Ласка
Я горела. Обнимала его за шею, впивалась ногтями в его кожу и горела. Казалось, еще чуть-чуть — и жар внутри меня испепелит все вокруг. И меня, и Мирослава. Этот жар не пощадит никого, погребет под собой наши останки и…
И ничего…
Соколов, будь он неладен, прекратил наш поцелуй, чмокнул меня напоследок в уголок губы и тихо шепнул:
— Ужин привезли. Буду ждать тебя на кухне. — Мужчина резко оттолкнулся от стола и, уже выходя из кабинета, укорил меня: — Я буду очень рад, если ты положишь все бумаги на место.
Что?
Какие бумаги?
Какой ужин?
Накрыла лицо ладонями и часто задышала. Невозможный мужчина. Я спрыгнула со стола и начала собирать разбросанные бумаги. Причем совершенно однозначно совала я их не на место, а куда придется. Мир все равно видел, что я рылась в его вещах, так что и порядок наведет сам. Из коридора раздался звуковой сигнал, сопровождающий открытие створок лифта, и я со всей силы стукнула себя по лбу.
— Дура. Как есть дура.
Нет, ну как я могла не услышать возвращение домой хозяина квартиры. Причем уже не в первый раз.
Соколовский сидел за широкой барной стойкой и уже накладывал себе в тарелку что-то вкусно пахнущее. На столе было блюд шесть, не меньше.
— Мы не лопнем? — усмехнулась я и потянулась за мясом.
— Надеюсь, что нет, — в тон мне ответил Мирослав. — Это знаешь, как в рекламе было: “А ты налей и отойди”.
— Не совсем поняла, о чем ты, — пожала плечами и потянулась за овощами: как хорошо, что помимо нескольких видов салатов были просто нарезанные овощи. Не знаю почему, но был у меня странный бзик: обожала свежие овощи и в то же время ненавидела их в перемешанном и заправленном виде.
— Реклама такая была, Ласка. Девочка сок пила-пила, пила-пила. Ей отец говорит: «А ты не лопнешь, деточка?» А она ему…
— А ты налей и отойди, — улыбнулась я. — Действительно смешно, нужно будет на Ютубе этот ролик поискать, теперь интересно.
Соколов кашлянул в ладонь, но промолчал и продолжил ужинать. Мне показалось, что он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Может, попытаться устроить ему допрос? Пока мужчина в таком благодушном настроении.
— Я рылась в твоих вещах.
— Я заметил, — улыбнулся Мир так лукаво, что у меня из головы вылетели все заготовленные слова.
— И так спокойно об этом говоришь?
— Ну-у-у, я не люблю, когда кто-то роется в моих вещах. Очень не люблю… Но тебе, Ласка, поблажку сделаю.
— Почему вдруг? — Я прищурилась и положила вилку на стол, лишь бы Мир не заметил, как от волнения подрагивали мои пальцы. — Почему ты идешь мне на уступки, делаешь поблажки или помогаешь? Почему, Соколов?
— Знаешь, что мне интересно? — Мирослав так же, как я, сложил столовые приборы на стол, затем облокотился о него и подался вперёд. — Когда ты сама станешь Соколовской, ты так и продолжишь путать собственную фамилию?
Как хорошо, что я ничего не жевала в этот момент, иначе точно подавилась бы. Соколовский, будь он трижды неладен, смотрел на меня до безобразия спокойно, умиротворенно, что ли. Словно в этом мире его ничего не трогало, а он познал совершенную истину и шёл по правильному пути к вершине. К вершине… да фиг знает, к какой вершине. Мои мысли перепутались окончательно.
— Я тебя не понимаю! — чуть ли не прорычала я.
— Слава, не глупи. Я тебе ещё в обед сказал: не ищи двойное дно. Просто прими помощь.
— Да как же его не искать, когда мне непонятны твои мотивы? Какая тебе со всего этого выгода? Ты сказал решить, чего я хочу. Я решила! Я не хочу ребёнка, — выпалила на одном дыхании и уже тише добавила: — По крайней мере, пока и не так.
— Не так — это как? — Мирослав проигнорировал почти всю мою тираду, только вот зацепился за одну из самых беспокоящих меня деталей.
