Сердце Моего Монстра

Глава 27

Саша

Я просыпаюсь из-за кошмара.

Я не знаю, в чем дело. Все, что я помню, — это барахтанье, удушье в луже крови.

— Саша?

Я смаргиваю влагу с век, а мое дыхание приходит в норму, когда я встречаюсь взглядом с налитыми кровью глазами Карины. Анна стоит рядом с ней, сострадательный взгляд скрывает ее обычно суровые черты.

В моей голове вспыхивают сигналы тревоги, и я начинаю садиться. Трубка капельницы впивается в мою руку, и Анна помогает мне выпрямиться.

Я смотрю на больничный халат и вспоминаю кровь у себя между ног.

Воспоминания нападают на меня все сразу. Будучи беспомощно привязанной к стулу, когда Кирилл получил...

— Где Кирилл? — выпаливаю я.

— С Костей, — отвечает Карина. — Он сказал, что Юля пыталась убить его, поэтому Костя оттолкнул ее, в то время как Кирилл сделал выстрел. Она в отделении интенсивной терапии. Чувство облегчения охватывает меня, и я делаю долгий вдох. Я была так уверена, что на этот раз в него точно стреляли.

Дверь открывается, и Кристина заходит внутрь. Она улыбается, увидев меня, хотя ее лицо бледное и усталое.

— Саша, ты проснулась. Слава богу.

— Мой... — я изучаю их лица. — С моим малышом все в порядке?

— Да, да, — Кристина сжимает мою руку. — У тебя было небольшое осложнение, но ты защитила его. Доктор сказал, что тебе нужно много отдыхать.

Моя грудь опускается, а слезы наполняют мои глаза, когда я кладу ладонь на живот. Когда я увидела кровь, то подумала, что точно потеряла его.

Их. Моего мужа и нашего сына.

— А... Кирилл знает?

— Про беременность? — спрашивает Карина. — Конечно. Это он привез тебя сюда и угрожал убить всех в больнице, если тебя не спасут.

— Как он воспринял это? — я чувствую себя ужасно из-за того, что не успела сказать ему сама. Хуже того, меня даже не было там, чтобы увидеть его реакцию.

Теперь все мои причины скрывать это от него исчезли. Ну и что, если он использует это, чтобы удержать меня рядом с собой? Это именно то, чего я хочу.

— Это было непонятно, — говорит Анна материнским тоном. — Он казался более обеспокоенным твоей безопасностью.

— Ох.

Сомнение начинает терзать меня изнутри. Может быть, я просчиталась в этом. С чего я взяла, что Кирилл хочет ребенка? Зная своих родителей, он мог испытывать отвращение к тому, чтобы иметь детей.

Мы никогда раньше не говорили о детях, и он, казалось, не заинтересовался, когда Карина упомянула об этом в тот день, когда он запер своего брата.

— Ты в порядке? — спросила я, сжимая руку Карины. — По поводу Юлии.

Она приподнимает плечо.

— Мне всё равно на эту женщину. Я просто рада, что ты, Виктор, и мои братья в безопасности.

Я тоже.

Я надеюсь, что Константин думает так же и не держит зла на Кирилла.

Мой муж может притворяться одиноким волком, но он нуждается в поддержке, которую может оказать ему только Константин.

У меня сводит живот при мысли о том, чтобы увидеть его и поговорить с ним о беременности. Что я должна сказать? Должна ли я вообще что-то говорить?

Сейчас все мутно, и я, кажется, не могу слишком долго концентрироваться на одной мысли.

В то же время я не могу перестать думать о Кирилле. Разочарована ли я тем, что его нет рядом со мной? Да.

Но я также знаю, почему ему нужно быть с Константином после того, как он выстрелил в свою мать.

В любом случае, мне нужно его найти. Но прежде, чем я успеваю это сделать, приходит врач, чтобы проверить меня, и говорит, что и я, и ребенок в безопасности. Однако мне нужно отдохнуть несколько недель, чтобы не усугублять свое состояние.

Никаких физических нагрузок, кроме ходьбы. Никакого грубого секса — это немного меня расстроило. Никаких поездок, которые длятся более часа. И летать тоже нельзя.

