Шах одноглазому королю

Глава 3. Вопросы.

Дед многозначительно посмотрел на Деева, тот откинулся на спинку кресла и спросил, обращаясь ко мне:

— Николай Геннадьевич, вы Родину любите?

Я достал пачку «Мальборо», открыл ее, достал сигарету, прикурил от своей неразлучной «Зиппо» с надписью «God lowes cowboys» на бронзовом кресте, припаянном сбоку. Коллекционная. Бензин, только к ней, жутко дорогой, сука. Пододвинул пепельницу, с одиноким Дедовым окурком, поближе к себе. Потом затянулся. Выпустил в потолок струю дыма. И только потом спросил у господ генералов разрешения закурить:

— Не возражаете?

Понятно, что мне никто не ответил. Да я, собственно, ответа и не ждал.

Еще раз затянулся и снова выпустил длинную струю дыма в том же направлении, что и предыдущую.

— Я очень люблю Родину, товарищ генерал. — медленно ответил я Дееву и посмотрел ему в глаза. — Только любовь к ней у меня прямо пропорциональна квадрату расстояния между Родиной и мной. Понимаете, о чем я?

— Честно говоря, нет. — Деев отвел взгляд.

— Это значит, уважаемый Александр Михайлович, что, например, здесь — в вашем кабинете, моя любовь к Родине равна нулю. — Я сделал еще одну затяжку, раздавил, недокуренную и до половины, сигарету в пепельнице и продолжил — А вот за пределами вашего кабинета, и чем дальше от него, тем лучше, я за эту самую Родину могу и убить. Как-то вот так.

— Странная у вас математика, конечно. — улыбнулся Деев своей дежурной улыбкой плейбоя-акулы. — Но, в рассматриваемом нами случае, вполне подходит. — он нажал кнопку селектора. — Рита, сделай два «Эрл Грэя» и один доппио из робусты.

Смотри-ка, вкусы мои изучил. Решил выпендриться? Такой себе приемчик, прямо скажем. На двоечку. Все это психологическое дерьмо «имя собственное», «зеркало отношения», «личная жизнь» и прочее, если и работает, то разве что, на откровенных дебилах. Зря он меня считает настолько идиотом. Ой, зря.

Впрочем, кофеек всегда к месту.

Тем более, если это доппио из робусты.

— Николай Геннадьевич, — заговорил опять Деев. — человек вы военный, поэтому не будем ходить вокруг да около. Вам предстоит командировка.

Козе понятно, что предстоит. Подвох где? В чем он, я, кажется, уже догадался:

— Хотите зачислить полковника Светлова, без пяти минут пенсионера Вооруженных Сил, в первый отряд российских хрононавтов? — сказал я. — Категорически не согласен с подобной постановкой вопроса в связи с семейными обстоятельствами. — я встал и обратился к Деду. — Разрешите идти, товарищ генерал? — и тут же добавил, повернув голову к Дееву. — Извините. Дела ждут. Кофе, пожалуйста, с собой, если не возражаете.

— Сядь. — приказал Дед. — Нет у тебя никаких дел. И семейных обстоятельств тоже нет.

— И желания предоставлять себя для хронических экспериментов тоже. — закончил я вместо него.

— Хватит мне тут остроумие свое демонстрировать. — сказал Дед, как-то излишне властно, на мой взгляд. — Выбора у тебя нет.

— Выбор, товарищ генерал, есть всегда. — ответил я спокойно. — Даже, когда тебя съели, у тебя есть, как минимум два выхода.

— Так то выхода. — парировал Дед. — Выходы есть. Выбора нет.

— А если найду? — не сдавался я. — Рапорт на пенсию подпишете?

— Ты через двое суток будешь трупом Светлов. Забыл? — поинтересовался он.

Бля, точно. С этого ж весь разговор и начался. Выпендриться что ли напоследок? Сказать, что я лучше эти двое суток пробухаю, да протрахаюсь, чем по временной кривой шляться? Можно было бы, конечно.

