Серебряная заря

Глава 7

Когда Эллери проснулась, небо было затянуто свинцовыми тучами, а комната погрузилась в сумрак. По шелесту атласа на краю кровати она поняла, что Лоренцо был здесь. И когда он положил руку на ее ногу, она почувствовала приятное тепло даже через толстое одеяло.

— Привет, dormigliona.

Она еще глубже зарылась в одеяло. Рука Лоренцо переместилась выше, на ее бедро.

— Что это значит?

— Dormigliona? По-английски «соня». Ты проспала больше трех часов.

— Да ты что! — Эллери села, сразу полностью проснувшись. — Я никогда не ложусь днем, даже подремать. У меня всегда полно дел.

— Тем более у тебя есть причина подремать здесь, — спокойно ответил Лоренцо. — От тебя требуется только получать удовольствие.

Эллери улыбнулась и потянулась:

— Звучит так просто.

— Так и есть.

В сумеречном свете она не могла разглядеть выражение лица Лоренцо, но чувствовала, как атмосфера между ними все больше накаляется, а ее страстное желание становится все сильнее. Она наклонилась вперед в ожидании.

— Я приготовлю тебе ванну, — сказал он и поднялся с кровати. — Думаю, тебе будет приятно принять ее перед ужином.

Эллери откинулась на подушки. Ее непродолжительное счастье сменилось разочарованием.

— Иди, — позвал он беспечно, — а то вода остывает, — и вышел из комнаты.

Эллери распахнула дверь в примыкающую ванную комнату. Огромная ванна джакузи, облицованная серебристо-серым мрамором, была наполнена ароматными пузырьками. Сбоку висело пушистое полотенце. Чуть теплый душ и старомодные грелки в Мэддок-Маноре не шли ни в какое сравнение с этой роскошью.

— В этом отеле потрясающий водонагреватель, — пробормотала она и с удовольствием опустилась в ласковую воду. Она положила голову на мраморный край ванны, закрыла глаза и долго лежала так, расслабившись в полудреме, пока не услышала, как распахнулась дверь. Эллери резко открыла глаза.

— Привет!

На пороге стоял Лоренцо. Рукава его белоснежной крахмальной рубашки были закатаны до локтей.

Эллери опустилась глубже в воду, обрадовавшись тому, что ее тело покрыто пузырьками. Хотя было довольно глупо чувствовать смущение, она залилась краской.

— Пришел помочь вымыть тебе голову, — сказал Лоренцо.

Он сел на край ванны, и Эллери остро ощутила и его близость, и свою наготу.

— Я не… — начала она, но Лоренцо улыбнулся и покачал головой:

— Поверь мне, это доставит тебе удовольствие. — Он протянул руку, чтобы смахнуть одинокий мыльный пузырь с ее щеки. — Эллери, ты что, стесняешься меня? После того, чем мы занимались… и кем были… друг для друга?

Эллери инстинктивно помотала головой. Но вопрос, который задал Лоренцо, был опасным. Интересно, он нарочно его задал? И кем они были друг для друга?

— Хорошо, — наконец выдавила она, подавшись вперед, чтобы он мог дотянуться до ее волос, которые она кое-как заколола на макушке пластиковым зажимом. И вежливо добавила: — Спасибо.

Улыбаясь, Лоренцо протянул руку и вытащил зажим из ее волос. Они волнистым каскадом рассыпались по ее спине, коснувшись кончиками воды. Эллери заметила, каким зачарованным стал взгляд у Лоренцо.

— Отклонись немного назад.

Она подчинилась и закрыла глаза, когда он начал поливать ее голову теплой водой, смачивая волосы. Взяв шампунь, Лоренцо принялся намыливать ее волосы, массируя своими сильными пальцами ее голову. Она застонала от удовольствия. Его руки скользнули ей на плечи, массируя мышцы.

— Пора споласкивать, — пробормотал он, и Эллери запрокинула голову, чтобы вода не попала ей в глаза. Она осознавала всю интимность этого момента.

— Эллери…

Ее имя с такой мольбой прозвучало в его устах, что ошеломленная Эллери резко открыла глаза и с радостью увидела, как пламя желания превратило его глаза в сверкающие сапфиры.

Ее губы полуоткрылись.

— Поцелуй меня…

Лоренцо повиновался, наклонившись вперед, чтобы прижаться к ее губам. Руки Эллери ухватились за ворот его рубашки, не обращая внимания на то, что он весь вымок.

Их поцелуй длился бесконечно, но ей этого все равно было недостаточно.

Он легко подхватил ее на руки и понес из ванной комнаты. Мокрая, обнаженная, Эллери прильнула к нему. Никогда еще она не чувствовала себя такой защищенной и желанной.

