Северные рассказы

НА ПРЕДСКАЗАННОЙ ЗЕМЛЕ

На северной окраине Баренцева моря, между 79 и 82 градусами северной широты и от 42-го 66-го восточного меридиана, раскинулся в своей суровой арктической красе архипелаг Земли Франца-Иосифа.

Голые базальтовые скалы островов покрыты шапками вечных ледников. Каменистые береговые осыпи террасами опускаются к морю. Причудливы гряды айсбергов, плывущих в быстром течении проливов и стоящих на мели у берегов. Полная и величавая тишина высоких широт полярных стран…

Таков общий пейзаж этой холодной страны, свыше четырех месяцев в году погруженной в сумрачную тишину полярной ночи.

«Эта Земля какая-то сказочная, фантастическая, она почти так же далека от действительности, как картина. Ее странный ненатуральный лунный свет, правильная, как по лекалу очерченная форма совершенно не дают понятия о расстоянии, которое отделяет нас от этой Земли».

Так писал в дневнике штурман В. Альбанов во время своего трагического путешествия с дрейфующего в Полярном бассейне корабля «Св. Анна» к берегам Земли Франца-Иосифа.

И действительно.

При подходе к архипелагу можно сначала увидеть вырисовывающиеся на горизонте очертания шапок ледников, выступающих выпуклыми, матовыми линзами в морской дали. Эти очертания не дают зрительного впечатления «земли», к которому привык человеческий глаз. Ее контуры своим абрисом скорее напоминают облачную гряду, и издали кажется, что здесь не может быть никакой жизни, что здесь только царство льда, снега и камня.

Но это лишь первое впечатление. Земля Франца-Иосифа характерна природными контрастами, и не только в масштабе всего архипелага, но и в масштабе одного острова.

Здесь можно встретить совершенно различные природные условия. Понятно, что это различие ограничено все же пределами арктической природы вообще.

Приведенная выше запись Альбанова относилась к тому времени, когда группа измученных людей, совершавших тяжелейший в истории исследования путь на дрейфующих льдах Полярного бассейна, впервые увидела «обманчивые, сказочные» очертания земли. Уже через несколько дней, заканчивая переход по безжизненным равнинам лесника Земли Георга и спустившись: с ледника к береговым скалам, Альбанов писал в своем дневнике:

«Вместо льда — под ногами эта чернота, в тонах которой мы еще не могли разобраться. Поминутно мы спотыкались о камни, попадали в ямы, вязли в грязи и пушистом мху.

Вместо тишины ледяных полей, изредка нарушаемой криками чайки, непрерывный шум, который положительно оглушал. Прислушиваясь, мы поняли, что это шумят бесчисленные птицы.

Это гимн жизни?.. Отдельные голоса совершенно сливались в могучие звуки, и трудно поверить, что так могли кричать птицы.

Они сидели на бесчисленных лужах и озерках огромными стаями, тучи их перелетали с места на место и терялись где-то в камнях»…

Весной и летом прибрежные террасы и скалы так и выглядят. Они служат гнездовьем пернатых, прилетающих сюда на кладку яиц и высидку птенцов. Еще стоят трескучие морозы, и солнце еще только поднялось из-за горизонта после полярной ночи, но уже прилетают первые вестники Большой Земли — хлопотливые люрики.

Трудно представить себе, что их гонит в этакую рань, когда морозы доходят до 30–35 градусов, а косые лучи низкого солнца почти не согревают земной поверхности. Веселое щебетание на камнях и плеск этих неугомонных птичек на полыньях, образованных подвижкой айсбергов, как-то странно сочетаются с суровыми погодами марта.

Вслед за люриками прилетают кайры, и начинается постепенный слет остальных пернатых, которых здесь; можно насчитать до трех десятков разновидностей.

