Сердце Моего Монстра

Глава 16

Саша

Я ошеломлена.

Нет, я парализована.

Какая-то часть меня полностью осознает, что я должна бороться с этим. Я должна дать ему по яйцам и убежать как можно дальше, потому что я знаю о его природе. Несколько месяцев назад он манипулировал ситуацией, чтобы заполучить меня и реализовать свои амбиции. Я не уверена, что он не повторит этого снова. Что в один прекрасный день он не заключит сделку, в которой ему придется пожертвовать мной.

Но с другой стороны, я так устала от своего режима бегства. Невозможно вспомнить, почему я должна сопротивляться, уходить и исчезать.

Мои губы дрожат под его жесткими, требовательными губами.

Поцелуи Кирилла всегда были незабываемыми, но этот поцелуй? Как будто я столкнулась с ураганом, и мой единственный выбор — позволить себя унести.

Он захватывает мой подбородок, его пальцы давят на кожу с неоспоримой силой. Все в нем кипит контролем и властью.

Его прикосновения.

Его грудь, которая прижимается к моей.

Его рука, которая приклеилась к моей спине.

Мои губы приоткрыты — или, может быть, я добровольно позволяю им разойтись.

Эмоции захлестывают меня с головой, и я уже не могу определить, что из этого — то.

Это легкое колебание — то, что нужно Кириллу, чтобы вторгнуться в мой рот. Его зубы впиваются в мой язык, давление растет по нарастающей, удерживая меня в заложниках своей интенсивностью. В тот момент, когда я думаю, что он прорвет кожу, он всасывает атакованную часть.

Я кусаю его в ответ так же сильно, может быть, даже сильнее. Я должна причинить ему боль за всю эту путаницу, предательство, разочарование.

Я хочу причинить ему боль.

Нет, мне нужно причинить ему боль за все, через что он заставил меня пройти только потому, что я глупо любила его.

На этот раз во рту появляется металлический привкус. Он тоже должен почувствовать его, но он не останавливается и не делает паузы в своей миссии по завоеванию меня.

Дрожащими пальцами я сжимаю его челюсть и закидываю руку, в которой держу пистолет, ему на плечо.

Кирилла не останавливает тот факт, что я укусила его до крови. На самом деле, он опускает руку к моему горлу и сжимает, одновременно углубляя поцелуй, почти высасывая душу из моего рта.

И знаете что? Я делаю то же самое.

Я месяцами не прикасалась к нему, и теперь, когда наконец-то делаю это, я не могу остановиться.

Я не остановлюсь.

Это все из-за глупых эмоций, которые во мне бурлят, и из-за тех проклятых мыслей, которые у меня были раньше. Я верила, что он мертв, или ранен, или его похитили, и только прикоснувшись к нему снова, я окончательно убедилась, что он жив.

Я могла бы положить этому конец сейчас.

Я должна.

Именно это я говорю себе, встречаясь с ним на пути. Наши сердца бьются друг о друга, и я наслаждаюсь этим.

Я запечатлеваю это в глубине души, чтобы потом вспоминать, когда его не будет рядом со мной. Сердцебиение Кирилла всегда было мягким, невозмутимым и полностью контролируемым. Как и он сам.

Это первый раз, когда он позволил своим эмоциям взорваться.

Я чувствую вспышки через его укусы, через то, как он сжимает мое горло, и как его губы захватывают мои в войне за доминирование.

Я вскрикиваю, когда он отпускает мою шею, просовывает обе руки под мои бедра и приподнимает меня. У меня нет другого выбора, кроме как обхватить ногами его скульптурную талию и положить руки ему на плечи.

Он идет к хижине, не прерывая поцелуя. На самом деле, поцелуй стал глубже, более животным, как будто он пытается впечатать себя в меня.

Поставить на мне клеймо.

Полностью завладеть мной.

Он распахивает дверь и прижимает меня к ближайшей стене. Удар пронзает мою спину, но я не могу сосредоточиться на этом, когда он бросает пистолет и отрывает свои губы от моих.

Он не отстраняется.

Но и не отводит взгляд.

Наши лбы встречаются, и он выпускает длинный, напряженный вздох, который смешивается с моим дрожащим дыханием.

— Я думал, что снова потерял тебя, — он отрывает руку от моего бедра и гладит мои волосы, щеку, припухшие губы. Он прикасается ко мне везде, как будто хочет — нет, нуждается — убедиться, что я действительно здесь.

