Сезон дождей и розовая ванна

13

Постепенно в душе Гисукэ начала зарождаться ненависть к Гэнзо Дои. И причин тому было несколько.

Гисукэ никогда не был влюблён в О-Масу, но некоторый интерес к ней испытывал. Тогда в гостинице он по ней вдруг остро затосковал. Конечно, атмосфера на горячих источниках особая, но никакой тоски он бы не испытал, если бы О-Маса была ему совершенно безразлична.

Она никогда не пыталась его завлечь, но вела себя так, словно только и ждала, чтобы он поманил её пальцем. Во всяком случае, так ему казалось.

А тут ещё Гэнзо стал давать советы пригласить её на горячие источники. Уверял, что О-Маса с радостью примет его предложение. Разбередил душу, вот и нахлынула тоска в гостинице… А ведь если вдуматься, неспроста тогда Гэнзо заговорил об этой женщине — у него самого были на неё виды, и он решил прощупать хозяина. Убедившись, что тот не слишком-то полыхает, Гэнзо быстро перешёл к решительным действиям.

Конечно, ничего тут нет особенного, дело, как говорится, житейское, и скажи Гэнзо о своём интересе откровенно, Гисукэ не был бы на него в обиде. У него и мысли не возникло бы мешать их роману. Но было очень противно, что Гэнзо действовал тайком. Да ещё наблюдал, как О-Маса устраивает театр, изображая необыкновенный интерес к "господину директору". Она добилась-таки своего: Гисукэ клюнул и тем самым дал им повод повеселиться. Представляя, как они вдвоём над ним хихикают, Гисукэ впадал в настоящую ярость. Гнусный, мерзкий тип этот Гэнзо!

В этой ярости безусловно присутствовал элемент ревности. Очевидно, Гисукэ всё ещё испытывал нечто вроде влечения к О-Mace. В противном случае он сам посмеялся бы над новоиспечёнными влюблёнными: дурак Гэнзо, мол, втюрился в стареющую, бабу, а она выбирала, выбирала и заарканила этакого долдона. Но Гисукэ не мог отнестись к этому с юмором, в нём кипела злость. Как ведь Гэнзо его подбивал! И для чего спрашивается? Для того, чтобы самому влезть к ней в постель! Сойдись О-Маса с кем-нибудь другим, Гисукэ реагировал бы куда более спокойно. У него не было бы чувства, что его предали.

Все переживания, связанные с О-Масой, уживались в душе Гисукэ с любовью к Кацуко. Эти две женщины не имели касательства друг к другу. Кацуко была чем-то вроде принадлежащего ему сокровища, которое он обожал, а О-Маса, собственно говоря, была для него никто, но всё же… Конечно, без Кацуко ему при данных обстоятельствах стало бы и вовсе невмоготу.

Что касается Гэнзо, так он предал Гисукэ не только в этом. Его доходы — тоже предательство. Кабы не деньги, разве О-Маса обратила бы на него внимание! Одна физиономия чего стоит — тупая и лупоглазая, как у вола! А деньги любого урода делают красавцем. Ходил Гэнзо оборванец оборванцем, смотреть стыдно, а теперь разбогател, приоделся, важный такой стал. Между прочим, стоит мужику завести бабу, как он начинает следить за своей внешностью. Но конечно, если денег нет, то и за внешностью не последишь. Ловок Гэнзо, ничего не скажешь! Использует своё положение в газете; не просто ведь сотрудник на побегушках, а главный редактор. Его побаиваются, а он шантажирует предпринимателей, да знай себе снимает пенки.