Скалы оживают как по волшебству. С конца мая в воздухе стоит неумолчный гомон птичьих базаров, а в светлую солнечную ночь, когда воздух как-то особенно прозрачен и чист, со скал временами доносится разноголосый гогот, очень напоминающий взрывы хохота. «Птичий базар» — удивительно меткое название.

На береговых террасах, уступами спускающихся к морю, между обломками базальта, где имеются выходы осадочных пород и образовано подобие почвы, в короткое лето можно встретить и кое-какую растительность. Местами виднеются целые полянки, покрытые желтым полярным маком, имеющим чуть уловимый, слабый, но нежный аромат. А тут же рядом с этим оттаявшим уголком, буквально в нескольких метрах от него, распространяя холодное дыхание, лежит пластами вечный лед.

Удивительная жизненная сила растений Приспособилась веками к этим условиям.

Но, чтобы составить себе верное впечатление обо всех контрастных особенностях этой страны, необходимо видеть ее также и в другие времена года.

Короткое лето заканчивается в августе. Начинают пустеть скалы. Резче и печальнее становится крик чаек.

В тихую погоду бухты подергиваются первым ледяным «салом». Солнце все ниже и ниже. Его лучи все реже оживляют красочными бликами верхушки ледяных куполов, береговые террасы начинают белеть от уже нетающего свежего снега. К сентябрю эта седина распространится всюду, и только отдельные глыбы базальта будут мрачно чернеть здесь и там. Природа замирает на долгую, четырехмесячную полярную ночь.

В зимнее пуржливое время, когда над заледенелой землей несется ураганный бешеный ветер, когда природа совершенно безжизненна и в вой ветра вплетаются только скрип ледяного припая да треск раскалывающихся от мороза айсбергов, застывших на зиму в своем долгом пути, — тогда на этой земле мрачно и неуютно, не хочется выходить из дома, что так одиноко приютился у склона плато острова Гукера на самом берегу бухты Тихой. В такую погоду только вечный странник — белый медведь, как легендарный Агасфер, бродит по льдам, выискивая пищу.

Но вот окончилась пурга. Стихающий ветер унес обрывки облаков. Засияло бесчисленными звездами бездонное полярное небо, заиграли цветные сполохи полярного сияния, и над куполами ледников величаво поднялась огромная и особенно светлая в этих краях Луна.

Картина изменилась опять. Теперь это какая-то холодная, застывшая в абсолютной, почти ощутимой тишине панорама ледяного пейзажа На ледниках искрятся отблески небесных планет.

В лунном холодном свете все предметы как-то сдвигаются, а расстояние скрадывается. Воздух так прозрачен и чист, что далеко в море видны айсберги и купола соседних островов.

Седые от мороза скалы скованы льдом. С их уступов свисают причудливые очертания снежных надувов. В абсолютной тишине слышно, как где-то скатывается с гор снежный надув. Ухо так ясно и четко улавливает каждый звук, что кажется, будто слышно, как скатывается самый маленький, последний снежный комочек.

Слышно, как с шелестом на лету замерзает пар, выводящий при дыхании; его частицы издают этот звук, моментально превращаясь в кристаллики льда.

Но вот приближается конец полярной ночи. Все шире и шире на юге в полдень делается светлая полоска на небосклоне.

Сначала она голубеет на фоне иссиня-черного неба, затем начинает серебриться. Проходит несколько дней, и вот ее отблеск уже задел купола ледников и они матово засветились уже более теплым светом, а под серебряной полоской начала появляться чуть теплеющая розовым отблеском, едва заметная каемка. Показалась на несколько минут и исчезла. И снова ледники застыли в мертвом свете луны.

Несколько дней пробушевала пурга. Опять в бешеной пляске неслись сплошные потоки мельчайших снежных кристаллов, а на земле и замерзшем, море нарастали сугробы твердого снега.