Я не хотела этого, но моя рука теряет хватку на пистолете, и я разряжаю его, прежде чем позволить упасть на землю.

Я колеблюсь, прежде чем вцепиться в пряди на его затылке.

— Я думала, ты ранен, — мой шепот звучит сбивчиво в напряженном воздухе.

Кирилл медленно открывает глаза, и я перестаю дышать от их интенсивности.

— Так ты вышла, чтобы спасти меня?

— Это не...

— Не лги мне, Саша. Не сейчас.

Я молчу, боясь озвучить вслух мысли, которые возникли у меня ранее. Черт, мне страшно признаться в них самой себе.

— Очень хорошо. Тогда мы сделаем это по-твоему.

Его губы снова поглощают мои, на этот раз более жадно, более злобно и с такой упаднической яростью, какой я никогда раньше не испытывала.

Он сжимает мою руку и тащит меня вверх по лестнице, затем останавливается на середине и прижимает меня спиной к деревянным перилам, которые скрипят от удара. Когда он опускает меня на землю, я едва могу стоять на своих нетвердых ногах.

— Что ты делаешь… — мой вопрос прерывается, когда он прикусывает мою нижнюю губу. Одна его рука сжимает мою грудь через рубашку, а другая расстегивает молнию на брюках и стягивает их вниз.

Мои ноги сжимаются вместе, но это только усиливает пульсирующее давление между бедер.

— Кажется, у тебя есть странная мысль, что ты можешь меня бросить, Саша, — он проводит пальцами по моим трусикам, и они становятся влажными. Они были такими с тех пор, как он начал целовать меня до потери сознания.

Несмотря на себя, я обнаруживаю, что мое сердце и тело реагируют на присутствие и прикосновения Кирилла самым развратным образом.

Мои бедра дергаются, когда он медленно, но твердо обводит пальцами мой клитор, стимулируя его, но, не уделяя должного внимания.

Я откидываю голову назад, становясь заложницей мучительных всплесков удовольствия.

Кирилл обхватывает рукой мое горло и возвращает мое внимание к себе.

— Смотри на меня.

Мой взгляд сталкивается с его ледяным. Только теперь в нем есть огонь. Опасное пламя, которое может и хочет поглотить все на своем пути — и меня в том числе.

— Ответь мне. Ты действительно веришь, что покинешь меня?

— У нас был уговор, — мой голос гортанный, низкий, и это определенно не то, как я хочу звучать в этой испорченной борьбе за власть.

— Уговор, — он сдвигает мои трусики в сторону и вводит два пальца в мою киску. — Ты хочешь соблюдать условия сделки? Очень хорошо, жена.

Он добавляет третий палец, и я вонзаю ногти в перила, чтобы не упасть и не ухватиться за него.

Его большой палец скользит взад-вперед по моему клитору, пока он трахает меня пальцами. Этого давления достаточно, чтобы я хотела кончить, но недостаточно, чтобы довести меня до этого.

Я издаю разочарованный звук, но это, кажется, не останавливает его. Он замедляет темп всякий раз, когда я быстрее дергаю бедрами.

— Кто-нибудь еще трогал эту киску, жена?

Я смотрю на него.

— Это не твое дело.

— Неправильный ответ, — его ритм притупляется до простой ласки, и я ненавижу это. Я хочу грубых прикосновений, бурного оргазма.

Мне это нужно.

Может быть, он действительно развратил меня, в конце концов.

— Мы попробуем еще раз, — он делает толчки с нарастающим темпом и оказывает идеальное давление на мой клитор. — Какой-нибудь другой ублюдок трогал мою киску?

— Ох, черт.

— Это вопрос с ответом «да» или «нет». Что из этого?

Его рука начинает отстраняться от моей киски, и я дергаюсь, хватая его за запястье, чтобы удержать ее там.

— Нет.

— Нет, что?

— Никто не прикасался ко мне после тебя.

В его глазах сверкает собственнический огонь, и он идет до конца, вонзаясь в меня в животном исступлении.

Я кончаю от сильного толчка, мой клитор и киска пульсируют синхронно с его прикосновениями.

— И никто не сможет, — шепчет он против моего горла. — Я единственный, кому позволено прикасаться к моей гребаной жене.