Но я не успел.

— Есть возможность послужить Родине напоследок. — закончил Дед свою трогательную надгробную речь на весьма спорной мажорной ноте.

Меня внезапно посетила гениальная мысль.

— Товарищ генерал, мы же легко можем порешать этот вопрос. — предложил я. — Насколько я помню, бригада хронических прыгунов товарища начальника колдунов и экстрасенсов — я кивнул в сторону Деева — скакать на неделю вперед пока еще может. Пускай выдвинутся, посмотрят от чего я загнулся, и мы эту проблемку снивелируем.

— Смешно? — недовольно спросил Дед.

— Частично. — уклончиво ответил я.

Да, я понимаю, что Дед человек серьезный и всякой херней страдать, по идее, не должен... Но уж очень вся эта история неправдоподобная. Особенно в части этого трансфузора. Что это за название такое, вообще? Про ментально-темпоральный компонент культуры я слышал. Есть такое понятие в конфликтологии. А здесь это с какого бодуна?

— Что тебя смущает. — спросил Дед. — Конкретно.

— Ну, первое. — я подумал немного. — Что это за переходящее сознание такое?

— Как бы вам это объяснить понятнее. — начал Деев.

Когда любые объяснения начинаются с фраз «Ну вот...» или «Как бы вам это объяснить» мне сразу становится предельно ясно, что они, стопудово, закончатся фразой «Ты все равно, дебил, нихера, не поймешь».

Ну давай, плейбой. Просвети армейского дурачка.

— Сознание — аномальный феномен, непохожий на остальные феномены естественного мира. В то время как последние интерсубъективны, то есть доступны всем, к сознанию мы всегда имеем только внутренний доступ и не можем его непосредственным образом наблюдать. Есть два определения сознания остенсивное и в плане когнитивного понятия...

И я, как всегда, оказался прав. Ненавижу эту фразу. Вот о чем он вообще?

Хорошо, что Дед его вовремя перебил:

— Сознание это ты. Твое собственное «я».

— Можно и так сформулировать. — кивнул Деев.

В кабинет постучались. Потом приоткрылась дверь, показав очаровательную головку с безупречным, цвета воронова крыла, каре. Та самая Рита, которая толи лейтенант, толи штатная кофеварка. Я пока не понял.

— Разрешите?

— Да, заходи. — сказал ей Деев.

Она еще и на шпильках. Про уставную длину форменных юбок, конечно и слыхом не слыхивала. Ноги длинные. Фигурка самое то. Про грудь я уже говорил. А походка... Не знаю, как у нее со строевой, но для подиума сгодится.

Правда, такие, совершенно, не в моем вкусе.

Не люблю кареглазых и черноволосых.

Пусть даже они крашеные.

Все равно не мой фасон.

Накопленный, предками за миллион лет, генофонд бунтует против подобного межвидового скрещивания.

Сам я русоволосый и зеленоглазый. Разве что скулы монголо-татары моему роду, малеха, заострили. Но, как говорится, иго на то и иго.

Да и не видно их давно, под несколькими слоями шрамов. Скул этих.

Вот интересно, нелюбовь к женщинам, строго определенного типа, считается расизмом или нет? А то придется мне скоро раз в месяц негритянку трахать или мулатку какую-нибудь. Просто для того, чтоб не посадили за межнациональную рознь.

Пока я размышлял о проблемах межрасовых и внутрирасовых половых сношений, Рита расставила чашки и вышла, одарив меня, на прощание, очаровательной многообещающей улыбкой.

— Челюсть подбери. — напомнил мне Дед о более насущных проблемах. — Еще вопросы?

Хрен с тобой. Допустим, что все это правда. А с нестыковочками как быть? Нестыковочек-то во всей этой истории хоть на хер вали.

Я намеренно зашел издалека:

— Товарищ генерал, — я помялся для виду пару секунд. — Значит этот трансфузатор...

— Трансфузор. — поравил меня Деев.

