Шарлатаны

Глава 15

Воскресенье, 16 июля, 21:10

Следующие четыре дня вряд ли можно было отнести к разряду счастливых. Чтобы не зацикливаться на исчезновении Авы, Ной с головой погрузился в работу. Он не только сделал гораздо больше операций, чем планировал, но даже составил план лекций по науке на месяц вперед. Также он встретился с каждым из первогодок — выслушал жалобное нытье и восторженные отзывы новоиспеченных младших ординаторов.

Несмотря на твердое решение не ждать известий от Авы, от каждого эсэмэс или телефонного звонка сердце Ноя пускалось вскачь — вдруг это она? Увы, каждый раз его ждало разочарование. Через день после исчезновения подруги Ной, не желая больше бегать по больничным коридорам в надежде на случайную встречу, просто зашел к секретарю отделения анестезиологии и реанимации и спросил, когда должна вернуться доктор Лондон. Дабы не вызвать ненужных подозрений, он пояснил, что хочет поговорить с ней по поводу дела Элен Гибсон. Секретарь заявила, что до понедельника операций Авы в расписании нет.

Ной вышел из больницы через главный вход и привычным маршрутом направился в сторону дома. Теперь, когда суета рабочего дня, требующая постоянного внимания, осталась позади, мысли сами собой обратились к личным проблемам. Мейсон исполнил угрозу и поставил в известность доктора Эрнандеса о предполагаемом романе между Ноем и Авой. Сообщение, в котором его срочно просили зайти к главному врачу, Ротхаузер получил в четверг утром, когда мылся перед очередной операцией.

Встреча получилась не из приятных. Все пошло не так с самого начала, поскольку Ной, решив, что операция важнее, предпочел сначала закончить ее и в результате явился в кабинет шефа с двухчасовым опозданием. Тот, явно задетый непочтительным поведением подчиненного, не обращая внимания на объяснения, обрушился на него прямо с порога. Доктор Эрнандес подчеркнул, что администрация клиники ничего не имеет против романов между сотрудниками, поскольку все тут люди взрослые, однако не одобряет, если подобные отношения сказываются на качестве работы. Далее он заметил, что, по мнению доктора Мейсона, Ной покрывает доктора Лондон и потому даже не упомянул об ошибке анестезиолога, выбравшего спинальную анестезию вместо общей.

Ной пытался возражать: во-первых, никто никого не покрывает, а во-вторых, помощники доктора Мейсона звонили накануне и просили сделать мистеру Винсенту именно спинальную анестезию. Но шеф будто оглох. Он продолжал возмущаться выступлением Ротхаузера на конференции: с какой стати ординатор вдруг взялся критиковать практику конвейерной хирургии, когда Медицинский совет штата давным-давно признал технологию безопасной и разрешил к применению? Попытка напомнить шефу, что в докладе не было ни слова о конвейерной хирургии, а вопрос поднял участник обсуждения, вновь осталась без внимания.

— Пожалуйста, давайте не будем углубляться в детали и начинать спор, — отмахнулся доктор Эрнандес. — Суть понятна. Мы надеялись увидеть в вас сотрудника, преданного интересам отделения хирургии, а в будущем, возможно, штатного врача клиники. Не знаю, чем вы так досадили доктору Мейсону, и знать не хочу, но в ваших же интересах наладить с ним отношения, и чем быстрее, тем лучше. Вы были блестящим ординатором, доктор Ротхаузер. Не хотелось бы, чтобы на финишной прямой вы своими руками разрушили то, чего добились за эти пять лет. Вы меня поняли, доктор Ротхаузер?

Короткий разговор с шефом оставил у Ноя смешанные чувства: раздражение пополам с тревогой. Удручало еще и то, с какой готовностью администрация закрывает глаза на личные недостатки доктора Мейсона, и лишь потому, что он выдающийся специалист. Когда Мигель Эрнандес заговорил о причинах недовольства звездного хирурга, Ною пришлось заставить себя промолчать, чтобы не назвать истинную причину: Мэг, любовница Мейсона, которую молодой ординатор вывел на чистую воду. Связанный с ней скандал и так слишком дорого обошелся клинике, и Ротхаузер опасался, что упоминание мисс Грин только еще больше разозлит шефа.