Эти несколько дней пурги в первую же ясную погоду изменили всю картину. В полдень вся южная, часть неба горит чудесным розовым светом, а еще ниже, у самой поверхности моря, на черте горизонта появилась ослепительная долгожданная желтеющая полоса, под которой можно угадать солнце. Оно еще низко за горизонтом,» и пройдет несколько недель, пока его лучи заиграют золотыми отблесками на вечных льдах куполов острова, а все окружающее погрузится в бесчисленное многообразие красок солнечного восхода.

Особенно красива в это время Земля Франца-Иосифа.

В это время года нет грубых, ярких тонов. Преобладают акварельные полутона и мягкие переходы.

Купола с солнечной стороны светятся бледно-розовыми красками. Теневые стороны окрашены в бледно-фиолетовый цвет. Морщины и впадины их имеют глубокий оттенок берлинской лазури, а ниже видны желтеющие очертания оголенных скал и идеально белая поверхность снега с алмазными бесчисленными искрами отдельных кристаллов.

В воздухе переливаются всеми цветами радуги ледяные морозные иглы. И от этого кажется, что и весь воздух пронизан солнечными лучами.

Скоро солнце уже не будет опускаться за горизонт, и тогда его ослепительно яркие лучи в течение четырех месяцев будут непрерывно освещать оживающую на короткое время флору и фауну этой пустынной, но разнообразной в своих контрастах страны.

Взломается закованное в лед море, поплывут в своем бесконечном пути красавцы арктических морей — величавые айсберги, гага сядет на яйца в своем гнезде, выложенном среди обломков камней и устланном тончайшим пухом.

Снова оживут птичьи базары, и их гул будет смешиваться с грохотом обламывающихся языков глетчеров. Начнется летний «отел» айсбергов. Снова вернется кипучая жизнь природы, праздник солнечного света и полярного дня.

История открытия этой чудесной земли весьма оригинальна.

Мы ее назвали «Предсказанная земля» не случайно.

Настойчивый русский народ всегда стремился к открытию завесы тайн природы. Арктические страны привлекали умы русских ученых и исследователей. В 1865 году в «Морском сборнике» была напечатана статья русского военного моряка Н. Г. Шиллинга «Соображения о новом пути для открытий в Северном Полярном океане», в которой он впервые высказал предположение, что между Шпицбергеном и Новой Землей находится земля, задерживающая льды.

В 1870 году русский ученый А. И. Воейков и знаток севера М. К. Сидоров подняли в Русском географическом обществе вопрос о необходимости организации экспедиции в русские северные моря.

Выдающемуся геологу и революционеру П. А. Кропоткину было поручено Обществом составить докладную записку и разработать цели, задачи и программу работ такой экспедиции.

Кропоткин, занимавшийся анализом дрейфа льдов и изучением полярных земель, между прочим, приводил в своем докладе слова Шиллинга:

«Только вряд ли одна группа островов Шпицбергена была бы в состоянии удержать огромные массы льда, занимающие пространство в несколько тысяч квадратных миль, в постоянно одинаковом положении между Шпицбергеном и Новой Землей. Не предоставляет ли нам это обстоятельство, равно как и относительно легкое достижение северной части Шпицбергена, право думать, что между этим островом и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой».

Как убедились позже, не только наличие земли, но и ее положение было предсказано русским ученым с поразительной точностью. Однако царское правительство не было заинтересовано в экспедиции. В 1872 году а Австро-Венгрии снарядили на частные средства экспедицию с теми же целями и задачами.

13 июня 1872 года Австро-венгерская экспедиция на судне «Тегетгоф», возглавляемая офицерами австрийского флота К. Вейпрехтом и Ю. Пайером, вышла из Бремерскафена в свой арктический поход. Более чем через год, 30 августа 1873 года, когда «Тегетгоф» дрейфовал на северо-запад, затертый льдами у северной части Новой Земли, его дрейфом вынесло к еще не известной земле, названной Вейпрехтом и Пайером в честь австрийского императора «Земля Франца-Иосифа».

