Никс затолкали в камеру площадью десять квадратных футов. Потеряв равновесие, она полетела вперед и, выставив скованные наручниками руки, упала на ладони на каменный пол. Перевернувшись, она вскочила на ноги и вскинула кулаки.
Но охранник лишь запер ее внутри. И ушел.
Никс оставалась в боевой стойке, хотя вокруг никого не было. В голове пульсировала боль, и она посмотрела сквозь стальную сетку, проходящую между железными прутьями. Она понятия не имела, где Кейн… и где находится сама. Благодаря свету от лампочек на потолке, она поняла, что находится в какой-то зоне ожидания, но это место выглядело заброшенным. Все было покрыто черной пылью, и две другие камеры не просто пустовали, части стальной сетки свисали оторванными слоями.
Не то чтобы заключенные с этими ошейниками, начиненными взрывчаткой, вообще могли дематериализоваться.
Со стоном, она обуздала собственную агрессию и решила попробовать открыть камеру. Заперта плотно. На медный замок.
Она застряла здесь, пока кто-нибудь не выпустит ее отсюда.
— Черт.
Прежде чем охранники разделили ее и Кейна, с нее сняли рюкзак, а это означало, что у нее не было ни оружия, ни боеприпасов, ни ветровки с телефоном. В любом случае, связь в тюрьме не работала.
Боже, они и Шака нашли? Собирались ли они пытать Кейна, пока мужчина им все не расскажет?
Неизвестность сводила с ума. А потом…
Никс нахмурилась. Зона ожидания находилась в конце темного туннеля, и она слышала шум, доносившийся издалека. Люди говорили быстро, и до нее доходили звуки нескольких голосов. А потом внезапно все стихло.
Шаги. И они становятся все громче. И прежде, чем она смогла разобрать, сколько людей пришло за ней, другой запах, резкий и отчетливый, проник в камеру и пропитал воздух.
Что, черт побери, это было?
Только вот времени определить природу запаха у Никс не было. Подошла колонна охранников, их черная униформа, блестящее оружие и скоординированные движения напоминали мерцание стробоскопа, когда они заходили и выходили из очагов света. Когда они приблизились, Никс прижалась спиной к дальней стене камеры.
Будто это могло ее спасти…
— Вот… дерьмо, — прошептала она.
Позади охранников стояла фигура. В черной мантии, с поднятым капюшоном, скрывающим лицо. Должно быть, это и был Надзиратель.
Хорошо. По крайней мере, ей не придется ждать, гадая, что с ней будет. Смерть пришла за ней.
Войдя в зону ожидания, охранники рассредоточились вдоль стены, их AR-15[10] прижаты к груди, головы подняты, глаза опущены в каменный пол. Надзиратель вошел последним, фигура в черном была внушительной и властной.
Никс подняла подбородок. Она не станет ни перед кем преклоняться по пути на тот свет. Она сражалась слишком долго и не жалея себя, чтобы сейчас так легко прогнуться. Хоть она и была напугана, Никс решила этого не показывать…
Надзиратель резко остановился. Затем капюшон, закрывавший лицо, наклонился в сторону. Спустя мгновение фигура, казалось, качнулась, словно ее ноги ослабели, что, казалось, не соответствовало его силе и мощи.
— Оставьте нас, — приказал низкий голос.
И в ответ на сомнения, что возникли у Никс относительно силы мужчины, команда отреагировала так, словно здесь уронили атомную бомбу: охранников как ветром сдуло.
А затем Надзиратель…
Ни черта не сделал.
Мантия не шелохнулась. Не прозвучало ни слова. Оружие он доставать не стал.
Казалось, прошла вечность, прежде чем фигура сделала два шага к двери камеры. Длинный рукав поднялся, и рука потянулась к замку. Послышался металлический скрип, затем кусок стальной сетки и железных прутьев распахнулся, скрипнули петли.
Никс приготовилась к физическому противостоянию, переместившись в середину камеры, приняв боевую стоку и сцепив скованные руки вместе, чтобы использовать их как тупое оружие.
— Значит, ты и есть Надзиратель, — грубо сказала она.
Фигура снова замерла, и Никс глубоко вдохнула, вдыхая тот густой запах, который, казалось, окутывал мужчину как еще одно осязаемое одеяние. Сандаловое дерево. Это был сандал…
Никс.
Из ниоткуда, она услышала собственное имя в своей голове. Учитывая то, о чем ей полагалось думать в этот момент, вряд ли это можно назвать эффективным использованием умственных способностей…
— Никс..?
