Семья

Глава 13

Вильгельм Пятый лежал на брусчатке, продолжал подёргиваться и не предпринимал никаких действий для защиты — казалось, будто Эджертон его обездвижил. Возможно, так оно и было, всё же Кохинур находился внутри брони немецкого императора и явно воздействовал на того не лучшим образом.

А ещё на металлическом теле Вильгельма начали появляться маленькие бриллиантовые чешуйки. Они медленно, но верно покрывали тело императора, расходясь в разные стороны от места, где посох вошёл ему в грудь. И похоже, они сковывали его — с каждой секундой Вильгельм дёргался всё меньше и меньше. Впрочем, это могло быть и следствием того, что немецкого императора покинули почти все силы.

Эджертон тем временем освободил правую руку, направил её в сторону лица бывшего друга, растопырил пальцы и, судя по шевелению губ, принялся начитывать какое-то заклинание. И сразу же корона императора начала светиться так сильно, будто её раскалили почти до температуры плавления.

Бриллиантовая чешуя покрыла уже почти всё тело Вильгельма, лишь голова осталась нетронутой, а Эджертон всё начитывал и начитывал свои заклинания. Железная корона светилась всё ярче и ярче — казалось, она вот-вот расплавится и стечёт жидким металлом с головы императора. Возможно, этого и добивался Эджертон, хотел таким образом лишить противника Великого артефакта.

Как же тяжело было на это смотреть. Я просто сгорал от желания вырваться за пределы купола и помочь Вильгельму Пятому, но бабушка наотрез отказывалась делать проход. По ней было видно, что она переживает за друга намного больше нашего: лицо княгини Белозерской стало белым, словно мел; в глазах зажёгся синий огонь; и от неё просто веяло силой — будто она собиралась сорваться и броситься на защиту Вильгельма. Но при всём этом проход сквозь купол она не открывала. Видимо, на то были какие-то причины, которые бабушка не спешила раскрывать.

Поэтому оставалось лишь наблюдать за противостоянием двух бывших друзей и по совместительству двух величайших магов современности со стороны и надеяться на чудо. Небольшая надежда теплилась, потому как несмотря на кажущееся подавляющее преимущество Эджертона, он никак не мог добить Вильгельма. И когда немецкий император вдруг дёрнул правой рукой, у меня невольно вырвался вздох облегчения. И не только у меня.

А когда Вильгельм, ломая покрывающую его бриллиантовую чешую, смог поднять руку и поднести её к голове, стало понятно, что какие-то силы у него ещё остались. Немец дотянулся до короны и вцепился в неё пальцами, а англичанина в этот момент аж затрясло, и его рука, вытянутая в сторону Вильгельма, раскалилась не хуже самой Железной короны.

Стало понятно, что герцог не плавил Великий артефакт, а хотел сорвать его с головы императора и забрать себе. И видимо, начал делать в этом определённые успехи, раз Вильгельму пришлось придержать корону рукой.

Осознав, что воздействовать на артефакт на расстоянии и сорвать его при помощи заклятия не получится, Эджертон сменил тактику. Он, продолжая левой рукой удерживать посох в груди бывшего друга, попытался правой дотянуться до головы императора. Не получилось. И не просто не получилось — Вильгельм перехватил руку Эджертона, крепко сжав её в районе запястья своими железными пальцами. И тут же поднял вторую руку и схватился за посох.

Я подумал, что теперь император попытается вытащить посох из своей груди, но не угадал. Похоже, у Вильгельма Пятого был другой план. Он наложил какое-то заклятие, и посох начал изменяться. Сначала с него слетело алмазное покрытие, а потом он приобрёл иной блеск — металлический. Толстый слой металла быстро покрыл оружие Эджертона, но Кохинур всё ещё продолжал гореть внутри брони Вильгельма. Ещё раз выдохнув, я посмотрел на бабушку.

— Я знала, что Вилли справится, — негромко произнесла та, словно оправдываясь за своё нежелание открывать проход за пределы купола.

