Семья волшебников. Том 2

Глава 33

На эти роды Совнар повитуху не прислал, да Лахджа и не просила. Она убедилась на опыте с Вероникой, что полудемоны-фархерримы хлопот не доставляют. Снежок немного пособил целительной аурой, да и то чисто для подстраховки.

Так что уже к вечеру Лахджа устало лежала в постели, с удовольствием ощущала, как снова действует Ме Регенерации, а на груди дремала ее третья дочь, хорошенькая малышка с золотистой кожей и светлыми, совсем мамиными волосами. Биологически она получилась такой же, как Вероника, но в другой цветовой гамме и с аккуратным маленьким носиком.

— Девочка, снова, — с легким недовольством произнес сидящий рядом муж. — Разорюсь на приданом.

— Да, третья дочь — это перебор, — согласилась Лахджа. — Наверное, надо как-то разбавить наш бабий батальон. А с другой стороны — что я буду делать с пацаном? Я понятия не имею, как с ними обращаться.

— Так же, как с девчонками! — аж голос повысил Майно.

— Понятия не имею… — задумчиво покачала головой Лахджа.

Она снова задумалась, просто ли это совпадение, что она в третий раз рожает девочку. Конечно, в этом нет ничего особенного, шанс трижды родить детей одного пола — один из четырех, бывает сплошь и рядом.

Но теперь она знает, что и другие хальты — тоже девочки. По крайней мере, Ахвеном о хальтах-мальчиках не слышал… это ничего не значит, конечно, вряд ли он этим вопросом специально интересовался. Но все-таки.

Видимо, Мазекресс действительно заложила что-то такое в фархерримов. От других видов они рожают только девочек, как гартазианки. Матерь Демонов могла сделать такое, чтобы фархерримы не расточились, нормально размножаться могли только друг с другом.

В таком случае, ее дочери могут оказаться бесплодными. Конечно, видовые полукровки и так обычно бесплодны, но исключения все-таки бывают. Мазекресс могла как наглухо запечатать им эту возможность, так и, наоборот, сделать очень плодовитыми, но с какими-то хитрыми условиями.

Возможно, у Лахджи будут внучки… но не внуки. А возможно, чтобы обзавестись детьми, ее дочерям придется сходиться с фархерримами, ни от кого другого они зачать не смогут.

Пока Астрид и Вероника не подрастут, точно сказать невозможно. Астрид — хальт… фу, какое мерзкое название… а для Вероники и третьей вообще названия пока нет. Они уникальные, подобных им прежде не было. Так что как угодно может обернуться.

— Так, ну у меня бабушки кончились, — сказала Лахджа. — Хочешь в честь своей, чтоб не ломать традицию?

— Да, пусть будет Лурия, — кивнул Майно. — А следующую назовем Кхиртигьюбой.

— В ее интересах родиться мальчиком, — покачала головой Лахджа. — Но я бы взяла паузу, троих, думаю, пока хватит. Тем более, что…

Она с легким страхом посмотрела на Лурию. Пока неизвестно, чем обусловлены феноменальные способности Вероники. Вдруг это видовое свойство? Что если Лурия тоже будет проделывать такое, после чего хоть из дома беги?

Лахджа очень надеялась, что нет. Подобный вид полудемонов просто сломает баланс во вселенной.

— Забавное какое совпадение, — произнес Майно, принеся жене попить. — Все наши дети родились в Хрустальные дни. Астрид — в Хрустальный Вепрь, Вероника — в Хрустальный Волк, Лурия — в Хрустальный Ворон. Это что-нибудь да значит.

— Ничего это не значит, просто случайное совпадение, — отмахнулась Лахджа. — День рождения Астрид мы вообще приблизительно пересчитали, в Паргороне календарь другой.

По ощущениям Лурия весила поменьше своих сестер и была как будто послабее. Закричала она не сразу, а присосавшись к материнской груди, сразу же задремала. Возможно, сказался стресс во время беременности.

