Метеостанция ошиблась всего на несколько часов. Ливень в районе Мизуо хлынул двадцать второго июня в пять утра.
Всё утро на город и его окрестности с неба обрушивались потоки воды. Выпало 135 миллиметров осадков. После девяти часов ливень начал стихать и вскоре перешёл в мелкий дождь. Пока лило как из ведра, все кроме служащих, спешащих на работу, сидели по домам. Но, когда тучи немного поредели и по лужам застучали бисерные капли, людей на улицах прибавилось. Специальные отряды, состоявшие из полицейских и пожарников, обходили город, проверяя состояние дорог и уровень воды в реках. Большая, имеющая три притока река протекала по самому центру Мизуо. Районы, примыкающие к её устью, находились в низине, и после сильных ливней земля там набухала и подземные воды порой проникали в дома.
Около часу дня в западной части города, на пустыре, тянувшемся вдоль улицы А, был обнаружен труп мужчины с явными следами удушения. По улице А протекала небольшая речушка, и один из пожарников, проверяя, сильно ли она разлилась, стал обходить пустырь. В зарослях травы он увидел лежавшего на спине мёртвого человека.
Пожарник был владельцем небольшой типографии и членом добровольного пожарного отряда. В Мизуо, конечно, было городское пожарное управление, но по старинной традиции в провинциальных городах Японии до сих пор существуют добровольные отряды, при чрезвычайных обстоятельствах помогающие регулярным частям. Такие отряды есть почти на каждой улице.
Хозяин типографии опознал в убитом главного редактора газеты "Минчи" Гэнзо Дои. Он познакомился с Дои, когда тот во время предвыборной кампании заказывал листовки кандидата в мэры Синдзиро Мияямы.
Начался страшный переполох. Сообщили в полицию, и на месте происшествия незамедлительно прибыла следственная группа во главе с начальником отдела розыска. Чуть позже приехал сам начальник городского управления полиции. Охрану осуществляли полицейские из местного участка. Заросший травой пустырь, где был обнаружен труп, длинной стороной — протяжённостью в сто метров с юга на север — примыкал к улице, а в ширину — с запада на восток — имел метров семьдесят пять и в восточной части ограничивался неширокой речушкой. Улица А находилась в западной части города, на самой окраине. Домов здесь было мало, отстояли они далеко друг от друга, разделённые обширными огородами. Мелкая речушка после ливня превратилась в бурный поток и с бешеной скоростью несла мутные воды. Трава на пустыре полегла. Озерками блестели лужи. Труп, лежавший в самой низкой части пустыря, был наполовину погружён в воду.
Прежде чем увезти убитого, следственная группа тщательно осмотрела место происшествия. Трава здесь, как и на всём пустыре, полегла, но в одну сторону, словно причёсанная ливнем. То есть никаких следов борьбы не было. Следов ног или колёс тоже не обнаружили.
На убитом был синий летний костюм из добротной ткани, насквозь промокший, на ногах — шоколадного цвета туфли. На подошвах ни единого комочка земли, ливень отмыл их до блеска. Узел полосатого бело-сине-бежевого галстука в аккуратно завязан, но чуть съехал в сторону. На сорочке не хватало верхней пуговицы, и ворот раскрылся — это был единственный след насилия или борьбы.
Способ убийства не оставлял сомнений. По шее покойного проходила глубокая борозда, какие в подобных случаях остаются у людей полных с недостаточно упругими мышцами. Задушили его, очевидно, нешироким шнуром, скорее всего — виниловым. Надо оговориться, что имелась и вторая борозда, менее чёткая. Должно быть, убийца, опасаясь, что сделал своё цело не до конца, второй раз накинул петлю на шею своей жертве, находившейся уже в бессознательном состоянии.
Раскрытый рот лежавшего навзничь пострадавшего был полон дождевой воды. Закрыть его не удалось — в области челюсти уже началось окоченение. При последующем вскрытии выяснилось, что вода дальше ротовой полости не проникла. Отсюда следовало, что убийство произошло в помещении, а потом труп привезли на пустырь.
В результате предварительного осмотра и последующего вскрытия установили, что смерть наступила шесть-восемь часов назад, то есть Дои убили между семью и девятью часами утра. Об этом свидетельствовали трупные пятна и степень окоченения.