Однако до «справится» было ещё далеко. Эджертон бросил посох и ухватился левой рукой за горло Вильгельма, и горло тут же начало покрываться бриллиантовыми чешуйками. Император попытался вырвать из груди посох, но с первой попытки ничего не вышло, а до второй дело не дошло — нужно было отрывать руку герцога от горла, так как бриллиантовая чешуя добралась уже до подбородка Вильгельма и явно не улучшала его самочувствие.

Вильгельм перехватил и вторую руку Эджертона. Почти сразу же бриллиантовый блеск на его горле угас, однако хватка герцога была сильна, и оторвать вражескую руку от горла у немца не вышло. Так они и лежали — вцепившись друг в друга, пытаясь с помощью заклятий и грубой физической силы добиться победы.

И никто не вмешивался. Ни один английский маг не пришёл на помощь своему премьер-министру. Возможно, им было просто-напросто запрещено это делать. Может, это было как-то связано с Железной короной, и её следовало добыть в поединке один на один.

Мы все, затаив дыхание, наблюдали за необычным противостоянием двух бывших друзей, но через некоторое время я обратил внимание, что все англичане засуетились и принялись смотреть в сторону разрушенной арки. Разумеется, я тоже сразу же посмотрел туда. И сразу понял причину суеты англичан.

Моему взору предстал объятый красным сиянием двухметровый воин. Он держал в правой руке длинный чёрный посох и шёл к нам. Точнее, двигался в нашу сторону, исполняя сложный ритуальный танец.

Знакомый танец — плавный, и при этом довольно быстрый, завораживающий. Знакомый посох — то ли из чёрного отполированного дерева, то ли из металла. Знакомый большой прозрачный кристалл в его навершии. И в этом кристалле билось и пульсировало его маленькое красное «сердце».

Я уже видел это всё в Восточном во время спасения ребят. Князь Воронцов двигался прямо на Эджертона, по пути направляя свой посох на других англичан и выпуская в них красные ослепляющие лучи из кристалла. Те враги, что были посильнее, отбивались, закрываясь защитой и падая на землю; тем, кто был слаб, луч пробивал грудь, и они замирали, а через несколько секунд охваченные красным свечением начинали биться в конвульсиях и падали на землю. Без сил и Искры. И больше уже не шевелились.

За председателем дворянского собрания Москвы шли другие наши боевые маги, вся та армия, что Воронцов и Каменский сумели собрать за отведённое им небольшое время. И собрали они не так уж и мало народу. Двор почти заполнился, а наши боевые маги всё прибывали и прибывали.

Часть англичан бросилась на наших магов, а часть к Эджертону, чтобы защитить своего лидера. За те секунды, что я отвлёкся на Воронцова и его завораживающий танец, император и герцог отпустили друг друга, поднялись и стояли, восстанавливая силы, готовые снова вступить в поединок. Однако было понятно, что возможности драться один на один у них больше не будет. По крайней мере, по Воронцову было заметно, что он направляется прямо к Эджертону.

— Ну вот теперь и мы можем выйти, пока всё сладкое не съели, — объявила нам повеселевшая бабушка, после чего обратилась персонально к Дьянишу. — Возьми дюжину сильных ребят и охраняйте источник!

— Слушаюсь, Ваша Светлость! — ответил эльф и тут же принялся набирать ту самую дюжину.

— Убирай купол! — приказала княгиня Белозерская Тойво, а сама начала готовиться к бою.

Бабушка прикрыла глаза и негромко начитала какое-то заклинание. Некоторое время ничего не происходило, а затем княгиня Белозерская покрылась сверкающей ледяной бронёй и немного увеличилась в размерах, а в руках у неё появился блестящий ледяной меч, напоминающий формой японскую катану. Бабушка превратилась в белоснежного рыцаря с горящими синими глазами. Выглядело это более чем эффектно.