Гисукэ был абсолютно уверен, что пенки принадлежат газете "Минчи", то бишь ему самому. Выходит, Гэнзо грабит своего шефа. Ни шиша бы он не заработал, не будь за его спиной газеты. Достаточно предъявить какому-нибудь тёмному деляге визитную карточку главного редактора "Минчи", как деньги начинают капать. Самая удобная форма взятки — реклама, за публикацию которой платят во много раз больше её тарифной стоимости. Без упомянутой визитной карточки с Гэнзо никто бы и разговаривать не стал. И Гэнзо усердствует вовсю, то есть вовсю грабит издательство. Доказательством тому служит то, что левые доходы самого Гисукэ значительно сократились. Куда бы он ни сунулся, везде одно и то же, не дураки же кругом, дважды платить не станут. Таким образом Гисукэ теряет доходы, а Гэнзо набивает свои карманы.

Гэнзо постепенно вытесняет шефа не только из сферы заработков, но и из самой газеты. Он уже стал чувствовать себя в "Минчи" полновластным хозяином. Исподволь, тайком набрал силу. Всё в его руках — и сбор материалов, и редактирование, и подготовка номера. Короче говоря, Гэнзо действует по своему усмотрению. Потому и знает, кого шантажировать, где будет больше выгоды. Появился четыре года назад разутый, раздетый, дурак дураком, ни черта не смыслил. Гисукэ обучил его всему, начиная с номеров шрифтов и кончая искусством составления заголовков, а теперь он персона, уважаемый в городе человек, вызывающий почтительный страх у известной категории деятелей. Фигура директора издательства поблекла, на передний план выступил главный редактор.

До чего ведь дошло: Гисукэ порой чуть ли не стеснялся вмешиваться в редактирование газеты. Стоило ему сделать какое-нибудь замечание, как Гэнзо, всем своим видом выражая недовольство, заявлял: "Положитесь на меня, я сам справлюсь. Вы не совсем в курсе дела, и ваше вмешательство только затрудняет работу".

Надо признать, что Гэнзо за эти годы вырос в настоящего профессионала, почувствовал себя уверенно, потому и стал так держаться. В какой-то мере Гисукэ сам виноват в том, что произошло. Из-за частых поездок в Намицу у него постоянно не хватало времени на газету, он махнул на всё рукой и передоверил её Гэнзо. Так оно и бывает: когда руководитель манкирует своими обязанностями, подчинённый постепенно начинает играть главную роль, приобретает опыт, утверждается в сознании собственной значительности. Чем дальше, тем директору труднее разбираться в делах, а уж если тут замешана женщина, ко всему прочему прибавляется чувство вины.

Возможно, лучшим выходом из создавшегося положения было бы увольнение Гэнзо. Будучи уволенным, он лишился бы не только левых денег, но и жалованья, то есть потерял бы абсолютно всё. Однако уволить Гэнзо оказалось не так-то просто. Как выяснилось, у этого тугодума была голова на плечах, и совсем неплохая. Короче говоря, Гэнзо готовил директору ещё один сюрприз.

В один прекрасный день молодой сотрудник редакции сказал Гисукэ:

— Господин директор, Дои-сан собирается уйти от нас и создать свою газету.

Скорее всего парень оповестил директора по наущению Гэнзо.

— В самом деле? — промямлил Гисукэ. В первый момент он даже не почувствовал возмущения, настолько силён был шок. Казалось, перед ним разверзлась земля.

— Ну, поручиться я не могу, но впечатление такое, что Дои-сан потихоньку к этому готовится.

— Это тебе сам Дои сказал?

— Не то что бы прямо… Он однажды пригласил меня в ресторан и, выпив, проговорился. Сказал, что лет ему не так уж мало, пожалуй, пора обрести независимость, основать свою газету.

— Вряд ли в этом есть смысл, — Гисукэ старался говорить по возможности спокойно. — В нашем городе всего триста тысяч жителей, и две газеты, освещающие городскую политику, это слишком много. Ведь даже у нашей газеты тираж не такой уж большой — всего десять тысяч, а появись ещё одна газета, она сразу же станет убыточной.

Гисукэ внутренне весь кипел. Небось Гэнзо уже переманивает у него сотрудников, и этого в том числе.