Так совершенно случайно была открыта земля, предсказанная русскими учеными. Вслед за этим более 35 русских и иностранных экспедиций и судов посетило архипелаг Земли Франца-Иосифа. Большинство экспедиций были случайными и ставили самые различные задачи. Только после Великой Октябрьской революции Советская страна приступила к всестороннему и тщательному изучению архипелага. Согласно постановлению Совнаркома СССР от 15 апреля 1926 года о границах Советского Союза на Крайнем Севере Земля Франца-Иосифа стала советской территорией. В 1929 году на острове Гукера, одном из южных островов архипелага, была организована советская колония и построена полярная станция. В 1932 году на самом северном острове архипелага — острове Рудольфа, между мысом Столбовым и мысом Аук, в бухте Теплитц-Бей была тоже открыта полярная станция. Отсюда же, с вершины ледника, в 1937 году стартовали на полюс советские самолеты с героической папанинской четверкой: автор этих строк также вложил свой скромный труд в дело изучения этой красивейшей полярной страны и прозимовал с перерывами среди ее ледяных просторов пять долгих лет, с 1935 по 1940 год.

И нужно сказать, что в этом мире льда и камня, в этом богатстве красок и контрастов, в трудовых буднях полярного исследователя скучать не приходилось, а если и наступали тоскливые минуты во время долгой полярной ночи и бушующей пурги, то голос Москвы, передаваемый радиостанцией, вселял в нас новую бодрость и призывал на дальнейшие трудовые подвиги в общем темпе социалистической стройки. «Предсказанная земля» жила одной общей жизнью со своей Родиной.

Но самые далекие арктические окраины теперь близки и доступны. 3 января 1958 года наш самолет, пилотируемый известным полярным летчиком Героем Советского Союза М. П. Ступишиным, вылетел с ленинградского аэродрома, и уже 4 января мы подходили к острову Хейса, расположенному среди многочисленной группы островов Земли Франца-Иосифа.

Одна ночевка на острове Диксона, даже не ночевка, а короткий пятичасовой отдых, и наш ЛИ-2 делает бросок через Карское и северную часть Баренцева моря. По пути только одно сумеречное в лунном свете очертание призрачной земли — мыса Желания, затем снова испещренная трещинами и разводьями поверхность морского льда.

С острова Диксон мы вылетели с расчетом подхода к Земле Франца-Иосифа в момент верхней кульминации Луны. Это дань требованиям безопасности полетов в архипелаге с высокими островами и шапками ледников.

Сразу после мыса Желания мы почувствовали, что летим в полярную ночь. Несмотря на полуденное время, даже проблеска зари не видно на горизонте. Когда смотришь в заиндевелое окно самолета, видна только белесая дымка облаков и как бы сопутствующий нам диск полной Луны. Она здесь кажется большой и яркой. В это время года у нее нет соперниц и ее холодный свет царит безраздельно над застывшей в полярной ночи Арктикой.

Давление в ушах послужило сигналом, что мы спускаемся — значит, подходим к цели полета. Известное каждому путнику любопытство к новым местам заставляет нас приникнуть к окнам.

Пока ничего не видно, кроме поблескивающей в свете Луны кромки крыла и мутнеющей дали. Но вдруг из-под кромки, как по волшебству, выплывает подковообразное ожерелье огней. Кажется, что кто-то бросил светящиеся бусы и они легли этим неожиданным узором.

Под нами остров Хейса и огни новой геофизической, обсерватории, построенной Советской страной для выполнения программы работ Международного геофизического года.

Самолет делает несколько кругов, снижаясь над островом, и вот впереди показалась цепочка посадочных огней. Мастерски исполненная посадка, несколько разворотов, и мы выскакиваем в толпу закутанных, заиндевелых и запорошенных снегом фигур.

Вчера в Ленинграде было ноль градусов, здесь сейчас минус 38 и ветер 7 метров в секунду. Уже отвыкшие от холода, мы сразу ощущаем его. Одежда еще только вчера слишком теплая и неуклюжая сейчас вся пронизана стужей. Это ощущение слишком знакомо и нас не волнует. Организм быстро приспособится к изменению условий.