После того, как он уходит, я встаю и надеваю пушистый халат, который принесла для меня Карина. Пока Анна помогает мне завязать пояс, я спрашиваю:

— О, кстати, кто-нибудь из вас видел моего брата?

Лицо Карины бледнеет.

Мое сердце едва не падает к ногам. Кажется, я помню, как дядя Альберт стрелял, но у Антона тоже был пистолет. Он не мог причинить ему вреда, верно?

— Что такое? — спросила я. Мой голос дрожит. — С ним все в порядке?

— Да, не волнуйся, — Кристина похлопывает меня по плечу. — Он в безопасности.

— Почему я чувствую, что здесь есть «но»?

— Макс спас его, и получил пулю вместо него. Он тоже в отделении интенсивной терапии, — выпаливает Карина, ее веки наполняются слезами.

О, боже.

Нет.

Я не знаю, откуда у меня берутся силы, но я уже беру капельницу и выбегаю из палаты.

Я не слушаю их, как они зовут меня по имени или просят быть осторожной.

Все мое тело словно горит, когда я поднимаюсь на лифте в отделение интенсивной терапии. Затем все мои хаотичные эмоции прекращаются, когда я подхожу к зоне ожидания.

Массивная масса мышц сидит на одном из стульев, кровь пропитывает его шею, руки и рубашку, когда он держит голову в ладонях.

Я медленно подхожу к своему брату, мое сердце колотится так громко, что я боюсь, что оно вырвется наружу. Оказавшись перед ним, я осторожно касаюсь его плеча.

Антон поднимает голову, и впервые в нашей жизни я вижу слезы, подступающие к его глазам.

— Malyshka... — тихо шепчет он, а я просто прижимаю его к груди.

Его руки обхватывают меня за талию, и все его тело сотрясается рядом со мной.

— Мне так жаль, Тоша.

— Я мог бы убить дядю Альберта в тот момент, но заколебался и убил его только тогда, когда было слишком поздно. Я — причина, по которой Макс бросился передо мной. Он не колебался, Саша... Он просто предложил свою жизнь за мою, даже не задумываясь.

— Это потому, что он любит тебя, Тоша. И я знаю, что ты тоже его любишь.

— Что, если... что, если я потеряю его, Саша...? Что мне тогда делать? — я чувствую тоску и боль, волнами исходящие от моего брата.

Я должна остановить себя, чтобы не поддаться обреченным мыслям, но не могу контролировать это, когда мы оба дрожим.

— Ты не потеряешь его, — я отстраняюсь и глажу его по волосам. — Макс — боец и просто так не умрет.

— Он…потерял много крови.

— Это все равно его не убьет. Он Макс, помнишь?

— Он Макс, — повторяет он менее уверенным тоном.

Я снова обнимаю его, и мы остаемся так, кажется, целый час, прежде чем приходит доктор.

Мой брат, шатаясь, поднимается на ноги и почти ударяется о стену, когда врач говорит, что состояние Макса стабильно.

Я сжимаю его руку, улыбаясь сквозь непролитые слезы.

— Я же тебе говорила.

Он улыбается в ответ, выражение его лица смягчается, прежде чем становится трезвым.

— Помнишь, ты сказала, что мне нужно стать счастливым?

Я киваю.

— Я это сделаю.

— Да?

— Да. Ты была права, Саша. Макс важнее долга.

Я ухмыляюсь, как идиотка. Что? Я их сторонник номер один.

— Что ты собираешься делать?

— Как только с ним все будет в порядке, я покину эту жизнь и начну все заново. Теперь, когда бабушки и дяди Альберта больше нет, я буду растить Майка и расхлебывать кашу, которую наша семья заварила в России.

— Ты знаешь, где они оставили Майка?

— Он в Санкт-Петербурге с няней. Я сказал ей, чтобы она пока привезла его сюда, так что они уже в пути.

— Я могу воспитать его, Тоша. Я до смерти люблю Мишку, а ты никогда не умел обращаться с детьми.