— Я размякла, — вздохнула Лахджа. — Ну ничего, будем тебя выхаживать.

Лурия открыла глаза, зевнула и тут же навалила в пеленки. После этого она издала звук, очень похожий на задорный смех. Мама умилилась и перепеленала эту маленькую шутницу.

Дверь скрипнула, и в родительскую спальню вошли старшие дочери. Им тоже было интересно поглядеть на сестру. Особенно Веронике, которая раньше не видела, чтобы на свет появлялся новый человек.

— Ну все, мелкая, теперь тебе точно конец, — снисходительно произнесла Астрид. — С сего дня ты официально средняя. Ни то, ни се.

— Это моя сестра? — залезла на постель Вероника. — Она такая маленькая и слабая…

— Похожа на тебя в том же возрасте, — с высоты своего жизненного опыта сказала Астрид. — Ма, как ее зовут?

— Лурия, земляничка.

— Так, мама, фу, никаких земляничек, мы же договаривались. Мне скоро девять. Вот пусть она и будет земляничкой, эта ваша новая Лурия.

— Не, какая же она земляничка? — посмотрела на сонно чмокающую Лурию Лахджа. — Она… хм-м… какие есть желтые ягоды?..

— Мор-рошка! — тут же ответил сидящий на подоконнике Матти.

— Не звучит.

— Облепиха! Желтая помидор-рка!

— Тыковка, — решила Лахджа.

— Тыквы — не ягоды! — возразил попугай.

— Подсолнух! — воскликнула Астрид, суя Лурии палец. — Желтый с черным! А еще есть… гиацинт!

— Гиацинт не желтый!

— Да, он красный, — захихикала Астрид. — Ма, смотри, смотри, она меня схватила!

Да, Лурия цепко ухватилась за палец сестры и потянула на себя, агукая и смеясь. Никакого сравнения с застенчивой Вероникой, которая первые месяцы жизни вела себя так тихо, словно боялась кого-нибудь побеспокоить.

— Ну хорошо, пусть будет земляничкой, — согласилась мама. — А ты… никем не будешь.

— Э-эй!.. — возмутилась Астрид.

Она не любила свое детское прозвище, категорически против него возражала, но теперь лишилась — и вдруг стало обидно.

— Верни мне прозвище! — затрясла маму Астрид. — Я хочу мое прозвище!

— Ну что ты развонялась, как клоп? — раздраженно спросила мама, утирая Лурии губы.

Платок зашипел. У младшенькой тоже оказались кислотные слюни. Видимо, общий механизм для всех маленьких фархерримов и полуфархерримов.

Интересно, в чем смысл этого. Защита от хищников? Или просто странный генетический выверт?

— Это пройдет, — со знанием дела сказала Вероника. — Она просто маленькая. Вот и пускает кислоту.

— Ты тоже можешь ее пускать, — заметила мама.

— Могу, но не пускаю. Я уже большая.

С появлением у нее младшей сестры Вероника вдруг почувствовала себя взрослее и мудрее. Теперь она тоже для кого-то старшая. Уже не самая маленькая в семье.

Это многое меняет.

Укачивая младенца, Лахджа чувствовала умиротворение, но одновременно — подспудное напряжение. У колыбелек первых ее двух дочерей стояли по три демолорда, так уж совпало. Лахджа подсознательно ждала, что история повторится, что в дом снова вломятся три кошмарных волхва… но ничего не происходило. Слава Древнейшему, это не стало традицией, на рождение Лурии закромочные монстры посмотреть не явились.

Заглянул только маленький лохматый Бухнак. Осторожно прокрался в спальню, запрыгнул на кровать и понюхал Лурию, словно настоящий котенок. Лахджа даже не сомневалась, что он обо всем доложит дедушке Совнару, но с другой стороны — а что с того? Никакой тайны здесь нет, просто еще один полудемоненок.