Я все еще нахожусь на волнах оргазма и не могу ни говорить, ни тем более думать.

Все, что я могу сделать, это поддаться плотскому искушению и неумолимому удовольствию, которое Кирилл выжимает из меня.

Он убирает руку с моей киски, и чувство пустоты пробирает меня до костей. Я хочу, чтобы меня снова заполнили и жестоко трахнули, как умеет только он.

К моему ужасу, он также освобождает мое горло, оставляя меня совершенно пустой. Его суровый взгляд не отрывается от меня, пока он расстегивает ремень и наматывает его на ладонь.

Возбуждение захлестывает мои внутренности при этой картине. Этот ремень всегда ассоциировался у меня с самыми развратными наклонностями.

Другой рукой он освобождает свой член. Он покрыт венами, твердый, и на его головке блестит капелька предэякулята.

Я не могу отвести взгляд, когда он начинает дрочить несколькими сильными рывками, делая его еще тверже.

Я обхватываю его руку и медленно отодвигаю ее с дороги, так, чтобы именно я прикасалась к нему.

Прошло так много времени, что я почти забыла, как сильно я люблю его член и то, как он подергивается под моими пальцами.

— Вот так, — застонал он в задней части горла и запрокинул голову назад. — Делай это быстрее. Ты не сделаешь мне больно.

Я ускоряю темп, и как только чувствую, что он напрягается, сжимаю его так сильно, как только могу.

— Ты трахался с кем-нибудь еще, пока меня не было?

Его глаза снова фокусируются на моих, и он прикусывает нижнюю губу, словно какой-то бог секса. Затем он обхватывает ремнем мое горло и прижимает меня к своей сильной груди. Его член зажат между нами, и я все еще сжимаю его.

Чем больше я представляю, как его имеет другая женщина, тем сильнее сжимаю кулак.

В моей голове он никогда не должен был принадлежать кому-то другому. Честно говоря, я не знаю, что бы я сделала, если бы он действительно женился на Кристине.

Мне нравится думать о себе как о хорошем человеке, но я бы точно стала чертовой дьяволицей, если бы она стала его женой.

— Думаешь, у меня было время смотреть на других женщин, когда я, блять, оплакивал тебя? — в его глубоком голосе звучит неприкрытый гнев, и я не думаю, что это связано с болью, которую я причиняю.

Он звучит более грубо и въедливо. Более... обидно.

И тут меня осеняет.

Ранее, когда он требовал, чтобы я извинилась за то, что бросила его, я думала, что это какая-то игра за власть, и ненавидела его за это. Но теперь, когда я ясно вижу, что скрывается под его маской, я склоняюсь к мысли, что ему действительно было больно.

Могучему Кириллу Морозову было больно из-за меня.

Мне приходится сдерживать себя, чтобы не разразиться извинениями, которые так и норовят вырваться наружу. Вместо этого я дрочу ему вверх-вниз, пытаясь вновь пробудить его удовольствие.

Кирилл заставляет меня отпустить его, и я сбрасываю свои джинсы и трусики, чтобы дать ему лучшую перспективу. Он поднимает одну из моих ног так, что она оказывается на одной линии с его талией, и его фантастические глаза встречаются с моими.

Я на мгновение отвлекаюсь.

Нет, правильнее было бы сказать «попадаю в ловушку».

Я полностью впала в транс от их глубины. Мистические эмоции, бурлящие в них. Как будто... он выпускает на свободу зверя, который все это время таился внутри него.

Или, может быть, это человек, которого он наконец-то выпустил на свободу в этот раз.

Кирилл держит ремень в одном кулаке и крепко затягивает хватку. Мое дыхание сбивается, и это заставляет мою киску пульсировать сильнее.

— Тебе никогда больше не разрешено покидать мое поле зрения, — и тут он врывается в меня.

Мое тело дергается, и мое бедро ударяется о деревянные перила позади меня. Прошло много времени, а Кирилл чертовски огромен. Оттенок боли смешивается с непреодолимым удовольствием, и мне приходится схватиться за перила, чтобы не упасть.

Первые несколько недель после моего отъезда в Россию были физическим и эмоциональным адом. Я говорила себе, что ненавижу его, и я ненавидела, но это не означало, что я перестала скучать по нему или по животной ласке, которую мог дать только он.

