Серебряная Рука

Глава 9. ОДНОГЛАЗЫЙ ГАНС НАВЕДЫВАЕТСЯ К ЗМЕЕЛОВУ

Свинопас Фриц сидел за поздним ужином, поедая картошку из большого деревянного горшка. Жена его, Катерина, сидела напротив, в то время как полуголые маленькие ребятишки играли на земляном полу. Лохматая собака свернулась перед очагом, а большая свинья с хрюканьем чесала бок о ножку стола.

— Да, да, — продолжала Катерина разговор, который давно уже вела с мужем, — хозяева замка, несомненно, плохие люди. Куда годится, что с маленьким сыном барона обращаются так жестоко. После того, что с ним сделал барон Генри, мальчик уж точно не может представлять никакой опасности. Я, по крайнем мере, не считаю, что бедный несмышленый ребенок должен оставаться в темнице в одиночестве до самой смерти.

В ответ свинопас Фриц крякнул, не поднимая глаз от горшка.

— Я тебя понимаю. Ты считаешь, что мне не следует совать нос не в свои дела. Но если бы ты только слышал, что эта славная девчушка, которая сегодня утром была здесь, рассказывала о бедном мальчугане! Надо иметь каменное сердце, чтобы не пожалеть его. Тебе следует дать знать рыжебородому, что его бедный сын смертельно болен и заключен в темницу. Ты ведь не откажешься от этого, Фриц?

Свинопас с шумом бросил деревянную ложку в котелок.

— Чертовщина! — вскричал он. — Да заруби себе на носу — не твоего ума это дело. Если наш разговор дойдет до ушей барона, он отрежет тебе язык и снесет с плеч мою голову. Неужели ты вообразила, что я дам себя втянуть в такую историю? Послушай, все эти бароны помыкают нами, как хотят, не считая нас за людей. Они выжимают из нас все соки, бьют и убивают, потому что наши жизни для них гроша ломанного не стоят. Эта черная свинья для них важнее нас. Почему же я должен болеть душой, когда они сводят счеты друг с другом? Чем меньше их будет, тем лучше для нас. Наша жизнь достаточно тяжела, чтобы ради них совать свою голову в петлю. Если барон Генри услышит о нашем предательстве, что, как ты думаешь, случится с нами?

— Да нет, — возразила Катерина, — речь не идет о предательстве. Тебе только следует передать Рыжебородому, в какой части замка заперт его сын.

— Ну и что тогда будет? — спросил Фриц.

— Не знаю, — сказала Катерина, — но я обещала малышке Паулине, что ты найдешь барона Конрада и передашь это ему.

— Ты пообещала кобылье яйцо, — сердито усмехнулся Фриц. — Как я могу найти барона Конрада и передать ему весточку, когда наш барон уже два дня рыщет по лесу в напрасных поисках.

— Но коли ты обнаружил Рыжебородого один раз, то сможешь найти его снова, — настаивала Катерина, — не похоже, чтобы он ушел далеко отсюда, когда его сын так нуждается в помощи.

— Я ничего этого знать не хочу, — возмутился Фриц и, решительно встав из-за стола, вышел из дома.

Но Катерину это не особенно огорчило. По своему опыту она знала, что, несмотря на решительный отказ, рано или поздно Фриц сделает то, о чем она просит.

Парой дней позже коренастый, очень крепкого вида одноглазый человек, одетый в кожаную куртку, с круглой кожаной шапкой на голове, показался на тропинке, ведущей к сторожке на задворках замка. Спина его сгибалась под тяжестью большого короба. Это был наш старый знакомый — Одноглазый Ганс, хотя даже родной брат не узнал бы его в таком обличие. Мало того, что он превратился в коробейника, к тому же он стал изрядным толстяком.

Тук, тук, тук, забарабанил Ганс в дверь узловатой корявой клюкой, служившей ему в дороге. Подождав немного, он застучал снова. В конце концов маленькое смотровое окошко приоткрылось, и сквозь железные прутья высунулось женское лицо. Одноглазый Ганс вежливо снял шляпу.

— Здравствуй, красотка. Не нужны ли тебе ленты, гребешки и украшения на любой вкус? Я проделал долгий путь из самого Грюнштадта с мешком, полным таких чудесных вещиц, каких свет еще не видывал. Тут и кольца, и браслеты и ожерелья из чистого серебра с гранатами и рубинами. Твой парень ахнет, увидев на тебе такую красоту. Причем отдаю я эти украшения так дешево, как тебе и не снилось. Стоит тебе только сказать: «Они мне нравятся», и считай, что они твои.

Испуганное лицо в окошке повернулось сначала направо, потом налево.

— Тсс! — сказала девушка, приложив палец к губам. — Тебе лучше убраться отсюда, и чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше для тебя. Если господин барон увидит чужака, ведущего какие-то переговоры с заднего крыльца сторожки, он спустит на тебя своих волкодавов.

— Вот еще, — усмехнулся Одноглазый Ганс. — Барон слишком крупная птица, чтобы обращать внимание на такое мелкое насекомое, как я. С волкодавами или без них, но я ни за что не уйду, не показав тебе чудесных вещиц, купленных мною в городе, даже если мне своей шкурой придется поплатиться за это.