— Трансфузор. — согласился я. — Этот трансфузор может передать сознание из мозга в мозг во времени и пространстве, если с другой стороны есть точно такой же аппарат?

— Не обязательно. — ответил вместо Деда Деев. — достаточно одного прибора и донора. — Для передачи необходимо только знать, где, конкретно, реципиент будет находиться в строго определенное время.

— Ясно. А что с его сознанием?

— Реципиента? Ничего. Сознание донора должно подавить и заменить сознание реципиента, во избежание побочных явлений переноса вроде диссоциативного расстройства личности — Деев отпил из чашки. — Отличный чай. — похвалил он напиток и продолжил — Если донор, конечно, обладает более мощными морально-волевыми качествами и достаточно мощным мозгом.

— А потом, его можно отправить обратно в донора. Верно?

— Да. Сознание можно вернуть в донора. В данном случае уже реципиент становится донором.

— Нужен второй трансфузор?

— Да.

— Что будет с реципиентом, который донор? — я тоже пригубил свой доппио.

— Ничего. Подавленное сознание вернется. Он даже ничего не вспомнит.

— Материальные предметы передать нельзя. Правильно? — наконец, я добрался до главного.

Ответил мне Дед.

— Я понял тебя. — сказал он. — Приказ нам не передавали. Я сам его написал. Инструкции тоже. — он помолчал немного. — И письмо самому себе.

Я потерял дар речи. Это насколько ж должен был быть, там в будущем, мощный мужик, чтобы волю самого Деда подавить? И не только волю.

— Детали тебе объяснит профессор Минаев. — сообщил он. — Естественно, только те, которые тебе знать положено.

— Кто?

— Скоро узнаете. — успокоил меня уже Деев.

Я почти сдался. Осталось уточнить один момент. Немаловажный.

— Так, как вы собираетесь меня отправить в будущее, если, по вашим словам, с ним больше связи нет?

— Ты не в будущее отправишься. — сказал Дед. — В прошлое. В 41-ый.

— В прошлом нет прибора. — сказал я без всякого намека на вопрос.

— Верно. — Дед утвердительно кивнул.

— А в будущем я умер?

Он опять утвердительно кивнул.

А вот и тот самый подвох.

— Так может, я умер в будущем, потому что не вернулся из прошлого?

Дед внезапно сменил тему:

— Помнишь из-за чего ты оказался в пятерке? (Пятое управление ГУ. Оперативная разведка)[1]

— Еще бы. Мои кишки по всему потолку висели в той гребаной филармонии. Вместо липучек для мух.

— А почему контртеррористическую операцию проводил ты, а не фэйсы (ФСБ), знаешь?

— Потому что я лучший. — просто ответил я.

— И это тоже, но не только. — Дед внимательно на меня посмотрел. — А что сказал шахид перед смертью. До того. Как нажал кнопку. Ты слышал?

— Может и слышал. — я пожал плечами. — У меня ж не только кишки пострадали. Контузило тоже не хило. Ни хера не помню.

— Аппаратура помнит. — сказал Дед.

Не удивительно. Микрофонами всякими и объективами я был обвешан, как кремлевская новогодняя елка гирляндами.

Он достал карманный цифровой диктофон и включил:

— Слушай.

Типа я никогда в жизни «Аллах Акбар» не слышал. Что за бред? К чему? Я наклонился ухом к динамику. Генералы продолжали стоять. Они явно и так знал, что на записи.

Молодцы, конечно, парни из в/ч 26165 (в/ч 26165 или 85-м главный центр специальной службы ГУ, расположена по адресу: Москва, Комсомольский проспект, 20., занимается дешифровкой и криптоанализом перехваченных сообщений, а также киберразведкой) хорошо поработали. Недаром хлеб свой едят. Запись чистая. Никаких посторонних шумов.

Динамик диктофона воспроизвел только одну фразу.

Короткую.

И сказана она была явно не по-чеченски:

— Leck mich am Arsch!

_____________

[1] — история ранения полковника Светлова вкратце приводится в рассказе «Непридуманная сказка»