Дрейгар сделал знак, чтобы дети остановились, а сам осторожно прошел вперед еще немного. Его внимание привлекло дерево у тропинки, с ветвей которого, позвякивая и покачиваясь на ветру, свисал похожий на паутину узор из нанизанных на нитку костей мелких зверушек. Один вид этой зловещей костяной паутины внушал смертельный ужас.
— Не бойтесь, — промолвил Дрейгар, обернувшись к детям. — Это всего лишь условный знак рэнсников. Он означает, что дальше начинаются охотничьи угодья определенного клана, где расставлены капканы и ловушки.
— Какой отвратительный знак, — пробормотал Локрин, выглядывая из-за спины Дрейгара.
— Говорили тебе, сиди дома, — усмехнулся парсинанин, оглянувшись на мальчика. — И почему ты никогда не слушаешься взрослых?
Они двинулись дальше. Дрейгар продолжал рассказывать об охотничьих приемах рэнсников, показывая расставленные вокруг тщательно замаскированные ловушки. Иногда они натыкались на трупики животных, иногда в капканах бились еще живые зверьки.
Ловушки рэнсников отличались удивительной изобретательностью и разнообразием: здесь были деревянные скобы, унизанные острыми шипами, самострелы с отравленными стрелами, петли и захлопывающиеся клетки. Чтобы самим не угодить в них, приходилось идти след в след, как по минному полю, и смотреть в оба. Некоторые из ловушек Дрейгар обезвреживал, другие предпочитал обходить.
Через некоторое время они увидели еще одну паутину, сотканную из костяшек. Это означало, что территория, где были расставлены капканы, закончилась.
— Теперь нам нужно опасаться лишь ловушек, расставленных специально для нас, — облегченно вздохнув, сказал Дрейгар.
Немного погодя он остановился и, поморщившись, потянулся и подергал плечами.
— Ну-ка взгляните, — попросил он, опуская на землю вещевой мешок, — кажется, что-то застряло у меня между доспехами. Какая-то заноза…
Дрейгар нагнулся, и Локрин ощупал его панцирь.
— Вроде ничего нет.
— Прямо там, между лопатками…
Чтобы мальчик мог дотянуться, парсинанину пришлось встать на четвереньки. На этот раз Локрин действительно что-то нащупал и потянулся за ножом.
— Сейчас достанем, — пробормотал он, поковыряв лезвием между сочленениями панциря.
Что-то выскочило и упало на землю. Тайя наклонилась и подняла.
— Да это обыкновенный гвоздь, — сказала она. — Наверное, он застрял у тебя в доспехах, когда мы попали в сель…
— А может быть, когда я тащил на себе тот железный лом, — откликнулся Дрейгар.
Тайя отшвырнула гвоздь в сторону, но Тряпичник, с интересом наблюдавший за происходящим, тут же наклонился и стал шарить в траве.
— Зачем он тебе? — удивился Локрин. — Какой-то ржавый, кривой гвоздь!
— Пригодится, — сказал Тряпичник, заботливо пряча гвоздь в карман. — На всякий случай.
Начинало смеркаться. Близился вечер. Поднялся промозглый ветер, и заморосил дождь — мелкий, занудный. Бредя в густом тумане через лес, дети стучали зубами и с тоской вспоминали родителей. Даже неразговорчивый Тряпичник, которого больше не донимали расспросами, понуро ссутулился и заметно пал духом. Заслышав о Пещере Отшельника, он почувствовал, как что-то шевельнулось у него в памяти, и поежился. По-видимому, воспоминание было не из приятных.
Тропинка привела к подножию каменистого холма. Склон был довольно крутым, и пришлось карабкаться вверх, цепляясь за уступы. Дождь усиливался. Дрейгар добрался до вершины первым и торжествующе ухмыльнулся. Немного погодя к нему присоединились остальные.
За холмом они увидели уютную поляну, окруженную дикими яблонями, среди которых приткнулась неприметная бревенчатая избушка. В окошке горел свет, а из трубы тянуло вкусным дымком и запахом печеного хлеба. Рядом стояло три повозки, а за избушкой виднелись конюшня и хлев.
— А здесь действительно безопасно? — с сомнением спросила Тайя.
— Сейчас узнаем, — пожал плечами Дрейгар. — Рэнсник с мельницы сказал, что здесь живут Маггичи, у которых с Луддичем многолетняя кровная вражда. Впрочем, здесь могут оказаться и другие рэнсники, которые будут не прочь нас выдать. Но, если повезет, мы наймем повозку и догоним Эмоса.
— Мы с Тайей можем изменить внешность, — предложил Локрин. — Впрочем, — продолжал он, критически оглядев громадную фигуру Дрейгара, — тебя-то все равно никак не замаскируешь… Может, тебе подождать нас здесь?
— Ну уж нет! — отрезал парсинанин и направился вниз. — Познакомимся с хозяевами и узнаем, что за порядки у них на постоялом дворе. Риск — благородное дело! Если не раздобудем какую-нибудь повозку, до пещеры придется добираться не меньше недели…
Спустившись, Дрейгар направился прямо к избушке и, решительно толкнув двойные двери постоялого двора, вошел.
В помещении было темно и накурено.
— Меня зовут Дрейгар-путешественник, — с порога объявил парсинанин. — Я бывал в таких дальних странах, которые вам и не снились, и видел столько, что обычному человеку хватило бы на десять жизней. Если меня и моих друзей здесь накормят и напоят, я поделюсь с вами моими удивительными историями. Готов поспорить, ничего прекраснее и ужаснее вы в жизни не слышали!
Постепенно своды лабиринта посветлели, сделались более рыхлыми и влажными. Пожилой бригадир провел пальцем по стене, попробовал на вкус и сплюнул.
