Сердце Абзалета

Глава 3 ЗАКЛИНАТЕЛЬ ДУХОВ

Когда шаксов оттащили на безопасное расстояние, его преподобие Калайялл Гарс, вооружившись фонарем, приступил к осмотру машины — чтобы выяснить, насколько серьезно поврежден генератор и блоки управления.

— Ну как, это можно починить? — нетерпеливо поинтересовался Котч-Бомен.

Чародей поморщился.

— Если Господу нашему Браску будет угодно, кое-что удастся подлатать. У меня имеются некоторые запчасти. Кроме того, мне понадобится медная проволока, наковальня, какое-нибудь подобие плавильной печи, а также дрель, пригодная для сверления металла.

Наместник вопросительно взглянул на горного мастера. Тот кивнул:

— У нас найдется все, что нужно, за исключением медной проволоки. Медь в здешних краях — большая редкость.

— А как насчет золота? — усмехнулся чародей. — Золото тоже подойдет.

— Мое зеркало было вставлено в золотую раму, — воскликнул наместник, делая знак мастеру. — Теперь, когда от зеркала остались одни осколки, раму можно переплавить и сделать из нее проволоку.

— Что ж, — кивнул чародей, — в таком случае я смогу починить генератор.

— Это нужно сделать к вечеру, — распорядился наместник и повернулся к начальнику охраны. — Бреши в стене заделаны?

— Почти, ваше превосходительство, — доложил кнутобой. — Осталось всего ничего.

— Когда все бреши будут заделаны, выпустите шаксов за ограду. Кажется, мясо мьюнан им пришлось по вкусу. Пусть поищут еще! Эти грязные собаки наверняка оставили поблизости шпионов, чтобы те донесли им о том, насколько успешным был ночной налет. Не исключено, что они предпримут еще одну попытку напасть на нас. Шаксы должны оставаться за оградой до тех пор, пока заклинатель духов не закончит свою работу.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— И еще! Отправьте на рассвете в лагерь мьюнан отряд карателей, и пусть прихватят с собой парочку шаксов. Я хочу, чтобы деревню сровняли с землей. Это будет наша месть!

— Так точно, ваше превосходительство!

Котч-Бомен оглядел свою рваную и закопченную ночную сорочку. Увы, весь его гардероб погиб в огне. Теперь придется довольствоваться формой какого-то кнутобоя. Большее унижение трудно себе представить!

— Эй, кнутобой!

— Слушаю, ваше превосходительство!

— Лично проследите, чтобы вместе с деревней сожгли весь этот мьюнанский сброд.

— Так точно, ваше превосходительство!

Тайя и Локрин затаились в ветвях дерева неподалеку от двора, где происходил этот разговор. Еще ночью, чтобы получше рассмотреть происходящее, они пробрались сюда и теперь боялись пошевелиться, так как в нескольких шагах солдаты заделывали пролом в стене, заменяя сгоревшие колья новыми. О том, чтобы проскользнуть незамеченными, нечего было и думать. Близился рассвет, а у маленьких мьюнан не было при себе никаких магических инструментов, с помощью которых они могли менять внешность. В таком унизительном и беспомощном положении они не оказывались еще ни разу в жизни. Единственное, что было в их силах, — маскироваться под цвет листвы, меняя оттенки кожи.

— Интересно, сколько они еще будут заделывать ограду? — прошептал Локрин.

— Они уже почти закончили… А что они делают около фургона?

— Просто разговаривают. Похоже, один из них собирается заняться его починкой.

— Мартышкин труд!

— Еще бы!

На их глазах погибли Сиена и Уэстрам. До сих пор они не могли оправиться от шока. Казалось, это был всего лишь дурной сон. Придет утро, они снова отправятся в школу, где Уэстрам будет учить их подражать пению птиц, а Сиена тонкостям перевоплощения в деревья и кусты. Просто не верилось, что их больше нет!

Ни Тайя, ни Локрин не догадывались, насколько важно было уничтожить генератор. Ради этого Уэстрам пожертвовал жизнью. Но если норанцы смогут его починить, дети немедленно должны сообщить взрослым.

— Ты видел летучего паука? — прошептала Тайя.

— Конечно! Это был дядюшка Эмос. А парсинанин, который громил норанцев на сторожевой вышке, — наш старый приятель Дрейгар.

— Зачем они сюда пробрались?

— А ты как думаешь? — усмехнулся Локрин. — Затем, зачем и остальные!

