Семья волшебников. Том 2

Глава 22

— Добрый День, Добрый День, бес запрыгнул на плетень! — распевала Астрид, сидя на изгороди.

Сейчас не Добрый День, к сожалению. Сейчас еще только луна Ястреба, которая как бы уже зима, но на самом деле скорее поздняя осень. Астрид не любила эту луну сильнее всех, во время нее снега еще нет, но природа уже вся какая-то унылая, и смертные кутаются в одежки.

Вероника, вон, вся закутанная, даже на изгородь залезть не может. Карабкается и карабкается, но ничего-то у нее не получается. Астрид снисходительно помогла сестре забраться, придержала ее, чтоб не шмякнулась, и швырнула картошкой в прохожего.

Совершенная Меткость. С ней не промахнешься, даже если захочешь. Картофелина угодила точно по заднице деда Инкадатти, тот подскочил, гневно зафырчал и крикнул:

— Ах ты, засранка! Я т-тебя!..

Астрид в ужасе выпучила глаза. В смысле Засранка?! Откуда он знает?! Неужели Компот рассказал?!

Она сунула последнюю картофелину Веронике, а сама перемахнула на другую сторону и помчалась, уводя разгневанного старика подальше от родного дома. Надо спасать от его ярости Веронику и родителей, потому что если она их накроет, то Астрид влетит.

— Я в Кустодиан напишу!.. — неслись в спину крики. — Нечисть проклятая!.. Демонов развели!.. развел тут бесов, магиоз!.. Я призову закон на ваши головы!..

А Вероника осталась одна. Она немного покачалась, боясь спуститься, но потом тихонько попросила изгородь, и та аккуратно приземлила ее на землю.

Вероника шмыгнула носом, жалея бедную Астрид, на голову которой призовут закон. Но разве закон можно призвать? Получается, можно. Тогда лучше призвать первой, и его не сможет призвать дедушка Инкадатти. Ведь его уже кто-то призвал.

Додумав эту сложную мысль, Вероника раскрыла книжку дяди Фурундарока. Закон… как выглядит закон?.. что такое закон?..

Она нашла картинку, похожую на закон. Вероника не могла сказать, чем именно, но она была очень похожа. Закон ведь, наверное, очень строгий, а тут линии как раз прямые и… и строгие. Очень, такие… законные.

Вероника отошла подальше, выбрала укромное местечко за деревьями, убедилась, что поблизости нет фамиллиаров, и пожалела, что не взяла посох… а, нет, взяла. Положив книжку, она старательно нарисовала на земле картинку, чтобы призыв был правильным, потому что тогда у нее будет власть. Так дядя Фурундарок сказал.

Правда, читать Вероника все еще не умела, поэтому прочитать правильные слова не могла. Так что она просто сказала:

— Пр-р-ризываю закон!

Воздух сгустился. Как-то неуверенно, как будто закон не понимал, чего от него хотят.

— Закон, ну!.. — потребовала Вероника. — На головы!.. Пьявила вазьны!..

— Это так, — раздался холодный голос.

Из-под земли заструился дымок, а в картинке перед Вероникой появилась строгого вида тетя в железных очках. Она осмотрелась, опустила взгляд и спросила:

— Дитя, где твои родители или учитель? Кто меня призвал?

— Я, — поковыряла землю туфелькой Вероника. — Мне нузен закон.

Тетя снова осмотрелась. Снова посмотрела на Веронику и сказала:

— Не может быть. Это нонсенс.

— Нонсенс, — согласилась Вероника. — Мама тозе так говоит.

— Мама говорила тебе, что не стоит призывать демонов?

— Дя…

— Получается, ты нарушила закон.

Вероника пришла в ужас. Она нарушила закон! Теперь ее арестуют и будут мучать!

— А тё такое закон?! — спросила она.

— Закон — это мы, — сказала тетя. — Ларитры. Ты знаешь, кто такие ларитры?

— Я похозя на лаитъю, — вспомнила слова Астрид Вероника.

— Непохожа, — отрезала тетя. — Ведь ты нарушаешь закон.

— Но я вызвала пьявильно, — показала на картинку Вероника. — А значит… власть!

— К сожалению, да, — согласилась ларитра. — Но я ничего не могу сделать, пока я здесь. Тебе придется меня выпустить.

— Затем?..

— Но тебе же нужен закон.