— Это известняк, — сказал он. — Похоже, теперь мы находимся не под горой, а внутри ее.
— С чего это вы взяли? — спросила Найялла.
— Эта гора буквально нашпигована железной рудой. Здесь богатейшее месторождение железа из всех известных мне… Может, скажете, вы об этом не знали?
— Конечно, нам хорошо известно, что на Абзалете есть железо, — кивнул Микрин. — Наши инструменты изготовлены из аморита. Мы добываем его не под землей, а собираем на склонах горы. Этот редкий металл встречается только в наших краях. Однако мы никогда не занимались добычей железной руды.
— Ах да, забыл! — фыркнул бригадир. — Ведь вы решительные противники шахт и вообще добычи полезных ископаемых. Металл вам нужен только для ваших инструментов…
— Мы не против добычи полезных ископаемых в принципе, — горячо возразила Найялла. — Но против того способа бурения, которым пользуетесь вы. Ваши шахты истощают почву, отравляют всю округу… Мы также против того, чтобы добывать железо на самой горе. Железо Абзалета — особенное. Без него Абзалет не Абзалет. У нас это понимают даже дети.
Прежде пожилой бригадир лишь посмеялся бы над этими словами, но теперь задумчиво покачал головой. Даже если не принимать в расчет тот удивительный мир, в который они попали, оказавшись в подземных пещерах, было ясно, что Абзалет — не простая гора.
— Как бы там ни было, в чистом виде железо встречается крайне редко, — сказал Джузек. — Конечно, иногда удается отыскать железные слитки прямо на горных склонах. Поговаривают, что они упали с неба. Я лично в эти сказки не верю. Чтобы добыть железо, нужно бурить землю, искать руду. Затем руду подвергают тепловой обработке и обогащению — ее переплавляют в печах, чтобы отделить железо от шлаков…
Мьюнане, а вместе с ними Нуган и Далджин внимательно слушали. Что касается последних, то, в отличие от старого рудокопа, они только и знали, что махать киркой в шахте, а о том, как из руды получают железо, понятия не имели.
— Так вот, — продолжал бригадир, — в верхних пластах на Абзалете в основном залегает германит с вкраплениями магнитного железняка и яшмы. Однако пару лет назад бурильщики разведали, что сердцевина горы состоит из чистого железа. Неудивительно, что норанцы проявляют к горным выработкам на Абзалете такое пристальное внимание. Железо для них — всё. Из него и оружие куют, и медали чеканят.
— А то, что гора принадлежит другому народу, их, похоже, мало волнует, — с горечью заметила Найялла.
— Все зависит от точки зрения, — хмыкнул бригадир. — Возможно, они полагают, что железо, которое они считают своей собственностью, находится на чужой территории. Если кто-то думает иначе, тем хуже для него.
— А вы-то почему работаете на норанцев? — удивилась Найялла. — Кажется, вы придерживаетесь другого мнения.
— Я всего лишь простой рудокоп. Это мой хлеб. Залежи полезных ископаемых в наших краях давно истощились, шахты закрыты, и нам приходится искать работу на чужбине.
Из коридоров с гладкими гранитными стенами они попали в пещеру, своды которой блестели от влаги и были покрыты многочисленными сталактитами и сталагмитами.
— Вы были правы, — сказал Микрин. — Это действительно известняк. Интересно, где мы сейчас находимся?
— Я давно потеряла ориентировку, — со вздохом призналась Найялла.
— Мы по-прежнему продвигаемся к северному склону горы, — сказал Джузек.
— Откуда вы знаете? — усомнилась Найялла.
— Уж он-то знает! — уверил ее Нуган. — Старина Джузек у нас под землей ориентируется, как крот.
Микрин опустился на колени и тщательно осмотрел пол.
— Несмотря на то что коридор закончился, пол здесь по-прежнему очень сильно затерт. Очевидно, что по пещере много ходят.
— Видимо, все те же маленькие монстры! — воскликнул Далджин.
— Нет. Не похоже, — покачал головой Микрин. — Цынцыкеры передвигаются по потолку и по стенам так же легко, как по полу, а здесь протоптана аккуратная дорожка. Причем эти следы мог оставить лишь кто-то крупный и тяжелый…
— Вы ничего не слышите? — вдруг прервала мужа Найялла, поднося палец к губам и встревоженно оглядываясь вокруг.
Все затаили дыхание и прислушались.
— Я слышу! — прошептал Микрин. — Как будто что-то гудит или скребется.
— Я ничего не слышу, — проворчал пожилой бригадир. — Видать, у вас, у мьюнан, острый слух! Может, это опять подземные толчки?
— Нет, звук ровный и непрерывный, — сказала Найялла. — Похоже на гудение машины или на шум водопада. Только никак не пойму, откуда он доносится…
— Вода бы нам сейчас пришлась очень кстати, — кивнул бригадир.
— Может, пойдем дальше? — нетерпеливо предложил Далджин. — Я продрог до костей и умираю от голода.
— А я умираю от жажды, — пожаловался Нуган. — Может, у кого-то осталась вода?
Микрин протянул ему свою флягу.
— Я бы тоже попил, — сказал Далджин, подходя к Нугану.
— Это последняя вода, — предупредил Микрин.
— И у меня нет воды, — сказал бригадир. — Без нее нам скоро всем крышка. Может, мы отыщем ее там, откуда доносится этот звук?
— Не уверена, но попробовать стоит, — поддержала его Найялла.
— А это что такое? — прошептал Далджин, прищурившись и показывая пальцем в темноту.
— Ты о чем? — удивился Нуган.
— Посмотри! Неужели не видишь?