— Нет, я сделаю это. Мы с Майком нуждаемся друг в друге. Кроме того, тебе нужно беспокоиться о собственном сыне.

— Мишка — не обуза. Мы можем разделить его опеку, пока я не решу, что ты сможешь заботиться о нем должным образом, — я делаю паузу. — Как вы с Максом вообще там оказались?

— Кирилл отпустил меня. Он пришел раньше в тот день и сказал, что у него есть доказательства, которые он хотел бы, чтобы я увидел лично.

Верно.

Все является частью тщательно разработанного плана для Кирилла. Он заставил нас с Антоном увидеть истинное лицо нашего дяди и сделал то же самое с Константином и Юлией.

Хотя я сомневаюсь, что он просчитал все перестрелки, которые произошли. По крайней мере, я надеюсь, что он этого не сделал.

— Ты... знаешь, где он? — я спрашиваю своего брата.

— Вероятно, в следующем отделении.

— Я вернусь, хорошо?

— В этом нет необходимости. Я собираюсь навестить Макса.

— Я вернусь, — повторяю я, затем быстро обнимаю его.

Убедившись, что он может стоять прямо, я перевожу капельницу в другое отделение интенсивной терапии.

Конечно же, Кирилл сидит напротив торгового автомата. Ноги расставлены, пиджак перекинут через спинку сиденья, лицо замкнуто.

В ярком свете ламп холодно, и я не знаю, почему это заставляет меня спрятаться за углом.

Он поправляет очки средним пальцем, пока Константин берет две чашки растворимого кофе и присоединяется к нему.

Братья сидят плечом к плечу, молча потягивая кофе.

— Эта гадость на вкус как переработанная моча, — ворчит Кирилл, делая еще глоток.

— У меня слишком много вопросов, но самые важные из них: первый: откуда ты знаешь, какова на вкус переработанная моча? Во-вторых, моча вообще пригодна для вторичной переработки?

— Догадка для первого. Да, пригодна, — Кирилл сжимает чашку обеими руками и украдкой бросает взгляд на брата. — Разве мы не собираемся говорить о слоне в комнате?

— Ты пьешь растворимый кофе?

— Юля в коме из-за меня.

Константин глубоко вздыхает, но ничего не говорит.

— Я не буду извиняться за то, что сделал это, но знаю, что твои чувства к ней отличаются от моих.

Его брат делает паузу, и я задерживаю дыхание, пока он не вздыхает.

— Ты знаешь, я долго и упорно думал об этом, но всегда прихожу к одному и тому же выводу. Если бы ты не выстрелил в нее, она бы выстрелила в тебя, — он пристально смотрит на Кирилла. — Я предпочитаю такой исход гораздо больше, чем альтернативный. Я рад, что именно ты сейчас сидишь рядом со мной.

Константин, вероятно, не заметил этого, но грудь Кирилла только что расширилась от облегчения. Даже если его лицо все еще выглядит как та же невозмутимая холодная сущность.

Через долю секунды этот бесстрастный взгляд останавливается на мне. Хотя я наполовину прячусь за стеной, он сразу же видит меня.

Я не знаю, почему чувствую необходимость бежать.

Однако мои ноги не двигаются.

Кирилл встает, а затем сжимает плечо Константина.

— Я вернусь.

Он выбрасывает чашку кофе в ближайший мусорный бак и шагает ко мне.

Как только он останавливается передо мной, мне кажется, что он прибавил в росте на несколько дюймов. Темные татуировки, выглядывающие из-под воротника его рубашки, кажутся чудовищными в сочетании с его замкнутым выражением лица.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. Его голос резкий и авторитетный, как в наши армейские времена. — Тебе следует отдохнуть.

— Я... в порядке. Доктор сказал, что я могу ходить.

— Доктор также сказал не подвергать опасности твое здоровье.

Я сглатываю.

— Это потому, что я беременна? Ты беспокоишься о жизни нашего сына?

— Я беспокоюсь о твоей жизни, черт возьми, — его глаза сверкают огнем. — Почему ты не сказала мне, что беременна? Почему ты решила вести себя подозрительно и вместо этого отстраниться от меня?

