Семицветье

История вторая. Семиликая птица

— Мир тот зовется Семицветьем, — рассказывала мне травница Майри. — И это мир парящих островов. Главный остров — самый большой. На нем уживаются вместе четыре времени года, можно из лета попасть сразу в зиму. Настоящую, холодную.

— Ух ты! — я от души восхитилась. У нас зимы коротки, малоснежны, а если вдруг на день-два ударят настоящие морозы, так потом об этом несколько лет вспоминают. Взглянуть бы на царство Зимы!

— Главный остров неподвижно висит в небесах, а вокруг него дрейфуют в облаках еще двенадцать — поменьше. Семь из двенадцати никогда не меняются — это острова семи цветов радуги. А остальные пять создают все новые сочетания радужных цветов, а то и вовсе остаются на время бесцветными. Нельзя засыпать на изменчивом острове — неизвестно в какой части мира проснешься.

— Ого! А я бы попробовала…

Я чувствовала, как у меня от восхищения разгораются щеки. Рассказы Майри такие необычные!

Моя мать окликнула нас из дома:

— Вы там, поди, все на крыльце сидите? Не нужно, госпожа травница, забивать моей девчонке голову сказками, она и так, бестолочь этакая, ничего путного в памяти удержать не может.

— Не говорите так, госпожа Мирула! — заступилась за меня Майри и погладила по голове. — Лиэн очень смышленая, и Арно весьма ею доволен.

— Вот то-то и оно, что только и может полы в трактире драить, ни на что лучшее негодная, — ворчание матери скоро смолкло, но Майри все равно поднялась с крыльца.

— Пойду я, Ли, скоро темнеть начнет. Приходи завтра, сварю я снадобье для твоей матушки.

— Можешь подмешать туда какую-нибудь травку, чтобы она чуток подобрела⁈ — я молитвенно сложила руки, со слезами глядя на Майри.

Она усмехнулась и потрепала меня по волосам.

— Нельзя волшебством сделать человека добрее или злее, Лиэн.

Мне не везет. Во всей нашей деревне — а она не маленькая! — нет девушки несчастнее меня. Во-первых, меня считают чучелом каким-то. И ладно б я была просто некрасивая (хотя не такая уж и неказистая, маленькая да немножко рыжая, нос вздернут, зато волосы в две косы заплетаю!). Но я подать себя не умею, как другие девчонки. А еще у меня из рук все валится. Говорят, потому, что много мечтаю. Но о самом большом своем невезении я только сейчас сообразила… похоже, что счастье тех, кого я люблю, делает меня несчастной.

Началось с сестры. Она вышла замуж и уехала к мужу в город. Счастье? Еще какое! В городе такая интересная жизнь… Да вот только я-то осталась с матушкой одна. И некому теперь за меня заступиться, только и слышу, какая я недотепа по сравнению с сестрой — умной, красивой, складной, хозяйственной… Меня-то не то что городской, даже последний деревенский за себя не возьмет.

Да, но у меня оставалась Майри. И Арно… Иногда мне казалось, что Арно я в трактире не так-то и нужна. Не найдет он, что ли, другую девчонку, побойчее да половчее, чтобы подметать полы, мыть посуду и помогать подавать еду, когда рук не хватает? Но он пожалел меня, наверное. Я ведь и правда ни на что больше не гожусь. Арно… разве я могла на что-то надеяться? Но мне хорошо было с ним рядом… а может, я все же чуточку да надеялась. А он вдруг взял и женился. И никто даже не знает, откуда взялась невеста, все только восхитились ее нежностью и неземной красотой. Прямо как принцесса… Работа в трактире уж точно не для нее. Сидит наверху, вяжет кружева — и пусть я морозные узоры на окне, может, раз в жизни видела, но именно они почему-то встают перед глазами, когда смотрю на ее работу…

Но и это бы полбеды. Майри. Моя Майри ушла. Не сказав мне ни слова. Моя единственная подруга. Которая меня читать научила. Которая столько историй рассказывала! Арно говорил всем с улыбкой, что его сестра давно мечтала отправиться посмотреть другие края, и теперь, мол, оставив брата в хороших руках, так и сделала. Мне показалось, он что-то не договаривает… впрочем, какая разница. Ушла, даже не простилась со мной. Я для нее ничего и не значила. Как и для всех остальных. Уже и забыла, небось, о том, что я есть на свете. Что же тогда такое дружба?..

Этим утром на душе было как-то слишком уж муторно.

'А самая главная в Семицветье — семиликая птица. Огромная, крыльями полнеба заслоняет. Как она повелит — так все и будет.

— Она, что, богиня?

— Кажется, да. Ее истинного облика никто не видел. На праздник она является в цветастом ярком оперении, вроде павлина — помнишь, на картинке, да? — только намного красивее. К печальным приходит, озаряя их крыльями из солнечного света. Влюбленные видели ее изумрудно-сверкающей. А когда великая птица гневается — становится черной с пурпуром, а из крыльев ее бьют молнии! Отец давно рассказывал мне об этом, Ли, я уже не помню, что там еще было.