Вероника задумалась. Звучало как-то сложно.

— А патиму… вот… вот как бы… затем тебе ськуйка? — спросила она, подбирая правильные слова.

Взгляд ларитры стал острым и цепким. Она и без того внимательно изучала Веронику, и особенно ее ауру, но теперь ощутимо подалась вперед. Рисунок на земле задымился, ларитра принялась его исчезать.

— Ты зе… — говорила тем временем девочка. — Ты зе… как бы… пай.

— Пар, — кивнула ларитра. — Да, мы Дыхание. Но закон должен иметь строгие очертания и не колебаться. Поэтому… о, вот и все.

Она переступила рисунок, от которого осталось всего несколько черточек. Вероника растерянно посмотрела на исчезнувшую картинку.

Она же так старалась!

— Но власть же… — испуганно напомнила она.

— Прости, милое дитя, — с сочувствием произнесла ларитра. — Ты и правда очень способна для своего возраста, и у тебя получилась превосходная сетка призыва. К сожалению, несколько небрежная, и это, увы, станет причиной твоей безвременной кончины.

Вероника обиженно засопела. Никто не хочет дружить. Все хотят чего-то плохого. Только дядя Фурундарок хороший и добрый, подарил книжку и пастилу. Можно его позвать, и пусть съест злую тетю. Или Астрид позвать. Или маму.

Или просто…

Вероника подняла картофелину. Она вспомнила, что говорили мама, папа и Астрид про того мальчика, Компота. Что он сидел в банке или в бутылке… но у Вероники нет банки или бутылки, у нее только картошка.

Немного гнилая.

— Ты не закон, — сказала она. — Ты кайтоска.

— Что?..

— Кайтоска!

Ларитра дернулась, не веря глазам. Окружающий эфир резко высох, втянувшись в девочку. Клубящиеся энергии сошлись в подгнившей картофелине… и демоницу неудержимо потянуло.

— О Древнейший, нет, — только и успела проговорить она, прежде чем оказалась заключена в клубень.

Вероника осмотрела картофелину. Ну вот, теперь в ней сидит злая тетя. Теперь тут ее дом.

А что делать дальше, Вероника пока не придумала.

— Девочка, что ты наделала?! — донеслось из картофелины. — Умоляю, выпусти меня, я не стану тебе вредить!

Вероника сначала поверила, а потом не поверила. Нельзя верить тому, кто сначала закон, а потом портит картинку, выходит из-под власти и хочет убить.

— Ты не закон, — укоризненно сказала она. — Ты пьеступница. Пьеступная кайтоска.

Она задумалась, что теперь с этой картошкой делать. Может, просто закопать? Пусть лежит там себе… где-то.

А можно скормить Сервелату. Он любит картошку сырой.

— Она гнилая, — отказался Сервелат. — Вероника, принеси мне хорошей.

— Хаясё, — согласилась Вероника.

Она сбегала на кухню и выбрала из мешка самую лучшую картофелину. А ту, что гнилая, оставила на столе, чтобы не бегать туда-сюда с двумя картошками.

А когда она вернулась, то картошки на столе уже не было. Вероника задумалась, куда та делась, но тут же решила, что это неважно, и убежала в гостиную, потому что по дальнозеркалу начинались «Волшебные мелодии».

…Дайн Лемвилл, ларитра из колена Уннар Лим, уполномоченный исполнитель юстиционного корпуса Паргорона, лежала в мусорном ведре, среди очистков и ботвы. Там, куда ее бросил мохнатый зверек с полосатой мордой. Она пыталась кричать, пыталась звать на помощь, но она сидела в гнилой картофелине, и ее голос не прорывался сквозь кожуру. Вероятно, ее слышит только загадочная девочка, что совершила обряд запечатывания.

Это ужасно. Какой-то абсурдный кошмар.

Но по крайней мере запечатали ее не слишком надежно. Небрежно. Если картофелину разрезать, пленница освободится.

Можно и просто подождать, пока она сгниет окончательно. Но это может занять еще не один год, а у нее дела.

И Дайн Лемвилл стала влиять на мир вовне. Ее сильно ограничивало это неказистое вместилище, но она была могущественным демоном. Она сориентировалась в пространстве, пронизала мыслью окружающее и нашла маленькую чародейку, что посадила ее сюда.