Ной двинулся в глубь Бостон-Коммон, пересекая парк по диагонали и направляясь к зданию с ярким золотым куполом — Капитолию штата Массачусетс. В парке было полно народу, все наслаждались теплым летним вечером, и даже на детской площадке, несмотря на сумерки, слышался веселый гомон. Ной вышагивал в белом медицинском костюме среди здоровых, полных жизни людей, чувствуя себя чужаком в пестрой толпе, где многие считали его мир — больничные коридоры, палаты, операционные — ужасным и мрачным местом.

Как бы ни был плох разговор с заведующим хирургическим отделением, встреча с директором ординатуры оказалась еще хуже. Ноя вызвали туда несколько часов спустя после визита к шефу. С первых же слов доктора Кантора стало ясно, что Мейсон и тут постарался: директору уже была известна история о предполагаемом романе с доктором Лондон и о том, что в деле Брюса Винсента Ротхаузер прикрывает подругу.

— Мне это совсем не нравится, — отрезал доктор Эдвард Кантор. — В обязанности главного ординатора по хирургии не входит защита некомпетентного анестезиолога, с которым он завел интрижку.

— Вряд ли доктора Лондон можно обвинить в некомпетентности, — выпалил Ной, прежде чем успел понять опрометчивость своей реплики. Он тут же пожалел о своей горячности: нужно было молчать, как и в случае с доктором Эрнандесом. А теперь получалось, что он действительно защищает Аву.

— Полагаю, не наша забота заниматься вопросами профессиональной состоятельности доктора Лондон. Оставим эту головную боль ее начальству. Вряд ли нам понравилось бы, начни анестезиологи судить о компетентности хирургов. Мой вам совет, доктор Ротхаузер: не надо соваться не в свое дело. Если впредь повторится нечто подобное, мы найдем другого ординатора, который с радостью займет ваше место. Поверьте, это совсем несложно, И еще хочу напомнить, что любой промах младшего ординатора — например, регистрация пациента в приемном покое без проведения осмотра — остается на вашей совести. Вы главный ординатор и несете ответственность за работу персонала. Надеюсь, я достаточно четко выражаюсь, доктор Ротхаузер?

Шагая по парку, Ной горько усмехался, вспоминая сыпавшиеся на него обвинения и угрозы. Он хотел напомнить доктору Кантору, что в тот день, когда началась эпопея с Брюсом Винсентом, главным ординатором была Клэр Томас, но смолчал, опасаясь разозлить начальство.

Ной остановился у подножия лестницы в северной части парка, ведущей на Бикон-стрит, и оглянулся, чтобы еще разок полюбоваться мирными картинами летнего вечера и зеленью Бостон-Коммон. Тогда-то его внимание и привлек человек в черном пиджаке и галстуке. Среди горожан, беззаботно гуляющих по дорожкам парка, нечасто попадаются люди в деловых костюмах. Ной отвернулся на секунду и снова бросил взгляд через плечо. Человек исчез.

Однако странный образ не выходил из головы. Мужчина привлек внимание Ноя не столько неуместным костюмом, сколько навязчивым ощущением, что они уже встречались раньше. Ротхаузер хорошо запомнил аккуратную широкоплечую фигуру и коротко стриженные белесые волосы. Мужчина попался ему на глаза у выхода из клиники: он стоял на круглой подъездной площадке неподалеку от Стэнхоуп-Билдинг и озирался по сторонам, словно пытаясь понять, к которому из больничных корпусов направиться. Мимолетная встреча быстро стерлась из памяти, но сейчас Ной насторожился: может ли быть простым совпадением новое столкновение в парке, или человек преследует его?

— Боже, еще и паранойя, — пробормотал Ной себе под нос. — Только этого не хватало.

