Одежда лучшая на свете – нагота, а ложь надежно прячется под правдой.
Колин и Анабелла лежали в любовной истоме под толстым одеялом. Он прижался грудью к ее спине и положил руку на изгиб ее тонкой талии.
Никогда ранее Колин не получал такого наслаждения, как в эту ночь. Он тихо поцеловал ее плечо, горделиво думая, что наконец-то заполучил неуловимого Серебряного Лебедя. Осыпая поцелуями шею возлюбленной, Колин откинул роскошные волосы Анабеллы и замер. Мина ничего не придумала: на спине Анабеллы были видны рубцы то ли от розог, то ли от плетей.
Закрыв глаза, он попытался не думать, как выглядела ее спина со свежими ранами, но страшная картина стояла перед его внутренним взором. Он осторожно, как будто мог причинить боль, прикоснулся к одному из рубцов.
Анабелла потянула на себя одеяло. Колин поймал ее руку и, закипая гневом, спросил:
– Скажи, кто это сделал?
Она задрожала и свернулась клубочком. Не дождавшись ответа, Колин приподнялся и, опершись на локоть, заглянул ей в лицо – печальный невидящий взгляд Анабеллы был устремлен в пустоту комнаты.
– Скажи, кто это сделал? – прошептал он, прижимая ее к себе. – Скажи, и я убью этого мерзавца.
Горькая улыбка исказила ее лицо.
– Это невозможно. Он умер.
– Он? Это мужчина? Мужа у тебя, насколько я понимаю, не было. Может быть, это хозяин дома, где ты была служанкой?
– Нет. Это мой отчим. Я говорила тебе о том, что недавно узнала о своей незаконнорожденности, но он-то знал об этом всегда. Моя мать вышла за него замуж, будучи беременна мной.
– И он мстил тебе за это?
– Сначала он мстил моей матери, а когда я подросла, стал вымещать свою ненависть на мне. Он не мог вынести того, что растит чужого ребенка – он был… очень гордым.
– Нет! – возмутился Колин, – Не гордым, а подлым и жестоким.
Анабелла печально посмотрела ему в глаза.
– Некоторые говорили, что он имеет право бить меня, ведь отец должен воспитывать свою дочь.
– Воспитывать, но не издеваться над ней. Единственное, чего он добился таким воспитанием, – это то, что ты теперь не доверяешь ни одному мужчине.
В ее глазах появились слезы. Анабелла тихо всхлипнула и зарылась лицом в подушки. Дрожащей рукой она потянула на себя одеяло, пытаясь закрыть спину, покрытую рубцами, и сдавленным голосом ответила:
– Сейчас это уже не имеет значения. Он мертв. К чему ворошить прошлое?
Однако Колин не мог с ней согласиться, он прекрасно понимал, что ее мысли и чувства находятся в прошлом. Именно это и не позволяет ей довериться, открыться ему… Колин подумал, что невероятно трудно будет научить ее жить не прошлым, а настоящим, научить ее вновь доверять людям, ведь столько страданий, перенесенных ею, тяжким грузом лежат на ее нежном сердце. Колин был не в силах объяснить, что он во многом не похож на других мужчин и теперь ей не придется преодолевать трудности в одиночку.
«Черт побери! – воскликнул Колин про себя. – А где же была мать Анабеллы, почему ее мать позволила малышке страдать от негодяя отчима?» Впрочем, Колину легко было ответить на этот вопрос: он с горечью вспомнил свою равнодушно-беспечную мать, позволившую его отцу, лорду с сумасшедшими глазами, увезти сына в Англию. Мольбы и горькие рыдания мальчика никак на нее не подействовали. Более того, она раздраженно заявила, что устала от него и что им обоим будет лучше, если он будет жить с отцом.