— Очевидно, закономерно, что газета какое-то время будет убыточной. К этому надо подготовиться, — молодой сотрудник, не отличавшийся способностями, вдруг заговорил как заправский делец.

— Ты хочешь сказать, что у Дои для этого достаточно денег? Видно, немалые у него были побочные доходы, раз накопил столько…

— Что вы, господин директор! Откуда у Дои-сан такие деньги? Наверное, нашёлся спонсор.

— Интересно, кто же этот денежный мешок?

— Не знаю…

Гисукэ чуть не заскрежетал зубами. Спонсор! Вполне правдоподобно. Гэнзо всё время имеет дело с влиятельными людьми — политиками и предпринимателями. Очевидно, он давно зондировал почву, надеясь, что кто-нибудь да снабдит его деньгами. И спонсор, переоценивший его способности и деловитость, нашёлся. Да, некто переоценил Гэнзо, а он, Гисукэ, недооценил. Действительно, внешность обманчива: неповоротливый, медлительный, с туповатым лицом и сонными глазами, этот тип оказался способным на многое. Прежде всего, на предательство. Мало того, что он присваивал побочные доходы, так ещё и подыскивал нового благодетеля, чтобы первого оставить с носом.

Конечно, желание завести собственное дело и стать независимым понятно. Не молоденький уже. Да и тщеславие сыграло свою роль: хочется покрасоваться перед О-Масой. Обычная история, появилась баба, — и мужик прямо-таки озверел. Ну ладно, занялся бы каким-нибудь другим делом, так нет, ему нужна своя газета! Неужели не понимает, что в маленьком городе две газеты одного направления нонсенс? Или в нём настолько сильно желание сделать это в пику своему первому работодателю?.. Благодарность, чувство долга, элементарная порядочность, очевидно, ему абсолютно чужды.

Гисукэ кипел от ярости. Если бы Гэнзо оказался просто неблагодарным, это ещё куда ни шло. Но ведь он готовится сожрать своего шефа с потрохами. У него сейчас в городе прочные контакты, и заведи он свою газету, конкурирующую с "Минчи", побочные доходы Гисукэ ещё больше сократятся, а то и упадут до нуля. Тогда хоть ликвидируй издательство. Если дело обернётся именно таким образом, то пострадает не Гэнзо, а он, Гисукэ. Да, этот проходимец, очевидно, всё взвесил, потому и решил поднять знамя независимости.

Гисукэ по-настоящему страдал. Теперь поздно сожалеть о собственной глупости, давшей возможность Гэнзо развернуться вовсю. Остаётся только одно: уточнить у него самого, правда ли это, и если правда, постараться всеми силами его отговорить. Убедил, что собственная газета ему не нужна.

Начать такой разговор чрезвычайно трудно. Если собираешься окончательно порвать с человеком, тогда другое дело: можно сказать в глаза всё, что о нём думаешь. А сейчас нужна дипломатия, не дай Бог сорвётся с языка "подлец", "негодяй" или что-то подобное! Гэнзо может взъерепениться и тогда уж пойдёт напролом. Короче говоря, надо лавировать, уговаривать улещать…

Разговор состоялся.

— Не знаю, господин директор, кто вам такое наговорил. Только ерунда всё это, утка, — спокойно сказал Гэнзо, однако Гисукэ показалось, что в его сонных глазах мелькнуло нечто вроде лёгкой насмешки.

— Утка?.. — Гисукэ и верил, и не верил, но всё-таки вздохнул с облегчением: ведь не кто-нибудь, сам Гэнзо говорит.

— Конечно, утка… Правда, я сам как-то в шутку ляпнул.

— То есть?..

— Да есть в городе несколько человек, готовых ссудить меня деньгами, если я соберусь основать собственную газету. Предлагали очень настойчиво, но я-то отказался. Не по силам мне это.

— Гм-гм…

— Отказаться-то я отказался, но ведь приятно, лестно, раз такая доброжелательность… Вот и похвалился, сболтнул однажды спьяну — скоро, мол, у меня будет собственная газета. А на самом деле у меня и в мыслях этого нет. Мне нравится у вас работать, так что оставить "Минчи" я не собираюсь.

