Семья вдребезги

Глава 19

Я рассказала всё.

Стало легче — потому что правду сказала Роббу, правду в принципе говорить приятно.

А еще стало страшнее. Как там Даня говорил? Правда — это утопия, недоступная роскошь для нашего неидеального мира. Я спорила с мужем, смеялась что он циник, но… немалая правда в его словах есть. Я позволила себе эту роскошь — правду — и теперь опустошена в ожидании приговора.

Но Робб молчит. Должно быть, мои слова переваривает. На красивом лице выражение шока. И мне, против всякой логики, хочется рассмеяться, усиливая сюрреализм происходящего.

Но мы оба продолжаем молчать.

— Робб? — заговорила.

— М?

— Скажешь что-нибудь? — спросила осторожно.

Страшно до истерики. Вдруг Робб сейчас заставит меня отвезти его к Илье, отнимет его. И что тогда? Только с моста.

— Ты уверена? Все эти выводы — исходя из нескольких подслушанных слов?

— Я почти уверена. Но если мои догадки не подтвердятся, поверь, я самой счастливой себя почувствую.

— Ясно, — Робб закрыл глаза, прижал пальцы к вискам. — А результаты генетического исследования — почему такой большой срок ожидания?

— Потому что я выбрала не экспресс-вариант, а более надежный, и как следствие — длительный по времени. К тому же, я зубные щетки отдала на исследование. Это тоже сыграло роль.

— Хорошо. Черт, ну и ситуация.

— Робб, ты же дождешься результатов теста? — заволновалась я с новой силой. — Мне было невероятно тяжело всё тебе рассказать, но ты имел право знать. Теперь главное — не привлекая внимания дождаться результатов, и не форсировать события.

— Покажи мне его фото, — собеседник будто и не слушал меня. — Покажи, — потребовал, и добавил: — пожалуйста.

Фотографии Илюшки я в сеть не выкладывала. Хотелось похвастаться ребёнком, как другие мамочки делают, я даже пару коллажей слепила и лицо сына прикрыла смайликом. Но испугалась в итоге, что какой-нибудь злодей-педофил наткнется на фото, выяснит нашу геолокацию и выкрадет Илью. Те, кому ребёнок чудом дался, меня поймут.

Но фотографий Ильи в галерее моего смартфона полно — ими она и забита.

— Вот, — открыла последнюю коллекцию фото. — Я вчера тесто соленое замесила, мы лепили зверей, развлекались. Смотри.

Робб забрал мой телефон. А такое чувство что сына.

Сама рассказала… сама вручила ему козырь… нет! Я поступила как должно, иначе нельзя было!

— Это Леон? — спросила.

Нет! Скажи мне что Илья вообще ничего общего с Леоном не имеет! Пожалуйста, скажи, — взмолилась мысленно.

— Леон был младше. Волосы были чуть светлее. Пухлым был. Щеки были такие… как нектарины. Но, — Робб приблизил очередное фото Илюшки, — кажется, да.

Я лет до четырех сама колобком была тем еще — крепенькой такой малышкой, бабуля меня бутузом прозвала. И волосы тоже светлые были, потом уже темнеть стали. Детки в принципе меняются быстро.

Робб продолжил листать галерею фотографий, каждую изучал жадно: с неуверенностью, с восторгом, даже с агрессией — его то и дело словно подкидывало бежать за Илюшкой, но он пытался держать себя в руках. Меня тоже подрывает: забрать свой телефон, домой убежать и закрыться в нём вместе с сыном. Но и я сдерживаюсь, сама с собой воюю, со своими инстинктами.

— Он?

— Скорее всего да. Вероятнее всего, — ответил Робб устало, и протянул мне телефон нехотя. — Поверить не могу, что они подобное затеяли.

— Сработало же. Если бы я тот разговор не услышала — мне даже в голову не пришло бы, что за нос меня водят. Даже если бы Илья вдруг стал на Данила как две капли воды похож. Робб, так ты дождешься результатов? Не станешь торопить события?

— Результатов я в любом случае дождусь. Как ты справляешься со всем этим?

Робб участливо и пытливо посмотрел мне в глаза.

— Я не справляюсь, — улыбнулась горько. — Я в ужасе, Робб.

— Понимаю…

— Не понимаешь, — перебила взволнованно. — Я не могла забеременеть. Пыталась, с ума сходила сначала из-за надежды — вот-вот, казалось, получится — а затем уже от неприятия самой себя: что я за женщина такая, раз зачать не могу. Перед мужем вину чувствовала страшную, что ребёнка ему не могу дать. А потом появился Илья, и… я всё ему отдала, все материнские чувства, которые столько лет копились. А теперь… я даже не знаю, что теперь.