И однако Лахджа демонстративно поручила Лурию охране Токсина. Способный убивать демонов змей традиционно стерег самого беззащитного члена семьи. Бухнак, который Токсина не на шутку боялся, отступил и заискивающе улыбнулся, а Лурия засучила ручками и весело засмеялась, когда ее обвили холодные кольца.

На следующее утро Лахджа с наслаждением потянулась, выходя на террасу. Как же все-таки здорово снова иметь возможность превращаться во что угодно. Этого во время беременностей ужасно не хватает, чувствуешь себя так, словно ты волшебник, которого заковали в короний.

А ведь сейчас лето. Первый летний месяц, луна Ворона. Все цветет и пахнет, трава свежа от росы, небо ясное и впереди долгий чудесный день.

Не особенно чудесный для Астрид. Вчера был праздник Цестадис, выходной день, а после выходных Астрид идет в школу с таким кислым и раздраженным видом, словно ее ведут на каторгу.

— Приятного дня, земляничка! — крикнула вслед мама.

— Гр-р-р-р… — только и ответила девочка, взмывая в воздух.

Лахджа с гордостью полюбовалась тем, как уверенно ее дочь парит на ветру, как красиво развеваются ее волосы, и решила тоже прогуляться. Летать беременность не запрещает, но в последние месяцы становится тяжеловато. С огромным пузом Лахджа чувствовала себя неуклюжей гусыней.

Зато теперь… она оттолкнулась ступнями и мгновенно набрала скорость. Как же здорово!

Внизу проплывали тенистые леса и изумрудные луга. Утренний воздух был свеж и… и… Лахджа не смогла подобрать слово. Такой, каким невозможно надышаться.

Демоны часто забывают дышать. Им это просто не нужно. Но Лахджа дышала, потому что в чем смысл носа и легких, если ты их не используешь? Воздух тоже может приносить удовольствие и широкую гамму эмоций.

При желании демон способен отрезать себя вообще от всех физических ощущений и потребностей. Воспринимать чистую информацию, как Бекуян. Но даже летающие мозги кэ-миало настолько не отстраняются.

Его нельзя было назвать сладким, этот воздух. Хотя он был и сладок. Он пах травой и сырой землей. К нему подмешивались ароматы деревни и полей, но нельзя было сказать, что пахло деревней или полем.

Свежесть реки тоже чувствовалась, а с юга доносилось дыхание моря. С такой высоты Лахджа его видела — сверкающую гладь залива, по берегам которого рассыпались усадьбы зажиточных волшебников.

Она опустилась на верхушку дерева. Зацепилась одной ногой, как цапля, и замерла, продолжая просто дышать и любоваться пейзажем.

Интересно, куда ее занесло? Она летела куда-то на северо-запад, пересекла минимум восемь поместий и сейчас неизвестно в чьих владениях. Возможно, что уже и ни в чьих — чем дальше от Радужниц, тем реже встречаются усадьбы, тем дальше они друг от друга. Ближайшее жилище… вон, километрах в трех, чья-то башня.

Лахджа расслабленно зажмурилась, слегка покачиваясь на ветру. Вот она, жизнь…

А потом что-то хлопнуло. Что-то свистнуло. Глаза распахнулись, и Лахджа увидела, как в воздухе разверзается трещина, как из нее вылетает молния… демон!.. гохеррим!.. гохерримка с мечом!..

— Нагалинара!.. — изумленно воскликнула Лахджа.

— Привет, Лахджа, — кивнула бывшая сестра-жена.

Одно мгновение она стояла прямо на воздухе. Потом метнулась вперед и вниз, чиркнула мечом — и ослепительная дуга срезала дерево, на котором медитировала Лахджа. Толстый ствол разделился надвое, со стоном покачнулся, цепляясь ветвями за соседние стволы, как тонущий цепляется за своих спасителей.

Лахджа полетела вниз, путаясь крыльями в листве. Ее охватил гнев, она аж задымилась от злости… Майно там, наверное, со стула упал, это ощутив… или нет?..

Майно?.. ты слышишь?..