Дайн Лемвилл сосредоточилась на ней. Между ними осталась слабая связь. Даже находясь в картофелине, она чувствовала, где сейчас девочка. Можно протянуть нить и вернуться к волшебнице…

…Вероника растерянно смотрела на лежащую посреди прихожей картофелину. Что тут делает картошка? Опять Астрид с ее шутками? Вероника повертела головой, ожидая, что сестра сейчас выпрыгнет из чулана или доспехов и начнет смеяться.

Нет, тут просто валяется картошка. Наверное, из кухни укатилась. Вероника, всегда старавшаяся помогать еноту, подняла ее и отнесла в мусорное ведро. Она хорошая девочка, которая приносит пользу.

…Вот маленькая дрянь. Ларитры не испытывают эмоций в общепринятом смысле, но Дайн Лемвилл помыслила гнев. Будь она в обычной оболочке, то сейчас, возможно, закричала бы или даже ударила кулаком по стене. Однако она не могла проявить закономерные внешние реакции, и поэтому просто подумала, насколько неприятна ситуация.

Но она уже выбралась из этой емкости. Выберется снова.

…Енот Ихалайнен чистил картошку. Срезал кожуру так чисто, что не оставалось ни одного глазочка. Ни одного участка шкурки. При этом он не тратил лишнего, а резал экономно, помня о голодающих в других частях света. Наверняка они стали голодающими, срезая с картофелин слишком много.

Нет, Ихалайнен, это не так работает. Понимаешь, экономическая ситуация в мире…

Мне все равно. Хватит читать газеты, Тифон.

Ну извини, что я так небрежно почистила картошку!

Я больше тебе это не доверю. Ты выкинула половину продукта.

Первое: это неправда. Второе: доверишь.

Почти в самую лапу енота ткнулась очередная картофелина. Подгнившая. Нет, в ней оставались целые участки, но стоит ли игра свеч, если рядом столько хороших, крупных, совершенно не гнилых картофелин?

Ты только что упрекал голодающих, что не ценят еду.

Еду, а не помои. К тому же это тоже пойдет голодающим. Гоблины каждый день очищают нашу помойку.

И гнилая картофелина уже в третий раз за день полетела в мусорное ведро.

…Теперь Дайн Лемвилл помыслила отчаяние. Ее вместилище не захотели разрезать, а внушить нужную мысль животному не удалось, его защищала воля волшебника. Ларитра оказалась во враждебном окружении, и большая часть сил уходила на то, чтобы не выдать свое присутствие владельцу территории или его демону, объекту Отшельница. Дайн Лемвилл успешно поняла, где находится, и потому соблюдала осторожность, поскольку в этом вместилище она уязвима.

И она в третий раз покинула емкость с очистками…

…Лахджа лежала на диване, листая «Волшебный Каталог Дровянико, Ура!». Да, название вопиюще безвкусное, но уж такое ему дал Дровянико, легендарный основатель Знаменитой Конторы Дровянико, профессор Репарина и лауреат Бриара второй степени. Он умер аж сто двадцать лет назад, но его Знаменитая Контора Дровянико по-прежнему существует, и в ней работает куча волшебников-материализаторов.

И они распространяют по всей Мистерии и даже за ее пределами вот эти «Волшебные Каталоги Дровянико, Ура!». По сути это артефакты в виде толстенных книжищ, и каждый связан с той самой Знаменитой Конторой… Лахджа уже начинала уставать от заглавных букв.

Но сервис чрезвычайно удобный. В каталоге перечислены, описаны и даже проиллюстрированы тысячи товаров на любой вкус — от карет до зубных щеток. Магии, правда, ни в одном лоте нет ни на грош, поскольку все это создается прямо на глазах заказчика.

Все очень просто. Выбери в каталоге товар. Положи на его название указанное количество монет (пока что принимаются только мистерийские, но мы работаем над этим). Немного подожди. Через этот самый каталог волшебники конторы Дровянико удаленно материализуют все, что закажешь. Вещь возникнет прямо у тебя в комнате. И это немного дороже, чем просто купить такое же прямо в мастерской материализатора, но гораздо дешевле, чем заказывать доставку на дом.

Лахджа залюбовалась очаровательной кухонной плитой. Просто прелесть, идеально сочетается с их кухонным островом и всего два орбиса и двадцать шесть дайкисов. Она обязана ее приобрести… а это что за хулиганство?..