Теперь, через много лет, Колин стал понимать, что ему повезло и казавшееся прежде жестоким решение матери подарило ему другую жизнь. Отец, бретер и сорвиголова, признавал в жизни только два удовольствия – драться на дуэлях и острословить, поддразнивая сторонников Кромвеля. Но, несмотря на свою «занятость», он успел познакомить сына с кодексом чести и историей их рода, а провозгласив Колина своим наследником, он постарался дать ему хорошее образование. Возможно, старый маркиз поступил так потому, что не имел других наследников, но Колину казалось, что у него были мотивы иного рода.
Позже, когда Колин вместе с Карлом II был в эмиграции, а отец погиб во время гражданской войны, юноша попытался разыскать свою мать и нашел ее, тогда ему уже исполнилось шестнадцать лет. Она жила в уютном загородном доме вместе со своим любовником – каким-то престарелым герцогом. Мать решила, что сын хочет от нее денег, и, даже не выслушав, выставила его за дверь. С того самого дня он уже не испытывал никаких иллюзий по поводу своей матери.
Да, Колин еще раз подумал о том, что ему повезло с отцом. А где был отец Анабеллы, когда отчим издевался над ней?
– Твой отец знал об этом? – не удержался от вопроса Колин.
Анабелла замялась:
– Н-нет, не знал. По крайней мере, мне кажется, что не знал, – она задрожала. – Я ведь сама не знаю, кто мой настоящий отец.
Бедняжка словно сомневалась, какой из ответов ей лучше выбрать.
Колин задумался, пытаясь сопоставить все, что она рассказала сейчас и прежде. Фамилия Мейнард досталась ей от отчима? Тогда почему она так интересуется лондонскими Мейнардами? Почему она получила прозвище Серебряный Лебедь? Не могло же оно случайно совпасть с псевдонимом Уолчестера! Колин давно научился с подозрением относиться к подобного рода «случайностям».
Он взял ее за плечо и осторожно повернул к себе лицом.
– Мейнард – это фамилия твоего отчима?
В глазах Анабеллы промелькнул явный испуг.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ты интересовалась моими знакомыми с такой фамилией. Ты кого-то разыскиваешь? Может быть, родственника?
Анабелла попыталась отвернуться, но Колин удержал ее, прошептав:
– Признайся, чья фамилия Мейнард, отца или отчима?
Глядя в сторону, она поспешно ответила:
– Конечно, отчима.
– Анабелла, не лги мне, пожалуйста. После того, что произошло между нами, ты могла бы хоть немного доверять мне. – Колин знал, что пользуется запрещенным приемом.
Раньше он успешно применял его в общении со многими женщинами, но поступать таким же образом с Анабеллой ему не хотелось, и все же эта уловка, как всегда, подействовала.
Анабелла побледнела и с усилием выговорила:
– Колин, не надо! Ты задаешь слишком много вопросов.
– У меня есть такая странная привычка, – безмятежно улыбнулся он. – Если я собираюсь заботиться о женщине, то стараюсь узнать о ней как можно больше.
Губы ее задрожали.
– Ты действительно хочешь заботиться обо мне?
Он нежно поцеловал ее.
– И не только заботиться, мое счастье. Я готов тебя боготворить, – Колин принялся осыпать поцелуями ее щеки, шею, лоб, а в паузе между поцелуями шепнул: – Вспомни, моя радость, Мейнард – это фамилия твоего отца?
И, не дожидаясь ответа, прикусил мочку ее уха.
Анабелла сладко вздохнула и, млея от наслаждения, спросила:
– Тебе не говорили, что иногда ты бываешь невыносимо настойчив?
Он лизнул ее за ухом и, словно не слыша последних слов, вновь повторил:
– Мейнард – это фамилия твоего отца?
– Да. Так, во всяком случае, мне сказала мать. – Анабелла тут же поняла, как много она сообщила, ответив всего на один вопрос, и резко отодвинулась от него.
Ее взор буквально источал страх.