Он положил ее на кровать, а она обняла его за плечи, притягивая к себе.

— Слишком много одежды, — пробормотала она, и Лоренцо, засмеявшись, поспешно отстранился, чтобы сбросить свою одежду.

Его рубашка была вся в мокрых пятнах от ее рук. Когда их тела слились, ни одна мысль о каком-то сопротивлении, да и просто какая-то мысль не мелькнула в ее голове.

Они лежали в комнате, уже погрузившейся почти в полную темноту, обнявшись, когда Лоренцо взглянул на часы и пробормотал:

— Если мы не встанем прямо сейчас, мы пропустим время заказанного ужина.

Он спустил ноги с кровати и проследовал через всю комнату во всем своем нагом великолепии. Эллери увидела, как он открыл дверцы шкафа и достал накрахмаленную белую рубашку. Она заметила, что в этот же шкаф повесили и ее собственную одежду. Видимо, это сделала та же горничная, которая убирала посуду.

Эллери вдруг тронула интимность такой сцены. Они только что встали с постели и теперь одевались. Ну прямо как какая-то супружеская пара, а ведь на самом деле они были двумя незнакомыми людьми. Она отогнала эти неприятные мысли и встала.

— Я только пойду посушу волосы, — сказала она, и Лоренцо, не поворачиваясь, кивнул.

К тому времени как она вернулась в спальню, Лоренцо уже вышел в гостиную, оставив после себя запах одеколона. Эллери быстро оделась, слегка поморщившись при взгляде на свое довольно скромное черное платье, которое привезла. Это было довольно недорогое маленькое черное платье, почему она его и купила, и только потом она поняла, что оно было слишком простеньким, а черный цвет ее бледнил. Вздохнув, Эллери собрала волосы в узел, не в такой тугой пучок, как обычно, но все равно прическа была скучной. Но, по крайней мере, туфли у нее миленькие: блестящие черные шпильки с открытыми носами, которые она купила всего пару недель назад, несмотря на то что они немного жали. Эти туфельки придали ей храбрости и помогли выйти из комнаты в этот странный — и удивительный! — новый мир.

Сделав глубокий вдох, Эллери вошла в гостиную. Лоренцо сразу обернулся. Он был неотразим в ладно сидящем красивом сером костюме. Его взгляд скользнул по ней — по ее обычному платью, строгой прическе — и остановился на ее ногах. Он улыбнулся:

— Милые туфельки.

Не сдержавшись, Эллери усмехнулась. Это было лучшее, что он мог сказать, — по крайней мере, честно.

Ресторан оказался шикарным, как Эллери и предполагала, но, идя под руку с Лоренцо, она чувствовала себя вполне уверенно. Она самодовольно поймала на себе завистливые взгляды нескольких женщин наряду с любопытными и оценивающими взглядами мужчин.

— Как обычно, синьор де Люка? — проворковал официант, и Лоренцо коротко кивнул. В считаные минуты — даже секунды — официант возвратился с бутылкой марочного шампанского и двумя изящными хрустальными фужерами.

— Никогда не пила так много шампанского, — призналась Эллери, когда официант удалился, а Лоренцо поднял свой фужер в молчаливом тосте. Она ответила тем же.

— Должен признаться, я неравнодушен к шампанскому, особенно когда путешествую. Дома, конечно, я пью только самые лучшие вина.

— Например? — спросила Эллери, отпив глоток.

— Итальянские вина, конечно. Стараюсь поддерживать местные виноградники.

Эллери сделала еще глоток и подумала, что вино, выпитое на почти пустой желудок, может сильно ударить в голову. Но оно раскрепощало ее, что было само по себе не так уж плохо. Вокруг слышался звон хрустальных бокалов и приглушенный гул голосов. Заглянув в меню, Эллери отметила неприлично роскошный ассортимент: икра, трюфели, филе-миньон.

— Такой широкий выбор, — пробормотала она, и Лоренцо метнул на нее взгляд.

— Ты наверняка бывала в таких ресторанах, как этот, и раньше, — произнес он почти резко.

— Не сказала бы. — Эллери помолчала, прикидывая, насколько была готова открыться. — Денег никогда особенно не было, — наконец сказала она. — Этот дом на самом деле — единственная ценность, которой мы когда-либо владели.

— И «роллс-ройс», — деликатно напомнил ей Лоренцо. — Расскажи мне о нем.

Эллери выронила меню:

— О ком?

— О твоем отце.

— Да тут нечего особенно рассказывать!

Официант вернулся с корзинкой слоеных булочек, и Эллери, уклоняясь от проницательного взгляда Лоренцо, принялась выбирать булочку. Лоренцо ждал.

