IV. Когда?

Когда мы расстаемся с любовью?

Моя дочь пустилась в приключенье с петухом, что неустанно,

утром, в полночь, в полдень своим кукареку окрестность оглашает,

и ни я, ни Афродита не в силах отменить вечностоянья волшебство с каплей лунной росы на головке.

Но я мудра,

хотя еще и не старуха,

и жажду я стихов сильнее,

чем любовник жаждет слов,

сильнее, чем та липкая роса,

которую мужчины выделяют из интимных мест своих.

Качаюсь на обрыве любви, решая,

отдаться ли полету.

Кровь моя вскипает только к поэзии и власти.

Мой черный хмель ночной —

он может удовольствоваться и одиночеством.

А ты, златая Афродита,

с твоими лебедями,

важнее для меня как муза,

а не герольд любви.

Розовоногие грации станцуют для моего пера,

даже если я буду танцевать в одиночестве.

«Не спеши, жрица, — остерегаешь ты меня. —

Разве пел бы Орфей так сладко,

если бы сама вернулась Эвридика из Аида?

Разве Персефона была бы «девой, чье запретно имя»,

если бы проводила весь год,

срывая маргаритки с Деметрой?

Разве Пигмалион создал бы Галатею такой прекрасной,

если б я его не вдохновила?

Златокопытные тёлки,

серебророгие снежные бараны неслись по улицам в мой праздник,

а девы благовонья жгли —

ваниль, и мирру,

и лепестки редчайших лидийских роз,

лиловых, голубых,

но все же не благословляла я всех коленопреклоненных,

влюбленных безответно.

Я не щедра на милости.

Их получают только те, кто смел».

Загрузка...