Едва солдаты закончили починку ограды, как к ним подбежал еще один и начал что-то торопливо объяснять, показывая в сторону леса. Солдаты поспешно собрали инструменты и со всех ног бросились обратно в поселок, закрывая за собой ворота.

Облегченно вздохнув, Локрин уже собрался соскочить с дерева, но Тайя схватила его за плечо. Она сидела немного повыше, и ей было хорошо видно, что фургон с шаксами, неожиданно подрулив к закрывающимся воротам, выехал за ограду. Дверца фургона распахнулась, несколько пар шаксов спрыгнули на землю, и фургон вернулся в поселок. Ворота наглухо захлопнулись. Шаксы, принюхиваясь, потыкались мордами в землю, а затем разбежались в разные стороны.

— Ах, черт! Теперь никак не слезешь! — проворчал Локрин.

— Не понимаю, как они собираются загонять этих тварей обратно в фургон? — задумчиво проговорила Тайя. — Что-то не похоже, чтобы они были дрессированными. А может, их отпустили насовсем?

— Есть такой наркотик — из морского болиголова, — объяснил Локрин. — Его добавляют шаксам в пищу, и у них вырабатывается наркотическая зависимость. В общем, если они вовремя не вернутся и не получат свою дозу, у них начнется ломка: головная боль, судороги и все такое…

Тайя рассеянно рассматривала свою руку на фоне дерева: ее цвет более или менее напоминал древесную кору. Впрочем, для мьюнан способность изменять окраску, подобно хамелеонам, была не только вопросом выживания и маскировки. Соплеменников, не умевших искусно менять цвет, считали некрасивыми и дурно воспитанными.

— Хотела бы я знать, когда у них начнется эта самая ломка, — вздохнула девочка.

— Может, скоро узнаем.

Едва забрезжило утро, на одной из укромных лесных опушек стали собираться участники ночного рейда на поселок рудокопов. Некоторые были ранены. Но большинство просто перемазаны сажей и углем. Когда пришла весть о гибели Уэстрама и Сиены, людьми овладела глубокая скорбь.

Найялла и Микрин узнали, что, кроме Уэстрама и Сиены, погибли еще три человека — из числа тех, кому поручили поджечь частокол. Люди едва не падали с ног от усталости. Но особенно безутешен был Микрин. Он то и дело прокручивал в памяти подробности случившегося и пытался понять, можно ли было спасти друзей. Ах, если бы он оказался проворнее и сумел опередить Сиену, когда та бросилась на верную гибель, или успел втащить Уэстрама на крышу фургона, пока на того не набросился еще один шакс!.. Найялла, положив голову на плечо мужа, как могла пыталась его утешить, но не находила слов.

Собравшись и пересчитав потери, маленький отряд направился обратно в лагерь, где уже все должно было быть готово к экстренному отступлению в Гарранью. Кто знает, сколько еще в здешних краях будет полыхать война! Прежде всего нужно отправить в безопасное место детей и стариков. Пока самых слабых не спрячут в надежном убежище, о возобновлении военных действий не могло быть речи. Никто не сомневался, что норанцы жаждут крови и не упустят случая поквитаться. У поселка рудокопов оставили лишь нескольких наблюдателей — чтобы быть в курсе, сумеют ли норанцы починить машину.

Утром все в лагере было готово к эвакуации: шатры разобраны, лошади запряжены, повозки нагружены домашним скарбом. К Найялле и Микрину подбежала взволнованная женщина, одна из старейшин племени по имени Тиния.

— Тайя и Локрин куда-то пропали, — сокрушенно сообщила она. — Дети говорят, они собирались пойти посмотреть, как норанцам устроят засаду. Я в отчаянии! Мы обнаружили их пропажу, только когда начали паковаться… Ах, мы так виноваты! Нужно было не спускать с них глаз. Мы уже послали их искать…

У Найяллы, невольно бросившей взгляд на гору, вырвался стон отчаяния, а Микрин был вынужден присесть на бревно: его не держали ноги.

— Норанцы выпустили шаксов, — проговорила Найялла, словно разговаривая сама с собой. — Скоро сюда нагрянут каратели. Неужели уже ничего нельзя сделать?

— А у них даже нет инструментов… — хрипло выдохнул Микрин.

— Как так? — удивилась Тиния.

— Мы их сами отобрали у детей, — дрожащим голосом объяснила Найялла. — В наказание, что они лазили в поселок рудокопов. Нам казалось, что без них они носа на улицу не сунут…

— Нужно вернуться и найти их, — сказал Микрин, снова поднимаясь на ноги. — Пойдем только мы с Найяллой. Остальных вы отведете в горы. Когда племя будет в безопасности, мы встретимся с вами в условленном месте.