К самолету, лязгая гусеницами, подходит трактор, таща за собой железную волокушу. Быстро выгружаемся. В основном это почта, посылки и то, что необходимо для выполнения работ.

История возникновения этого научного городка весьма коротка. В соответствии с международными обязательствами по Геофизическому году Советский Союз должен был организовать в архипелаге Земли Франца-Иосифа полный комплекс геофизических исследований. «Рельеф местности», окружающей существующую с 1929 года полярную станцию, расположенную на острове Гукера, исключал возможности строительства многочисленных павильонов, жилых зданий и других сооружений. После тщательного обследования с выездами организаторов работ и строителей на место было решено построить заново геофизическую обсерваторию на другом острове. Этим островом был выбран находящийся в Австрийском канале низменный, сложенный в основном из осадочных пород остров Хейса. Наличие незамерзающего до дна пресного озера и окружающая его ровная поверхность песчано-галечного и шиферного грунта и была выбрана строительной площадкой.

Трактор подходит к поселку, и все мое внимание обращается к тем постройкам, огни которых мы видели сверху.

В июле здесь высадилась первая группа энтузиастов, которая приняла на себя всю тяжесть постройки большого геофизического объекта, разборку грузов и научной аппаратуры. Эти энтузиасты в основном молодые специалисты, только что окончившие высшие учебные заведения. Многие из них комсомольцы.

Арктика в большинстве случаев встречает людей неприветливо. К ее суровости и своеобразию нужно привыкнуть. сжиться с ней и полюбить ее. Короткие полярное лето здесь пасмурно, и редкий день не бывает мокрого снега или не висит холодными хлопьями туман. В такие дни печален и уныл лишенный растительности ландшафт островов. Изредка пролетит только чайка в своем беззвучном полете, скроется в тумане и издали раздастся ее печальный крик.

Но в день прибытия парохода окрестности острова Хейса ожили. Загрохотали лебедки, застучали движки катеров, буксирующих тяжело нагруженные кунгасы, слышатся говор и смех. На берегу выросли штабели оборудования, строительных материалов, снаряжения и разнообразной техники. Сложна рейдовая выгрузка на отдаленных островах. Часто гонимый течениями и ветрами дрейфующий лед заставлял корабль сниматься с якоря и менять место стоянки. На это время замирали у временных причалов катера, а научные сотрудники, исполняющие сейчас работу грузчиков, отдыхали, привалившись к ящикам, или сушили свою одежду у костров. Но вот пароход дает гудки, вызывая катер, и снова все включаются в круглосуточный темп разгрузочного аврала. Одновременно с выгрузкой, не теряя ни одного дня, начали постройку будущей геофизической обсерватории.

План строительства составлен еще в Ленинграде, сейчас тракторы на волокушах развозят строительные материалы на площадки, где уже рокочет бульдозер, расчищая место для домов, павильонов, складов и других многочисленных объектов. У самого берега озерка, образованного талыми водами ледникового купола возвышенной части острова, вырос палаточный городок. Из соединенных вместе двух палаток уже доносится аппетитный запах готовящегося обеда. Здесь будет временная столовая. Через два месяца второй пароход доставил еще группу сотрудников и остальные грузы. К этому времени берег острова уже было не узнать. Коллектив строителей треста «Арктикстрой» и его Тиксинской конторы поработал на славу. Берег озерка опоясался домами и всевозможными научными и хозяйственными сооружениями.

Как в сказке, вырос целый научный городок.

Тепло, светло и уютно в красном уголке, расположенном на 81 градусе северной широты. После посещения красного уголка заходим в жилые комнаты. Всюду отличные бытовые условия, много света и тепла.

