Семья напрокат, или Младенец по завещанию

Глава 17

Ласка

Я выбежала из кабинета, чуть ли не захлебываясь слезами, которые до последнего пыталась сдерживать, пока была на приеме у врача.

— Тише, тише, — почувствовала теплые руки Мирослава, — Ласка, все хорошо, — прошептал он, уткнувшись в мои волосы, — пойдем отсюда.

— Что ты? Как ты? — пыталась задать конкретный вопрос, как он здесь оказался, но губы не слушались, а слова не желали складываться в предложения.

— Все хорошо, — хрипло прошептал Соколовский, прижимая меня к себе еще теснее, — пошли отсюда.

Я дрожала, как настоящий испуганный заяц, и даже не пыталась вырваться.

С Миром было тепло. С ним было хорошо.

Лишь когда мы вышли на улицу, я поняла, что он накинул мне на плечи свое пальто, а мою куртку сжимал в руках. Я даже не стала спрашивать, когда и как он забрал ее из гардероба без номерка. Мне было все равно.

Мужчина открыл заднюю дверь своей машины, бережно усадил меня, захлопнул дверь и, оббежав машину, залез с другой стороны. Притянул меня к себе, укладывая мою голову на свою грудь, и начал гладить по волосам.

— Мир, — позвала его, пытаясь понять, что происходит. Почему он здесь и почему так себя вел?

— Все хорошо, Слава, — спокойно произнес Соколов и поцеловал меня в висок.

Услышав знакомое обращение — так, кроме Яра, ко мне никто не обращался, — я тут же вывернулась из рук Мирослава и заглянула ему в глаза. Они были какими-то сумасшедшими. Бездонно-темными и в то же время горящими каким-то ненормальным безумством, да и вообще весь вид Соколовского был далек от нормального. Мужчина был потрепанным и взъерошенным, словно его хорошенько кто-то помял, как пуховую подушку. Складывалось впечатление, что, хорошо приглядевшись, я все же найду в непослушных темных волосах торчащие перышки. Как у той самой подушки.

— Ты разговаривал с Яром, — сказала я, понимая, какая же глупая. Он же ушел вчера с ним встречаться. Почему я сразу не догадалась, что Яр ему все расскажет? Почему в моей голове ни единой мысли об этом не закралось? Теперь, видя, как на меня смотрел Соколов, я поняла, что он все обо мне знал.

— Ласка, ты меня слышишь? — Мужчина крепко сжал мои плечи. — Я же сказал, все будет хорошо и мы со всем разберемся.

— Как? — всхлипнув, спросила, потому что и правда не понимала, что мы будем делать после того, что мне сказала женщина-врач.

— Я все верно понял? — поинтересовался мужчина, переместив ладонь с плеча на мой подбородок, и мягко прошелся подушечкой большого пальца по моей мокрой коже.

Когда я успела нареветь целые ручьи? Третий день знаем друг друга — и второй из них он вытирает мои слезы.

— Ч-что?

— У тебя никого не было?

Я устало закрыла глаза, не справляясь с силой его взгляда, и кивнула.

— Понятно. Врач отказалась делать инсеминацию?

— Да, она начала говорить про риски, про то…

— Я понял, Слава, я все понял. Я знаю, что девственниц так не оплодотворяют. Были бы мы в Европе…

Я, не сдержавшись, опять громко всхлипнула и облизала пересохшие губы. Мужская рука переместилась на мой затылок и притянула меня к себе.

Соколовский крепко прижал меня, уткнулся носом в мою макушку и хрипло проговорил:

— Мы решим этот вопрос. Я пока не знаю как, еще не думал об этом. Но только так, как ты того захочешь. Обещаю.

И я ему поверила. Может, потому, что врач-репродуктолог окончательно добила меня вслед за отцом, матерью и братом. Может, потому, что я не видела никаких решений и возможных путей. Я словно замерла в какой-то прострации и наконец-то увидела, как жизнь проходит мимо меня. И вот Соколов в который раз предложил мне руку помощи. Он пообещал мне найти выход, и, господи-боже, я ему поверила, потому что безумно сильно, просто отчаянно хотела довериться хоть кому-то, положиться на него, расслабиться и не думать ни о каких проблемах.

Мирослав не выпускал меня из своих объятий довольно долго. Мы так и сидели на заднем сиденье его автомобиля: я, уткнувшись носом в его грудь, вдыхала в себя его запах свежести, а он гладил меня по голове, как маленькую девочку, и тоже вдыхал в себя мой запах у самого виска, иногда терся о меня носом, и я была готова умереть от наслаждения.

Не знаю, сколько бы мы еще так просидели, но нашу идиллию нарушило урчание моего живота. Я же так торопилась на прием, что даже кофе попить не успела.

— Ласка, ты как? — шепнул Мир.

— Я-я-я…

— Кушать хочешь? — сквозь улыбку спросил мужчина.

Я его не видела, но на сто процентов была уверена, что он улыбался. Я слышала эту его хитрую улыбку, а от ноток заботы в его голосе по всему телу пробежал ворох мурашек.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хочу.

— Тогда пойдем тебя накормим. Тут рядом ресторанчик есть.

Соколов еще раз поцеловал меня в висок, а затем отпустил и отодвинулся. Я понимала, что он всего лишь вышел из машины и уже в этот момент обходил ее по кругу, чтобы помочь выбраться мне, но все равно мне стало в одно мгновение до безобразия холодно, одиноко и пусто. Словно внутри меня опять поселилась тянущая пустота.

— Ну и где моя Ласка? — спросил Мир сразу же, как я вышла из машины. — Ты сейчас больше на кролика похожа. Милого, хорошенького, но жутко боязливого. Пойдем уже.

Соколов опять накинул на мои плечи пальто, сам, наверное, мечтая таким образом простудиться, а я прогоняла сквозь себя его обращение: “Моя Ласка”. Ничто внутри меня не противилось этому. Напротив, мне вдруг это показалась настолько манящим и захватывающим, что мне и правда захотелось стать его, неважно кем, главное, чтобы он по-прежнему меня так же крепко обнимал, гладил по волосам и защищал. Странное, совершенно необъяснимое чувство, но я ощущала себя рядом с Мирославом в абсолютной безопасности. Впервые за долгие шесть лет я чувствовала что-то подобное.