Пока Тойво убирал купол, я сбегал к источнику и положил у его основания шапку Мономаха. Надевать её я не рискнул и оставил под защитой Дьяниша. Когда вернулся к бабушке, купол исчез.

К этому времени во дворе шло самое настоящее побоище, и наши эльфы с огромным желанием к нему присоединились. Но к моему большому удивлению, никто так и не рискнул вмешаться в поединок Вильгельма Пятого и Эджертона. Даже Воронцов — он остановился, немного не дойдя до обладателей Великих артефактов, и сконцентрировался на простых английских магах, забирая силы и Искру то у одного, то у другого.

Два бывших товарища уже восстановили силы и были готовы продолжать бой. Они стояли друг напротив друга, готовые в любую секунду снова сойтись в поединке. Каждый наложил на себя защиту, покрылся бронёй и был готов идти до конца. И никто не взял на себя смелость им мешать. Никто, кроме бабушки.

— Вилли, отдай мне его! — крикнула она, вставая между немецким императором и англичанином. — Я должна сама оторвать ему голову!

— Сначала мы должны его допросить! — ответил Вильгельм. — Потом оторвёшь!

Немецкая расчётливость и хладнокровие поражали. Бабушка не стала спорить с императором, и они с двух сторон начали обходить Эджертона. Тот принялся спешно начитывать какое-то заклятие и начал покрывался алмазной бронёй — в этот раз очень быстро и совсем уж толстой. Мне даже было трудно представить, как в такой массивной броне вообще можно передвигаться и уж тем более драться.

Буквально через полминуты англичанин стал похож на трёхметровую алмазную скульптуру, точнее, на заготовку под неё. В сверкающей глыбе уже слабо угадывались человеческие очертания. Мне стало интересно, чем это всё в итоге закончится, а вот бабушка ждать не стала — она подошла к Эджретону и ударила по алмазной глыбе своей ледяной катаной.

И глыба… рассыпалась. Сразу же, с одного удара. Тысячи маленьких бриллиантов разлетелись по брусчатке, а на месте, где стоял Эджертон, среди алмазных осколков лежали одежда герцога и его посох.

— Это всё, что от него осталось? — с удивлением спросил я, глядя на чёрный шёлковый костюм с блестящими хрустальными пуговицами.

— Ушёл зараза, — негромко произнесла бабушка и добавила на карельском выражение, которое я прежде не слышал, но о примерном значении которого догадался.

Герцог Эджертон рухнул на пол своего кабинета. Он был полностью обнажённым, лишь Великий артефакт на толстой платиновой цепи болтался у него на шее. Портал последней надежды, который открыл Кохинур, позволял переносить только сам артефакт и его владельца.

Некоторое время герцог лежал на полу, приходя в себя. Затем он поднялся, растерянно оглядел себя, будто не веря в произошедшее, а потом взвыл. Не закричал, не застонал, а именно взвыл, словно волк или дикий пёс, упустивший добычу.

Эджертон был уверен, что мог победить. Должен был победить. Ведь он никогда до этого не проигрывал. Но в этот раз не хватило совсем чуть-чуть, совсем немного не повезло. А ведь всё складывалось более чем удачно, и на этот штурм он поставил всё. Но не вышло. Не получилось.

Злость, досада и невероятное разочарование разрывали герцога изнутри, ему нужно было избавиться от этих ощущений или хотя бы ослабить их, но он не знал, как это сделать. Взвыв ещё громче, Эджертон с размаху ударил кулаком по своему столу и разбил руку в кровь. Он даже услышал, как хрустнули сломанные кости, но ему было плевать на это.

Быстро начитав нужное заклинание, герцог покрыл свои кулаки бриллиантовой бронёй и продолжил громить свой кабинет. Буквально за два удара он разнёс в щепки стол, затем пришла очередь шкафа, затем под алмазные кулаки попал стол для переговоров, потом диван.