Правда, от характера живущих зависит уют и чистота. но это частности, не имеющие влияния на общий тон зимовки. Вот в комнате «космиков» в углу за кроватью стоят лыжи. На них еще не высохли вчерашние следы снега; рядом с кроватью этажерка с книгами. Бросаю беглый взгляд на корешки и с глубоким удовлетворением отмечаю подавляющее количество учебной и научной литературы. Собрание сочинений В. И. Ленина, три томика высшей математики Смирнова блестят золочеными надписями корешков. Рядом с ними «Философский словарь» и далее новейшие труды по физике космической частицы, ионосфере и земному магнетизму. На этажерке примостилась и шахматная доска. Отсутствие на ней малейших следов пыли говорит о том, что она достаточно часто бывает в употреблении.

Обходу домов и объектов нам помешала вдруг налетевшая пурга. Мы с трудом добрались до дома, где нам была отведена уютная и теплая комната.

Не скоро в этот вечер нам удалось лечь спать. Зимовщикам хотелось слышать новости с Большой Земли и побеседовать со «свежими» людьми.

Утром бушевала пурга, временами стихала и после коротких перерывов вновь начинала свой бешеный посвист. После завтрака в светлой и шумной кают-компании мы отправились в геофизический павильон. Это большой, сложенный из брусков дом, вмещающий несколько лабораторий с новейшим научным оборудованием.

Здесь же живет научный состав, работающий в лабораториях.

Начальник станции на острове Хейса К. К. Федченко прежде всего провел нас в помещение, где расположилась его краса и гордость — космическая аппаратура. В трех просторных комнатах, на бетонных фундаментах установлены приборы, регистрирующие прилет вестников космического пространства.

На пультах кубического телескопа то и дело вспыхивают рубиновые огоньки, сухо щелкает реле автоматической камеры. Здесь непрерывно на киноленту фиксируются космические частицы, достигающие поверхности земли в единицу времени. На дверях соседней комнаты предостерегающая надпись: «Вход воспрещен. Включен нейтронный монитор!» Надпись невольно настораживает, и кажется, что за этой дверью должно быть что-нибудь таинственное и опасное. Несколько разочарованно видим аккуратно сложенные серые ящики, покоящиеся на бетонированной площадке.

Их будничный вид совершенно не соответствует тем процессам, которые непрерывно протекают под ними, под толщей свинцовых пластин, где расположено сердце и нервы прибора. В лаборатории работает четыре сотрудника, неся круглосуточную вахту у своих пультов. Это молодые специалисты, только вчера оставившие студенческие аудитории Москвы и Ленинграда.

В сейсмической лаборатории тихо и сумеречно. Ее руководитель молодой инженер С. Федоров кропотливо и нежно что-то делает у высокого цементного цоколя, на котором поблескивают стеклом и никелем сейсмические приемники. Через некоторое время он нам рассказывает увлекательные новости последних дней в сейсмическом мире. Землетрясение в Центральной Африке силой шесть баллов, вот координаты… Сейсмические явления на юге Европы. И, наконец: «Вы понимаете, товарищи! Сегодня мы зарегистрировали толчки в районе полюса на хребте Ломоносова». Это сообщение меня о заинтересовало. На память пришли воспоминания недалекого прошлого…

24 ноября 1954 года дежурный по лагерю дрейфующей станции «Северный полюс-3» А. Бабенко записал:

«В начале суток наблюдалась пасмурная погода, облачность 10 баллов, поземок, ветерок 4 м/сек. давление 755,7.

Тенденция — падение 4.4.

В дальнейшем наблюдалось изменение направления ветра с переходом на западный 3 м/сек и восточно-юго- восточный той же скорости.

Температура в начале суток 19,4°, к концу суток понижение до 24,2°, падение давления до 21 часа неравномерное. С 21 часа — рост, с 19–00 до 20–00 в лагере слышно было два значительных толчка. В 20 часов 15 минут последовал третий, гораздо сильней предыдущих.

С начальником станции и радистом Курко льдина была осмотрена. Изменений в ледовой обстановке не наблюдалось, но с западной стороны было незначительное торошение льда.

