семейного человека должны непременно подкрепляться и правом на развод, когда супружеские чувства себя изжили.

Российское дореволюционное законодательство всячески препятствовало расторжению брака даже тогда, когда супруги годами не жили вместе, имели новые семьи. Был период и у нас, когда оформить распавшиеся связи было делом затяжным, трудным и во многом унизительным. Нынешние обычаи и правила учитывают реальность бытия. Жизнь убедила: у погасшего огня все равно сам не согреешься и детей остудишь. Поэтому только супруги должны решать: быть им вместе или нет?

Изменения в законах о разводе вызвали увеличение числа расторгающих брак. Стали разводиться не только плохие жены с плохими же мужьями, но и хорошие с хорошими, переставшие быть нужными и милыми друг другу. Так получается, что разводы все меньше воспринимаются как скандально-катастрофическое событие. Чаще всего со вздохом облегчения с обеих сторон.

Приходилось мне на встречах с читателями слышать даже недовольство легкостью самой юридической процедуры. Дескать, нужно было бы мужу и жене чем-то серьезным жертвовать при разводе, может, остановились бы, задумались, а там злость прошла, вот, глядишь, и помирились. Не уверена, что тут многое изменит сама процедура. Да она и нынче все равно не из приятных, и время дается супругам на размышление. И само это право — высокое завоевание человеческого рода, «…на деле свобода развода означает не «распад» семейных связей, а, напротив, укрепление их на единственно возможных и устойчивых в цивилизованном обществе демократических основаниях»[7].

Это очень верное и глубокое суждение. Свобода развода не только избавляет нелюбимых и нелюбящих от тяжкой обязанности жить бок о бок. Она, если вдуматься, теснее прижимает любящих друг к другу. И даже по-своему служит средством, которое дает отвагу вступать в брак тем, кто боится цепей Гименея, а уж тем более коли они неразрывные. Ведь «ниппельная система», что имеет вход при затрудненном выходе, заставляет сто раз оглядеться, прежде чем в нее вступить.

И дальше в процессе совместного бытия невозможность свободного выбора оказывает неприятное психологическое воздействие: безотчетное желание вырваться из тисков, разрушить сковывающие рамки. Кроме того, столкновение с разведенными друзьями, сослуживцами заставляет супругов находиться в состоянии внутренней мобилизации: как бы и на их дом не обрушилась злая беда! Обостряет соревнование с теми, кто свободен от брачных уз и может посягнуть на сердце любимого человека.

Возросшее число разводов многие исследователи, повторяю, зачисляют в разряд доказательств «кризиса семьи». Думаю, что это явление скорее означает не упадок ее авторитета и крепости, а рост требований супругов друг к другу, к стилю и образу совместного бытия. Значит, семья со временем будет расти качественно и обретет новую ценность и привлекательность. Но уже несомненно, что ни мужчину, ни женщину видимость семейных отношений, «лишь бы замужество, лишь бы дом», теперь не будет устраивать. Они ищут подлинно человеческое, гуманное, высоконравственное соединение. Разводами они не семью отрицают, отрицают формальный брак во имя подлинного.

И вообще нам пора признать: семейные радости и труды — удел не всех и каждого. Как в прежние времена были женщины и мужчины, считавшие себя «не созданными для блаженства», так и всегда будут. И винить их в этой неспособности — напрасные хлопоты. Но уж, конечно, позволять им вторгаться в наш дом с проповедью своих установок как единственно верных и лучших мы не допустим. Не нравится семья — ваше дело. Хоть в пустыню, хоть в келью, хоть в ресторан, хоть на уличный перекресток. А вот других с толку сбивать не стоит.

Семья у нас находится под охраной государства и в этом смысле, в смысле пропаганды и агитации в ее пользу, а не ей во вред.

Так какова же авторская формула благополучной семьи в свете тех условий, которые мы здесь рассмотрели? В обобщенном виде это может выглядеть так: Любовь и Дети, Совесть и Трудолюбие, Знание и Творчество.

Читатель, видимо, заметит, что формула эта настолько емкая, что в нее могут вписаться семьи, весьма далекие друг от друга и непохожие. Я примерила эту формулу к четырем известным мне типам семейств.