Отмахнувшись от беспочвенных страхов, он быстро взлетел по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Наверху ему пришлось остановиться. Несмотря на вечерний час, Бикон-стрит оказалась запружена транспортом. Он присоединился к группе людей, ожидающих разрешающего сигнала светофора, — в основном собачников, выгуливающих своих питомцев.

Когда загорелся зеленый, группа рванула вперед, подхватив Ноя и унося с собой. Ступая на проезжую часть, он оглянулся и успел мельком заметить человека в темном костюме. Тот стоял несколькими ступеньками ниже и, наклонившись, делал вид, что завязывает шнурок на ботинке.

Ной перешел дорогу и остановился на перекрестке Бикон-стрит и Джой-стрит. Обычно он двигался дальше по Джой-стрит, а затем сворачивал налево по Пинкни, тихой улочке, где нечасто попадались прохожие. Сегодня он решил пройти чуть дальше по Джой-стрит и свернуть на Миртл, где было гораздо оживленнее. Если за ним и правда следят, как бы безумно это ни звучало, безопаснее оставаться в толпе.

Спустя мгновение на другой стороне улицы появилась знакомая фигура. Мужчина остановился, дожидаясь, когда переключится светофор. Ной отвернулся и быстро зашагал по Джой-стрит. Кругом было полно народу, и он чувствовал себя достаточно спокойно, утешаясь надеждой, что у него просто случился легкий приступ паники и маячащий позади мужчина в черном — чистейшей воды совпадение. С какой стати кому-то следить за врачом-ординатором? Полнейшая бессмыслица!

Но через несколько минут, когда Ной осмелился бросить взгляд назад, он увидел все того же человека, следующего тем же маршрутом, что и он, и, похоже, в том же темпе.

На Миртл-стрит Ной свернул налево. Как он и рассчитывал, здесь было полно прохожих; на детской площадке гуляли несколько пар со своими отпрысками. Ной перевалил через вершину Бикон-Хилл и начал спускаться. Мужчина по-прежнему шагал следом. Шансы на то, что их маршруты случайно совпали, становились все более призрачными. Ривер-стрит — улица, на которой жил Ной, — тянулась параллельно Миртл, разделенная с ним одним коротким кварталом. Впереди было несколько улочек, на которые Ной мог свернуть, чтобы выйти к своему дому, но он решил пройти до Андерсон-стрит, где на углу находился крупный торговый центр, а значит, там и толпа будет гуще.

Оказавшись наконец на Ривер-стрит, Ной прибавил шагу. На память пришли истории ограблений, когда на человека нападали у входной двери, пока тот шарил по карманам в поисках ключей. Ной заранее достал ключ и зажал в кулаке. Подойдя к дому, он снова обернулся. Незнакомец в черном шел по улице; расстояние между ними стремительно сокращалось.

Ной поспешно вставил ключ в замочную скважину, повернул и толкнул дверь. Скользнув за порог, он торопливо захлопнул дверь. Замок защелкнулся, и молодой врач с облегчением перевел дух, только сейчас осознав, что все это время задерживал дыхание. Затем, взбежав полмарша по лестнице, он приподнялся на цыпочки и выглянул в небольшое оконце, расположенное в верхней части дверного проема. Через мгновение человек в черном костюме появился на противоположной стороне улицы. Он даже не взглянул в сторону двери, за которой скрылся Ной, а быстро прошел дальше по Ривер-стрит и исчез из виду. Ной усмехнулся: как глупо! Наверное, из-за напряжения последних дней у него просто-напросто разыгралось воображение. Сейчас он чувствовал себя полным дураком.