— Успеха! — кивнула Тиния, обнимая обоих. — Мы будем за вас молиться.

Прихватив с собой только самое необходимое, Найялла и Микрин повернули назад — навстречу солдатам, таксам и Священной Горе.

Шакс почуял добычу. Шаря носом по земле и опавшим листьям, он старался обнаружить след. В примитивном сознании шакса все живое подразделялось на две категории: съедобное и несъедобное. Ночью шаксу уже довелось отведать необычного мяса. Оно было немного странным на вкус. Раньше не приходилось пробовать ничего подобного.

Шакс возбужденно рыскал туда-сюда, но никак не мог понять, куда спряталась жертва. На мелкую добычу он не обращал внимания. Ему хотелось именно этого — нового, странного на вкус мяса.

Локрин затаил дыхание. Шакс находился как раз под ними: нюхал землю, тер лапами морду, словно у него все время чесался нос. Потом зверь поднял морду и издал протяжный, похожий на скрежет вой, эхом пронесшийся по лесу. Тайя спряталась за спиной брата, как можно крепче прижавшись к стволу. Способность менять цвет кожи никак не могла помочь им спрятаться от полуслепого шакса, для которого главным были звуки и запахи. Вот наконец отыскав добычу, он издал торжествующий вой. Когда отзвуки пронзительного крика затихли, шакс уверенно двинулся прямо к дереву, на котором сидели дети. Вот он охватил ствол лапами со страшными когтями, собираясь карабкаться вверх… Но тут что-то отвлекло его внимание. Поводя мордой из стороны в сторону, он продолжал принюхиваться. И вдруг, нагнув голову, нырнул в кусты и снова затаился.

Дети увидели между деревьями высокого сутулого мьюнанина с седыми до плеч волосами и синим треугольником на щеке — дядюшку Эмоса. Он наткнулся в лесу на след племянников и теперь разыскивал их. Дети едва не завопили от радости. К счастью, оба вовремя сообразили, что стоит им выдать себя, и стремительный хищник в считаные мгновения настигнет их на дереве. С другой стороны, если они не подадут дяде Эмосу какой-нибудь знак, тот попадет прямо в засаду чудовища. Тут Локрина осенило. Сконцентрировавшись, он напрягся и резко изменил цвет кожи, сделавшись от головы до ног ярко-красным. Тайя улыбнулась и в свою очередь стала ярко-оранжевой.

Зорким глазом дядюшка Эмос мгновенно засек дерево, на котором они прятались, но тут же насторожился, поняв, что этими яркими цветами они предупреждают его об опасности. Не мешкая ни секунды, он выхватил из-за спины тесак. Затем, приложив ладонь к губам, издал крик, похожий на птичий, — словно предупреждал кого-то, кто находился неподалеку. Усилием воли Тайя нарисовала на своей спине ярко-желтую стрелку, направленную на кусты, в которых затаился шакс. Взглянув в указанном направлении, дядюшка Эмос кивнул, но неожиданно развернулся и зашагал прямо в противоположную сторону…

Теперь шакс находился в нерешительности. Какую выбрать жертву? Ту, что передвигалась по земле и, судя по всему, без боя не сдастся, или ту, что засела на дереве? И та и другая добыча казалась необычайно заманчивой. В конце концов шакс вылез из кустов и стал подкрадываться к жертве, которая передвигалась по земле. Как и от летучей мыши, от него исходили высокочастотные звуковые вибрации, которыми пеленговал добычу, ловя отраженные волны своими чувствительными, как локаторы, ушами.

Выбранная жертва удалялась, но шакса это нисколько не беспокоило. Он был способен чуять добычу даже сквозь густые кусты. Нагнувшись ниже, чудовище крадучись подбиралось к жертве, постепенно переходя на рысь. Морда свербела от страшного зуда, но ему было не до того. Единственное, что поглощало все его внимание, — добыча. Еще немного — и он настигнет жертву. Еще несколько шагов, всего один бросок — и он насытится ее кровью…

Эмос невольно удивлялся: до чего искусно и бесшумно эти твари умеют подкрадываться к жертве! Если бы дети вовремя не предупредили, шакс, наверное, уже разорвал его. И теперь он находился всего в каких-нибудь трех шагах от него!.. Самое время! Еще миг — и будет поздно. Мьюнанин стремительно обернулся и, приняв боевую стойку, выставил нож.