Вот тип семьи № 1. Я его обозначила «дом-крепость». Все слышали это выражение: «Мой дом — моя крепость». Оно нами часто воспринималось как проявление частнособственнических устремлений. Да так оно и было. И потому первый удар в сокрушении старой семьи был нанесен именно этому типу. Прошло время, мы во многом разобрались и убедились: частнособственнические страсти бывают присущи и тем, кто не имеет даже собственного угла, всякого рода «перекати-поле», что за собственное убогое барахлишко душу прозакладывают.

Заметили мы и то, что крепкий, дружный дом нередко служит воспитанию вполне высоких общественных принципов у его членов, если они не отгораживаются от всего мира за высоким забором, если они не сидят за ним этакими буками, огрызающимися от каждого прохожего. Вдруг выяснилось: прочные стены — вещь очень полезная. На случай ненастья, беды они ой как нужны. Это все равно что оценка тылов при определении боеготовности войска. Тылы надежные, на передовой можно действовать смело. Коли за спиной все хлипко да зыбко, куда же боец годится?

Заметили мы и такую особенность: мужчина, выходец из таких семей-крепостей, как правило, и работник отличный, и выдержан к разного рода соблазнам, и правонарушения за ним редко наблюдаются. А как же: ответственность больше друг за друга и за себя как члена спаянного коллектива.

«Крепость» эта не вызовет угрюмого впечатления, если за ее стенами поселится «добрый дух дома», если к ее огоньку, к ее теплу будет открыт доступ многим друзьям — знакомым и взрослых и детей. Если в нем не будут скопидомно охранять собранное совместными усилиями «добро», и вещное и сердечное, но станут им оделять всех страждущих.

Видите, сколько «если» предполагают возможность «дома-крепости» стать вполне благополучной семьей? И все они нравственного порядка. Кстати, оценки со стороны могут кардинально отличаться от оценки самих членов семьи. Вполне благополучным могут считать свое положение и те, кто действительно возвел мощную крепость и знать не хочет никого и ничего, что выходит за пределы ее стен. И у них будет полный «комплект», признанный здесь необходимым для семейного благополучия: любовь и дети, своеобразно понимаемая совесть (по отношению к «своим» при полном равнодушии ко всем прочим и даже готовности урвать с «чужих») и неустанное трудолюбие, вернее, не столько любовь к самому труду, сколько к его плодам, придающим «крепости» большую силу и устроенность.

Между прочим, и у других типов семейств отмечается подобная двойственность оценки: по общественным нормативам и по внутренним.

Вот тип семьи № 2. Я ее назвала «дом-гостиница». В тридцатые годы он приобрел широкое распространение и даже считался прогрессивно-показательным. Теперь он несколько порастерял свой задиристо-высокомерный тон, но все же имеет широкое распространение. Его особенности: невнимание к бытовым удобствам, к порядку, максимальная независимость всех членов семьи друг от друга. При этом каждый уверен, что привязан и предан дому. Однако все основные интересы, заботы и успехи вне его стен. Сюда приходят не для того, чтобы трудиться на общем поприще, здесь отдыхают от «настоящих» дел и походя, кое-как производят «нудные и досадные» операции по уборке помещения, жилплощади, потому что домом такие места обитания можно называть с большой долей условности. Здесь «перекусывают, перехватывают», а не едят. Здесь не увлекаются и не развлекаются. Все это не для «гостиницы».

Но попробуйте сказать членам такого сообщества, что у них семья не очень-то благополучна. Могут рассердиться, обидеться. И нередко окажутся по-своему правыми. Есть категория людей, которых устраивает именно такой образ жизни. Для них мучительным и тяжким был бы любой другой уклад бытия. На мой взгляд, и здесь все должно решаться с позиций нравственности, а не внешнего антуража. Никому не во вред, никому не в обиду и досаду, лишь самим им. Да, может, и не вред это для них вовсе. Тогда совсем хорошо. Правда, мне неоднократно приходилось слышать, как детишки из таких домов сетовали на свою неприкаянность. Не хватало им тепла, заботы, уюта. Жались они к товарищам, у которых дом был надежной защитой и опорой.

Тип семьи № 3 — «дом-служба». Едва ли не самый противоречивый тип. Все делается в нем исключительно добросовестно, обстоятельно, на прочной основе, по регламенту, по последнему слову науки и техники. Казалось бы, вот образец для подражания. А мне недостает в нем импровизации, непосредственности, игры, творчества, наконец. Чтобы управлял делами в этом доме не один суровый господин — Долг, но и веселое, беззаботное чувство любви и свободы.