Колин изумился ее признанию. Такого оборота событий он не ожидал. Уолчестер, наверное, тоже. Колину хотелось узнать еще многое: как умерла ее мать, почему Анабелла так долго терпела издевательства отчима… Но при всем желании узнать правду ему необходимо было быть крайне осторожным. Он положил руку ей на плечо и увидел в глазах несчастной девушки слезы. Ее огорчение отозвалось в нем острой болью.
– Не переживай, моя радость, все будет хорошо. Я понимаю, ты приехала в Лондон в поисках отца, правда?
На мгновение она задумалась, не зная можно ли ему довериться, затем кивнула и заговорила отрывистыми фразами, перемежая их тихими всхлипами:
– У меня не осталось никого из близких. Я думала… я решила его найти. Мама сказала, что он аристократ по фамилии Мейнард… это все, что я знала. Мы с Чэрити приехали в Лондон, не представляя с чего начать… как я уже говорила, мы с ней поступили в театр.
Колин пожалел, что так безжалостно выпытывал у нее правду. В желании разыскать отца не было злого умысла. Он в юности поступил бы точно так же, если бы отец не нашел его сам.
Продолжая изредка всхлипывать, Анабелла, как ребенок, свернулась клубочком и прижалась к нему.
Да, но почему она раньше не рассказала ему всего? Может, она надеется вытянуть из отца деньги в обмен на молчание о его прошлом? Нет, в такое он поверить не мог.
– Тебе удалось что-нибудь узнать об отце? – небрежно поинтересовался Колин.
Анабелла пожала плечами:
– Ты несколько дней назад упомянул о каком-то графе… Больше я ничего не знаю. Неужели Эдвард Мейнард – ее отец? Особого сходства у них вроде бы нет, разве что глаза у обоих голубые, но это ничего не доказывает.
Анабелла приподнялась на локте и, что-то обдумывая, настороженно посмотрела на Колина.
– Теперь тебе все известно, – неуверенно начала она. – Может быть… ты поможешь мне в поисках…
– Может быть.
Сковывавшее ее внутреннее напряжение моментально пропало, и она радостно воскликнула:
– Колин, ты мне поможешь? Это так для меня важно!
– Не знаю. Скажи, может быть, ты что-то еще знаешь об отце, что сможет помочь разыскать его?
Анабелла задумалась, нервно теребя простыню. Наконец она кивнула.
– Да. У меня есть одна вещь, которая поможет узнать отца. – Она завернулась в одеяло, подошла к бюро и достала резную шкатулку из слоновой кости. Щелкнул миниатюрный замочек, она вернулась к постели и протянула ему массивный золотой перстень с выгравированным гербом. – Это тебе знакомо?
Хотя гравировка была неглубокой, Колин сразу узнал разделенный на четыре части щит с четырьмя бегущими борзыми – герб Уолчестеров. Он молча крутил в руке перстень. Колин не мог назвать Анабелле имя отца, не поговорив предварительно с Уолчестером, но ее молящий взгляд бередил ему душу.
Поколебавшись, Колин все-таки решил увести разговор в сторону:
– Скажи, а почему ты назвала себя Серебряным Лебедем?
– Просто так.
Но по ее оборонительной интонации и промелькнувшему в глазах испугу Колин понял, что Анабелла вновь говорит неправду.
Почему? Неужели она до сих пор не доверяет ему и считает необходимым что-то от него утаивать?
«А разве ты ничего от нее не утаиваешь? – спросил его внутренний голос. – Как же ты смеешь обвинять бедняжку? Тем более, что ее скрытность, в отличие от твоей, легко объяснима: ей попросту неприятно говорить об исчезнувшем отце».
– Ты знаешь, чье это кольцо, Колин? – прервала она его мысли. – Я так хочу разыскать отца…
– Зачем?
– Но… это же очевидно. Каждому необходимо знать своих настоящих родителей.