Через минуту кабинет премьер-министра Британской империи выглядел так, будто в нём взорвали бомбу: ничего не осталось целым; осколки, щепки, обрывки ткани покрывали пол; на стенах были пробоины, на полу вмятины. Но это не помогло. Изнутри давило всё сильнее и сильнее.

Вой герцога перешёл в громогласный рёв, а потом Эджертон неожиданно замолчал. Он снял с шеи цепь с Великим артефактом, оглядел кабинет, шатаясь обошёл его, сел на пол, прислонившись к одной из стен, и закрыл глаза.

Бой длился не так уж и долго — минут двадцать, не больше. Часть англичан убежала вслед за своим лидером, некоторые погибли, многие были ранены и взяты в плен. Мне особо и не удалось поучаствовать. И, признаться, я от этого не очень-то и расстроился. Странные ощущения — когда я находился внутри купола, был готов голыми руками удавить каждого пришедшего с оружием ко мне домой, а когда англичане в панике бегали по двору, пытаясь защититься или уйти порталом, злости поубавилось.

Жалко их, конечно же, не было — глупо жалеть тех, кто разрушил твой дом и убил твоих товарищей, но вот только врагом, достойным поединка, они уже не выглядели. Практически сразу после бегства Эджертона битва превратилась в зачистку замка и двора. А это уже немного другое, там и без меня справились.

А когда всё закончилось, я отправился за шапкой Мономаха. Дьяниш и трое бойцов честно охраняли мой Великий артефакт, не сводя с него глаз. Закинув шапку в заплечную сумку, я подумал о том, где теперь хранить её и меч, если та часть замка, в котором было хранилище разрушено. С этими мыслями вернулся к бабушке. Она обняла меня и сказала:

— Я же говорила, что всё будет хорошо.

— Вообще-то, Вы пытались нас всех отсюда отправить, — напомнил я.

— Я знала, что никто не уйдёт.

— И я знал. Это было видно по их лицам.

— Эти ребята ни за что не оставили бы источник англичанам, — пояснила бабушка. — Если уж на то пошло, это не наш с тобой источник, а их. Я ведь рассказывала тебе, что наш источник — уникальный. Когда-то здесь на берегу Ладоги жила большая община карелов. Почти все они были сильными одарёнными, и это источник той общины. Он намного сильнее любого родового. А наши ребята в большинстве — потомки представителей той общины. Да и мы с тобой частично тоже, раз их источник стал нашим родовым.

— Большая семья, — вспомнил я фразу бабушки.

— Большая семья, — подтвердила та. — И я рада, что ты стал её частью, и что источник принял тебя. И надеюсь, Милу он тоже примет. И ваших детей.

Прозвучало так, будто Мила уже ждала ребёнка. Не то чтобы меня это напугало — вовсе нет, но было как-то непривычно думать о детях. Учитывая, что у меня самого ещё порой детство играло в одном месте, несмотря на всё, что мне пришлось пережить за последние два года.

— Но при этом Вы усиленно нас выгоняли: и меня, и ребят, — вернул я разговор в прежнее русло.

— Я должна была попытаться.

— А если бы получилось? Вы ведь тогда не продержались бы до прихода помощи.

На это княгиня Белозерская ничего не ответила, так как к нам подошёл Вильгельм Пятый. Он обнял бабушку, после чего протянул мне руку, поздравляя с победой, а когда я её пожал, император произнёс:

— Мне очень жаль, что это случилось, но я рад, что всё так закончилось, и что вы живы.

— Мы — да, — вздохнув, произнесла бабушка. — Но погибших много.

— Много, — согласился Вильгельм. — И Гарри за это ответит. Но почему ты мне не сообщила о нападении сама, Кэтхен? Пока до меня дошла информация от российского посла, мы потеряли много времени. Я, вообще, мог не успеть.

— Но ты успел, — улыбнувшись, произнесла бабушка.

— Чудом успел! — заметил Вильгельм.