Меня пугало не только близкое материнство, но и то, что ребенок будет зачат неестественным путем. Хотя, видит бог, я о естественном меньше всего на свете думать хотела, но даже мне, с моими тараканами и страхами, казалось это более нормальным. Ведь можно было еще понять одинокую женщину, обратившуюся в тот же банк спермы, она же никогда не встретится с донором и будет растить ребенка самостоятельно, так же как и семейная пара, которая потеряла надежду на зачатие естественным путем, их тоже можно было понять…
А мы?
Ребенок. Настоящий живой ребенок — это не игрушка, не кошечка или черепашка. Этот ребенок вырастет, и неужели он не заметит, что у родителей какие-то совершенно неправильные отношения? Подписываясь на всю эту авантюру, я поставила росчерк, определивший мою жизнь не на ближайший год или два, а на все оставшееся доступное в этой жизни мне время.
И стоило только хорошенько все это обдумать, так на меня сразу же свалилось осознание того, что решение я приняла сгоряча. Еще я поняла, что отца за такие условия невозможно простить и наказывать надо было не Ярика, который оказался таким же пострадавшим, а именно папу. Ведь отец не мог не предугадать реакцию Яра. Не мог… Точно так же, как и не мог он не просчитать, что Свят выберет политику невмешательства и отстранится от всего происходящего.
И сейчас получалось, что Соколовский… К черту, Соколов (раз его это так бесит) — единственный человек, протянувший мне руку помощи. И если сначала он хотел лишь использовать и меня, и ситуацию, в которой я оказалась, то потом что-то изменилось? И это “что-то” не давало мне покоя. А сейчас он говорит, моя будущая фамилия…
— Не так, — я все же собрала все свои мысли воедино и ответила на непростой вопрос, — это не так, как получается у нас. Мы чужие друг другу люди, и воспитывать ребенка с нашей стороны стало бы глупостью. И что это еще за намеки про фамилию? Мирослав, я никогда в жизни не поверю в то, что ты воспылал неожиданной страстью или влюбился с первого, — надула губы, — прости, с третьего взгляда.
— Тебе не кажется, что мы ходим вокруг да около и обсуждаем одно и то же? Я уже устал, честно.
Мужчина спрыгнул с высокого стула и ушел в сторону от меня.
— Не уходи от разговора, Соколовский, — выкрикнула ему в спину. — Чего ты от меня хочешь и чем мне аукнется твоя помощь, если я соглашусь?
— От тебя, пожалуй, уже ничего, — хмыкнул мужчина, встав у окна и скрестив руки на груди.
— Окей, тогда чего ты хочешь от моей семьи?
— Верное направление, Ласка, взяла. За свою помощь, — Мир чуть наклонил голову и повернулся ко мне, — я хочу тебя и никак не могу понять, где и когда я выразился не так, если ты до сих пор этого не заметила.
— Стоп. — Я спрыгнула со стула и быстро подошла к мужчине. — Меня? — усмехнулась и приложила ладонь к груди.
— Красивый лак, Слава. Очень подходит к твоим глазам.
— Что?
Может, я сильно поторопилась, когда решила, что он умный и адекватный?
— Я устал. Давай уберем со стола и пойдем уже спать.
— Пойдем?
Соколов кивнул и легко улыбнулся, лишь краешком губ.
— Кровать одна, ты забыла?
— Но вчера…
— Вчера — это было вчера. — Мир подошел ко мне и невесомо обнял за талию. — И за эту ночь многое изменилось. Я не буду тебя трогать, если ты вдруг этого боишься. Я помогу тебе в твоем решении, но, видимо, я и правда как-то неясно выразился. Независимо от того, что ты решишь с условиями отца, я буду рядом с тобой. Пока только рядом, а дальше посмотрим.
— Соколов, — протянула я его фамилию, в который раз произнеся ее неправильно.
Как там говорят? Наглость — второе счастье.
— Соколовский, Слава, — и не надоело же ему меня поправлять, — помоги мне лучше со стола убрать, если не будешь больше ужинать. А потом спать. — Ну совершенно точно эту пословицу придумали для Мирослава. Я открыла рот, чтобы возмутиться, но мужчина развернул меня и подтолкнул в сторону стола. — Спать, Слава, спать.
Мир пошел к одному из шкафчиков, достал контейнеры и, вернувшись к столу, начал складывать наш ужин. И вот как я могла остаться на месте и не помочь ему?
Посмотрим, как он будет просто спать и просто рядом.
Главное — потом об этом сильно не пожалеть…