Отшатнувшись, Никс попыталась понять, что не так с ее слухом. Хотя, возможно, дело было не в ее ушах. Может, это из-за травмы головы, когда камень попал ей в висок. Потому что, черт возьми, Надзиратель не мог просто взять и позвать ее по имени.
Фигура подняла руку к верхней части своего капюшона, и, когда он снял…
Никс невольно сделала шаг назад. И еще один. Последний прижал ее спиной прямо к задней стене камеры, холодная сетка и прутья впились в ее лопатки сквозь тонкую тюремную тунику.
Она не могла понять, на что смотрит.
Как оказалось, это была… женщина с длинными рыжими волосами. Это сбивало с толку, она думала, что Надзиратель был мужчиной… явное подсознательное предубеждение, за которое ей придется извиниться перед собой же позже. Но пол фигуры не имел большого значения.
Главная проблема заключалась в том, что ее мозг по причинам, которые она не могла понять, казалось, перенес на стоящую перед ней женщину не просто сходство с ее мертвой сестрой Жанель… он просто сделал женщину точной ее копией. Вплоть до линии волос у вдовьего пика. И эта нежная ямочка на подбородке. И изгиб бровей, и темно-коричневые крапинки на ореховых радужках, и то, как губы слегка приподняты с одной стороны.
— Ты мертва, — хрипло сказала Никс. — Почему я вижу…
— Никс?
Ее имя, сорвавшееся с этих губ, словно перенесло ее в прошлое. Она мгновенно вернулась в то время, когда Жанель еще не оклеветали и не отправили в тюрьму, когда они жили вместе на ферме с Пойзи и их дедушкой. А потом она вернулась в памяти еще дальше, еще до того, как умерли их родители. И еще, в то время, когда Никс только пережила свое превращение.
И последнее воспоминание ее добило: она увидела Жанель, держащую Пойзи, сразу после того, как родилась их младшая сестра.
— Ты должна быть мертва, — прошептала Никс. — Я видел твое имя на Стене.
— Ты… та, кто проникла сюда. — Жанель — или видение, похожее на нее — покачала головой. — Это была ты. Кто проникла к нам.
Жанель закрыла лицо руками, но не касалась кожи. Ее ладони парили в воздухе, пальцы были растопырены. Точно так же, как она всегда поступала, когда испытывала стресс.
— Значит, это была ты, — повторила она. Она покачала головой, и ее рыжие волосы мерцали на свету. — Я не понимаю. Зачем ты пришла сюда?
— Я искала тебя. Я искала тебя пятьдесят лет.
— Зачем?
— Что значит зачем? — Никс нахмурилась. — Ты провела в тюрьме пятьдесят лет за то, чего не совершала. Почему я не должна была искать тебя? Я твоя сестра.
— Я не просила тебя идти за мной. — Голос Жанель стал резче. — Не перекладывай это на меня…
Никс повысила голос.
— Не перекладывать на тебя что? То, что я волновалась за тебя? Что потеряла тебя и пыталась найти? Какого черта ты несешь?
— Я не просила тебя о спасении.
— Тебе и не нужно было! Я твоя сестра…
— Уже нет.
От этих слов, произнесенных безжизненным тоном, у Никс пропал дар речи. Но ненадолго.
— Я — не твоя сестра?
— Жанель мертва.
— Тогда с кем, черт возьми, я сейчас разговариваю? — Никс потерла пальцами свой ноющий висок и вздрогнула, когда коснулась места ранения. — Господи Иисусе, Жанель, ты ведь здесь главная? Ты — Надзиратель, так почему бы тебе просто не уйти? Если ты здесь гребанный авторитет, значит, ты можешь вернуться домой, вернуться к нам. Почему ты не вернешься…
— Я не хочу. Вот почему.
Никс попыталась дышать сквозь боль в груди.
— Почему? — сказала она тихим голосом. — Почему ты не хочешь вернуться к нам?
Жанель отступила, но оставила дверь настежь открытой. Она расхаживала по открытому пространству перед камерами, черная мантия плыла вслед за ней, струясь, как дым.
Словно она — само зло.
Вот только это было неправдой.
— Жанель, вернись со мной…
— С какой стати? — последовал резкий ответ. — Я не хочу безвылазно застрять в фермерском доме, работая за гроши до конца своей долбанной жизни. — Она остановилась и взглянула на Никс. — Я тебя умоляю. На хрена мне это все? Я достойна лучшего.
— Мы — твоя семья.