– Ты, наверное, мечтаешь, чтобы он признал тебя своей наследницей? Ведь, потеряв мать и отчима, ты осталась без средств к существованию.
– Нет! – пылко воскликнула Анабелла, заставив Колина вздрогнуть. – Деньги меня не интересуют.
Но что-то ее все же интересовало, он ясно это видел. Колин решил пока не называть имени Уолчестера, которому обещал выяснить, что хочет от него Анабелла Мейнард.
Продолжая крутить в руках перстень, он сказал:
– Рисунок не очень четкий, но, думаю, один из моих приятелей сможет определить владельца герба.
Радостная улыбка осветила ее лицо:
– Я знала, что ты мне поможешь!
Он хотел поинтересоваться, почему она раньше не обратилась к нему за помощью, но побоялся насторожить ее лишним вопросом. Впрочем, Колин не сомневался, что вскоре он об этом узнает. Сейчас же его внимание было привлечено к шкатулке. Какие еще секреты там таятся? Как бы заглянуть туда, не возбуждая подозрений?
Сонный порошок, который дала Мина… Как он мог о нем забыть?
Колин обнял Анабеллу и полным нежности голосом предложил:
– Давай больше не будем говорить о вещах, которые тебя печалят.
– Давай, – радостно согласилась она.
Он вытянулся на постели. Она прижалась к нему, положив голову ему на грудь. Черт побери, сколько бы он ни подозревал ее в злонамеренности, она по-прежнему, как ни одна женщина в мире, возбуждала в нем неутолимое желание. Колину потребовалась вся его выдержка, чтобы подавить вспыхнувшую с новой силой страсть. Но, когда она начала покрывать его грудь частыми нежными поцелуями, он готов был сдаться.
– Не думаю, что это самая удачная из твоих идей, – с трудом выдавил он из себя.
– Почему? Неужели ты исчерпал все свои силы? – искушающе улыбнулась Анабелла.
– Нет. Но твое тело многое претерпело за этот вечер. Боюсь, утром ты будешь себя плохо чувствовать. Кстати, Мина передала тебе лекарство, которое должно снять последствие ее снадобий. Хорошо, что я о нем вспомнил! Мина не простила бы мне моей забывчивости. Ты его примешь?
– Приму. Хотя, по правде говоря, мне уже надоело пичкать себя лекарствами.
Колин торопливо встал с постели, боясь, что соблазнительное тело Анабеллы заставит его передумать, и взял со стола порошок.
Высыпав его в чашку с водой, он подал чашку девушке и, подождав, пока она выпьет лекарство, спросил:
– Может, ты хочешь мне еще что-нибудь рассказать прежде, чем я начну поиски твоего отца?
Колин решил дать ей последний шанс самой открыть ему всю правду.
Поначалу ему показалось, что она вот-вот решится. Но, помедлив, Анабелла ответила, глядя в чашку:
– Нет.
Они помолчали.
Она вытерла губы тыльной стороной ладони и пожаловалась:
– Какой противный вкус у этого лекарства!
У Колина стало тяжело на сердце.
– Это не страшно. Главное, чтобы оно пошло тебе на пользу, – торопливо произнес он.
Вскоре голова ее опустилась на подушку, а веки сомкнулись. Порошок Мины подействовал очень быстро.
Выждав еще несколько минут, Колин надел брюки и рубаху и подошел к бюро. Ключ от шкатулки отыскался легко, он был вложен в книгу стихов, лежавшую на бюро, – подобно большинству людей Анабелла не отличалась фантазией в выборе тайников.
Он оглянулся – Анабелла спала, тихо посапывая – и открыл шкатулку. Внутри лежали обычные женские безделушки: засушенные цветы, тонкая серебряная цепочка, несколько маленьких колечек, брошь в виде лебедя и еще свернутый в трубку листок бумаги со сломанной сургучной печатью, перевязанный помятой ленточкой.