На страницы каталога упала гнилая картофелина. Лахджа недовольно скинула ее на пол и крикнула:

— Астрид, не кидайся в маму картошкой!

Нет, какая все-таки отличная плита…

…Вероника отчаянно топнула ногой. Да что происходит?! Уже в третий раз противная Астрид подкидывает ей гнилую картошку! Сначала она просто валялась на полу, потом свалилась откуда-то сверху, а теперь вот Вероника проснулась утром — а картошка лежит у изголовья! Это уже не смешно, хотя это и не было смешно!

— …Освободи меня, или я не оставлю тебя в покое! — сказали из картошки.

А, вот в чем дело. Это не Астрид. Это вернулась та преступница, которую Вероника посадила в картошкину тюрьму… картюрьмошку. Хорошее слово, и Вероника сама его изобрела.

— Неть, — сказала она картошке.

— Девочка, милая, хорошая, зачем же так? — раздался голос, который пытался быть ласковым. — Разве я тебя чем-то обидела?

— Дя.

— Но ты же сама меня призвала.

— Я вызывала закон, а ты не закон, ты хотела меня съесть.

— Я не хотела, ты все неправильно поняла.

Но Вероника уже разочаровалась в общении с картошкой. Все она правильно поняла. К тому же верхний ободок часов передвинулся довольно далеко, а она еще не позавтракала и даже не умылась.

И Вероника бросила картошку в шкаф… нет, картошке не место в шкафу. Она грязная. Вероника достала ее и задумалась, куда ее положить. Из мусорного ведра она все время убегает, надо найти ей правильное место.

— Мама, а куда лозить кайтоску? — спросила она, спустившись к завтраку.

— В рот, ежевичка, — рассеянно ответила мама, накладывая Веронике картофельные оладьи из вчерашнего пюре.

— Не-е-ет, такую не буду…

— В чем дело? — не поняла мама. — Я думала, тебе нравятся оладьи.

— Ньявятся, — кивнула Вероника.

— Ну и не капризничай тогда.

Вероника напряженно задумалась, как объяснить маме все так, чтобы она не ругалась. По всему выходило, что никак.

Вероника рассердилась на енота, приготовившего на завтрак картошку, потому что теперь все еще сильнее запуталось.

— Не такую кайтоску, а такую, — сделала она еще одну попытку.

— Фу, — уставилась на картофелину мама. — Она же гнилая, выкинь ее.

— Лядна, но она вейнется.

Мама последнего слова уже не услышала, она очень торопилась. Вероника грустно доела оладьи, выкинула картошку в ведро и пошла ждать, пока та снова начнет ее преследовать. Получался какой-то замкнутый круг, но она пока не придумала, как из него выйти.

К ее счастью, сразу после завтрака енот выставил ведро к черному ходу. Он давно не трудился оттаскивать мусор на помойку, этим вместо него занимались гоблины. Возвращаясь из школы, Зубрила и Клецка спокойно шли через усадьбу Дегатти, по дороге забирая мусор и иногда еще что-нибудь, если были уверены, что никто не заметит.

Сегодня ничего прихватить не получилось. Госпожа Дегатти, которую Зубрила и Клецка безмерно уважали, потому что гоблины вообще уважают всех, кто может разорвать их пополам легким движением руки, волокла через столовую новенькую, свежесотворенную кухонную плиту. Та еще слегка искрилась, от нее пахло озоном — чувствовалось, что еще несколько минут назад ее не существовало.

— Детишки, не путайтесь под ногами, а то раздавлю! — прикрикнула Лахджа, и гоблинята торопливо шмыгнули за дверь, забрав только мешок с объедками.

Отличные объедки. Все-таки люди и другие чимча — крайне расточительные существа. Выкидывают то, в чем еще полно калорий, витаминов и полезных веществ. Гоблины употребляют все, что могут переварить — а переварить они могут почти все.

Так что рыбьи кости, головы и требуха, картофельные и морковные очистки, луковая шелуха, высохший хлеб и прочие остатки вчерашних обеда и ужина разом полетели в котел, в вечную похлебку матушки Грымзы. Из того, что всякие привереды называют помоями, она стряпала такое вкуснейшее кассуле, что за ушами трещало.

В числе прочего в котел попала и гнилая картофелина.