— Помнишь, что говорил нам учитель? Чудеса случаются тогда, когда в них верят. Я верила, что ты придёшь.

— И при этом не сообщила мне? Я не вижу здесь никакой логики, Кэтхен!

Бабушка вдруг стала очень серьёзной, она взяла «друга Вилли» за руку и негромко произнесла:

— Ты не только мой друг, но ещё и император. И в первую очередь император! Я знала, что ты не сможешь мне отказать, если я обращусь за помощью, но ты должен исходить из интересов своей империи. Я не могла поставить тебя в неловкое положение.

— Твоим другом я являюсь намного дольше, чем императором, — возразил Вильгельм. — И я дал клятву учителю, что никогда не брошу своих друзей в беде.

— Некоторых друзей за ухо да в музей, — со злостью произнесла бабушка, перейдя на этой фразе на русский, затем добавила опять по-немецки: — К сожалению, друзей становится всё меньше. Нори давно пропал. Гарри… лучше бы пропал. Мы остались вдвоём.

— Но это не так уж и плохо.

— Спасибо тебе, Вилли!

Глаза бабушки снова заблестели, только вот никакого огня я в них в этот раз не заметил. Она обняла Вильгельма, крепко прижавшись к нему. Мне стало неудобно стоять рядом и слушать их разговор, и я отошёл. И тут же Вильгельм Пятый поднял правую руку и небольшим взмахом создал вокруг них с бабушкой маленький непрозрачный купол.

— Им есть о чём поговорить, — произнёс подошедший ко мне Романов и улыбнулся. — Да и нам тоже.

Почти сразу после этого к нам подошли Воронцов с Каменским, однако ни о чём поговорить нам не удалось — купол, скрывающий Вильгельма Пятого и бабушку, исчез довольно быстро. И пред нами предстала привычная нам княгиня Белозерская — холодная и подчёркнуто невозмутимая. Она одарила всех присутствующих своей фирменной едва уловимой улыбкой и произнесла:

— Благодарю вас, господа за помощь! Её невозможно переоценить. Вы не просто спасли нас, вы помогли нам защитить наш источник. А это главное. Мы с Романом и все, для кого важен этот источник, перед вами в долгу. И это не просто слова.

— Мы тоже перед вами в долгу, Екатерина Александровна, — сказал Романов. — Вы приняли на себя первый удар в войне, которую не начинали.

— Немало кирпичей в фундамент этой войны заложил мой внук — дед Романа. Так что в чём-то это даже символично, что начали с нас. Да и с чего ещё мог начать Гарри, как не с попытки заполучить меч Романа?

— Гарри надо убить, — произнёс по-русски с большим акцентом Вильгельм Пятый.

Возможно, немецкий император хотел высказаться не столь прямолинейно, но русским языком он владел не очень хорошо, поэтому сказал то, что смог сказать. В подтверждение моим догадкам он продолжил уже на немецком, и на родном языке он выразился более дипломатично:

— Гарри должен быть наказан. Вся Британия должна быть наказана. Они перешли все мыслимые и немыслимые границы. Мы можем расценивать это нападение как объявление войны — и России, и Священной Римской империи, так как я предупреждал Гарри, что в случае, если он первым нападёт на Россию, Империя выступит на вашей стороне.

— Хороший план, — сказала бабушка. — И особенно мне нравится та его часть, которую ты озвучил по-русски. И предлагаю не затягивать. Мне просто не терпится въехать в Лондон на танке.

— В Лондон на танке? — переспросил Вильгельм.

— Да. Я должна это сделать. И это не обсуждается, это уже дело принципа!

— Вот Виктория Вторая обрадуется, — усмехнулся Романов.

— А это уже её проблемы, — мрачно произнесла бабушка. — Надо было своего пса на привязи держать.

— Тут ещё вопрос, кто из них кого на привязи держит, — заметил кесарь.

— Без разницы, — отрезала княгиня Белозерская. — Я въеду в Лондон на танке!