В 12–15 в лагере раздался сильный треск, напоминающий раскат грома, после чего немедленно послышался резкий запах сероводорода. Льдина на которой расположен лагерь, треснула в направлении 150°. В результате лагерь разделился на две части. На большей части льдины остались геофизики, домик метеорологов, аэрологические грузы, запасы горючего газа, продовольствия…»

В этих скупых строчках трудно даже почувствовать тот трагизм положения, в котором мы оказались на льдине в разгар полярной ночи и зимы, но спаянность и дружба нашего коллектива помогли нам в эти тяжелые и тревожные дни. Характер толчков и необычный по обстановке разлом поля, а в особенности резкий запах сероводорода, распространяемый образовавшимся разводьем, сразу натолкнул нас на мысль, что налицо не просто обычная подвижка льда, а подвижка, связанная с сейсмическими явлениями в глубине океана. Нужно заметить, что в это время наша льдина находилась как раз над вершинами подводного хребта.

И вот теперь, спустя четыре года, С. Федоров, анализируя записи своей сейсмической установки, наносит на карту эпицентры явлений, характеризующих геологическую жизнь дна Северного Ледовитого океана. Мысленно сожалею, что в 1954 году еще не была построена эта прекрасно оснащенная геофизическая обсерватория.

Знакомимся с работой по изучению земных токов, но здесь аппаратуру посмотреть не удалось. Она установлена в темной комнате, вход в которую разрешен только во время смены лент на фотосамописцах.

В лаборатории, где регистрируются северные сияния, бесшумно и осторожно «колдует» молодой ученый, кандидат наук Нонна Горохова. Автоматическая камера непрерывно регистрирует на фотопленке весь купол неба. На пульте управления камерой непрерывно вспыхивают и гаснут красные сигнальные огоньки. Камера работает безупречно, но Горохову это не удовлетворяет, ей необходимо проверить, в каком состоянии находится приемная часть камеры. Нонна одевается в меховую шубу, нахлобучивает на светлые кудри видавшую полярные виды меховую шапку и по узенькой, крутой лестнице поднимается на чердак дома, а оттуда на площадку, где установлена аппаратура Мой фотоаппарат следует за ней и снимает два кадра. На площадке холодно и неуютно. Горохова продолжает возиться со своими приборами, я спускаюсь вниз, где ждут меня мои товарищи по работе и полету на остров Хейса: сотрудники Арктического института, энтузиаст своего дела, чрезвычайно чуткой души человек А. Ф. Журавлев и старый полярник, не меньший энтузиаст своего дела С. И. Соколов.

Последний, являясь одним из наиболее опытных аэрологов, прилетел сюда для оказания помощи в организации работы аэрологической группы, выполняющей программы Международного геофизического года. Рядом с кабинетом полярных сияний в этом же доме расположились лаборатории аэрологической группы, куда мы и зашли. Здесь в двух комнатах установлено оборудование для подготовки к выпуску, приема сигналов и обработки радиозондов, Разведчики атмосферы выпускаются почти в любую погоду, хотя это и связано с большими физическими трудностями, недаром аэрологов на полярных зимовках называют «ветродуями». Выпуск радиозонда в ветер и пургу — тяжелый труд, требующий настойчивости, физической выносливости, упорства, а Иногда и отваги.

Мы вышли из дома в сумраке полярной ночи, в струях поземки увидели несколько человек около рвущегося по ветру и почти ложащегося на поверхность снега резинового шара. Один, изогнувшись и упираясь ногой в неровности площадки, старается сдержать рывки наполненной водородом оболочки. Двое других, освещая электрическим фонариком привязанный к шару прибор, снимали его показания. Нам было отчетливо видно, как покрывались снежной пылью озябшие пальцы наблюдателя, записывающего данные в журнал. Несмотря на сильный ветер, выпуск радиозонда прошел удачно. Удаляясь от дома аэрологов, мы сквозь шум ветра улавливали характерные сигналы разведчика атмосферы, доносящиеся к нам из репродуктора, установленного в аэрологическом кабинете.