Колин осторожно развязал ленточку и развернул листок, исписанный угловатым почерком. На нем было какое-то странное стихотворение с подписью «Серебряный лебедь».
Он быстро еще раз перечитал текст – это явно было шифрованное послание. Судя по пожелтевшей бумаге, написано оно было довольно давно – возможно, в те времена, когда Уолчестер занимался шпионажем среди сторонников Кромвеля в пользу роялистов.
Сердце Колина болезненно сжалось. Анабелла все-таки солгала ему, заявив, что не знает, откуда взялось ее театральное прозвище «Серебряный Лебедь». Опасения Уолчестера подтвердились. Анабелле было известно о политической деятельности Уолчестера, но она об этом даже не обмолвилась.
Как он, опытный в таких делах человек, позволил себя одурачить жалобными сказками?
– Лживая актриска, – прошептал он, повернувшись к постели. Ее невинное личико, удивительно длинные и густые ресницы, небрежно ниспадающие на плечи локоны еще более разъярили его. Неужели эта очаровательная кукла могла лишить его разума?
Была ли в ее рассказе о злом отчиме и поисках настоящего отца хоть капля правды? С другой стороны, Анабелла хранила перстень с гербом Уолчестера и по возрасту вполне могла быть его дочерью.
У Колина голова шла кругом от бесконечных вопросов, на которые он не мог найти ответа. Только одно не вызывало сомнения – кто-то немилосердно истязал ее.
Он еще раз перечитал стихотворение и без особого труда запомнил текст. Ему неоднократно приходилось запечатлевать в памяти достаточное количество шифровок во времена, когда он выполнял особо секретные поручения короля. Затем аккуратно свернул листок и убрал его в шкатулку, не забыв положить ключ на прежнее место.
Колин оделся, взял с прикроватного столика перстень и бросил прощальный взгляд на Анабеллу, которая спала ангельским сном.
Сбегая по лестнице, он подумал, что Уолчестеру, как бы он ни сопротивлялся, придется ответить на все его вопросы.
Не пытаясь скрыть дурного расположения духа, Колин покосился на графа Уолчестера, остановившегося на пороге собственной гостиной. Граф, разбуженный среди ночи, не успел полностью застегнуть жилет и как следует заправить рубаху в помятые брюки.
– Время довольно позднее, – недовольно прорычал он, почесывая лысину. – Надеюсь, у вас есть достаточно весомый повод, чтобы вытаскивать старика из теплой постели?
– Повод есть. Скажите, вам знакома эта вещь? – Колин протянул хозяину дома перстень.
Уолчестер вздрогнул и раздраженно спросил:
– Откуда вы это взяли?
– Это ваш перстень?
– Понятное дело, мой. Неужто вы не разглядели герба? Так откуда он у вас?
Колин пристально посмотрел на графа и тихо ответил:
– От одной актрисы. Ее зовут Анабелла Мейнард.
Колин особенно не задумывался, как отнесется граф к его словам, но такого он никак не мог предположить: Уолчестер, изумленно выпучив глаза, буквально рухнул в близстоящее кресло.
– Где она его раздобыла? – с трудом выговорил он. – Ну же, молодой человек, отвечайте.
– Его дала ей мать, сказав, что этот перстень принадлежит ее родному отцу.
На Уолчестера было страшно смотреть – он весь сморщился и, смертельно побледнев, едва ворочая языком, прошептал:
– Откуда… откуда родом эта актриса? Вы… надеюсь, выяснили?
– Нет, знаю только, что откуда-то из Нортгемптоншира.
– Норвуд, – выдохнул граф. – Это невозможно. Не могу в это поверить.
– Что невозможно? – безмятежно поинтересовался Колин. – Вы не верите, что она ваша дочь?
Уолчестер судорожно потер подбородок, не сводя глаз с перстня.
– Я не знаю, – он беспомощно посмотрел на Хэмпдена. – Чума всех разрази! Я не знаю.