Когда эти данные были получены, начальник отдела розыска пустился в рассуждения;
— Если его убили в помещении сегодня утром, возможно, преступник действовал не один, а имел сообщника. Ночью убить легче, кругом все спят. А от семи до девяти утра как раз такое время, когда город просыпается, люди спешат на работу. Существует опасность, что кто-нибудь что-нибудь увидит или услышит. А если есть сообщник, или, скажем, караульный, тогда меньше риска… Встаёт вопрос, как доставили труп на пустырь. Скорее всего, на машине. Среди бела дня волоком не потащишь… Значит, если убили его в семь, то на пустырь привезли, наверное, часов в восемь, а если в девять — то часам к десяти… Да, у убийцы, должно быть, была машина, иначе прохожие могли бы заметить…
— Ну какие там прохожие в такой ливень! — возразил кто-то из следственной группы. — И потом — не обязательно на машине. Можно использовать тачку или мотоцикл с коляской. Если прикрыть тело брезентом, никто ничего не заметит. Люди ведь под зонтами прячутся, спешат, до того ли им, чтобы глазеть по сторонам…
Короче говоря, и ливень, и малочисленные прохожие — всё благоприятствовало сохранению тайны при перевозке трупа. И в тот момент, когда его прятали на пустыре, обстановка тоже складывалась в пользу преступника: дождь продолжался, и в этом малонаселённом районе прохожих, очевидно вообще не было:
Однако на улице А никаких следов машины мотоцикла или тачки не обнаружили. Впрочем, это не удивительно — если они и были, их смыл ливень.
Ещё в большей степени это относилось к пустырю. Лужи, прибитая дождём трава. Быть может, в ней и образовалась борозда, когда труп тащили волоком, но не надолго; дождь всю окрестность, так сказать, привёл к одному знаменателю. Да и место преступник выбрал подходящее — самая низкая часть пустыря, где трава образует непролазные заросли, с дороги ничего не разглядишь.
На месте происшествия труп осматривал городской терапевт, внештатный врач полиции. Вскрытие производил заведующий хирургическим отделением городской больницы.
И тот, и другой пришли к единому выводу относительно времени наступления смерти. Основывались они на следующих данных.
"Трупные пятна, чаще всего бледно-фиолетовые, образуются в результате оседания крови и появляются через час — два после смерти на кожном покрове нижней части тела, если труп лежит на спине. Постепенно они распространяются и на другие части тела и часов через двенадцать проступают на всём кожном покрове. В первые пять часов после наступления смерти трупные пятна при нажатии пальцем бледнеют. Если в этот период перевернуть труп, пятна, находившиеся на нижней части тела, быстро исчезают и перемещаются на те участки, которые теперь оказались внизу. По истечении десяти часов с момента смерти трупные пятна уже не бледнеют при надавливании пальцем и не перемещаются, если труп перевернуть. В некоторых случаях по состоянию и расположению трупных пятен можно определить, передвигали ли и переворачивали ли убитого…" (Масакити Уэно. Медицинская криминалистика).
У убитого Гэнзо Дои, которого обнаружили лежащим на спине, трупные пятна были на лопатках, крестце, ягодицах и икрах. На груди, животе и вообще на всей верхней части тела они отсутствовали. Пятна на спинной части тела были бледноватыми, но при надавливании пальцем не исчезали. Когда при вскрытии труп перевернули спиной вверх, неярко окрашенные трупные пятна появились на груди и животе. На этом основании, с учётом данных "Медицинской криминалистики", определили, что с момента смерти прошло не менее пяти и не более десяти часов. Скорее всего, смерть наступили шесть-восемь часов назад.
"Окоченение трупа начинается с нижней челюсти и шеи, затем распространяется на плечи, грудь, верхние конечности, далее — на живот и нижние конечности, то есть постепенно охватывает периферийные мышцы, а по прошествии двенадцати-двадцати часов — всё тело целиком. Летом трупное окоченение держится тридцать шесть часов, зимой — несколько дней, затем постепенно начинает исчезать. Наиболее сильное трупное окоченение наблюдается у тех, кто при жизни обладал крепким здоровьем, у хилых и очень молодых оно менее выражено. Если в пределах пяти-шести часов после наступления смерти труп передвигать и переворачивать, окоченение ослабевает или исчезает совсем, но потом может начаться вновь. Если же прошло семь-восемь часов, то при перемещении трупа окоченение исчезает и больше уже не наступает. Таким образом, при определении момента наступления смерти желательно знать, перемещали убитого или нет. Все эти данные проверены и подтверждены практикой, однако до сих пор нет единого мнения, какие причины влияют на вышеописанные процессы" (Масакити Уэно. Медицинская криминалистика).
— При осмотре данного трупа на месте происшествия было отмечено окоченение нижней челюсти и шеи. К моменту вскрытия, производившегося через два часа после обнаружения трупа, окоченение распространилось на грудь, живот и частично на нижние конечности. Этот факт, а также состояние трупных пятен позволяют утверждать, что смерть наступила шесть-восемь часов назад, — заявил заведующий хирургическим отделением городской больницы, производивший вскрытие.
— Нет, сомнения, что господин Дои был задушен сегодня между семью и девятью часами утра, — доложил начальнику городского управления полиции начальник отдела розыска, присутствовавший на вскрытии.