— Господи, и правда!..
Где-то далеко, но вполне отчетливо блеснул свет фонаря. Неожиданно Далджин сорвался с места и, огибая сталактиты и сталагмиты, кинулся вдогонку огоньку.
— Эй, сынок, постой! — воскликнул бригадир.
Они бросились за Далджином, но между острыми конусами сталактитов и сталагмитов можно было двигаться только друг за другом.
Тусклый свет факелов озарял грубые колонны, подпиравшие своды пещеры. Далджин пропал. Второпях они не сообразили, что пещера впереди может резко раздваиваться, и, подойдя ближе, увидели, что направо и налево тянутся два туннеля.
Нуган растерянно покачал головой.
— В какой из них он свернул?
— Вот дурень-то, — проворчал бригадир, — и куда его только понесло!
— Лучше подождем здесь, — запыхавшись, предложил Микрин. — Может быть, он сам нас найдет. Нет смысла обшаривать туннели. Иначе в конце концов мы друг друга потеряем.
— Возможно, сюда ведет какой-нибудь обходной туннель, — сказала Найялла. — Что, если он свернул туда?
— Будем держаться вместе, — кивнул бригадир. — Подождем Далджина здесь, а если он не вернется, то отправимся его искать.
— Что это был за свет? Вы видели? Похоже на фонарь, — пробормотал молодой рудокоп, упираясь руками в колени и переводя дыхание.
— Мне показалось, что там промелькнула какая-то старуха, — сказала Найялла. — Кто бы это ни был, бегает он неплохо, — добавила она.
— А вы бы как поступили, если бы прямо из темноты на вас бросился кто-то с воплями и факелом в руке? — поморщился бригадир. — Наверное, тоже задали бы стрекача. Если это была старуха, он напугал ее до полусмерти… — Джузек уселся на землю и воткнул рядом факел. — Я устал как собака. Словно отработал две смены подряд.
Остальные уселись около него, с тоской думая, что хорошо бы сейчас погреться у костра и что-нибудь перекусить. Пытаясь согреться, Найялла жалась к мужу. Глядя на супругов-мьюнан, бригадир с грустью вспоминал о своей жене и ребятишках.
— Нужно добыть какой-нибудь еды, — размышлял вслух Микрин. — Интересно, эти цынцыкеры съедобные?
— Когда так проголодаешься, то и лягушку съешь, — буркнул бригадир.
— Еще чуть-чуть, и я буду готов есть землю, — отозвался Микрин.
— Кто знает, может быть, печеные цынцыкеры не хуже курятины…
Неожиданно раздался пронзительный крик, от которого в жилах застыла кровь. Жуткое эхо прокатилось по пещере и постепенно затихло.
— Господи, — пролепетал Нуган, — да ведь это Далджин!
— Он там! — хрипло промолвил бригадир, указывая рукой в темноту.
Задыхаясь от волнения и с бешено колотящимися сердцами, они поспешили на крик, свернув в пещеру, из которой только что вышли, и, опасливо оглядываясь по сторонам, двинулись дальше, не зная, что поджидает их впереди. Завидев в глубине пещеры бледно-голубой свет, они осторожно приблизились.
В углу лежал факел Далджина. Рядом валялся его рваный сапог.
— Боже мой, что с ним случилось? — выдохнул бригадир, смахивая со лба холодный пот.
Сделав еще шаг-другой вперед, он нагнулся и посветил вокруг, чувствуя, как у него по спине бегут мурашки. Его взгляд упал на вещевой мешок и окровавленную человеческую ногу — все, что осталось от Далджина.
Узнав, что чужестранцам, побывавшим в плену у Луддича, удалось бежать, хозяева и гости постоялого двора одобрительно захлопали в ладоши. А когда Дрейгар поведал о своих удивительных приключениях, они и подавно растаяли. Пошел горой веселый пир.
Тайя достала свои магические инструменты и вылепила из Локрина развеселого уродца-дергунчика — искусно спародировав вождя рэнсников. Глядя на потешную копию Лирапа-Луддича Третьего, окружающие хватались за бока и покатывались со смеху.
Дрейгар, которому не довелось увидеть монарха, попросил у хозяина чистый свиток пергамента и в два счета набросал портрет ненавистного тирана. Портрет пришпилили к стене и принялись плевать в него шипами из охотничьих трубок. Каждый, кому удавалось попасть тирану в лоб три раза кряду, получал в награду кружку медовухи. Победителем оказался Дрейгар, изрешетивший свое собственное произведение вдоль и поперек.
Опасаясь, что и его, чего доброго, тоже превратят в мишень, Локрин потер ладонями лицо и снова принял прежний вид.
Наевшись жаркого из дикого кабана и чувствуя, что от усталости слипаются глаза, брат и сестра отошли в сторонку и устроились в уголке. Вдруг они заметили, что Тряпичник поднялся из-за стола и тихо выскользнул за дверь.
— Расскажи-ка что-нибудь еще, дружище! — попросил Дрейгара дюжий сестинианец с грубым, изрытым оспой лицом. — Да пострашнее!
— Есть такая история, — усмехнулся парсинанин. — Я расскажу вам о Старухе с фонарем. Только предупреждаю, как бы потом по ночам от страха вы не стали прятаться под кровать!
— Я уже слышала об этом, — шепнула Тайя брату. — Пойду во двор, а то тут душно…
— И я тоже, — кивнул Локрин. — Только давай прихватим с собой пончиков.
Схватив тарелку с пончиками, они протолкались к двери и, облегченно вздохнув, вышли на свежий воздух. На крыльце сидел Тряпичник и бессмысленно пялился в темноту.