Колин с горечью подумал, насколько права была Анабелла, остерегаясь мужчин, которые, не задумываясь, рассеивают свое потомство по всему свету.
– Так все-таки может она оказаться вашей дочерью? – продолжал настаивать Колин. – Есть ли хоть малейший шанс?
– Шанс есть всегда. Господи, Хэмпден, неужто вы не понимаете, что мужчина срывает цветы удовольствия повсюду, где их находит?
– Итак, она может быть вашей дочерью от связи… с молочницей… с кухаркой… или с женой норвудского трактирщика, поскольку вы сами упомянули Норвуд.
Резкие слова Хэмпдена заставили Уолчестера задуматься. Граф закрыл морщинистое лицо ладонями и, помолчав, гневно прорычал:
– Это невозможно. Если она действительно из Норвуда и по праву владеет моим перстнем, ее матерью может быть только одна женщина, а она не молочница и не кухарка.
– Кто же она? Вы просили меня разузнать все об Анабелле, но не удосужились сообщить мне хоть что-то о себе. Так кто же ее мать?
Даже слабый свет свечи позволил Колину увидеть, какой мукой исказилось лицо Уолчестера.
– ЕСЛИ эта дрянная девчонка на самом деле моя дочь, то ее матерью может быть только Феба Харлоу, дочь сэра Лайонела Харлоу.
Колин изумленно уставился на графа. «СЭР Лайонел Харлоу? Теперь понятно, почему Анабелле так удавались роли знатных дам – она сама была ЛЕДИ«, – мгновенно пронеслось в голове у Колина, и его охватила ярость.
– Значит, вы соблазнили дворянку и бросили ее с вашим ребенком? Как можно было совершить такую низость?
Почувствовав негодование в голосе юного маркиза, Уолчестер рассердился:
– Клянусь, я ничего не знал о ребенке. Позже я слышал, что ее удачно выдали замуж за богатого сквайра по фамилии Тейлор. Могли бы и сообразить, что даже если бы я вернулся за ней, – вспомните, тогда шла гражданская война, – то ничего бы не изменилось. Она вышла замуж.
– Да. С вашим ребенком в чреве.
Уолчестер вскочил и, злобно сверкая глазами, уставился на Колина.
– Какое право вы имеете так говорить? Вы сами, несомненно, наплодили кучу ублюдков по всей стране. У меня же только одна дочь… хотя и это еще надо доказать!
Колину безумно хотелось врезать кулаком по выпирающей челюсти графа. Но, несколько раз глубоко вздохнув, он нашел в себе силы более или менее спокойно возразить:
– Насколько мне известно, у меня нет детей. А если бы такое случилось, я непременно нашел бы способ их обеспечить.
Уолчестер, не моргнув глазом, парировал:
– Моя дочь – если она, конечно, моя дочь – выросла в доме богатого сквайра. Разве это не обеспечение?
– Этот богатый сквайр регулярно избивал ее. Я сам видел рубцы от розог на ее спине.
Граф, помрачнев, отошел к окну и вперил взор в холодную черную ночь. Не поворачиваясь к Колину, он сдавленным голосом произнес:
– Хэмпден, вы дерзкий, самонадеянный молокосос.
– Вы знали это, когда просили меня о помощи.
Рука графа непроизвольно сжалась в кулак, и он почти беззвучно прошептал:
– Что с ее матерью?
– И она и сквайр умерли. Так, во всяком случае, сказала мне Анабелла.
Уолчестер резко повернулся к собеседнику.
– Феба умерла? Но ей же всего… лет сорок…
– Анабелла больше ничего не сказала, но я ей поверил. В театр, по ее словам, она пришла из-за безденежья.
Лицо Уолчестера посуровело.
– Да-да, в театр. Вы прекрасно выполнили мою просьбу. Единственное темное пятно, которое вам удалось отыскать в моем прошлом, – это дочь-шлюха. Благодарю вас за помощь.