Нет ответа. Фамиллиарной связи нет. Только глухой шум, как если бы Лахджа была в другом мире.

— Что это значит? — процедила она, выбираясь из-под упавшего ствола и пристально следя за Нагалинарой.

— Ничего личного, — ответила та, принимая боевую стойку. — Ты достойная добыча, и за тебя назначена достойная награда.

Под Нагалинарой просела земля. Реальность дрожала, словно миру было тяжело нести мощь демоницы. Меч двигался с таким гулом, что шли волны.

Лахдже уже приходилось драться с Нагалинарой. Один раз больше в шутку, другой… другой почти всерьез. Но тогда от нее не шибало такой аурой. То ли во дворце Хальтрекарока гохерримка всегда сдерживалась, то ли она взяла кредит в Банке Душ… хотя какой еще кредит?.. Лахджа сама разок-другой обращалась к счету мужа, «покупала» дополнительную силу. Привилегия любимых жен.

Но она не злоупотребляла, и уж тем более не использовала это против других наложниц. За такие нецелевые расходы могут и сожрать, Совнар бдит.

И раз Нагалинара сейчас так смело сжигает условки — она либо за что-то очень зла на Лахджу, либо…

Майно!!!

— Не услышат, — произнесла Нагалинара, по выражению лица Лахджи все поняв. — Это называется Круг Поединка. Пространство безмолвия. Пока не закончим, нас никто не потревожит.

— Понятно, — только и сказала Лахджа, принимая боевую форму.

— Я ждала, пока ты разрешишься от бремени, — добавила Нагалинара. — Было бы бесчестьем нападать на беременную.

— Спасибо тебе за это, — искренне поблагодарила Лахджа.

На мгновение ей стало страшно. Еще только что она радовалась жизни, наслаждалась полнотой существования, а теперь ей угрожает гибель. И угроза нешуточная — Нагалинара явно долго готовилась, выжидала, подстерегала. Этот ее Круг Поединка… Лахджа не может позвать мужа и фамиллиаров, не может через Майно обратиться к дружбосети Вератора… наверное, и сбежать тоже не сможет.

Будет чертовски обидно все потерять вот так глупо и внезапно.

Она решила все-таки проверить. Оттолкнулась от земли, мгновенно ускорилась, пошла в небо, все выше и выше… пока воздух не стал густеть, пока свет не стал меркнуть. Вокруг действительно сомкнулся непроницаемый пузырь, и Лахджа билась о его стенки, как муха о стекло.

— В тебе нет духа гохеррима, — прозвучало за миг до того, как ее накрыло ослепительной вспышкой.

Лахджа перевернулась прямо в полете. Обратила всю поверхность себя в гладкий рог — и отразила луч биологическим зеркалом. Он метнулся назад, пусть и в рассеянном виде, заставил Нагалинару вскинуть меч, прикрываясь от собственной атаки.

Сама же Лахджа ринулась снова вниз. Ускоряясь, выпуская из выращенных сзади сопел пламя, она врезалась кометой… нет, не в Нагалинару. В землю. Нагалинара успела сместиться, уйти в сторону — и меч снова сверкнул, касаясь… нет, почти касаясь шкуры Лахджи. Она тоже успела немного морфировать, измениться так, чтобы не быть задетой.

— Это будет интересно, — хищно произнесла гохерримка.

Она стремительно переместилась. Улетучилась с места, где стояла, появилась сотней метров дальше — и снова шваркнула с клинка тонким лучом.

Тот прорезал воздух ядовитой зеленой линией. Заставил погибнуть все, что было на пути. Осталась выжженная полоса метров пяти диаметром.

Кто-кто, а Нагалинара знает о способностях Лахджи. Знает — и не собирается подпускать близко. Собирается держать на дистанции, где у нее преимущество.

Обычно у гохерримов наоборот — преимущество в ближнем бою. Они обожают свои клинки. Но в дальнем бою они тоже толк знают, и сейчас Нагалинара осыпала Лахджу градом лучей, вспышек, стрел и прочей демонической магии.