— И правильно делаешь. Газета — дело нелёгкое, а главное, убыточное. Особенно на первых порах. Взять хотя бы "Минчи". Десять лет уже прошло, как вышел первый номер, а дохода пока нет. К счастью, меня выручает виноделие. Фирма даёт прибыль, потому и газета может существовать.

Официально "Минчи" действительно была убыточной. Распространением и доставкой газеты занималась специальная фирма, она же взимала плату с подписчиков. Её услуги стоили дорого. Настоящую прибыль давали только "пенки". Гэнзо это знал и присваивал значительную часть левых доходов. Поэтому Гисукэ прекрасно понимал, что разговоры об убыточности газеты для Гэнзо пустой звук, но никаких других доводов привести не мог. Чтобы удержать главного редактора в издательстве, Гисукэ придётся пока закрывать глаза на его махинации.

— Вы правы, — в тон своему шефу произнёс Гэнзо, — газета совсем не прибыльное дело.

Положение у Гисукэ было дурацкое. Оставшись в редакции "Минчи", Гэнзо без всякой застенчивости продолжит набивать карманы шальными деньгами, уменьшая таким образом доходы Гисукэ. Если же его уволить, он, не мешкая, учредит собственную газету и обязательно даст бой бывшему шефу. И это, пожалуй, наихудший вариант. Значит, кроме терпения, Гисукэ ничем вооружиться не мог. Итак, терпеть и исподволь обдумывать возможные контрмеры.

Терпеть… терпеть… Закрывать глаза, проявлять выдержку… Гисукэ раньше и не подозревал, как мучительно делать хорошую мину при дурной игре. Эх, дать бы этому Гэнзо коленкой под зад — пусть катится на все четыре стороны!.. Да, нельзя, никак нельзя…

И всё же, всё же, кто он, этот спонсор, собирающийся вложить деньги в немногословного, флегматичного на вид — только на вид! — туповатого субъекта, которого зовут Гэнзо Дои?..

Не успел Гисукэ кое-как уладить отношения с Дои, как возникла другая проблема, не менее важная.

В начале марта до Гисукэ дошли слухи, что Синдзиро Мияяма действительно собирается баллотироваться на пост мэра. Узнал он это от депутатов, представляющих в городском собрании оппозицию. Оппозиция симпатизировала Гисукэ, поскольку он был противником основного направления в партии "Кэнъю".

Гисукэ тут же вызвал к себе Гэнзо и рассказал о том, что узнал.

— А ты слышал что-нибудь? — спросил он под конец.

— Вроде ничего не слышал. — Гэнзо, как всегда невозмутимый, слегка пожал плечами.

Раньше Гисукэ не усомнился бы в том, что он говорит правду, но теперь ему в каждом слове чудился подвох.

— Как же так? Ты же ходишь по городу, везде бываешь, должен бы знать.

— Да от кого они исходят, эти слухи?

— Мне сказали депутаты от оппозиции.

— Ну, господин директор, вы же сами депутат, вращаетесь в высших сферах, там и услышали. А мне кто скажет?

То ли серьёзно говорит, то ли врёт и про себя посмеивается… Гисукэ не мог понять, хотя знал Гэнзо уже достаточно давно.

— Я думал, если оппозиция об этом шепчется, значит, есть основания… Ты походи по городу, послушай, что говорят. Может быть, что-нибудь и выяснится.

— Понял. Будем давать сообщение в газете?

— Попозже. Если слухи подтвердятся.

— А вы, господин директор, тоже что-нибудь предпримете?

— Конечно, не сидеть же сложа руки. Поеду в Кумотори, повидаюсь с Тадокоро, надеюсь, он скажет, как обстоят дела. Ведь если Мияяма собирается баллотироваться, то только заручившись согласием провинциального комитета.