Шакс уже готов был броситься на Эмоса, как вдруг оказался на земле, уворачиваясь от размашистых ударов боевого топора. Удары пришлись по спине и плечам, но и их было достаточно, чтобы сбить чудовище с ног. Из-за поваленного грозой, полусгнившего дерева выскочил Дрейгар и, не дав шаксу опомниться и подняться на ноги, обрушился на него всем своим весом. Он размахнулся, чтобы покончить с хищником ударом короткого меча в шею, но шакс успел отвести смертельный удар когтистой лапой и снова ринулся на Эмоса, который тоже полез за своим боевым топором. К счастью, следующий удар Дрейгара достиг цели; голова шакса, отсеченная мечом, покатилась по земле, а сам он рухнул, сраженный наповал.

— Ну и реакция у этих тварей! — пробормотал парсинанин, переводя дух.

— Он был не один. Где-то поблизости рыщут и другие, — сказал Эмос, вытирая пучком травы лезвие топора. — Пойдем заберем Тайю и Локрина, пока сюда не нагрянули шаксы…

Старый бригадир в толпе других рудокопов стоял за оцеплением норанских солдат и наблюдал за тем, как Калайялл Гарс со свитой льстивых и раболепных помощников и учеников готовит к запуску свою волшебную машину. Охрана, плотным кольцом окружившая фургон, не подпускала к нему никого из посторонних. На наблюдательной вышке расположился наместник с приближенными. Он пил вино и, словно в театре, с любопытством поглядывал на происходящее в подзорную трубу.

Бригадир хмурился. Ему казалось, что здесь замышляется что-то недоброе. Он был потомственным рудокопом; его деды и прадеды тоже были рудокопами. Он привык относиться к земле с уважением. Что и говорить, эта гора оказалась крепким орешком и не желала отдавать свои сокровища. Им до сих пор так и не удалось ее покорить… Но работа есть работа, а шахтерское ремесло — тяжкий труд, к тому же смертельно опасный. Иногда дело идет легко. Но чаще приходится вкалывать до седьмого пота. Как бы там ни было, глядя на приготовления чародея из Браскии, старый шахтер чувствовал себя не в своей тарелке.

Гору пробурили в нескольких местах, перпендикулярно к туннелю, а в скважины вставили толстые кабели, которые подсоединили к машине. Весь день его преподобие был занят починкой поврежденного мьюнанами генератора. Теперь, судя по всему, машина была снова готова к работе, и ничто не мешало начать магический ритуал.

Когда машину собирали, бригадир успел рассмотреть, как устроен генератор. На громадный барабан были намотаны сотни метров медной проволоки, а внутри располагались тяжелые железные бруски — сильные магниты. Не раз чародею и его помощникам приходилось отрывать от брусков липнувшие к ним стальные инструменты.

Наконец чародей запустил двигатель, тяжелый железный барабан завибрировал и начал медленно вращаться, раскручиваясь все быстрее и быстрее. Гудение нарастало, и бригадир с товарищами явственно ощутили, что дышать стало труднее, небо, хотя и оставалось ясным, заметно потемнело, а в воздухе, будто перед бурей, запахло электричеством.

Ученики чародея выстроились перед машиной и принялись громко петь, молиться и возносить хвалы богу Браску. Сам же заклинатель духов, наряженный в диковинную мантию, занял место между машиной и входом в туннель. Его глаза сверкали, а тело было напряжено.

По мере того как гудение генератора нарастало и участились щелчки мелких электрических разрядов, Калайялл Гарс перестал читать заклинания и выкрикивал только молитвы и имя бога.

— Господь наш Браск, дай этим рукам божественную силу, помоги изгнать из этой проклятой горы ее злой дух, чтобы люди могли здесь спокойно и мирно трудиться!

— Господи, помоги этим добрым людям! — подхватил хор. — Помоги им мирно трудиться!

Чародей поднял руки.

— Надели меня божественной силой, Господи! — прорычал он. — Сделай меня орудием своей воли!

Его преподобие приходил во все большее возбуждение. Каждый его возглас сопровождался ответными песнопениями хора.

— Я чувствую твою силу в моей крови, Господи! — выкрикивал он. — Укрепи мои кости и плоть!

— Он чувствует твою силу, Господи, — подхватывал хор. — Славься, бог великой Мути Браск!

Калайялл Гарс упал на колени и прижал ладони к земле. Глаза закрыты. Язык снова и снова бормочет слова молитвы.