— Сначала мы дождемся, что покажет генетический тест.

— Да знаю я, что он покажет. Робб, — в эту минуту я окончательно перешла все грани разумного, — я понимаю что ты чувствуешь, я очень хорошо всё понимаю, но… не отнимай у меня сына! Умоляю тебя! Я не должна просить о таком, но я прошу. Пожалуйста… я всё, что хочешь… вообще всё… только не отнимай, только не…

— Тише-тише, — он быстро пересел ко мне, обнял, и я уткнулась лицом в его подмышку.

Поза неудобная. Трясёт. Слова закончились. Но, пожалуй, это самые честные объятия за последнее время, и меня немного отпускает, я почти вижу просвет во всем этом мраке, и некий порядок в хаосе. Совсем чуть-чуть, но я хоть в полсилы дышать могу.

— Бедная девочка, — прошептал Робб. — Давай действовать постепенно, хорошо?

— Мгм.

— Можешь отвезти меня к Леону? Просто посмотреть на него вблизи, услышать голос.

Снова паника — отвезу, и он заберёт его. Или напугает.

— Не сегодня, хорошо? Я… Робб, я…

— Я понимаю, — оборвал он.

— Ты заберешь его у меня? — всхлипнула.

Робб обнял меня крепче, мы оба в своих мыслях, но держимся друг за друга в надежде что когда мир перестанет так хаотично кружиться, мы устоим.

— Заберешь? — посмотрела на мужчину.

— Я не хочу причинять тебе боль, ты её не заслуживаешь. Давай я не стану пока отвечать тебе, Даша. Возьмем тайм-аут на этот вечер? Я должен подумать обо всем, что ты рассказала мне. Кстати, спасибо. За правду — спасибо.

До дома я добралась после второго за день визита на работу. Истерика, прорвавшаяся при Роббе, оставила меня. Даже время осталось подумать про Виталину — ну какая же она дура, раз упустила этого мужчину! Я его даже ненавидеть не могу за то, что не стал обещать мне что Илью со мной оставит. Наоборот, с некоторых пор у меня аллергия на ложь.

— Господи, — шутливо схватилась за сердце при виде Ильи.

Сын с лихим воплем понёсся на меня: на макушке три пера, держащиеся на ремешке; на лице полосы краски. Индеец. И настроение пожопеполучательное, судя по всему.

— Мы играли. Не сердитесь? — улыбнулась няня, и я покачала головой.

— Мам, ты теперь скво. Так женщины индейки называются.

— Не индейки, а индейцы, — подхватила разбойника на руки, но Илья заойкал, что-то упало под ноги.

— Мам, бусики, пусти. Вот, — он поднял их, и протянул мне. — Тебе. Сам делал.

— Красота, — восхитилась, разглядывая бусы из макарон. — Я обязательно буду носить. Прямо сейчас надену. Спасибо, мой хороший, балуешь маму.

Макарон Илюшка не пожалел, бусы до декольте доходят. Илья крутится рядом, следит, чтобы подарок его надела, и реакцию мою считывает. Отвернулась от отражения, подмигнула ему лихо, снова забыла про все проблемы благодаря этому счастливому мгновению.

И вспомнила. Что потерять всё могу. Был у меня Илья, а станет Леон — у Робба.

— Леон, — пробормотала тихо, и сын перестал вдруг улыбаться, запрокинул голову, нахмурился.

Нет! Нет, я не хотела!

— Ле-он, — пробормотал он осознанно, а не как обычно, когда новые слова учит.

Испугалась. Подхватила его на руки, в гостиную пошла.

— А чем ты занимался, пока меня не было? Только в индейца играл? Няня тебе читала? Рассказывай, сынок, — принялась болтать. Малодушно надеясь вытеснить из его памяти имя — его же имя, скорее всего.

Илья сначала вяло, а затем уже бодро, но путано стал описывать свой день. Казус с именем, кажется, для него забыт, а вот меня опять потряхивает. Няню я отпустила, Илью вот отпустить не могу, даже чтобы пойти в комнату и переодеться — кажется, на секунду оставлю сына, и он прибежит, скажет что он не Илья, а Леон, что я не его мама…

Ааааааа!

Чертов Данил! Чертова Виталина!

Дверь открылась, закрылась, и через пару секунд в гостиную вошел Даня — улыбающийся, с шикарным букетом цветов.

Надеюсь, Виту он не припёр в наш дом, иначе я его этим букетом и огрею!