— Может быть, он с кем-нибудь завтракал, — предположил шеф полиции, — ну и во время завтрака убийца…
— Нет, нет! Он вообще не завтракал сегодня. Почти всё содержимое желудка переварено и переместилось в кишечник, — Начальник отдела розыска открыл записную книжку и прочитал то, что записал со слов анатомировавшего труп врача: "Переместившиеся из желудка в кишечник наполовину переваренные остатки пищи состоят из мяса, аморфофаллюсового желе, большого лопушника, грибов и риса".
— Так это же скияки![16]
— Совершенно верно.
— Так, так… Значит, ел скияки. При этом наверняка выпил. Возможно, опьянел и уснул. Тут его и удавили шнуром…
— Сейчас как раз делают анализ крови. Если он пил, следы спиртного будут обнаружены.
— Если в сакэ примешать снотворное, то одно усиливает действие другого. Вполне возможно, что он спал без задних нот и толком даже не почувствовал, что с ним делают. Одежда на убитом в порядке, значит, никакой борьбы не было.
— Да-а… Но ел и пил он вчера. Ужинал, наверное. Об этом свидетельствуют остатки пищи, найденные в кишечнике.
— Конечно, ужинал. Кто же станет на завтрак есть скияки? А убили его сегодня до завтрака. Сонного. И произошло это, как установлено, между семью и девятью часами. Дома он не появлялся, значит, заночевал где-то.
— Вот так и бывает… Живёт человек, ничего дурного не предчувствует, а его — раз и убили. Знал я его, бывал он у нас в управлении.
— Да и я был знаком с Дои. Заходил порой в поисках материала для "Минчи". Молчаливый такой, неулыбчивый, но, как ни странно, вызывал к себе симпатию.
— Вы не в курсе, баба у него была? Если дома не ночевал, может, у неё и остался. Депутат городского собрания Канэзаки, у которого Дои работал, говорит, что вроде бы он водил дружбу с официанткой из "Дзинъя", хотя твёрдой уверенности у Канэзаки нет. Вы, конечно, знаете этот ресторан, он не очень далеко от кабаре "Краун" находится. Я послал в "Дзинъя" двух человек, они должны вот-вот вернуться.
Действительно, вскоре пришли два сотрудника розыскного отдела и рассказали о беседе с официанткой. О-Маса не отрицала, что была в близких отношениях с Гэнзо Дои. Однако в ночь, предшествовавшую убийству, он у неё не был.
"Гэнзо-сан ушёл от меня двадцать первого часов в одиннадцать утра. Завтракали мы в половине одиннадцатого, ели жаренную на углях рыбу и мисосиру. Он сказал, что в редакцию "Минчи" не пойдёт, потому что ему нужно повидать мэра, а потом ещё побывать в двух-трёх местах. Ну, а к вечеру он собирался пойти домой. Я в этот день ушла на работу часов в пять, вернулась около половины двенадцатого. Гэнзо-сан не появлялся и не звонил мне… Сошлись мы с ним прошлой осенью. В последнее время его жена начала догадываться что у него есть женщина. Каждый раз, оставаясь у меня ночевать, он нервничал, говорил — хоть вовсе не ходи домой, жена, мол, жутко ревнивая, устраивает безобразные скандалы… Нет, я даже и не представляю, кто мог его убить… Мой бывший муж?.. Из-за меня?.. Нет, что вы, он давно потерял ко мне интерес. Да, я, конечно, знаю, что он сейчас состоит в организации "Врата дракона", но до меня ему нет никакого дела, у него новая жена…"
Мэр Мизуо Синдзиро Мияяма двадцать первого июня виделся с Гэнзо Дои, но об убийстве узнал только от опрашивавшего его сыщика.
"Дои-кун двадцать первого, то есть вчера, пришёл ко мне в мэрию. Время близилось к перерыву, и я пригласил его со мной пообедать, но он отказался, так как поздно завтракал. В столовую мы пошли всё же вместе, я ел жареного угря с рисом, а Дои выпил чашку чая. Поговорили с часок. Он сказал, что на работу сегодня не пойдёт. Примерно в половине второго я вернулся к себе в кабинет, а он ушёл из мэрии… Какое несчастье! Я просто потрясён… Да нет, я никого не подозреваю. Мне и в голову не приходит, кто и почему совершил это злодеяние… Как Дои держался? Обыкновенно. Пожалуй, только был чуточку менее бодрый, чем обычно…"
В управлении полиции был создан штаб розыска. Для дачи показаний туда вызвали бывшего мужа О-Масы — Итиро Такахаси.