— С тобой все в порядке, приятель? — окликнула его Тайя. — Ты, кажется, ничего не ел?
— Я не голоден, — отозвался он, даже не оглянувшись. — Но мне и правда что-то нездоровится. Какая-то боль… здесь внутри. — Он похлопал себя по груди. — А иногда кажется, как будто разваливаюсь на куски…
— Дядюшка Эмос неплохо разбирается в медицине, — успокоил его Локрин. — Когда мы его догоним, он мигом тебя вылечит. После всего, что с тобой приключилось за последние дни, неудивительно, что у тебя расшалились нервы.
Тряпичник ничего не ответил, и дети решили оставить его в покое — наедине со своими мыслями. Вот только странно: о чем может думать человек, который даже не помнит, как его зовут и откуда он взялся? Наверное, об этом самом и думает: пытается вспомнить, кто он такой.
Смахнув мушек, облепивших пончики, Локрин и Тайя, пройдя во двор, уселись под окошком, прислонившись спинами к бревенчатой стене.
— Пора бы снова отправиться в путь, — пробормотала Тайя, сдвигая брови. — Поели, попили — и в дорогу. Нельзя терять ни минуты.
— Дрейгар знает, что делает, — заверил сестру Локрин. — Предоставим ему решать. У нас нет денег, чтобы заплатить за повозку. Нужно осмотреться. Может быть, нам будет по пути с кем-нибудь из новых знакомых.
— Только бы побыстрее, — вздохнула девочка. — Эй, ты, полегче с пончиками! — спохватилась она, дергая брата за рукав. — Оставь и мне немного!
Отхлебнув медовухи, Дрейгар икнул и поднял руку. Воцарилось молчание. Оглядев слушателей, парсинанин неторопливо начал:
— Мы путешествовали втроем: норанский миссионер, купец-браскианец и я. Еще с нами были два проводника-картранца.
Мы двигались по ущельям Картранских Высот. Нам предстояло миновать Аксамант — что-то вроде окаменелой чащи, такой же запутанной и глухой, как заросли паутиновых деревьев. Днем жгучее солнце раскаляет камни докрасна, а ночью в полной мгле между скалами разносятся крики диких зверей. Только сумасшедший сунется в эти дебри без проводника.
В качестве вьючных животных у нас была пара волов. Ночью мы устроили привал и разбили лагерь. Была такая темень, словно мы оказались в подземелье, а ледяной ветер пронизывал до костей. Проводники разожгли походную масляную плитку и стали готовить ужин. Мы сидели вокруг и, в надежде увидеть хоть одну звезду, молча смотрели в черное небо.
Я человек не робкого десятка, бывалый путешественник и на месте сидеть не люблю. Пока готовился ужин, я предложил моим спутникам обследовать окрестности. Проводники предупредили нас, что с тропы лучше не сходить и от лагеря далеко не удаляться.
Первым блуждающий впереди огонек заметил браскианец — кто-то светил в темноте фонарем. Браскианец окликнул неизвестного и отправился на разведку. По натуре купец был человеком предприимчивым и никогда не упускал случая предложить свой товар первому встречному. Проводники стали кричать, чтобы он немедленно возвратился, и он повернул назад. Потом мы сели ужинать. Фонарь в темноте больше не показывался, и мы улеглись спать.
Проснувшись, я обнаружил, что браскианец пропал. Вскочив, я огляделся и успел увидеть, как, прихватив один из фонарей, он направляется к окаменелому лесу. «Вот упрямый осел!» — пронеслось у меня в голове. Я крикнул ему, чтобы он не ходил один, и разбудил остальных. Но проводники-картранцы наотрез отказались сопровождать нас, и мы с норанцем решили отправиться вдвоем. С перекошенными от страха физиономиями проводники твердили одно и то же — о какой-то старухе с фонарем. Не став слушать их лепет, мы схватили свои фонари и бросились вдогонку за купцом.
Аукая, мы с трудом пробирались сквозь каменные заросли, но купец не откликался. Откуда-то из темноты донесся шелест и скрежет, и мы поспешили на звук. К сожалению, нам то и дело приходилось останавливаться, чтобы сориентироваться, — в этой чаще было легко заблудиться и потерять дорогу в лагерь.
В конце концов мы увидели браскианца. Или, вернее, то, что от него осталось. Норанец стоял на месте, чтобы не терять из вида лагерь, а я подошел поближе. То, что я увидел, до конца жизни будет преследовать меня в ночных кошмарах. Тело было изодрано в клочья, словно его бросили в клетку к тиграм… И что удивительно: из мяса вырвали все до единой кости. При виде такого зверства даже у меня от ужаса похолодело сердце.
Выхватив меч и боевой топор, я попятился и рассказал обо всем норанцу. Тот немедленно зарядил арбалет и опустил забрало.
Однако в полном мраке мы были совершенно беспомощны против ночного хищника. Как ни жаль нам было бросать тело несчастного купца без погребения, мы были вынуждены повернуть обратно в лагерь. К тому же тело было разодрано на такие мелкие куски, что, наверное, только самому Господу Богу было под силу его собрать.
Между тем, оглядевшись вокруг и увидев вдали огонек нашего лагеря, я насторожился. Мне казалось, что лагерь должен находиться в другой стороне. Что ни говори, я профессиональный картограф и с чувством ориентации у меня все в порядке.
Скрепя сердце я последовал за норанцем по направлению к огоньку, но, подойдя ближе, обратил внимание, что его свет совершенно не похож на огонь масляной печки, и сказал об этом моему спутнику. Ему это тоже показалось подозрительным, но упрямый норанец все-таки отправился дальше.