Путь до следующего объекта мы прошли борясь со все усиливающимся ветром. Начиналась пурга. Непрерывный поток воздуха мешал идти, снежная пыль залепляла лицо, била шуршащим потоком по одежде, забиралась во все ее щелки Последние шаги до мерцающей в снежной пелене над входом в очередную лабораторию электрической лампочки мы делали с большим усилием.

Лаборатория метеорологических ракетных исследований занимает ряд помещений, где производится подготовка к выпускам ракет, прием от них данных и обработка результатов наблюдений. Здесь трудится дружный и слаженный коллектив молодых ученых. Невзирая на климатические условия и трудности полярной ночи, исследователи неуклонно выполняют программу Международного геофизического года.

Когда глаз привык к окружающему, когда мы снова увидели ожерелье огней поселка, услышали доносящиеся издали говор и смех, то почувствовали, что здесь нет ночи, а только полярная зимняя темнота в природе, которая озаряется светом научного труда, жизни и быта советских людей — патриотов своей Родины, отважных исследователей Арктики.

Невольно приходит на ум история изучения Земли Франца-Иосифа.

Было много героики, трагических дерзаний и научных подвигов, но как выросла и возмужала наука и мощная советская техника, сумевшая в один сезон создать первоклассную научную станцию, оснащенную самой современной аппаратурой для всесторонних геофизических исследований. Как возмужала и выросла наша авиация, производящая полеты полярной ночью в столь отдаленные от материка районы и выполняя их буднично, строго по расписанию. Вспоминается первый в истории перелет от Москвы к Земле Франца-Иосифа. Это было в 1936 году. Зимуя в бухте Тихой, которая расположена всего в 180 километрах от острова Хейса, мы получили извещение, что к нам летят два самолета. Это было неожиданно и радостно. Самолеты в Арктике в то время были редкими гостями, а на Землю Франца-Иосифа вообще еще не прилетали. Мы старательно и долго готовились к. приему желанных гостей.

С тревогой и нетерпением мы следили за этим героическим перелетом. Все его этапы отмечали на карте и жили одной жизнью с отважными летчиками. Москва Вологда — Холмогоры — Архангельск — Нарьян-Мар — Амдерма и, наконец, мыс Желания.

С этой северной оконечности Новой Земли только один перелет отделял наших воздушных друзей от бухты Тихой. На мысу Желания бушевали штормы, и мы слышали по радио, как летчики боролись за сохранение в целости своих машин. А ведь это были легкие самолеты Р-5, одномоторные бипланы, рассчитанные на полеты в средних широтах.

Долгожданный день наступил неожиданно и для нас просто. За скалой Рубини-Рок показались две черточки: одна повыше, другая совсем низко.

Скоро мы горячо обнимали прилетевших гостей. Водопьянов, Махоткин, Аккуратов, Иванов, механики Ивашина и Бассейн были героями этого беспримерного перелета.

Нужно было иметь много отваги, мастерства и веры в успех для совершения более чем двухтысячекилометрового броска от Москвы до самой отдаленной полярной станции. Все, кто в то время зимовал в бухте Тихой, до сих пор сохранили самые дружеские и теплые чувства к участникам перелета Москва — Земля Франца-Иосифа. Но вот прошли годы. На смену старой авиационной технике пришла новая, на смену старым полярникам пришли молодые люди, оснащенные современными знаниями и методами исследований. Осталась только та же природа Арктики в своей величавой и холодной красоте. Остались те же контрасты земли, предсказанной русским ученым и случайно открытой австрийской экспедицией и с настойчивой планомерностью изучаемой советскими людьми.

Дни, проведенные нами на острове Хейса, были заполнены впечатлениями и трудовыми буднями замечательного коллектива советских людей.