— Но про ее истинный облик и твой папа не знал?

— Нет, Лиэн, об этом никто не знает. Так ему говорили.

— Вот бы узнать!'

Майри тогда улыбнулась мне. Майри… от мысли о том, что никогда больше со мной вот так не поговорят, мне стало совсем нехорошо. А потом я подумала, что не умею радоваться за людей… И это тоже доброго расположения духа не прибавило. А еще и матушка… конечно, тяжело быть вдовой, но вот мать Майри и Арно тоже вдова — но она совсем другая…

Короче, в это утро я выбежала из дома с намерением больше никогда не возвращаться. Я бежала в лес. К «тому самому» ручью. Его у нас только так и называют — тот самый. Говорят, что войдя в него, можно просто исчезнуть. Может быть, переместиться в другой мир? Такие слухи тоже ходили. Желающих попробовать было немного, но со смельчаками вроде бы ничего такого не случалось. И все равно я верила, что в ручье — волшебная сила, которая заберет меня… да куда угодно, только подальше отсюда! Я же так этого хотела! Всей душой хотела. Пробралась на поляну и прыгнула в ручей с разбега. Ничего не случилось. Только промокла насквозь. Некоторое время я стояла в воде, зажмурившись, и молила волшебные силы, чтобы забрали меня из этого мира — но так ничего и не произошло.

Понуро я выбралась из воды. Это ж надо быть до такой степени невезучей! Да и жалкий же, надо думать, у меня вид… Кое-как отжав одежду, не снимая, я легла на траву возле ручья. Вот так и буду тут лежать! Я закрыла глаза… но слезы просачивались и сквозь сомкнутые веки — слезы обиды и одиночества. Не уйду отсюда… пусть ищут, если кому еще нужна.

«…А пятый облик семиликой птицы схож с вишней цветущей, бело-розовые цветы вплетаются в оперенье — такой видят ее те, кто творит красоту. Светло-синей, небесной, почти прозрачной благословляет она детей. И звенят серебром ее крылья, когда поет она тем, кто боится…»

«А восьмой облик, истинный? Правда ли, что никто его не видел?»

«Нет, неправда».

Кто говорит со мной? Словно летний ветер коснулся щеки. Я открыла глаза. И удивилась — откуда здесь вдруг цветок? Чашечка — шесть круглых лепестков, теплых, персиковых, а запах… плакать хотелось, каким он был нежным. Я робко погладила сочный стебель — а он вдруг сам собой надломился и лег мне в ладонь. И понесла я цветок домой — и была я как зачарованная.

Долго мать пилила меня за то, в каком виде я вернулась, и впервые я не плакала — улыбалась. Бранные слова словно не касались меня, персиковый цветок окутывал ароматом, как драгоценной шалью, и гладил, и согревал душу.

Жизнь изменилась. Или это я изменилась? Я стала улыбаться людям и сохраняла в сердце хорошее, забывая плохое. Цветок мой не увядал. Я носила его с собой, даже прятала за пазухой — и ничего ему не делалось. «Какая ты хорошенькая», — стали мне говорить. А мне казалось, что все такая же… или нет? Даже матушка уже не так сильно меня допекала, ворчала, кажется, больше по привычке. А еще — я стала сочинять песни. И спела однажды вечером одну в нашем трактире, под скрипку старого Яхея. Как мне хлопали! Я опьянела от счастья.

Деревенские парни стали ко мне присматриваться. И я не знаю, что бы вышло, если бы однажды…

— Ого! — сказал Арно, подойдя к окну. — Кажется, у нас непростой посетитель, Ли.

Арно всегда ждал кого-то особенного. Не иначе, надеялся, что однажды заглянут к нам король с королевой. Но когда дверь распахнулась, и юноша появился на пороге… я поняла — он лучше короля.

Я принесла ему заказ. В этот раз руки у меня опять дрожали, просто стыд. Красивый он был — загляденье. Яркие глаза, темные кудри, стройный, легкий, движется — словно танцует. Принц? Он рассказал, что странствует, ищет пристанища… да как такое может быть?

— А вдруг, — прищурившись, произнес Раэль (так он себя назвал), — ради тебя, красавица, я в вашей деревне подольше задержусь?

Сердце забилось сильно-сильно. Я отошла к окну, чтобы успокоиться, достала из-за пазухи заветный цветок (я даже имя ему дала, по созвучью со своим — Ниэль). Ничего себе… лепестки отчего-то засветились красным! Что же тут происходит?

Но долго рассказывать нечего. Раэль и впрямь у нас остался, ходил за мной, на свидание звал. Я наконец поверила, что он не шутит, и едва с ума не сошла от радости. Согласилась с ним встретиться в домике Майри, теперь пустовавшем. Перед встречей подметала полы на втором этаже нашего трактира и пела песню, которую только что сочинила. И вдруг позвала меня из своей комнаты Неллин — жена Арно.