Подойдя еще ближе, мы увидели, что это вовсе не наш лагерь. Перед нами возникла одинокая фигура с фонарем в руке, по виду действительно напоминающая старуху. Сначала норанец радостно вскрикнул и поспешил ей навстречу, но, сделав несколько шагов, замер как вкопанный. Потом развернулся и бросился ко мне, крича, чтобы я спасался. В следующий момент старухин фонарь погас, и до меня донесся тяжелый топот. Норанец обернулся и на бегу выпустил из арбалета стрелу. Фигура по-звериному взвыла от боли, но продолжала преследование. Было слишком темно, чтобы я мог разглядеть, что за чудовище на нас напало. Крикнув, чтобы норанец отскочил в сторону, я размахнулся и метнул в зверя свой масляный фонарь. Фонарь разбился вдребезги, взорвался, масло расплескалось и, вспыхнув, охватило громадную, с меня ростом фигуру огнем. Не знаю, кто это был, но то, что это была не старуха, могу поручиться.
Норанец успел перезарядить арбалет и выстрелил во второй раз. Я же, выхватив боевой топор, рубанул несущегося мимо меня зверя по шее. Но и это не остановило его. Рассыпая огненные искры, чудовище стало удаляться; потом, споткнувшись, рухнуло на землю и, испустив предсмертный стон, затихло. Огонь погас, и мы потеряли его из вида.
В том, что чудовище было мертво, у нас не было сомнений, однако, решив не рисковать единственным оставшимся фонарем, мы отправились на поиски лагеря, бросив труп поверженного зверя, так толком и не разглядев его. На этот раз я был уверен, что мы движемся в правильном направлении, и скоро мы увидели огонь походной печки.
От радости, что нам наконец удалось добраться до лагеря, мы совершенно позабыли о чрезвычайно важном правиле: прежде чем подойти ближе, мы были обязаны предупредить проводников условным криком. Раздался глухой хлопок, в воздухе засвистела стрела и, пробив наш фонарь, ударила прямо в грудь норанцу.
Я крикнул, чтобы картранцы прекратили огонь, но для моего товарища, которого проводники приняли за чудовище, только что угрожавшее нам самим, уже все было кончено. Метким выстрелом, направленным в фонарь, бедняга был сражен наповал.
Затоптав огонь, вспыхнувший из-за разбитого фонаря, и отчаянно ругаясь, я взвалил безжизненное тело норанца на плечи и потащил в лагерь, где заняли оборону наши перепуганные проводники.
Следующие два дня прошли без приключений, но картранцы уверяли, что в окрестностях Аксаманта еще бродит множество «старух с фонарями».
Эти чудовища охотятся на тех, кто заблудился или отбился от своих, и питаются исключительно человеческими костями, а мясо сдирают, словно ненужную кожуру.
— Не понимаю, как мы могли быть такими беспечными в тот раз, — вздохнул Дрейгар, завершая эту леденящую душу историю, — но больше я ни за какие сокровища не рискну гоняться за ночными огнями…
Что-то прошелестело над яблоневыми садами и плавно спланировало на землю. Тайя и Локрин умолкли и стали всматриваться в полумрак, стараясь разглядеть, что это было.
Через несколько мгновений раздался шелест, и в небе снова промелькнула какая-то тень. А через секунду с одной из яблонь спрыгнуло еще одно крылатое существо. Повертев мордами и принюхавшись, оба зверя двинулись прямо к постоялому двору.
— Да ведь это ганады! — ахнул Локрин. — Должно быть, им удалось напасть на наш след.
— Нужно предупредить Дрейгара, — шепнула Тайя. — Если эти твари вернутся к своим хозяевам-рэнсникам… Я имею в виду племя Луддича… Нам несдобровать!
— Они находятся с подветренной стороны и еще не заметили нас. Может, нам удастся прошмыгнуть в дом.
Поменяв окраску под цвет бревен, дети стали красться вдоль стены. Увидев, что Тряпичник все также сидит на крыльце, погруженный в свои мысли, Локрин тихонько свистнул. Тряпичник оглянулся и громко спросил:
— Ты меня звал?
Ганады сразу встрепенулись и посмотрели на них.
— Бежим! Скорее в дом! — шепотом проговорила Тайя, схватив Тряпичника за руку.
Один из ганадов ощерился, зарычал и с невероятной прытью бросился на Тряпичника. Тайя попыталась оттолкнуть неповоротливого чудака, но не успела. Выпустив когти, ганад изменил траекторию и кинулся девочке на спину. Еще немного, и ей бы не миновать его лап, но в следующую секунду ганад захрипел и беспомощно задергался. Долговязый и неуклюжий Тряпичник железной хваткой держал его за горло. Когти зверя впились ему в руки, но он как будто этого не замечал. Тайя откатилась в сторону и бросилась к двери. Второй ганад испустил омерзительный вой. Дети поняли, что он созывает на помощь стаю. Нужно было как-то его отвлечь.
— Эй, ты, чучело! — крикнул зверю Локрин, вспрыгивая на подоконник и размахивая руками на фоне освещенного окна. — Ну-ка, попробуй меня поймать!
Дернувшись всем телом, ганад с рычанием метнулся к Локрину. Несмотря на значительное расстояние, он в два прыжка оказался перед окном и, быстрый, как дикая кошка, вцепился в мальчика. Оба ввалились в раскрытое окно и рухнули прямо на обеденный стол. Стол перевернулся, и они покатились по полу. Ганад лязгнул зубами, и Локрин вскрикнул от боли.
К счастью, в следующий миг на зверя обрушилась сразу дюжина ножей и мечей. Локрина вырвали из лап полумертвого ганада. Кто-то заботливо приложил к окровавленному плечу мальчика платок.