Удивленный яростью, с которой граф произнес последние фразы, Колин, стараясь не вспылить, подошел к нему.
– Кажется, вы не слушали то, что я вам говорил. Вашу единственную дочь постоянно избивал человек, на которого вы ее бросили. И вы сочли нужным сказать лишь то, что я разыскал вам дочь-шлюху?
– Если девка вела себя там так же, как в Лондоне, то она, несомненно, заслуживала побоев. Говорят, что ее любовников невозможно перечесть. Неужели вы предлагаете мне радоваться такому приобретению?
Колин хотел было сказать, что Анабелла вовсе не такова, какой себя изображает, но единственное доказательство было получено им в постели, а это вряд ли пришлось бы по вкусу Уолчестеру.
– Ну и чего этой девке от меня надо? – ядовито поинтересовался граф. – Денег? Может, она задумала меня шантажировать?
– Она даже не подозревает о вашем существовании! – взорвался Колин. – Анабелла начала вас искать, просто чтобы узнать, что за человек ее отец.
Ехидный смех Уолчестера охладил пыл Колина.
– Хе-хе. Конечно, потому она и пользуется моим псевдонимом времен войны. Поверьте моему слову, тут без шантажа не обойдется.
Колин задумался. Действительно, зачем ей понадобился псевдоним? Почему она скрывает шифрованную записку? Если она действительно получила ее от матери, значит, та принимала участие в шпионской деятельности Уолчестера. Но тот даже не упомянул об этом.
– Не понимаю, как Анабелла может использовать для шантажа ваш псевдоним? – о записке он решил пока умолчать.
Уолчестер еле заметно напрягся, что не укрылось от опытного взгляда Колина.
– Откуда мне знать? Но иной причины я не могу придумать.
– Может, ее мать назвала его, а лучший способ обратить на себя ваше внимание – воспользоваться псевдонимом.
– Ее мать псевдонима не знала, – слишком быстро возразил Уолчестер.
Колину показалось, будто здесь что-то не так. Мать Анабеллы явно знала этот псевдоним. Может, она случайно нашла записку после бегства Уолчестера из Норвуда? Но какой уважающий себя шпион разбрасывает такие улики? Похоже, Уолчестеру есть что скрывать…
– Так… Чем мне теперь заняться? – спросил Колин, обдумывая собственный план действий.
– Не знаю. Там видно будет. Пока я прошу вас сохранять в тайне то, что вам удалось выяснить.
– В тайне от Анабеллы?
Уолчестер кивнул.
– А что намерены делать вы?
– Пожалуй, я сам взгляну на эту актрису.
– Она просила меня помочь разыскать вас. Что мне ей сказать?
– Вы настолько сблизились? – насторожился Уолчестер.
– Да. Вы же этого хотели, или я ошибся?
Граф, поглаживая лысину, подумал и забросал Колина новыми вопросами:
– Она упоминала при вас о Серебряном Лебеде? Нет ли у нее других причин носить эту брошь?
Слишком уж он беспокоился о том, что Анабелла использует его псевдоним… Даже известие о том, что у него есть дочь, не так его взволновало.
– Нет, при мне она не упоминала об этом ни разу, – ответил Колин. – Она говорит, что Серебряный Лебедь всего лишь прозвище.
– Врет! Постарайтесь выяснить, что ей известно.
Колин согласился, но подумал, что стоит выяснить и какую тайну скрывает сам граф. И отец, и дочь не любили раскрывать свои секреты. Ничего, он дознается иным способом.
– Сделаю все, что возможно, – заверил он, но предпочел не говорить, что намерен вести поиск за пределами Лондона.
Колин уже достаточно наслушался высказываний двуличного отца и его не менее лицемерной дочери. Ему следует прибегнуть к иному методу раскрытия их тайн – пришло время отправиться в Норвуд.