Этот ублюдок разрушил меня для всех других мужчин. Я не могу смотреть ни на кого другого и чувствовать это всепоглощающее удовольствие и эти проклятые эмоции.

Нет.

Я вращаю бедрами, принимая его, по мере того как он входит глубже. Здесь нет никаких эмоций. Здесь не должно быть никаких эмоций.

Речь идет только о физическом влечении и заботе о телесных потребностях друг друга.

— Моя жена, — он затягивает ремень еще туже, и я сжимаюсь вокруг его члена. — Моя женщина, — толчок. — Чертовски моя.

Затем он целует меня. Как будто не может насытиться. Как будто мой вкус — это все, что ему нужно.

Это только физически.

Я повторяю это мысленно, целуя его с той же животной потребностью. Мне даже не важно, что перила впиваются мне в спину и что я чувствую, как образуются синяки.

Они того стоят.

Мне нравится видеть свидетельства наших трах-сессий, и, возможно, это часть причины, почему я так по нему скучала.

Он никогда не уклонялся от того, чтобы использовать меня для своего удовольствия. В ответ он дарил мне самые волнующие оргазмы, о которых только может мечтать любая женщина.

Мы первобытны. Мы грубые. И мы — идеальный пример совместимой пары во время секса.

Кирилл сжимает мое бедро, выходит почти полностью, а потом снова входит. Он попадает в мою чувствительную точку снова и снова, пока мои стоны не раздаются эхом вокруг нас.

— Вот так, solnyshko, — прохрипел он мне в рот. — Покажи мне, как сильно ты хочешь мой член.

Я смотрю на него, даже когда двигаю бедрами и чувствую его вкус на своем языке.

Почему это должен быть именно он? Почему из всех мужчин на этой планете я должна быть связана с самым чудовищным из всех?

Почему он не может быть нормальным?

Наверное, потому что ты сама ненормальная, Саша.

— Ты ненавидишь это, не так ли? — он высовывает язык и облизывает кончик моего носа, затем верхнюю губу. — Ты ненавидишь то, как сильно ты хочешь меня, и то, что ты не можешь остановить это. Ты ненавидишь, что твое тело подчиняется мне, несмотря на все твои усилия. Именно поэтому ты отталкивала меня все это время, не так ли? Ты пыталась не поддаваться этому плотскому желанию, но вот в чем дело. Ты никогда не сможешь убежать от меня, жена.

— З-заткнись, — простонала я. Черт возьми.

— Я был терпеливым, Саша, а ты знаешь, что терпение — не самая сильная моя черта. Я готов быть настолько терпеливым, насколько ты захочешь, если это означает, что ты вернешься ко мне, но я больше никогда не стану слушать о том, что ты уходишь от меня.

Его толчки становятся все более дикими и глубокими, пока все мое тело не становится истерзанным и податливым. Пока каждый дюйм меня не истекает кровью прямо перед ним.

Это только физически, — заставляю я себя думать, пока кончаю с беззвучным криком. Затем я опускаю голову ему на плечо и кусаю пространство между его шеей и ключицей.

Меня не волнует, что оно покрыто засохшей кровью. На самом деле, я кусаю сильнее, просто чтобы убедиться, что он здесь, со мной, а не где-то там, раненый.

Это всего лишь гребаная физическая близость. Ничего большего быть не может.

Кирилл с дикой энергией переходит на более быстрый темп. Мои ягодицы ударяются о перила при каждом толчке.

Я продолжаю кусать его, причиняя как можно больше боли. Он стонет, а затем кусает и мое горло.

И тут же он кончает глубоко внутри меня. Он выходит и отпускает мое бедро лишь для того, чтобы небрежно помассировать мой клитор своей спермой, после чего он толчком возвращает ее обратно в мою киску.

Я не знаю, почему тот факт, что он всегда так делает, заставляет меня так сильно возбуждаться в течение нескольких секунд. Словно он не хочет, чтобы хоть капелька вытекла, и заставляет меня принять все.

Мы находимся в таком положении несколько минут. Я перевожу дыхание, пока он сосет и покусывает мое горло. Завтра там точно будет красоваться темный засос.

Когда я кладу голову ему на плечо, дымка наслаждения медленно рассеивается, и мрачная реальность бьет меня по лицу.

Теперь это невозможно отрицать.

Я поддалась старым привычкам.