— С этим шутить нельзя. Нужно промыть рану, — сказала хозяйка, схватив его за руку и потащив за собой. — Их укусы могут быть заразными. С тобой все в порядке?
— Там, на улице… Тайя! — пролепетал Локрин.
Но мужчины, которых всполошили крики за дверью, уже высыпали на крыльцо. Локрин вырвался из рук женщины и поспешил за ними.
Тряпичник по-прежнему растерянно держал ганада за горло, словно не понимая, что с ним делать.
Рэнсники, выбежавшие с ножами из дома, оттолкнули Тряпичника и в считаные мгновения прикончили зверя. Глядя на их свирепые лица, Локрин невольно вздрогнул и отвернулся. Впрочем, Тайя была цела и невредима — а это главное!
Дрейгар погладил мальчика по голове и подтолкнул к двери в избушку.
— Не обращай внимания, — усмехнулся он. — Они свое дело знают. Давай-ка лучше посмотрим, что с твоим плечом…
Сбитый с ног Тряпичник неуклюже поднялся, и Тайя посмотрела, не ранен ли он.
— Хорошо, что ты был обмотан в тряпки, — сказала девочка. — Кажется, ты легко отделался. С тобой действительно все в порядке?
— Да, — пробормотал Тряпичник. — Только сначала растерялся… Когда схватил его, не знал, что делать дальше…
— Ты просто герой! — улыбнулась Тайя. — Ладно, пойдем в дом. Посмотрим, как там мой растяпа братец.
Жена хозяина постоялого двора промыла мальчику царапины и перевязала. Локрин держался стойко. Только когда укус мазали какой-то жгучей настойкой, слегка поморщился.
Дрейгар стоял поблизости, беседуя с каким-то засаленным человечком, наряженным в грубо выделанные шкуры. Человечек явно не принадлежал к племени рэнсников. Скорее был похож на одного из представителей гатснапов — народа, населяющего окрестности Топких Болот.
— …Если эта скользкая вонючая жаба Луддич думает, что ему позволено безнаказанно портить настроение добрым людям, подсылая сюда своих проклятых ганадов, — возмущенно говорил человечек, — он глубоко заблуждается!
Как бы в подтверждение своих слов человечек пожевал губами и смачно сплюнул табачную жвачку в соседнюю плевательницу.
Женщина, перевязывавшая Локрина, подмигнула Дрейгару и с улыбкой сказала:
— Это Трантль. Не обращайте на него внимания. Он ведь только ругаться мастак, старина Трантль. А вообще он добрая душа, мухи не обидит! И в дороге обычно не злоупотребляет своей хмельной жвачкой. Можете не сомневаться, довезет вас куда нужно!
— Я возвращаюсь на Топкие Болота, — заявил Трантль. — А вы куда путь держите и сколько вас? — поинтересовался он у Дрейгара.
— Нас четверо: двое ребятишек, этот долговязый чудак и я. А нужно нам к Пещере Отшельника. Мы догоняем два фургона, которые следуют в том же направлении. Людям Луддича нам лучше на глаза не попадаться…
— А я бы не отказался проучить кривоногих пиявок и потолковать по-мужски с этой гадиной Луддичем… Впрочем, если это не входит в ваши планы, — как хотите. Можно отправиться другой дорогой… Ладно, будьте готовы, — дружески хлопая Дрейгара по плечу, сказал гатснап. — На рассвете отправляемся в путь!
Разбуженный ночным кошмаром, Калайялл Гарс сел на постели и смахнул со лба испарину. Руки дрожали, словно в жестокой лихорадке, а от металлического привкуса сводило скулы. Чародей вцепился в кровать и напряженно ждал: он всегда заранее чувствовал приближение землетрясения.
Кровать заходила ходуном, а бревенчатые стены пошатнулись и заскрипели. Гул и тряска все возрастали, и, не выдержав, чародей вскочил и, не помня себя от страха, пнул ногой дверь и выскочил на улицу.
Дух Абзалета шел за ним по пятам. Ему было мало расколотой скалы. Когда рэнсники наконец поймут, какие несчастья на них накликал чужестранец, их месть будет жестокой и беспощадной. В своих ночных кошмарах Калайялл Гарс уже видел себя на страшной дыбе.
Спотыкаясь и падая, ученики и помощники бросились на улицу вслед за учителем. Завывая от ужаса, они метались, не находя убежища. Упавший на четвереньки заклинатель беспомощно вертел головой, чувствуя, как каждый новый земной толчок переворачивает в нем все внутренности. Послышался зубодробительный треск, потом грохот, и стоявшая неподалеку бревенчатая кузница, сложившись, словно карточный домик, рухнула, придавив людей, вопящих внутри.
— Всё против меня! — всхлипнул чародей. — Милостивый Браск, повелитель Мути, чем я заслужил такое наказание? В чем моя вина?
Рухнул еще один дом. Потом еще один. Люди и домашний скот в панике метались по улице. Лопнуло несколько масляных фонарей, и это стало причиной пожаров. Жители кинулись за ведрами и водой, но непрекращающиеся подземные толчки сбивали их с ног. Калайялл Гарс ничком лежал на земле и безутешно рыдал.
Понемногу землетрясение улеглось, и местные жители бросились тушить пожары.
С первыми лучами восходящего солнца на улице показался Лирап-Луддич. Он обнаружил чародея в фургоне с генератором. Сжимая в руках пустую канистру из-под сжиженного воздуха, Калайялл Гарс тупо смотрел в пространство. Увидев вождя, он испуганно вскочил.
— Это оно! — объявил Луддич. — Я его носом чую. Оно уже близко. Оно совсем рядом… Все, что нам нужно, отыскать это проклятое сердце, сделать то, что вы советовали, и с ним будет покончено. Не иначе как подземные духи пытаются вырваться на волю. Мы должны помочь им освободиться из цепей… Вы готовы мне помочь, ваше преподобие?