Дайн Лемвилл помыслила ужас. Ее вместилище не стали разрезать, его кинули вариться целиком, даже не почистив.

Нет. Нет-нет-нет-нет. Все не может закончиться вот так. Она чувствовала, что таким образом не освободится. Это уничтожит ее саму, не дав выйти на свободу. Превратит в… ларитрин!

Обычно он производится сложнее. Но данная ситуация слишком специфична. Вместилище… органическое вместилище, которое можно подвергнуть высоким температурам. Вероятно, никто даже не узнает, каким образом Дайн Лемвилл закончила свой жизненный путь, а полученный ларитрин испарится почти сразу после ее гибели… но ей самой от того легче не станет.

Ее дым навсегда исчезнет из колена!

— Не ешьте меня! — вскричала Дайн Лемвилл, впервые за тысячи лет своей жизни испытав что-то вроде истинного страха. — Все что угодно! Любые сокровища мира!

Ее страх перед прекращением существования пронизал пространство. Достиг маленькой чародейки. Та ощутила боль погибающей демоницы, и в ее сердечке всколыхнулась жалость. Девочка произнесла слова… благословенные, милостивые слова!..

Дайн Лемвилл унесло из гоблинского котла. Протащило сквозь глубинные измерения, и она вновь оказалась на столе Вероники. Та уставилась на картофелину — и картофелина уставилась в ответ.

— Позиви пока тут, кайтоска, — открыла нижний ящик стола Вероника. — Тут каяндасики и пластилин.

Дайн Лемвилл покорно водрузилась в темном углу и впала в тягучее сонное оцепенение. Нужно выждать. Набраться терпения. Она была слишком близка к гибели, и теперь девочка знает, как просто уничтожить ее в таком состоянии.

Теперь ежедневно, каждый раз в одно и то же время, в узилище ларитры проникал свет. Ящик открывался, девочка брала карандаши и задвигала ящик. Ровно через двадцать шесть минут свет вновь проникал в узилище, карандаши возвращались на свое место, и девочка прощалась с ларитрой еще на сутки. Она очень строго следовала режиму дня, и Дайн Лемвилл не могла этого не одобрять.

— Что ты рисуешь? — спросила она на третий день.

— Кайтинки, — ответила девочка. — Я думаю о законе.

— Это… очень похвально.

Странная девочка. В самом деле похожа на ларитру. А вдруг…

— Ты… может быть, я знаю тебя? — спросила она на четвертый день. — Некоторые ларитры притворяются детьми…

— Пьявда? — заинтересовалась Вероника. — Затем?

Нет, она либо настоящий ребенок, либо хорошо притворяется и не видит смысла раскрывать себя. Во втором случае Дайн Лемвилл ничего не добьется. Значит, надо действовать, исходя из предположения, что случай первый.

Все это время она слегка протачивала шелуху своего узилища. Не в физическом смысле, этого не хватит, чтобы освободиться. Но, если Дайн Лемвилл не ошибается, хватит, чтобы ее смогли услышать другие существа. Не только маленькая чародейка.

— Ты думаешь о законе, — сказала ларитра на пятый день. — Отчего бы тебе не призвать истинного стража закона?

— Кого? — спросила Вероника.

Дайн Лемвилл задумалась ровно на одно мгновение. Звать на выручку другую ларитру слишком рискованно, та окажется в такой же ситуации, как сама Дайн Лемвилл, и не будет знать, с чем имеет дело. Она не успеет ее предупредить, и в ящике может просто оказаться вторая картофелина.

В то же время кого-то вроде Бракиозора это дитя призвать, конечно, не сумеет. Все еще неизвестно, откуда проистекают ее загадочные способности, но их, конечно, не хватит на демолорда…

— Гохеррима, — сделала выбор Дайн Лемвилл. — Ты слышала о них, дитя? Мы, ларитры, всего лишь диктуем другим, как правильно себя вести, но если кто-то ослушается и не внемлет нашим вразумлениям, исполнение наказания осуществляют гохерримы.

Дайн Лемвилл лгала. За исключением Палача Паргорона гохерримы не занимаются подобными вещами. Но ребенок, разумеется, не распознал ложь.

— Оу… — произнесла Вероника. — Тогда закон — это они?

— Да.

— Ладно, — сказала девочка.

Она немного поразмыслила. У нее не было причин не доверять картошке, потому что картошка полезна, мама все время это говорит. Но все же она решила предпринять некоторые меры.