Все еще нервно ухмыляясь, Ной поднялся по обшарпанной лестнице в свою одинокую квартиру. Внезапно его охватила тоска по Лесли, и он пожалел, что не приложил больше усилий, чтобы сохранить отношения и попытаться удержать ее. Переступив порог, Ной пошарил ладонью по стене и щелкнул выключателем. Дешевый светильник под потолком вспыхнул резким неприятным светом. Ной стянул белую медицинскую куртку, небрежно сбросил ботинки и прошел на кухню. Открыв дверцу холодильника, он окинул взглядом полупустые полки. То немногое, что там стояло, не казалось аппетитным. Ну что же, еще один вечер без ужина. Он вернулся в гостиную и, устроившись на кушетке возле журнального столика, включил ноутбук. Когда компьютер загрузился, Ной нашел знакомую страницу в «Фейсбуке». Вероятно, не стоило травить себе душу, и все же он не мог удержаться: Ною хотелось еще раз посмотреть фотографии Гейл Шефтер, включая ее детские снимки. Однако на странице он обнаружил кое-что поинтереснее: новое селфи, загруженное совсем недавно. На снимке Ава с довольной полуулыбкой смотрела в камеру. Подпись к фото гласила: «Расслабляюсь после тяжелого рабочего дня». Ава была облачена в шикарный махровый халат. На нагрудном кармане виднелся какой-то логотип, но не удавалось разобрать, что именно на нем изображено. Судя по обстановке на заднем плане, Ава находилась в номере роскошного отеля. Вглядываясь в экран, Ной почувствовал прилив раздражения: она не пожалела сил на то, чтобы сделать фото и продемонстрировать его своим многочисленным виртуальным друзьям, но у нее не нашлось ни времени, ни желания написать хотя бы пару слов Ною.

Глядя на реакцию читателей Авы, Ной удивлялся: сколько людей не поленились либо поставить лайк и написать нечто вроде «Фотка — огонь», либо выразить эмоцию стикером в виде пылающего костра. Ной только головой качал, поражаясь бессмысленности столь бурной активности: словно восторженные подростки. А еще, зная Аву как глубокого, умного и хорошо образованного человека, он не мог объяснить ее пристрастие к такому несерьезному занятию. Чего ради тратить столько энергии? Или она получает удовольствие от сотни-другой лайков и комментариев в духе «Крутая фотка»?

Ною стало интересно, действительно ли авторы комментариев — молодые люди, сутками зависающие в сети, какими он их себе представляет. Пробежав глазами список откликнувшихся, Ной выбрал Терезу Пиксар — отчасти из-за ее реплики «Горячая штучка», а отчасти потому, что уже видел ее комментарии под другими снимками Авы. Тереза была из тех поклонников, кто реагирует на каждый пост.

— Так я и думал, — пробормотал Ной, когда на экране появилась страница Терезы Пиксар.

Девочке было тринадцать, однако среди ее многочисленных снимков попадалось немало весьма откровенных. Оставалось только удивляться, почему «Фейсбук» не заблокировал такие фотографии. Некоторые блюстители нравственности вполне могли бы счесть их детской порнографией.

В этот момент тишину квартиры разорвал пронзительный дребезжащий звук: кто-то звонил в дверь у подъезда. Ной подскочил от неожиданности и, придя в себя от первого шока, выругался вслух. Он даже не помнил, когда в его дверь звонили в последний раз, особенно в половине одиннадцатого вечера в воскресенье.

Озадаченный, он поднялся с кушетки, подошел к окну и, прижимаясь лбом к стеклу, попытался разглядеть нежданного гостя, хотя сомневался в успехе: панель с кнопками вызова и сам вход в подъезд находились в небольшой нише. Взглянув на противоположную сторону улицы, Ной заметил стоящий у тротуара черный внедорожник с включенными фарами.

Он отпрянул от окна: в памяти короткой вспышкой пронесся образ мужчины в черном костюме, следовавшего за ним от самой больницы. Ною удалось убедить себя, что у него просто разыгралось воображение, но вдруг за ним действительно был хвост и теперешний ночной визитер связан с тем подозрительным типом?

Тем временем звонок задребезжал снова. Кем бы ни был посетитель, он не собирался сдаваться. Помявшись еще немного, Ной рассудил, что здесь, посреди комнаты, проблему он не решит, надо спуститься и все выяснить. Надев ботинки, Ной оглядел гостиную в поисках какого-нибудь подходящего предмета, который в случае необходимости можно было бы использовать как оружие. «Бред какой-то?» — мысленно осадил он себя и вышел из квартиры.

