ВИТАЛИНА
Да пусть к черту идет!
С размаху швырнула в стену в стакан. Звон, во все стороны брызнули вода и осколки, я присела за стол и закрыла лицо руками.
Какая же он сволочь. Я из шкуры лезу, чтобы его внимание привлечь, на цыпочках хожу перед ним, я стараюсь, мне не нужен больше никто. У нас с ним сын. А он просто отбросил меня, как вещь, к Дашке поехал, но ведь он хочет меня?
Простонала в ладони.
Как это сложно, оказывается — уводить его из семьи. Мы с ней одинаковые, он нашу внешность любит, так почему тормозит, что ему мешает остаться со мной? Мне же ничего не нужно, только чтобы он был рядом. Он так хватал меня сегодня, от его пальцев синяки на бедрах останутся.
Я нужна ему, нужна — твержу себе мысленно.
Вздрогнула, когда позвонили в дверь.
Он! Вернулся!
Метнулась в коридор, оттуда в холл, перед зеркалом торопливо пригладила волосы и вытерла под глазами темные разводы от туши. Распахнула дверь…
— Привет.
Замерла на пороге. Недоверчиво уставилась на бывшего мужа. Робб — это он, мне не кажется, стоит на моем крыльце и изучает меня чуть насмешливо.
Тяжело сглотнула, запахнула халатик и едва удержалась, чтобы не захлопнуть дверь.
Я не должна бояться. Он ничего мне не сделает. Он любил меня, может, до сих пор любит, он просто мужчина, а я умею ими крутить.
— Не поздно для гостей? — натянула на лицо улыбку и отступила. — Проходи. Но я уже спать собиралась.
— Спокойно спится, совесть не мешает? — Робб шагнул в дом.
— Ты о чем? — хлопнула ресницами.
Что за дурацкие намеки.
Прикрыла створку и ослабила поясок халата, ткань разошлась на груди, и Робб невольно посмотрел в вырез. Отвел взгляд. И, не разуваясь, двинулся по коридору.
Мысленно усмехнулась. Спасибо родителям, единственное хорошее, что они для нас сделали — эта внешность. Густые волосы, большие глаза, пухлые губы и фигуры, как с картинки — мы с Дашкой натуральные, ни отнять, ни добавить. Робб на мою внешность повелся тогда, надоели искусственные, перекроенные куклы.
Ты прекрасна, как рассвет. Настоящая — повторял он.
— Плесни выпить, — приказал бывший муж и уселся за стол.
— Виски? — деловито забрякала дверцами шкафчиков, достала бутылку и стаканы. Спиной к нему стою и пытаюсь справиться с растерянностью.
Робб не просто так заявился. Скучает по мне?
Улыбнулась и разлила по стаканам спиртное, поставила его порцию на стол. Поясницей уперлась в подоконник и глянула из-под ресниц.
— Какими судьбами?
— Когда я тебя выгнал и хотел разводиться, — он сделал глоток, второй. И залпом осушил стакан, брякнул им по столу. — Ты вернулась, показала мне свидетельство о смерти Леона. Где ты эту бумажку взяла?
Кожу покалывает, словно иголочками. Волосы на затылке шевелятся от его тона. Со свидетельством мне тогда институтская подруга помогла, свела с нужными людьми. Я так маялась, я с собой боролась, когда пришлось отказаться от Леона, но у меня выбора не было. Он или я. Остаться с сыном означало — зависнуть в России, жить в доме родителей, опять искать мужа и бегать на свидания. А я уже привыкла к жизни за рубежом, к деньгам Робба, к хорошим магазинам и фирменной одежде, к ресторанам, к вечерам, когда мы под звездами рассекаем на яхте, а в руке бокал шампанского.
Я не могла оставить Леона. Не могла.
— Робб, прости, — распахнула окно, почему-то стало сложно дышать. — Ты ненавидел моего ребенка. Я пристроила его в хорошее место и вернулась к тебе. Я это ради тебя сделала.
— Леона сдала в детский дом ради меня? — он мрачно усмехнулся. Толкнул стакан по столу, и мне пришлось отлепиться от подоконника, потянулась к бутылке и плеснула ему виски. Он пить не стал. Взглядом уперся в стакан. Не поднимая головы, негромко процедил. — Виталина. Ты преступление совершила. Та подделка о смерти Леона — она до сих пор при мне. Одно мое слово — и тебя посадят. Надолго. Ты зачахнешь там, в тюрьме. Хочешь?
Испуганно замотала головой.
— Робб…
— Не хочешь, — он хмыкнул и посмотрел мне в глаза. — Тогда слушай внимательно. Теперь будешь делать то, что говорю тебе я.
ДАША
Проснулась с мыслью, что была где-то далеко очень долго, в другой жизни, в реальности параллельной, и все эти недели — выдумка, один большой и жуткий мираж.
Перевернулась на постели и посмотрела на Илью.
Спит мой маленький, ладошку положил под пухлую щечку. Рот приоткрыт, я слушаю ровное дыхание сына, любуюсь им, солнечными лучами, что падают ему на лицо, освещают, он, как ангел.
В дверь негромко постучали, и створка приоткрылась. На пороге вырос Данил. Свежий, бодрый, в костюме, даже сюда долетает аромат его парфюма.
— Илья спит еще? — шепнул он. — Завтракать пора. И я отвезу его в садик. Кашу сварил. И нам сделал тосты. Идете?
Кивнула. Начала будить Илюшу. Мы долго плескались в ванной, сражались зубными щетками, смеялись и забрызгали весь пол. На завтраке было все будто по-прежнему, как раньше, болтал телевизор и Данил, пахло кофе и едой, звучал смех Ильи.
Это все так легко, так просто, наше обычное утро из другой жизни, где я была счастлива, я мечтаю вернуться туда. Почему не получается?
Время — мы опоздали, Данил торопливо усадил Илюшу в детское кресло и закрыл дверь, посмотрел на меня.
Стоим у машины, я слышу, как птицы поют, тепло, и даже ветра нет, небо безоблачно.
— Даш, ты подумала? — муж приблизился, осторожно взял меня за руку. — Мы вместе? Хотя бы сейчас. Пока все не выяснится с твоей сестрой, с ее мужем. Нам нельзя отдаляться, Даша. У нас Илья. Ты не уйдешь от меня? Мы заодно?
Руку не отдернула, его пальцы поглаживают ладонь, я ласку принимаю. Он снился мне. И даже когда проснулась о нем думала, представляла, что он лежит в нашей постели, и между нами спит Илюша.
Мы разведемся. Я простить не готова, это жутко, дико, что все вот так сразу, словно кто-то, глазу невидимый, распахнул ящик Пандоры и выплеснул все зло на наш дом.
Я мужа не прощаю. Но сейчас…
Перехватила его руку и пожала. Посмотрела в глаза. Выдохнула:
— Да, Данил. Мы заодно.