Эмоции застревают у меня в горле, и я ненавижу это чувство уязвимости. Такое... чертовски неполноценное.

— Я... не хотела, чтобы ты заставлял меня оставаться из-за ребенка. Я хотела, что мы все решили.

— Нас больше нет, так как мы разводимся через несколько недель.

Я вздрагиваю, как будто кто-то ударил меня в живот. Мое тело дрожит, а глаза щиплет.

— Ты... разводишься со мной?

— Разве ты не этого хотела, когда вернулась? Ты явно требовала развода через три месяца.

Но это было до того, как я узнала обо всем. Развод — последнее, чего я хочу прямо сейчас.

Кроме того, я искренне думала, что этого не произойдет, учитывая, как часто он напоминал, что не позволит мне уйти от него.

— Я... — я замолкаю, не зная, что сказать. — Мы можем... продлить брак до тех пор, пока я не рожу. Ты знаешь, что это будет означать, что он не незаконнорожденный.

— Нет.

Я снова молчу. Какого черта он сегодня бьет меня резкими словами?

— Я тоже не хочу, чтобы ты оставалась со мной только из-за ребенка, — говорит он.

О.

— Но... ты хочешь, чтобы я осталась?

— Только если ты любишь меня, — он берет мои руки в свои. — Если ты этого не сделаешь, я буду преследовать тебя снова и столько, сколько потребуется, пока ты не влюбишься в меня по уши.

— Тогда, развод...

— Я проверял тебя. Слова «развод» не существует в нашем с тобой словаре. В тот день, когда я женился на тебе, я пообещал быть твоим мужем, пока смерть не разлучит нас, и я намерен сдержать это обещание. Я уже потерял тебя однажды, будь я проклят, если потеряю тебя снова.

Мое горло сжимается.

— Означает ли это, что ты любишь меня?

Он нежно гладит мои волосы.

— Я не просто люблю тебя. Я ничто без тебя. Я не знаю, когда это началось или когда переросло в этот огненный взрыв, но точно знаю, что ты стала неотъемлемой частью меня. Ты — утешение, в котором я нуждаюсь каждую ночь, и свет, которого я с нетерпением жду каждое утро. Я мог бы стремиться к власти и престижу, но мне потребовалось потерять тебя, чтобы понять, что моя вселенная вращается вокруг тебя.

Дрожь во всем теле охватывает меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не выплакать глаза.

Я всегда хотела, чтобы Кирилл сказал мне, что я для него особенная. Он много раз показывал это действиями, и я думала, что меня это устраивает, но глубоко внутри я хотела это услышать.

Слова, которые он только что сказал, — больше, чем я когда-либо могла себе представить.

Больше, чем я когда-либо желала.

Я кладу дрожащую ладонь ему на грудь.

— Значит ли это, что если я попрошу тебя отказаться от должности, ты сделаешь это ради меня?

Он берет меня за руку и целует мою ладонь.

— Сегодня, если ты этого хочешь.

— Правда?

— Все что угодно для моей прекрасной жены.

— Но ты так усердно работал ради этого.

— Это положение ничего не значит без тебя.

— О, Кирилл, — я бросаюсь в его объятия. — Конечно, я не буду просить тебя отказаться от твоей с трудом заработанной силы. Я буду рядом с тобой на каждом шагу этого пути.

— Значит ли это, что ты все еще любишь меня?

Я отстраняюсь и глажу его по щеке.

— Я никогда и не переставала, идиот. Трудно жить без тебя и невозможно забыть, но я всегда любила тебя.

— Хорошо. Потому что я не намерен когда-либо отпускать тебя.

— Даже если я иногда ненавижу тебя?

— Особенно тогда.

— Даже если со мной трудно?

— Со мной тоже трудно.

— Даже если я тебе надоем?

— Я бы устал от мира, но никогда от тебя, жена.

— Тебе лучше этого не делать, — я обвиваю руками его шею. — Потому что я тоже никогда не отпущу тебя, муж.

Я принадлежу ему.

Он мой.

И никто из нас не имеет права голоса в этом.