Энергетические всплески не покидали «ринга». Рассеивались, достигнув невидимой стены. Но внутри этого пузыря воцарился кромешный ад. Все горело, взрывалось, гнило, осыпалось трухой. Лахджа еле успевала перемещаться, постоянно теряла части себя, регенерировала и трансформировалась.

Она тоже плевалась в Нагалинару всем подряд. Ядом, кислотой, огненными шарами, гетитовыми иглами — но только чтобы не дать расслабиться.

Она стремилась сократить расстояние. Добраться до противника, заключить его в объятья. Нагалинара ее не подпускает, значит, тоже считает, что вблизи Лахджа для нее опаснее.

Даже несмотря на гохерримский клинок.

Вокруг падали деревья. Нагалинара лишала Лахджу укрытий. Срезала толстые стволы просто режущим ветром, взмахивала клинком так, что закладывало уши. Жар испарил мелкую речушку на всем протяжении пузыря.

Лахджа менялась так, что не поспевал глаз. Она пробовала все новые и новые стратегии, превращалась во все новых монстров, и в итоге остановилась на проверенном и отточенном облике.

В подобной форме она дралась с Адестартесом, вексилларием Седьмого легиона. Она проиграла ту дуэль, да и Адестартес сражался не очень всерьез, но с тех пор минули многие годы, и Лахджа освоила новые трюки.

Да и Нагалинара — не Адестартес. Не вексилларий. Даже если Хальтрекарок выдал ей целое ведро условок, она все равно просто наложница с мечом. Она давно не мыслит, как воин.

Лахджа, правда, никогда так и не мыслила. Но хотя бы тут они на равных.

Сейчас никто не узнал бы в Лахдже мирную домохозяйку, благочинную жену и мать. От одежды давно не осталось и клочьев, а к Нагалинаре рвался кошмарный, похожий на богомола инсектоид. Вся поверхность тела превратилась в сплошное зеркало, мышцы уплотнились до предела, сверкающий хитин отражал большую часть атак, а остальное Лахджа принимала на огромные клешни. Те все равно резало, жгло и коверкало, но ущерб восполняла Великая Регенерация, другой подарок Мазекресс.

Шарнирные суставы позволяли двигать руки в любом направлении. Многослойная сегментированная броня была прочней самой прочной кости, прочней зубной эмали. Кристаллы гётита вплелись в структуру хитина так, что это можно было назвать армированным композитом. Лицо исчезло вовсе, Лахджа видела разбросанными тут и там фасетчатыми пятнами. С хвоста-лезвия срывались шипы, Нагалинара дралась будто под навесным огнем.

Время замедлилось, и самим демоницам казалось, будто они дерутся уже долго. Но на самом деле прошла минута… может, две. И дистанция сокращалась. Медленно, но Лахджа приближалась к Нагалинаре, проталкивалась сквозь лавину смерти, которой та ее осыпала.

Вот, удобный момент! Клинок поднят слишком высоко. Лахджа бросилась вперед, выстреливая скрытыми в груди конечностями.

Кошмарные, адские молоты стремительно развернулись, удлинились и врезались в гохерримку. Над лесом поднялось зарево. Вспышка была такая, что сгорело все на полсотни метров вокруг.

А потом Лахджу полоснуло клинком. Меч вошел в тело, и она увидела в глазах Нагалинары торжествующий блеск.

Подловила! Она все-таки гохеррим, она прошла Школу Молодых, ее всю юность учили сражаться и побеждать!

И лезвие входило все глубже. Лахджа отбивалась щупальцами и клешнями, меняла форму, чтобы слезть с клинка, но ее держало нечто большее, чем полоса стали. Нагалинара направила в меч всю волю и демоническую силу.

И тогда Лахджа перестала рваться. На одну секунду она расслабилась, подалась вперед, сама насаживаясь на клинок, коснулась усиками лица Нагалинары… и перетекла в них.