"Да, я знаю, что моя бывшая супружница завела себе хахаля… Гэнзо Дои его звали. Тот самый, которого убили… Ревновал? Кто, это я, что ли? Смешно просто! Мне давным-давно нет до неё никакого дела… Где я был в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня? А в чём, собственно, дело? Может, гулял; может, спал. Нельзя, что ли?.. Чего, чего?! Замешан в преступлении?! Я?!.. Ладно, господа полицейские, коль вы ставите вопрос ребром, я отвечу, где был. Двадцать первого, где-то около полуночи, собрались мы с друзьями и засели за карты. Ну, игра была азартная, забрало меня, да и других тоже. Так и просидели до утра. Разбежались часов в одиннадцать. Пожалуйста, проверяйте, могу всех перечислить, с кем играл. (Последующая проверка подтвердила его показания.) Почему сразу не сказал? Да боялся я, что меня заподозрят из-за О-Масы… Кстати, вспомнил я одну вещь. Кто-то из ребят говорил, что этот самый Дои в половине третьего пришёл домой к нашему оябуну. Они сели обедать. Вроде бы скияки ели…"
Всплыло название блюда, уже известного полиции по результатам вскрытия. На квартиру Киндзи Коянаги тут же отправились два сыщика.
Низкорослый, широкий, как шкаф, Киндзи, улыбаясь чуть насмешливо, чуть покровительственно, пригласил полицейских в комнату.
"Вчера примерно в половине третьего Гэнзо Дои пришёл ко мне домой. Я ещё не обедал, и мы вместе сели за стол.
Шёл дождь, зябковато было. Самое время поесть как следует и выпить. Ели скияки. Отличное блюдо! Прислуга принесла большую сковороду — мясо, соевый творог, желе аморфофаллю, большой лопушник, грибы. Пальчики оближешь! Впрочем, что я расписываю? Небось господа полицейские тоже знают толк в еде. Поели, сакэ выпили. Полторы четверти[17] — под скияки всегда хорошо пьётся… Гэнзо мне нравился. Мы с ним сошлись характерами. Познакомились во время предвыборной кампании. В ту пору, чтобы не привлекать к себе внимания, встречались тайком, а сейчас уже не прятались. Почему поначалу таились? Понимаете, мне-то всё равно было, я ведь поддерживал Мияяму. А вот Гэнзо испытывал некоторую неловкость. Являясь сторонником Мияямы, он как бы действовал в противовес своему шефу господину Канэзаки. Ведь Канэзаки-сан издавна был противником будущего мэра и всей его группировки. Гэнзо говорил, что вскоре уйдёт из редакции "Минчи" и создаст свою газету. Однако отношения с директором у него были нормальные. Канэзаки-сан ценил своего главного редактора, хвалил за хорошую работу.
Да, я знаю о связи Дои с О-Масой. Её бывший муж Итиро Такахаси у меня работает. Нет, никакой ревности к любовнику бывшей жены он не испытывал. Парень он открытый, бесхитростный, малейшее проявление ненависти я бы заметил. А вот кто ревновал — так это жена Гэнзо. Всё время устраивала ему жуткие сцены, закатывала истерики. В последнее время он совсем приуныл. Вот и вчера, когда мы обедали, у него вдруг испортилось настроение. Предыдущую ночь он провёл у О-Масы и теперь с тоской думал о том, что ждёт его дома. Робел он перед женой, видно, не хватало духу её как следует одёрнуть… Да, домой ему возвращаться очень не хотелось. Но не пропадать же две ночи подряд. Вот он и не знал, как ему быть… За столом мы часа четыре сидели. Гэнзо тянул время, а я не возражал — жаль мне его было. Ушёл он от меня часов в семь вечера. Куда пойдёт, не сказал; но я подумал — куда-нибудь выпить, уж очень ему домой не хотелось…
А я недолго пребывал в одиночестве. Вскоре ко мне пришёл подрядчик, который взялся строить новое здание начальной школы. Мы обсудили с ним ряд вопросов, в частности о возведении строительных лесов. Часов в одиннадцать он ушёл, я пригласил кое-кого их моих ребят. Играли в маджонг. Спать лёг около двух часов.
А утром меня ждал сюрприз. Часов в семь, когда я ещё спал, ко мне вдруг явился Канэзаки-сан. Примчался на наёмной машине под проливным дождём. Я думаю — что случилось? А дело-то оказалось пустяковым. Ему приспичило узнать кое-что об этом самом подряде на строительство новой школы. Он вбил себе в голову, что подряд незаконный. Я его уверил, что всё в порядке, так сказать, честь по чести. Но — как известно — Канэзаки-сан не ладит с нынешним мэром и постоянно ищет повода, чтобы к нему придраться. Пробыл он у меня около часа, потом на той же самой машине, которая его ждала, отправился к заведующему отделом образования мэрии. Тот мне позже позвонил, удивлялся, что господин депутат занимается делами в такую рань и ливень ему не помеха. Но надо знать характер Канэзаки-сан. Если у него появляется хоть малейшее подозрение относительно незаконных действий мэрии, он действует как таран".