— Если вы сегодня поедете в Кумотори, то, наверное, там заночуете?

— Пожалуй… На такой серьёзный разговор потребуется время. Я подозреваю, что Мияяма, начав действовать, просил провинциальный комитет пока ничего мне не сообщать.

— Ну что же, доброго вам пути.

И вновь Гисукэ показалось, что в тяжёлом взгляде Гэнзо на миг вспыхнула насмешливая искорка.

При других обстоятельствах Гисукэ радовался бы лишней возможности повидаться с Кацуко, но сейчас она отодвинулась на второй план. Борьба с Мияямой была делом политической жизни Гисукэ Канэзаки. Он готов был костьми лечь, но не дать Мияяме пролезть в мэры.

Уже вечерело. Вряд ли он успеет сегодня вернуться в Мизуо. Взяв в бухгалтерии максимально возможную сумму, он сунул деньги в карман и заспешил на станцию. Напротив станции было отделение междугороднего телефона, и Гисукэ оттуда позвонил в Намицу. Послышались длинные гудки. Он держал трубку минут пять, но Кацуко так и не ответила. Значит, её нет дома. Перезванивать бесполезно. Лучше делать это по приезде в Кумотори. Конечно, он переночует у Кацуко, но лучше всё же предупредить заранее.

Два часа в поезде показались Гисукэ бесконечно долгими. Ему не терпелось выяснить, имеют ли основание слухи насчёт Мияямы. Не видать ему покоя, пока не узнает всей правды.

Выборы мэра состоятся в середине мая, то есть примерно через три месяца. Оппозиционное меньшинство уже выдвинуло свою кандидатуру и начало предвыборную кампанию. Затея, заранее обречённая на провал, — с правящей партией, составляющей большинство в городском собрании, тягаться невозможно. Но надо же хоть так поддержать своё достоинство. А правящая партия пока не ведёт никакой кампании, потому что выдвижение Хамады на третий срок дело давно решённое. После официального объявления дня выборов будет достаточно времени для агитации. Серьёзных противников ведь нет. Во всяком случае, Гисукэ считал именно так.

И вдруг — как гром среди ясного неба — этот слух относительно Мияямы. Быть может, оппозиционеры, от которых Гисукэ это услышал, ошибаются?.. Но чем больше он размышлял, тем сильнее его охватывало дурное предчувствие. Мияяма — известный мастер интриги, и разработать такой сценарий вполне в его духе. Поначалу, значит, всё спокойно: всем известно, что баллотироваться будет Хамада. Начни он обрабатывать общественное мнение заранее, оппозиционное крыло "Кэнъю" могло бы поднять жуткий шум, а это Мияяме ни к чему. Он выжидает, выбирает наиболее благоприятный момент, чтобы выйти из-за кулис на сцену. Если у Гисукэ сначала и была слабая надежда, что оппозиционная партия, желая внести смятение в стан противника, специально дала ложную информацию, то теперь он с необыкновенной ясностью осознал абсурдность подобной акции. Тревога, копошившаяся в нём словно серенькая мышка, сейчас разрослась до размеров чёрного чудовища. Скорее бы увидеться с Тадокоро, насесть на него, упросить, заставить сказать правду!

Когда Гисукэ сошёл в Кумотори с поезда, его возбуждение достигло предела. Перед глазами маячил призрак ухмыляющегося Мияямы, заслоняя вокруг всё, даже прекрасный образ Кацуко. Гисукэ так и не позвонил ей, в спешке убедив себя, что его неожиданное появление будет для неё приятным сюрпризом. Схватив такси, он помчался в особняк Тадокоро.

На пороге, забыв поздороваться, Гисукэ задал терзавший его вопрос.

— Да, — спокойно ответил Тадокоро. — Прости, не известили тебя. На это были свои причины.

Гисукэ, словно громом поражённый, смотрел на безмятежное лицо этого человека, удивительно похожего на настоятеля буддийского храма.