Вдруг Фобози придет? Он, говорят, страшный.

Так что Вероника сходила на кухню и набрала овощей. Вернувшись в свою комнату, она разложила их перед собой, нарисовала на полу новый рисунок и как можно раскатистей произнесла:

— Пр-р-ризываю гохер-р-р-р-рима!..

В воздухе чиркнуло. Его словно разрезало незримым клинком. Стены на мгновение вздрогнули, и посреди детской появился огромный рогатый дядька. Очень весь яркий, с красной кожей и красными глазами. Он неуверенно взялся за рукоять меча и протянул, глядя на Веронику:

— Что за…

Вероника придирчиво осмотрела свой арсенал. Этот гохеррим не очень-то похож на закон. Он похож на… на демона.

— Для лаитйи кайтоска… — задумчиво произнесла она. — Для гохейима… помидой!..

Градихоон растерянно огляделся по сторонам. Он знал это ощущение, когда тебя призывает смертный. Его призывали не единожды. Но обычно он являлся в логово чародея или на поле боя. Ему либо предлагали контракт, либо сразу бросали в битву — и гохеррим свершал свою жатву. Иногда случалось, что его призывали по ошибке, маги неумелые или несведущие — и тогда гохеррим тоже свершал свою жатву.

Но… сейчас он в комнате ребенка. Вокруг игрушки, рядом детская кроватка. Перед ним сидит трехлетняя девочка с темно-сиреневыми волосами. Перед ней зачем-то разложены овощи…

— Опасно! — раздалось из картофелины на столе. — Это монстр! Я Дайн Лемвилл, легионер, я говорю: убей ее сейчас же!

Имя ларитры. Голос ларитры. Из картофелины.

Гохерриму стало страшно.

Всего на одно мгновение, конечно. Страх был вызван не опасностью как таковой, а дикостью ситуации. Впервые в жизни Градихоон совершенно не знал, с чем столкнулся и чего ожидать.

Он бы предпочел сразиться с драконом.

Но гохерримы знают, как решать сомнительные ситуации. Градихоон просто выхватил меч, распахал платяной шкаф и вспорол стену! Круг призыва оказался небрежным, и воля демона легко его разорвала!

Несущий смерть клинок метнулся вниз, к крохотной девочке…

— Помидой!..

Он не дотянулся. Не успел. Или даже напоролся на незримую стену — Градихоон не успел понять. Его потянуло непреодолимой силой, рвануло к алому овощу в крохотной ручонке…

— А-а-а-а-а-а!!! — страшно закричал демон.

Дверь сорвало с петель. В детскую ворвался еще один демон… фархеррим!.. Она метнулась к девочке, защищая ее от гохеррима… или гохеррима от девочки?!

Но помидор вылетел из руки. Упал со смачным шлепком, и Градихоон рухнул, тяжело дыша. Он мгновенно собрался, взметнулся, вновь вскинул клинок — но тот столкнулся с другим. Металл зазвенел о металл. Вслед за демоницей в комнату влетел смертный, волшебник — и у него тоже был меч.

Какая удача!.. Наконец-то понятные противники!.. Сильные, Градихоон видел их ауры… но понятные!

— Хватит их призывать!.. — в отчаянии возопила демоница, почти тряся девочку. — Вероника, ты совсем тупая?!

— Помидой… — захныкала Вероника, пытаясь объяснить. — Закон… кайтоска…

Майно пристально смотрел в красные глаза без зрачков. Очень тесное пространство, здесь не пофехтуешь.

— Унеси ее, — велел он. — Надень браслет.

Демоница молча протиснулась мимо Градихоона, утаскивая жуткую девочку. Тот не попытался их остановить — полностью сосредоточился на смертном.

На его мече, чье лезвие остановило гохерримский клинок.

— …Просишь тебя, просишь!.. — донеслось из коридора.

— Это мой дом, и я приношу извинения за дочь, — негромко произнес волшебник. — Если того требует кодекс, готов дать поединок. Но будет удобнее не здесь. И… я бы предпочел поспать.

Градихоон прислушался к гневным воплям матери. Фархеррим. Этот смертный женат на фархерриме. И он знает о кодексе.

— …Это не игра!..

— …Мама, пьости-и-и-и!..

— …Ты вынуждаешь нас!..