— Он был невероятно харизматичным человеком, — наконец произнесла она, чувствуя, как у нее неожиданно перехватило горло. — Все его любили. Он дружил со всеми: от садовника до лорда. — Она подняла глаза и улыбнулась: — Моя мама говорила, что поддалась его обаянию. — Тут Эллери остановилась. Ей не хотелось говорить, как ее отец предал обеих и разрушил их жизнь. Как трудно ей было простить это, как до сих пор она не могла позволить никому приблизиться к себе.

— Как он умер? — тихо спросил Лоренцо.

— Рак. Все произошло слишком быстро. Всего три месяца с момента, когда ему поставили этот диагноз, до… — Она снова замолчала.

— Сожалею. Тяжело, когда теряешь своего родителя.

— Ты тоже потерял кого-то? — спросила Эллери, потому что он сказал это так, словно знал по собственному опыту.

Лоренцо помолчал, и Эллери поняла, что ему не хотелось рассказывать о себе, о своей семье.

— Отца, — сказал он наконец. — Но мы не были близки с ним. Даже… отдалились друг от друга.

— Отдалились? Почему?

Лоренцо пожал плечами и отпил глоток шампанского.

— Почему так происходит? Не могу сказать. И только потом — когда уже слишком поздно — ты понимаешь, что, возможно, тебе следовало бы быть более великодушным.

Они оба погрузились в молчание. Эллери вдруг поняла, что приняла слова Лоренцо близко к сердцу. Может быть, ей следовало быть более снисходительной к своему отцу?

Нет. Она не станет думать об этом! Ей не хотелось, чтобы прошлое испортило ей настоящее — эту единственную золотую неделю.

— Ну, — сказала она, — какой смысл предаваться унынию? Что ты посоветуешь мне заказать?

— Я обожаю морского окуня, — ответил Лоренцо, заглядывая в меню, — но и говяжье филе здесь тоже очень вкусное.

— Я предпочла бы стейк, — решила Эллери. — Боюсь, я не слишком большая авантюристка в том, что касается еды.

— Бывают разные виды авантюризма, — пробормотал Лоренцо, отложив меню в сторону. — Приехать со мной сюда на неделю было определенно авантюризмом.

Эллери вспыхнула:

— Глупостью, возможно…

— Почему ты так говоришь? Жалеешь о своем решении?

Она вздернула подбородок:

— Нет, конечно. — Она улыбнулась, стараясь говорить беспечным тоном. — Но мой дом совсем обветшает за неделю моего отсутствия. На этой неделе я собиралась обновить штукатурку в переднем холле. Даже приобрела все нужное.

— Весьма впечатляюще, — пробормотал Лоренцо. — Тем не менее я не сомневаюсь, что эта неделя пройдет у тебя значительно увлекательнее. А что заставило твою маму надумать продать Мэддок-Манор?

Эллери подняла брови:

— Ты же видел это место!

— Но это же ваш родовой дом! Разве ей легко расставаться с ним?

— Я думаю, у моей мамы не слишком много счастливых воспоминаний, Связанных с этим домом…

— Твое детство не было счастливым?

Эллери пожала плечами. Ей не хотелось рассказывать о бесконечных разочарованиях, о том, как на нее действовали неожиданные длительные отлучки ее отца.

— Достаточно счастливым. Но брак моих родителей… — Она глубоко вздохнула, набираясь мужества, чтобы взглянуть Лоренцо в глаза. — После того как их брак развалился, я потеряла интерес ко всем близким отношениям.

Какое-то мгновение Лоренцо только молча смотрел на нее.

— Знаешь, — наконец произнес он, глядя на нее поверх своего бокала, — и у меня случилось то же.

Эллери потянулась за бокалом. У нее было тяжело на душе, и она не понимала почему.

— Ты — единственный ребенок, — сказал Лоренцо через минуту. — Так ведь? Я не слышал, чтобы ты упоминала о братьях или сестрах. Так что, насколько я понимаю, ваш род закончится на тебе?

— Да, — спокойно ответила она. Слишком спокойно. — Я единственный ребенок у родителей.

Прошло несколько секунд, прежде чем Эллери заставила себя взглянуть на Лоренцо. Нахмурив темные брови, он задумчиво смотрел на нее.

— Довольно обо мне, — сказала она настолько бодро, насколько смогла. — А как насчет тебя? Ты говорил, что ты из Сполето. Ты был счастлив там?

Лоренцо пожал плечами:

— Я покинул Сполето, когда мне было лет пять или шесть. Мама растила меня в Неаполе, рядом со своей семьей.

— А твой отец?

Лоренцо помолчал. Его лицо стало жестким.

— Его не было на горизонте, — произнес он равнодушным тоном.

Эллери понимающе кивнула. Ей хотелось узнать о Лоренцо больше, но эту неделю он предназначал не для рассказов о себе. Они доставляли удовольствие друг другу. И это все.