— Я оставила вас в прошлом.
Никс покачала головой.
— Ты же не имеешь в виду…
— Ты меня не знаешь. — Жанель, казалось, стала выше, хотя не изменилась в росте. — Я там, где хочу быть, делаю то, что хочу. Пока ты меня не искала, я не вспоминала ни о ком из вас.
— Я тебе не верю.
— Повторюсь, ты меня не знаешь…
— Я была там, когда ты спасала лошадь от наводнения. Я вместе с тобой латала крышу нашего дома в метель. Ты держала Пойзи на руках сразу после рождения и укачивала ее, чтобы она заснула, потому что она успокаивалась только в твоих руках. Мамэн всегда говорила: «Отдай ее Жанель…».
— Прекрати.
— «Она заснет только в руках Жанель». А после того, как мамэн и папа умерли, ты не спала весь день, разговаривая со мной. Только благодаря тебе я пережила…
— Прекрати! — Жанель зажала уши руками. — Это не я!
— Это ты! — Никс бросилась вперед и почти вышла из камеры. — Пошли. Уйдем отсюда вместе. Тебе здесь не место. Ты здесь по ложному обвинению. Тебя подставили.
— Как ты нас нашла? — Жанель опустила руки. — Как, черт возьми, ты нас нашла?
Никс замолчала.
— Это имеет значение?
— Как?
— Я пошла в ту старую церковь, рядом с кладбищем. Ту, что к западу от нашей фермы. Я нашла склеп и спустилась.
— Ты убила моего охранника? Того, обгорелого?
— Он не твой охранник.
Лицо Жанель слегка изменилось, румянец покинул щеки, рот превратился в узкую полоску.
— Он определенно был моим. Ты его убила?
— Он приставил пистолет к моей голове! Он собирался убить меня…
— И ты забрала его пистолет после того, как застрелила его.
— Пистолет выстрелил, когда мы с ним боролись, и я не собиралась оставлять ему эту штуку. — Никс взмахнула рукой. — Какого черта это имеет значение…
— Это ты украла пистолет и заставила заключенного отвести тебя к Стене.
— Потому что я хотела знать, жива ли ты и могу ли я тебе помочь…
— И ты приставила пистолет к виску заключенного, не так ли?
— Что, прости?
— Ты угрожала жизни одного из моих заключенных, не так ли? Ты приставила пистолет к его виску и заставила отвести тебя…
— Жанель, почему мы говорим об этом…
— Потому что я здесь главная! Это моя тюрьма! — Жанель наклонилась вперед. — Ты хоть представляешь, как упорно я работала, чтобы зайти так далеко? Чтобы получить такое влияние? Десятилетия, ты, тупая идиотка! Мне пришлось исподтишка пользоваться ситуацией, завоевывать преданность, учиться подкупать охранников. И когда Глимера потеряла к этому месту интерес, я зацепилась за возможность и захватила контроль. Я здесь авторитет, черт возьми. Я…
— Ты важна для нас! Меня заживо ела мысль о том, что тебя ложно…
— Ты, мать твою, издеваешься надо мной? Я убила того старого ублюдка. О чем ты говоришь?
Никс сжала челюсти и почувствовала, как мир завращался.
— Что? — прошептала она.
— Я убила того старика. Я свернула ему шею, потому что устала от того, что он помыкал мной.
Никс заморгала, никак не понимая, о чем речь.
— Но… почему ты просто не уволилась, если была так недовольна работой?
Жанель опустила голову и посмотрела на сестру из-под бровей.
— Потому что я хотела узнать, каково это — убивать.
— Ты не можешь говорить это серьезно.
— О, так и есть. И я узнала гораздо больше о смерти с тех пор, как попала сюда. И мне это нравится. Я хороша в этом. — Когда Жанель покачала головой, последний свет, что на мгновенье вспыхнул в ее глазах, исчез. — Я принадлежу этому месту. Это мой мир. Твоя сестра умерла, и я докажу это.
Она захлопнула дверь камеры, а затем подошла к решетке.
— Ты приставила мой пистолет к виску этого заключенного. Что еще ты с ним делала?
— Что?
Жанель ударила кулаком по панели между ними, сетка задребезжала, ударившись о железные прутья.
— Что еще ты с ним делала, шлюха!
В ноющей голове Никс мелькнуло болезненное осознание, и она сделала глубокий вдох. И тогда установила связь. Запах Жанель, сандаловое дерево, которого она не встречала больше нигде в этой тюрьме…
…он был в волосах Шака.