— Да будет на то воля Господа нашего Браска, — пробормотал заклинатель.
— Это все проделки духа горы, старина! — усмехнулся вождь. — Теперь понятно, почему Эмос и его люди так стремятся к Пещере Отшельника. В том, что они нам наплели, есть доля правды. Значит, и мы должны отправиться туда. Я уже послал людей, чтобы они перекрыли все дороги к северу от этой пещеры. Мы обгоним Эмоса и устроим засаду прямо на месте… Катакомбы ведут в самую глубину горы. И другого пути туда нет. Там когда-то жил старик отшельник, который выдавал себя за потомка великих алхимиков. Я изловил старикашку и вытряс из него всю правду о горе. Теперь мне известно, какой из туннелей ведет в глубины Абзалета, и у меня нет ни крупицы сомнения, что Эмос намерен пробраться именно туда — чтобы возложить на место сердце Огарта!
— Ваше величество, по-моему, вы опять заблуждаетесь, — попробовал возразить Калайялл Гарс. — Сердце Огарта находится в шахтах неподалеку от поселка рудокопов…
— Не беспокойтесь, старина. Теперь сердце Огарта — моя забота. Мы его отыщем. Все, что вам останется, это отвезти его в Браскию и утопить в своей Мути… Собирайте ваших людей! Мы отправляемся на охоту!
Вождь вышел и стал собирать свиту. Чародей в отчаянии схватился за голову. Сомнений не было: Лирап-Луддич окончательно потерял рассудок и был неуправляем. Всхлипывая и шмыгая носом, Калайялл Гарс безуспешно пытался найти выход. Земля буквально уходила из-под ног. Пока рэнсники не поняли, что происходит, нужно убираться из этих мест. Когда Луддич узнает правду, будет слишком поздно.
Глядя сквозь мутное окошко фургона на улицу с покосившимися и развалившимися избушками, чародей понимал, что впереди его не ждет ничего, кроме ужасной черной пропасти. Что ж, он всегда был только верным орудием Браска. Если Господу угодно принести его в жертву, он готов умереть.
Локрин проснулся и невольно застонал. Кто-то тряс его за плечо, и раненую руку обожгло острой болью. Открыв глаза, мальчик обнаружил себя в тесной каморке и увидел рядом сестру. За окошком, забранным решеткой, едва брезжил рассвет.
— Давай поднимайся! Нам уже пора в дорогу! — ворчала Тайя, подражая тону матери, когда та будила их по утрам в школу. — Ну, как твое плечо?
— Болит, — пробормотал Локрин; ему отчаянно хотелось спать.
— Ночью случилось еще одно землетрясение. Я чуть не свалилась с койки.
— Землетрясение? — удивился мальчик зевая. — Жаль, что я не видел…
— Не беспокойся, смотреть было не на что. Жертв и разрушений нет.
Локрин сел на постели и спустил ноги на пол. В дверях уже маячил Тряпичник, терпеливо дожидаясь, пока они соберутся. Со вздохом оглянувшись на постель, Локрин молча отправился за сестрой на улицу.
На дворе было сыро и зябко. Утро только-только занималось, и солнце, встающее из-за холмов, еще не рассеяло серую пелену. Ежась от холода, дети поплелись за Тряпичником, который повел их к конюшне. Там их уже дожидались Дрейгар и гатснап Трантль. Последний помогал склонившемуся над картой парсинанину составлять маршрут.
— Доброе утро, милые мои, — усмехнулся Дрейгар, поднимая голову. Можно было подумать, что он прекрасно выспался, а не куролесил всю ночь в кабаке со своими новыми товарищами. — Как твоя рана, юноша? — бодро поинтересовался он у Локрина.
— Нормально, — кивнул тот, продолжая зевать, а потянувшись, невольно вздрогнул от боли. — Значит, мы отправимся на лошадях? — поспешно спросил он, чтобы не подать виду, что ему больно.
— Не совсем, — подмигнул Дрейгар. — Вас ждет небольшой сюрприз.
— А, это вы, пострелята! — приветливо кивнул детям Трантль, обнажая зеленые от жевательного снадобья зубы. Чтобы продемонстрировать свое дружелюбие, он ущипнул каждого за щеку. — Ну что, поможете мне запрячь моих красавцев? — промолвил он, хитро прищурившись. — Только смотрите в оба! Они у меня с норовом. Могут и цапнуть.
— Как бы тебя самого не цапнули, — вполголоса проворчала Тайя, потирая щеку, когда гатснап развернулся и направился в конюшню.
Дети с любопытством поспешили следом. Трантль отодвинул задвижку и, распахнув стойла, исчез в дверях. Из конюшни послышалось густое урчание и мяуканье — словно там пригрелась пара гигантских котят. Потом загремела сбруя, и через несколько секунд гатснап вывел во двор первое животное.
Голова удивительного существа, напоминавшая собачью морду, но размером с кабанью, была низко опущена. Треугольная пасть с тройной нижней челюстью была распахнута и усеяна рядами коротких тупых зубов. Черные блестящие глаза, огромные, как две плошки, были способны двигаться независимо друг от друга — так что животное могло смотреть одновременно в двух направлениях. С каждого бока у него было по позвоночнику, а сухая чешуйчатая шкура покрыта бирюзовыми пятнами.
— Да ведь это колченог! — улыбнулась Тайя и, подойдя ближе, осторожно погладила животное по жесткой гриве.
Выводя колченога из стойла, Трантль загадочно усмехнулся и многозначительно покачал головой — как будто собирался продемонстрировать детям какой-то удивительный фокус.