Боковым зрением она увидела приближающегося к ним официанта с двумя серебряными блюдами. Она улыбнулась Лоренцо, отбрасывая грустные воспоминания, которые на короткое время опечалили их.

— Похоже, наша закуска прибыла, — сказала она бодро. — Я лично умираю с голоду.

Эллери чувствовала себя неуверенно, когда они вернулись в номер. Она не знала, не понимала, в каком настроении пребывает Лоренцо. Он сбросил пиджак и расслабил узел галстука, но стоял спиной к ней и вряд ли замечал ее присутствие.

Она хотела бы игривой походкой приблизиться к нему, снять с него галстук, улыбнуться сексуальной улыбкой и направиться в ванную, но знала, что не сможет. Она просто стояла, неуверенная, как подросток на первом свидании.

— Спасибо за прекрасный ужин, — наконец выдавила она.

— Не за что.

— Тем не менее…

Она сделала шаг к нему, поскольку Лоренцо так и не повернулся. Он пристально смотрел через стеклянную балконную дверь на Найтсбридж, хотя там мало что было видно.

Эллери постояла в нерешительности несколько минут, пока наконец — пусть и запоздало! — не расшифровала довольно очевидный сигнал, который посылал ей Лоренцо. Он хотел остаться один. Ее присутствие, как она с горечью поняла, было больше нежелательным.

Ну и прекрасно! Они вряд ли предполагали быть неразлучными всю неделю.

— Пожалуй, я пойду в спальню, — наконец сказала она. — Все еще чувствую себя усталой.

Она повернулась, направившись в спальню, и, только подойдя к двери и взявшись за ручку, услышала спокойный, даже огорченный ответ Лоренцо:

— Доброй ночи, Эллери.

Лоренцо услышал, как закрылась дверь спальни, а потом донеслись приглушенные звуки, говорящие о том, что Эллери готовится лечь в постель. Он представил, как она снимает свое ужасное платье, сбрасывает изящные туфли на каблуках. Ее одежда была столь же противоречива, как и сама Эллери. Красивая и неуверенная. Робеющая и энергичная. Отважная и застенчивая. Он прерывисто вздохнул. Даже сейчас ему хотелось быть там с ней, однако он сумел не подчиниться своему желанию.

Он позволил себе сегодня то, чего никогда не позволял ни с одной женщиной — задавать вопросы. Лоренцо всегда соблюдал со своими любовницами некую эмоциональную дистанцию.

Лоренцо до сих пор помнил расстроенное лицо матери, когда задавал ей вопросы о своем отце. Он видел боль в ее глазах, сам ощущал ее. И помнил тот безжалостный взгляд, который отец бросил на него, когда однажды они встретились лицом к лицу: «Я не знаю тебя. До свидания».

Выругавшись по-итальянски, Лоренцо толкнул балконные двери и вышел в прохладную влажную ночь. Зачем он мыл голову Эллери? Зачем спросил про ее отца? Зачем вступил в интимные отношения, убеждая себя в том, что не хочет эту женщину?

Сегодня в Мэддок-Маноре он видел по ее глазам: она ждет, что он поблагодарит ее и попрощается. Он и собирался уехать. Ключи от машины были у него в руке. Зачем же он остался? Зачем ему понадобилось задавать вопросы?

Ответ, естественно, был более чем очевиден. Он хотел близости с Эллери, и единственная их ночь не могла его удовлетворить. Это было нормально. Отношения с некоторыми его любовницами длились и по месяцу, и даже дольше. Но, как понимал Лоренцо, так происходило только потому, что эти женщины были нетребовательными, не хотели ничего, кроме физического удовольствия и незначительных знаков его внимания, которые он беспечно им оказывал. Они никогда не задавали ему вопросов, никогда не заставляли думать. Нуждаться в них. Вспоминать.

Эллери была другой. Он не знал, как взгляд этих ясных фиалковых глаз проник ему в душу, заставил рассказывать то, что он никогда никому не рассказывал. Когда она спросила о его отце, Лоренцо захотелось рассказать ей о том четырнадцатилетнем мальчишке, униженном и оскорбленном, которым он был, когда отец оттолкнул его своим неприступным взглядом. Он никогда никому, даже своей матери, не рассказывал об этом.

Лоренцо схватился за металлическое ограждение балкона и подставил лицо влажному ветру. За его спиной мигнул свет в спальне, и он представил Эллери, лежащую в огромной кровати, неуверенную и одинокую.

«Я войду туда, — сказал он себе, — и снова займусь с ней любовью. Сделаю это, чтобы убедить ее, убедить себя, что нам обоим было нужно только физическое удовольствие. Ничего, кроме секса».