Тип семьи № 4 — «дом-каторга». Неужели, удивится читатель, и такой типаж может претендовать на звание сколько-нибудь благополучного? Может. Коллективное и добровольное заключение в четырех стенах может почитаться вполне приемлемым для категории людей, не знающих иного стиля и образа жизни. Бывает, брань, ссоры, взаимные мучительства становятся не просто привычными, но даже необходимыми. Любовь-ненависть иной раз крепче привязывает людей друг к другу, чем вялое, спокойное сожительство. Члены подобной семьи находятся в состоянии перманентной войны всех со всеми. Но попробуйте расселить их, они же с тоски зачахнут друг по другу или начнут возводить в отдельной квартире «филиал» прежней каторги.

Дети из таких домов выходят закаленные, зубастые, умеющие отстаивать себя, свои интересы и позиции, не оглядываясь на других.

Среди самых светлых впечатлений и воспоминаний — образ замечательной семьи ленинградцев Мальцевых: Михаила Дмитриевича (давно умершего, но нимало не забытого), ученого, добрейшего человека, прекрасного мужа и любящего отца; его жены — Зои Романовны, чистого, преданного, самозабвенного без позы человека, учительницы для своих и чужих детей. Я узнала их в тяжкие для семьи годы: свежа была и кровоточила рана, оставленная в их душах смертью сына Валентина, погибшего в партизанском отряде при защите Ленинграда. Его портрет ныне помещен в школьном музее 272-й ленинградской школы. Дочь Ирина приняла на свои детские плечи и горечь потери, и всю сосредоточенную на ней любовь родителей.

В этом доме мы, одноклассники Ирины и ее друзья, вдыхали особый воздух того самого кровного содружества, которое на все времена стало для меня желанным образцом, не выдуманным, не отвлеченным, живым и осязаемым. В единственной комнате, разделенной книжными стеллажами на общую «столовую» и кабинет Михаила Дмитриевича (тут же по совместительству кухня с керосинкой), скромная и лишь необходимая мебель была так ловко размещена, что для каждого образовывался собственный уголок, в котором человек устраивался на свой манер и вкус.

Вообще в этой семье всячески поддерживалась «автономия», ненавязчивое внимание друг к другу: кто чем занимается, куда идет, каждый решал сам, ставя других в известность о своих намерениях. В таком стиле общежития не было нужды контролировать поведение домочадцев. «Раз ты действуешь так, значит, тебе это действительно необходимо». И никто не оспаривал просьбы сделать что-то. «Коли ты просишь, значит, не можешь почему-то сделать сам и нуждаешься в помощи». Здесь царила безусловная, априорная уверенность в порядочности и трудолюбии каждого, как в иных семьях правит внутренняя уверенность, что «сожитель» только и озабочен тем, как бы свалить труды и заботы на плечи другого, а самому ухватить побольше удовольствий да полакомей кусок.

Меня особенно грела и привлекала манера общения Мальцевых. Здесь говорили тихо и мягко, двигались как-то так ловко, что в тесноте никто не задевал друг друга. Занятость уважалась, охранялась, а домашние заботы и развлечения собирали всех вместе. Помню, Михаил Дмитриевич при нашем вторжении в дом оставлял свою работу и непременно интересовался, чем мы взволнованы, серьезно вникал в наш галдеж и с улыбкой ронял две-три фразы, которые сразу отметали внешнее, несущественное, проясняли главное и придавали смысл кажущейся бессвязице мнений и суждений. А он незаметно самоустранялся, предоставляя уже нам самим вырабатывать конкретные решения.

Зоя Романовна была моей исповедницей и сострадалицей. Был случай, когда мне, уже взрослой, замужней женщине и матери, она дала совет, спасший меня от непоправимого, быть может, шага. И при этом она, как и Михаил Дмитриевич, никогда не настаивала на том, что ее мнение единственное и обязательное.