И в самом деле, несмотря на то что глубина стойла была не больше трех шагов, животное, выползавшее наружу, напоминало раздвижную подзорную трубу или гофрированный шланг — все увеличиваясь в размерах, пока не достигло в длину двух десятков метров.
Колченог был похож на гигантскую гусеницу со множеством лап. А точнее, на гигантскую сороконожку.
Дрейгар взял колченога под уздцы, а Трантль принялся выводить другого. Тайя и Локрин бегали вокруг, ласково поглаживая животных по спине. Они добродушно мяукали и тянули к детям морды.
— Вот будет потеха! — рассмеялся Локрин.
— Не пойму, — удивленно пробормотал Тряпичник, — как мы сможем догнать грузовики, если потащимся на этих ленивых гусеницах?
Вычесывая блох из грив своих любимцев, Трантль окинул его насмешливым взглядом и презрительно сплюнул. Затем вынес из конюшни пять седел и принялся устраивать их на спины колченогам. Седла были сделаны из твердой кожи, а чтобы седок не вывалился по дороге, снабжены надежными стременами.
— Они у меня ох резвые! — с ухмылкой прокаркал человечек, приторачивая к седлам вместительные мешки со своим товаром.
— Хочу вас предупредить, — потихоньку шепнул Дрейгар детям и Тряпичнику. — Вы, наверное, ничего не слыхали о хмельной табачной жвачке, которую употребляет наш возница. По правде сказать, это самый настоящий наркотик. Тому, кто жует эту отраву, мир кажется ярче, веселее. Под ее действием человеку море по колено, он готов на любой риск. А иногда мозги до того заволакивает туманом, что забываешь о самых необходимых вещах. К примеру, о том, что нужно дышать… В общем, как только увидите, что старина Трантль начинает краснеть, а потом синеть, пните его хорошенько или окликните, чтобы он очухался и не забывал дышать… Счастливого пути, ребята!
— Хорошенькое дело! — озабоченно пробормотал Тряпичник, покосившись на возницу.
Покончив с упряжью, Трантль помог седокам вскарабкаться в седла.
Дрейгар и дети устроились на одном колченоге, а гатснап с Тряпичником на другом.
Натянув на уши меховую шапку, Трантль обернулся и, подмигнув пассажирам, залихватски щелкнул вожжами.
— Но-о, Толстуха! Пошла, пошла, милая! — весело крикнул он, привстав в стременах.
Покачиваясь и извиваясь, Толстуха плавно поплыла со двора — прямо к чаще паутиновых деревьев, стеной стоявших у подножия холма.
«И как это мы только продеремся через эдакий бурелом?» — промелькнуло в голове у Тряпичника.
Однако, приблизившись к лесу, колченог неожиданно встал на дыбы, и Тряпичник взмыл вверх. Передние лапы животного, снабженные цепкими когтями, отыскали просвет в деревьях, и в следующую секунду, изогнув спину дугой, удивительное существо ринулось вперед.
Тряпичник не успел и глазом моргнуть, как оказался над верхушками деревьев: ловко перебирая лапами, колченог выбрался на верхний плотный наст, образованный из ветвей и крон паутиновых деревьев, и поскакал по нему, как по проторенной дороге.
В первую минуту от такой быстрой езды по верхушкам деревьев у Тряпичника захватило дух, но когда он пришел в себя и осмотрелся, то обнаружил, что по бокам у колченога трепещут широкие перепонки, которые раскрылись, словно громадные паруса, и благодаря которым набравшее ход животное неслось по бескрайнему лесному простору так же легко, как скоростной фрегат по морской глади.
«Вот здорово!..» — подумал изумленный Тряпичник.
Позади него, визжа от радости, летели дети. Трантль отпустил вожжи, и Толстуха понеслась во весь опор. Только ветер в ушах засвистел. Наполненные ветром, паруса-перепонки весело гудели. Казалось, пара лихих колченогов несется вниз с огромной горы.
Здесь, над лесом, туман почти рассеялся, и взгляду Тряпичника открылись необъятные горизонты. Во все стороны раскинулись леса и холмы. Толстуха свернула в другую колею, и мимо снова замелькали верхушки деревьев. Колченоги оказались куда резвее лошадей. Правда, о том, что такое верховая езда, Тряпичник мог лишь догадываться, поскольку живых лошадей видел разве что только в поселке рэнсников.
Его бросало то вверх, то вниз. Отчаянно вцепившись в седло, он старался приспособиться к ритму сумасшедшей гонки. Гибкое тело Толстухи по-змеиному ловко сворачивало из одной проторенной колеи в другую. Он боялся, что на очередном крутом вираже его выбросит в заросли, но стремена надежно удерживали его в седле.
Дрейгар прикрикнул на детей, чтобы те не шумели: смех и крики могли привлечь внимание рэнсников, которые охотились в здешних лесах.
Постоянная тряска вызывала у Тряпичника тошноту, а от внезапных взлетов и падений перехватывало дыхание. Чтобы побороть страх, он решил брать пример с детей и громко рассмеялся. Это помогло. Он сразу почувствовал себя гораздо лучше. На очередном вираже он снова рассмеялся.
«Какой, однако, у меня странный смех, — подумалось ему. — Мне кажется, я не смеялся лет сто…»
Когда Толстуха взмыла вверх, а потом резко бросилась вниз, Тряпичник в восторге завопил и заулюлюкал.
— Держись крепче, растяпа! — крикнул ему возница. — Вот увидишь, я еще сделаю из тебя первоклассного наездника! — пообещал он, доставая из кармана и отправляя за щеку новую порцию наркотической жвачки.