Волна плоти хлынула в глазницы и ноздри гохерримки. Словно отвратительная раковая опухоль, Лахджа ворвалась в чужой организм, пронизала все внутри своей нервной системой — и, конечно, тут же стала саботировать работу чужой.

Нагалинара была жива и активна. Это не парализованная Ассантея и не мертвая Геленда. Ее не получилось подчинить. Но все равно она заметалась, пораженная этим демоническим кордицепсом.

Самая жуткая способность Лахджи.

— ПОШЛА ВОН! — взревела Нагалинара, вложив в приказ демоническую силу.

— Неееееет! — мерзко заскрипело у нее в голове. — Я останусь тут, сожру твой мозг, твой клинок будет моим, и я заставлю тебя плодить тахшуканов… ОТ МЕНЯ!

Нагалинару охватил ужас, и Лахджа его почувствовала. Похоже, о таких возможностях противницы она даже не подозревала.

— Что за изуверство?! — выпалила она, капая на выжженную землю слюной. Тело все хуже ей повиновалось.

— Я вчера родила дочь, — укоризненно сказала Лахджа. — Вот так меня поздравляют гохерримы?.. Хорошо, что Майно не увидит, как я тебя сожру… уже жру.

— Пошла ВОООООН!

В этот раз Лахджа еле удержалась. В отчаянии Нагалинара начала выжигать собственное нутро. Она вскинула меч и всадила его себе в живот.

— Ой-ёй, — бормотнула Лахджа, уходя с пути проклятой стали.

Это было близко.

Лахджа вовсю блефовала, ей было трудно удержаться в теле настолько могущественного демона. Ассантею она подчинила, пока та лежала без сознания и не могла сопротивляться. А здесь жертва борется с бешеной яростью, и Лахджа чувствовала себя ковбоем, скачущим на разъяренном быке.

Надо заканчивать. Видимо, в самом деле придется сожрать ее изнутри. Лахджа выпустила фархерримский аркан, оплела им раскаленный клинок Нагалинары, и все на секунду замерло. Словно в демоническом армрестлинге, они давили друг на друга.

Нагалинара была сильнее… зато Лахджа была голодна!

О, как она была голодна!..

Она даже не подозревала об этом голоде, пока не разрешила самой себе нарушить табу.

Они долго так стояли. Несколько минут Нагалинара торчала посреди леса, будто сюрреалистическая статуя самурая, делающего харакири.

— Вот какой расклад, Нагалинара, — прозвучал шепот в голове. — Сейчас я восстановлюсь, разрастусь и сожру твой мозг. И душу. Я очень, очень хочу есть. Или мы можем заключить соглашение…

Еще несколько секунд царило безмолвие, а потом раздался выдох. Гохерримка сказала:

— Какое соглашение?

— Ты уйдешь и не вернешься. Признаешь поражение. Я знаю кодекс гохерримов. Вы не возвращаетесь, если жертва сумела дать отпор, и не мстите ее близким. Это справедливо, меня устроит.

Еще несколько секунд тишины. Лахджа использовала их, чтобы еще сильнее закрепиться в чужом теле, и Нагалинара почувствовала, что теряет зрение. Ощущая тончайшие усики, ползущие сквозь ее мозг, она разжала руки и воскликнула:

— Признаю поражение!

Фух. Слова произнесены. Есть демоны, которым нельзя верить даже после такого, но не гохерримы. Лахджа как бы с неохотой покинула чужую плоть и вновь сформировала свой истинный облик.

— Это было отвратительно, — выдохнула Нагалинара, выдергивая меч из живота.

Ее всю покрывала кровь. Она текла по ногам, по щекам, по шее. Гохерримке явно было больно, но она смотрела на Лахджу с каменным лицом. Раны затягивались на глазах… все, кроме той, что оставил ее собственный клинок.

Нагалинару ждут трудные часы, если не дни. Возможно, придется наведаться к Жертвенному.