Та же манера отличала поведение с нами и их дочери, перенявшей все родительские свойства. Иринка, несомненно, была из нас самой эрудированной, интеллигентной, училась отменно и ровно, но это как-то никем не отмечалось и не замечалось. Мы звали ее «умной Машей» и воспринимали ее успехи без зависти, как само собой разумеющееся. Тянулись мы к ней, как к чистому и свежему роднику: хлебнешь хрустальной водицы и можешь бежать по своим «сорочьим» делам, не оглядываясь, уверенная, что, когда опять замучит жажда, найдешь источник на том же месте, в том же состоянии душевной чистоты, незамутненности. Только теперь я понимаю, сколько нравственных и сердечных расходов требовала «очистительная работа», которую добровольно приняла на себя эта семья. И честно могу признать, что любимый мой город Ленинград мне особо притягателен именно оттого, что в нем и по сей день живут Мальцевы-Валуйские.

Как я уже призналась, для меня это был и остается живой образец человеческого общежития, семейственности в высоком смысле слова. Дурные примеры тоже учили, уже «методом от противного». Кроме названных выше различий между домами, они позволили мне определить разные типы внутрисемейных связей и отношений.

Я заметила: есть люди с установкой брать себе, заставлять окружающих работать на исполнение своих нужд и желаний; есть люди с противоположной нацеленностью — отдавать свои силы, думы, душу на удовлетворение потребностей близких; есть и такие, что ни себе, ни людям. И вот от сочетания супружеских «установок» зависит возможность благополучного соединения людей, отличающихся и образованием, и профессиональными интересами, и даже общей культурой. Комбинации тут могут быть самыми разными, соответственно и степень благополучия, возможности его достижения. К примеру, такое сочетание: молодые супруги — оба единственные, балованные дети у своих родителей, нацеленные на то, чтобы только получать, брать без отдачи. Нужна огромная любовь, великая сила притяжения, чтобы преодолеть эгоцентрические привычки супругов, нужна упорная работа, понимание, что залог счастья не столько в перевоспитании партнера, сколько в самовоспитании.

Более благоприятно сочетание пары, в которой один из двоих воплощает способность и потребность самоотдачи. Наличие альтруистического начала может сцементировать семью, если в ней второй партнер окажется с любым другим направлением ума и сердца.

А что же получится при соединении двух «отдающих себя»? Наверное, не будет пресыщения добродетелью, коли у этих двух появятся те, на кого они будут вместе изливать и растрачивать свои чувства и силы. Само собой, что немало сложностей возникнет в отношениях пары, соединяющей в себе две «крайности»: первый и третий тип поведения. «Берущему» нечего будет «брать» у того, кто не имеет собственного духовного лица, нравственного багажа. И «дать» будет нечего. Здесь прочность уз может крепиться разве что физической притягательностью партнеров, общими детьми и привычкой, что тоже немаловажно, как мы уже говорили, для брачного долгожительства.

Но есть и еще одна, и весьма многочисленная пока, группа семей, в которой оба супруга исповедуют принцип «ты — мне, я — тебе» даже в сфере самых близких связей. Не будем спешить с осуждением этой категории людей, пока не выясним, кто и чем «обменивается». Бывает, что рассудительные муж и жена с таким ориентиром создают весьма добропорядочную семью, в которой царит устав: пользуешься услугами других, служи и им, плати за добро добром, трудом за труд, любовью за любовь и т. д. Иначе говоря, здесь может отсутствовать безоглядное самопожертвование, но и в безнравственности, в бездуховности и в эгоистичности такие семьи обвинить будет несправедливо.

Иное дело, если этот принцип будет утверждаться иным способом: без «оплаты» ни шагу. И «цены» назначаются несоответственные. За любовь, за доброе дело вознаграждение осязаемое, материальное. Ты мне свои силы, думы, сердце, я тебе духи или колечко, а силы и думы будут отданы иным занятиям и интересам.

Читатель может поупражняться в оценке известных ему пар и вывести «график удачи». На мой же взгляд, человеку в жизни необходимо везение только в трех случаях: от кого родиться, у кого учиться и на ком жениться, во всем прочем он может управиться сам, без помощи фортуны.

Конечно, хотелось бы сотворить семью, имеющую все преимущества и лишенную недостатков. Далеко не всем это удается. Однако немалым подспорьем в нашем движении к лучшему будет сознание: семья — подвижный, развивающийся организм. И в наших силах менять ее, совершенствовать ее механизмы. И этим способствовать гуманизации общества, утверждению в нем высоких нравственных начал.

Именно в семье и через семью мы можем влиять на духовный климат человечества непосредственно, напрямую.

Загрузка...