Говоря это, Ганс спустил мешок с плеч и стал его развязывать. Круглое лицо девушки с глазами, расширенными от любопытства, высунулось сквозь железную решетку ему навстречу. Ганс достал ожерелье из голубых и белых бус, которое блестело на солнце, как жемчуг, украшенное к тому же филигранно сделанным крестом и снова принялся уговаривать девушку.

— Ну, признайся, видела ли ты когда-нибудь что-то подобное? А еще у меня есть гребень, сделанный из чистого серебра. Неужели ты не дашь мне войти, дорогуша? Наверняка у тебя есть подружки, и они охотно придут поторговаться с коробейником, который проделал немалый и нелегкий путь, чтобы доставить им удовольствие.

— Нет, — сказала девушка испуганным голосом, — я не могу тебя пустить. Мне и так страшно подумать, что может сделать со мной барон, узнай он, что я беседую с незнакомцем у черного крыльца.

И она приготовилась захлопнуть окошко перед носом Ганса. Но Ганс быстро просунул палку между прутьями решетки, чтобы помешать этому.

— Нет, нет, — энергично запротестовал Ганс, — не скрывайся от меня так скоро! А вот такое ожерелье ты видела?

— Ох, — сказала девушка, пожирая его голодными глазами, — и впрямь красота.

— Тогда послушай. Если ты меня пустишь, чтобы я мог распродать свой товар, это ожерелье я отдам, не взяв с тебя ни полушки.

Девушка явно колебалась. Искушение было слишком велико, так что через минуту дверь слегка приоткрылась и Одноглазый Ганс прошмыгнул в замок, вместе со всем своим добром.

— Давай ожерелье, — потребовала девушка, перейдя на шепот.

Ганс тотчас вручил его ей со словами:

— Оно твое, но теперь помоги мне сбыть оставшийся товар.

— Я могу позвать свою сестру, — ответила девушка и побежала прочь из привратницкой, предварительно заперев за собой дверь.

Дверь, которую заперла девушка, была единственной преградой, отделявшей привратницкую от замка. Одноглазый Ганс почувствовал себя, как мышь в мышеловке.

— Что за дурака я свалял, — пробормотал он себе под нос, — надо же было дать ей запереть за собой дверь! Кто бы мог такое ожидать! Оставаться здесь так же опасно, как сидеть снаружи. Мерзавка! Если бы она меня впустила в замок и оставила хотя бы на пару минут, уж я бы сумел где-нибудь спрятаться, а что мне прикажете делать теперь?

Ганс скинул короб на пол и растерянно огляделся по сторонам. Напротив него возвышалась высокая, узкая каменная печь. Минуту Ганс пристально изучал ее, затем в задумчивости потер свой щетинистый подбородок и двинулся к погасшему очагу. Здесь он изогнулся и стал высматривать трубу снизу. Над ним была кромешная темень — сажа, накопленная десятилетиями.

Ганс выпрямился, сдвинул кожаную кепку на сторону и стал чесать затылок. Издав тяжелый вздох, он решил примерно так: останавливаться на полпути глупо, особенно, когда прыгаешь через пропасть. Конечно, печь, как и вражеский замок, место грязное и опасное. Но обратного пути нет, поэтому необходимо скорее пробиваться вперед. И вот Ганс натянул кепочку поплотнее, растопырил руки и, согнувшись, с решительностью бойца рванулся внутрь дымохода.

Боевое крещение последовало немедленно, так как на беднягу сразу же обрушились комья сажи и потоки извести. Спустя короткое время снаружи послышались шаги, торопливый шепот и нервный смех. Дверь осторожно отворилась и девушка, впустившая Ганса, вошла в привратницкую. За ее расплывшейся фигурой толпились три другие, не менее грузные матроны. Несколько минут они изумленно осматривали комнату, потом тупо уставились друг на друга. В привратницкой никого не было. Вместо коробейника лежал его короб.

— Куда же мог деться сам торговец?

Ожидание на лицах четырех матрон сменилось тревожным недоумением.

— Куда все-таки подевался хозяин товаров? — первой воскликнула привратница.

— Может, — зловещим шепотом откликнулась ее подруга, — ты открыла дверь нечистому?

Ужас охватил женщин, и некоторое время они стояли молча.

— Да, — подавлено ответила привратница, — может, так оно и было. Сейчас я припоминаю, что он был одноглаз, как сам дьявол.

При этих словах женщины дружно осенили себя крестным знамением, и глаза их стали круглыми от страха. Вдруг из печной трубы с грохотом камнепада посыпалась известка, и четверо толстух с воплями бросились из комнаты со скоростью вспугнутых зайцев.

Когда стражник Джакоб, совершавший ежевечерний обход замка, вошел в привратницкую часом позже, он увидел на полу большой короб. Развязав его, Джакоб от изумления разинул рот. Перед ним лежала груда драгоценных безделушек.

— Как они сюда попали? — вскричал стражник и не дожидаясь ответа, благо отвечать было некому, взвалил мешок себе на плечи. Решив, что не пойман — не вор, он поспешил поскорее убраться со своей находкой подальше.