— Знаю я, милая, отчего тебя переполняет радость, — мягко сказала она мне своим нежным голосом. — И знаю, что от задуманного тебя не отговорить. Об одном прошу — если что-то вдруг пойдет не так, как ты мечтаешь, вспомни о моем подарке, — и протянула мне большую снежинку, связанную из тонких-тонких нитей, а сверкала она как настоящая! Я очень удивилась — что может пойти не так? Но подарок взяла.

И вот мы в хижине травника. Здесь Майри читала мне книги, рассказывала сказки, отвечала на вопросы… Но сейчас я и не вспомнила о подруге.

— Люблю тебя, всегда буду любить, — говорил Раэль, гладя меня по щеке (целовать я ему пока себя не давала, пусть и частило сердце, но что-то боязно вдруг стало!). — В жены тебя возьму… Вот только… выкини ты этот цветок, что всегда с собой таскаешь, в воду брось, а то и сожги.

Я отскочила назад и Ниэля за спину спрятала (а лепестки его красным там и мерцали!)

— Ну уж нет. Что тебе до него, Раэль? Чем он тебе помешал?

— Не нравится он мне… — и чудесные глаза загорелись еще ярче. — Но что ж такого? Это же пустяк. Говоришь, что любишь, — так докажи любовь этакой малостью. Ради любви на что угодно пойдешь, а тут всего лишь какой-то цветок.

Я покачала головой.

— Он мне в трудную минуту был послан и душу согрел. Я от той теплоты по-другому глядеть начала на свет белый, на людей… И для чего тебе губить неувядаемый цветок — единственное сокровище бедной девушки? Темнишь ты что-то, друг мой сердечный…

— Что ж, — сказал Раэль. — Права ты, Лиэн. Не совсем он цветок, так ведь и я не совсем человек. Так что отдай мне его по-хорошему, пока хуже не стало.

Он протянул ко мне руку, а я возьми да и вспомни вдруг про подарок Неллин. Вот и сунула ему зачем-то снежинку в ладонь, а едва он ее коснулся — вскрикнул, будто обжегся, отбросил от себя, но она не упала — поднялась над нами, засверкала, рассыпалась снежными хлопьями. Настоящий снег пошел в хижине травницы! Фыркнул Раэль, обернулся огромным черным лисом, махнул пушистым хвостом… только его и видели.

Снег прекратился. Прижала я к груди свой заветный цветок, села в уголке у холодной печки и горько заплакала…

«Лиэн, — услышала я. — Не плачь, Лиэн. Подними глаза. Ты видишь меня?»

И я увидела… то была женщина — неземная, полупрозрачная, с ликом прекрасным и строгим. Стан ее был строен и тонок, светлые волосы ниспадали на грудь, а за спиной трепетали белоснежные крылья.

«Ты спрашивала — видел ли кто мой истинный облик? Да. И ты сейчас видишь. Такой я являюсь отчаявшимся, чтобы дать им надежду. А теперь проснись Лиэн»

И я проснулась. Дивной женщины-птицы уже не было. Но в объятьях меня держал юноша, показавшийся не только знакомым — родным… странные зеленые одежды, волосы персикового цвета, каких не бывает у людей, круглое милое лицо — и тепло, все то же драгоценное тепло окутало меня.

— Ниэль!

— В моем мире меня зовут иначе. — Он звонко рассмеялся. — Но это имя, которое ты сделала из своего, мне тоже очень нравится.

— Но кто же ты?

— Я сын древесного духа и цветочной феи, что царствует в Семицветье в мире Лета. Я как сестру любил снежную дриаду Неллин… расскажу тебе потом больше о ней и о твоей подруге Майри — да-да! А сейчас скажу лишь, что бросил вызов Раэлю — сыну Огненной лисицы, узнав о том, что он предательски околдовал Неллин. Черный лис был сильнее, он бы меня убил, но Великая птица решила иначе — она не дала мне умереть, превратила в цветок и перенесла в ваш мир. Раэль хотел мести и последовал за мной. Его мать — одна из Древних, много знает, много видит, помогает детям перемещаться между мирами. Думаю, сейчас он домой вернулся.

Я смотрела и слушала как завороженная.

— А он… больше здесь не появится?

— Нет, если не будет на то воли богини. Черный лис ведь и цветок отобрать не смог бы, ты сама должна была отдать.

— Значит, Семиликая нас соединила?

— Думаю, она изначально знала, что мы нужны друг другу. В своем мире я такой, как ты, не встречал. Лиэн, если хочешь, я мог бы остаться здесь, с тобой. Прямо здесь. Вам же нужен новый травник, а уж мне ли не разбираться в травах и цветах…

Вот оно, счастье. Настоящее, не надуманное.

— Оставайся, конечно! А я-то удивлялась, отчего мне так хорошо… а ты вон какой! Спасибо…

И я крепче прижалась к Ниэлю. А он обнял меня еще нежнее. Никогда, никогда я больше не буду одна. Я знаю это — я видела истинный облик Семиликой птицы. Вот такая она… Крылатая богиня, дающая надежду.