Ученики почтительно приумолкли. Один из них подошел к генератору и наклонился над пультом управления. Чародей судорожно вцепился пальцами в землю, продолжая молиться. Он находился в глубоком трансе. Наконец он выпрямился и, зажав в ладонях глину, повернулся в сторону входа в шахту:

— Именем Господа нашего Браска и силой океана Мути, я повелеваю духу горы выйти из земли!

Помощник немедленно включил электрический рубильник. Раздался оглушительный треск. Старый бригадир почувствовал, как у него на шее и руках встал дыбом каждый волосок. Генератор загудел, кабели, ведущие под землю, завибрировали, и в следующий миг из черной пасти туннеля, ведущего в шахту, брызнул ослепительный сноп искр. Вечернее небо от края до края озарилось всполохами. Откуда-то из-под земли послышался протяжный и низкий рев. Даже норанские солдаты в испуге переглянулись.

Рев усиливался. Сама земля начала сотрясаться. Бригадир чувствовал вибрации каждой своей клеткой. К горлу подступил ком. Два или три человека рядом упали, потеряв сознание.

Калайялл Гарс снова поднял руки, и на этот раз по его знаку помощник выключил рубильник. Другой помощник выключил двигатель, и барабан генератора стал притормаживать. Когда машина остановилась, воцарилась полная тишина. Ни единого звука. Только от входа в шахту прямиком к ногам чародея по земле пробежала глубокая прямая трещина.

Калайялл Гарс хотел подняться, но засмотрелся на трещину. Потом поднял голову и поглядел направо, налево. Его преподобие казался совершенно обессиленным. Один из учеников подбежал к нему, набросил на плечи плед и, заботливо взяв под руку, помог учителю подняться. Чародей и свита удалились.

— Что это было? — пролепетал Нуган, едва ворочая языком. — Гора больше не опасна?

— Провалиться мне на месте, если я что-нибудь понимаю, — ответил бригадир. — Но, думаю, с горой действительно что-то случилось.

Упавшую навзничь Найяллу душила рвота. Рядом на четвереньках стоял Микрин. Его тоже рвало. Когда гудение генератора прекратилось, над долиной повисла тягостная тишина.

— Господи, ему это все-таки удалось, — пробормотал Микрин, вытирая рукавом губы.

Найялла молчала, боясь, что, если скажет хоть слово, ее снова начнет душить рвота. Жалобный вой, который исторгла гора, поверг их в шок. Микрин подполз к жене и упал рядом. Они лежали на склоне холма, который был обращен к поселку рудокопов. Когда они окончательно осознали, что ночной налет так и не увенчался успехом, их охватило отчаяние.

— Они захватили Абзалет, — молвила Найялла. — Что же теперь нам делать?

Микрин чувствовал себя полностью сломленным и опустошенным.

— Нужно найти Тайю и Локрина и возвращаться к своим…

Эмос Гарпраг сидел на земле, обхватив голову руками, и не издавал ни звука. Тайя и Локрин переглянулись. Оба понимали: только что произошло нечто ужасное, но не понимали, что именно. Они прятались в одной из старых пещер высоко в горах. Им потребовался целый день, чтобы перейти через гору. Когда погасли отблески зарниц, они почувствовали, что зубы ломит так, словно они объелись кислого и заработали оскомину. Дрейгар тихо ворчал себе под нос, но дядюшка Эмос был явно убит горем.

Наконец Гарпраг поднял голову, огляделся, затем снял с плеча вещевой мешок, достал хлеб и масло и принялся делать бутерброды. Если бы не его мертвенная бледность, можно было бы подумать, что ничего не произошло и он просто готовит ужин. Кроме бутербродов, у них было с собой немного копченого мяса и сыра. За ужином они не перекинулись и двумя словами. Даже обычно разговорчивый Дрейгар, у которого всегда было припасено несколько занимательных историй для детей, как воды в рот набрал. Костра они не зажигали, опасаясь, что их заметят. Несмотря на ночную прохладу, уставшие после всех приключений, Тайя и Локрин быстро заснули.

— Что ты теперь собираешься делать? — тихо спросил Дрейгар, убедившись, что дети крепко спят.

Эмос растерянно пожал плечами и промолчал. По законам племени чародея Гарса, как и любого другого, кто совершил бы подобное святотатство, полагалось предать смерти. Это был удар в самое сердце народа и его культуры. Впрочем, сам Эмос давным-давно был отлучен и от народа и от культуры.

— Я должен отвести детей домой, — наконец сказал он.