— Ты правда могла заставить меня порождать тахшуканов? — с омерзением спросила она.

— Не факт, что у меня бы получилось, — пожала плечами Лахджа, формируя на теле квазиодежду из шерсти и перьев. — Но мне нравятся эксперименты.

Круг Поединка рассеивался, она снова ощущала в голове фамиллиарный мыслечат. Стычка с Нагалинарой длилась меньше получаса, и отсутствия Лахджи заметить не успели. Все фамиллиары временами отключаются, когда засыпают или просто хотят побыть одни.

— Надеюсь больше не увидеться, — произнесла Лахджа. — Но ты не расскажешь, что это было? С тобой мы вроде не ссорились.

Нагалинара поколебалась, а потом созналась:

— Мне поручили тебя убить. Сама догадаешься, кто?

Лахджа даже не удивилась. Ну да, единственное возможное объяснение. Хальтрекарок восемь лет копил злобу, он несколько раз давал о себе знать, и в какой-то момент его все-таки прорвало окончательно.

— Понятно, — сказала Лахджа. — Тебе поручили убить только меня?

— Только тебя. Твое окружение моему мужу неинтересно.

Хорошая новость, нужно волноваться только за себя. За детьми, конечно, все равно лучше присматривать… но за ними и так постоянно присматривают.

— Это поручили только тебе? — задала напоследок еще вопрос Лахджа.

— А вот этого не могу сказать, — отказала Нагалинара.

— Понятно, не только. Кому еще? Абхилагаше?

Нагалинара не ответила, но молчание было красноречивей любых слов.

И вот это плохая новость. Гхьетшедарии — не гохерримы, Абхилагаша не станет нападать один на один, в открытую. От нее можно ждать любой подлости. Она запросто может вовлечь и семью. Нанести удар по детям, чтобы достать их мать.

— Я пойду, — убрала меч в ножны Нагалинара. — Пусть в тебе и нет духа гохеррима, но победу ты одержала. Я больше тебя не потревожу.

— Угу, — рассеянно кивнула Лахджа.

Нагалинара ушла в Лимбо, а Лахджа побродила немного по выжженной земле. У ног заплескалась вода, река возвращалась в свое русло. Повсюду громоздились поваленные стволы, обугленные сучья торчали уродливыми культями. Битва демонов уничтожила приличный кусок леса, а ведь это был просто сопутствующий ущерб.

Лахджа задумалась, стоит ли кому-то об этом доложить. По крайней мере, лес явно ничейный, так что претензии не предъявят. Или предъявят? Кустодиан точно не оставит подобное без внимания.

Ладно. Прежде всего надо вернуться домой и обсудить все с Майно.

— Я потерпела неудачу, мой господин, — сказала Нагалинара, глядя в глаза Хальтрекарока. — Мой поединок проигран.

— И однако ты стоишь передо мной, — процедил демолорд, парящий над троном. — Ты бежала или тебя отпустили?

— Я признала поражение и меня отпустили, — честно ответила Нагалинара.

— Какое великодушие, — бросил сквозь сжатые зубы Хальтрекарок. — Что ж, число попыток у тебя не ограничено. Возвращайся и пробуй снова.

— Не могу. Кодекс гохерримов.

— Что еще за «не могу»?! — разъярился демолорд. — Да мне плевать на ваш кодекс! И тебе должно! Ты моя жена!

— Я гохеррим, — твердо ответила Нагалинара. — Я никогда не плюну на кодекс.

— Тогда пошла вон из моего дома!

Нагалинара изумленно моргнула. Возвращаясь к мужу, она была готова к смерти или поглощению, что, в общем-то, мало отличается от смерти. Собиралась принять свою судьбу, глядя ей в глаза, как должно по кодексу.

Но Хальтрекарок ее… прогнал?..

Прогнал.

Прогнал!

Да, он сказал это в сердцах. Необдуманно. Но если Нагалинара принимает эти его слова, то это воля демолорда… и она получает развод.

И Нагалинара приняла эти слова.