Меч вернулся в ножны, и одновременно с ним убрал свой волшебник. Человек и гохеррим несколько секунд мерились взглядами.

— Поединок… после, — произнес Градихоон. — Вначале я хочу знать, что здесь происходит.

Через несколько минут он сидел за столом и пил какао с ромом и чили, пока за окном завывала метель. Неплохо, уютно. Какао настоящий, без скверны. Градихоон неторопливо тянул его из чашки, а демоница-мать на втором этаже отчитывала дочурку.

Напротив сидел волшебник. Усталый, раздосадованный, но почти равнодушный к тому факту, что на его кухне сидит высший демон. Паргоронский легионер, гохеррим.

Любопытно.

— Может, покрепче чего? — предложил волшебник, и зверь с полосатой мордой поставил на стол бутыль с виски.

С шумом распахнулась дверь, и вместе со снегом в кухню влетел еще один ребенок. Постарше, и на сей раз — безусловный демон… кажется, тоже фархеррим.

— Чо у вас тут?.. ой, здрасьте!.. мир вам!.. Я Астрид!..

— Привет, Астрид, — машинально поздоровался Градихоон.

— Пап, а где окорок?! — сунулась в холодильный сундук Астрид.

— Доели, — отмахнулся волшебник. — На плите лапша.

— Пап, я не смогу сделать бутерброды с лапшой! — всплеснула руками Астрид.

— Поешь нормально!

— Да меня банда ждет! Мы в рейд идем! Папа, сегодня ж первый снег выпал!

Хозяин дома разлил виски себе и гостю. Зверь с полосатой мордой разложил по тарелкам лапшу с рубленой курицей. Наматывая ее на вилку, Градихоон философски подумал, что это самый странный вызов в его жизни.

Он решил ничего не предпринимать, пока что-нибудь не поймет.

— Вы извините, — произнес волшебник, залпом опрокидывая в рот стопку. — Мы незнакомы… как вас?..

— Градихоон, легионер Четвертого.

— Сунгурамула?.. — уточнил волшебник. — Я Майно Дегатти, профессор Униониса… Астрид, что это?!

Мимо крался демоненок, безуспешно пряча за спиной огромный арбалет. Градихоон с интересом посмотрел на этого детеныша.

— Ничо, — сказала девочка.

— Верни на место. Я не хочу, чтоб ты кого-то пристрелила.

— У меня Совершенная Меткость!

— Вот именно. Так вот, о чем мы…

На кухню вошла мать семейства, тяня за руку зареванную, но уже умытую девочку. На руке у нее появился корониевый браслетик, и Градихоон невольно выдохнул с облегчением.

Тем временем старшая дочь с самым унылым видом унесла арбалет куда-то вглубь дома… но потом до ушей Градихоона донесся скрип далекой двери и звуки торопливо удаляющихся шагов. Родители, возможно, ничего не услышали, а возможно, и услышали, но не обратили внимания, имея перед собой проблему покрупнее.

— Извинись перед дядей, — выставила перед собой девочку демоница. — Вы извините, у меня дочка просто неуправляемая. Я ей снова и снова говорю, чтобы не призывала незнакомых демонов, а она призывает и призывает!

— Вы знаете, я сам отец, — степенно произнес Градихоон. — И я вас заверяю, лучшее средство в таких случаях — острые колья. Ставьте ребенка на них, и он очень скоро перестанет шалить. Главное — не втыкать их слишком часто, иначе это просто массаж стоп.

— Она смертная, у нее шрамы останутся, — возразил волшебник.

— Можно бить палками по пяткам. Шрамов не останется.

Вероника испуганно прижалась к маме. Закон оказался жесток. Жалко, не успела она его в помидор…

— Попробуем пока браслет, — сказала мама. — Вы еще раз извините за это недоразумение. Понимаю, очень неприятно, когда без толку призывают, по себе хорошо знаю.

— А она у вас… сама это делает? — все еще с недоверием спросил Градихоон. — Как?..

— Да она просто… общительный ребенок… с не в меру ранним развитием…

— Да, начала рановато, — положил на стол визитную карточку Градихоон. — Пусть призовет меня лет через пятнадцать. Тогда и договор обсудим… но не раньше, пожалуйста.

Хозяин дома убрал визитку в кошель и обещал обязательно передать ее дочери, когда та подрастет.