Шагая вниз по лестнице. Ротхаузер размышлял: сразу открыть и встретиться лицом к лицу с посетителем или сначала спросить, кто гам? Второй вариант казался более благоразумным.

— Кто там? — громко произнес Ной.

— Это я, Ава, — ответил ему женский голос.

В первую секунду Ротхаузер замер; казалось, мозг отказывается воспринимать услышанное.

— Ава? Это правда ты? — недоверчиво переспросил он, а на самом деле просто тянул время, пытаясь прийти в себя. Не дожидаясь ответа. Ной принялся сражаться с засовом, на который запирали подъезд после девяти вечера, а через миг распахнул дверь. Перед ним стояла Ава в строгом брючном костюме; ее светлые волосы блестели в ярком свете фонаря над входом.

Оба застыли в молчании.

— Можно мне войти? — наконец заговорила Ава.

— Ах да, конечно, — словно вынырнув из забытья, спохватился Ной. — Пожалуйста, заходи.

— Наверх? — спросила она.

— Да. Третий этаж.

Он поднимался следом за ней. Волнение от внезапного появления Авы смешивалось с другим чувством — яростью от ее необъяснимого исчезновения.

— Там не заперто, — сказал он, когда они оказались на площадке, а затем последовал за ней в квартиру и закрыл дверь.

Гостья остановилась на пороге, обводя взглядом маленькую, скудно обставленную комнату.

— Я назвала бы это минимализмом, — не оборачиваясь, сказала она.

— Как мило. Благодарю, — откликнулся Ной.

Ава наконец повернулась, и они оказались лицом к лицу. Ной все еще сражался с захлестнувшим его потоком эмоций, но тут глаза молодой женщины наполнились слезами, которые медленно пролились через край и побежали по щекам. Она закрыла лицо ладонями и тихо всхлипнула.

Ной замер в нерешительности, не зная, как реагировать, затем шагнул вперед, обнял ее подрагивающие плечи и притянул к себе. Так они стояли несколько мгновений. Потом Ной бережно развернул гостью, подвел к кушетке и усадил.

— Извини, — сдавленным голосом произнесла Ава, смахивая слезы костяшками пальцев, но они набегали вновь и нескончаемым потоком струились по щекам.

— Ничего, — сказал Ной. Он прошел в ванную и вернулся с коробкой бумажных салфеток.

Ава вытянула одну, шумно высморкалась, потом взяла еще одну и промокнула глаза. На этот раз она сумела справиться с собой и порывисто вздохнула.

— Прежде всего, хочу попросить прощения, что не отвечала на твои звонки и сообщения, — сказала она уже гораздо увереннее.

Ной кивнул.

— Почему же ты молчала?

— Сама не знаю. Поначалу я была ужасно подавлена: оказаться причастной к еще одной смерти! Я и сейчас-то еще толком не пришла в себя. Тогда же было одно желание: сбежать как можно дальше и отключиться от всего. Если честно, я даже думала бросить медицину.

— О, нет! — запротестовал Ной. — После стольких лет учебы?! Ты талантливый анестезиолог, а иначе тебя не взяли бы в штат одной из лучших клиник страны.

— И тем не менее случилось то, что случилось. Мне казалось, если я буду постоянно совершенствоваться, то справлюсь в любой ситуации. Но, как видишь, не сумела.

— Говорят, медицина — больше искусство, чем наука, — заметил Ной. — И это верно. Как специалист ты все можешь делать правильно, и все же никто не гарантирует успеха. Слишком много непредсказуемых вещей, которые не поддаются контролю. Такова реальность человеческой жизни в принципе.

— Я надеялась, что самоотдачи и преданности делу будет достаточно, — вздохнула Ава.

— Мы преданы нашей профессии и делаем все, что в наших силах. Именно этого и ждут от врача. В обоих случаях ты действовала верно. Я видел своими глазами, как ты работала, и точно знаю: ты не допустила ни единой ошибки. В случившемся нет твоей вины. И ты действительно прекрасный анестезиолог.

— Ты правда так думаешь? Честно?

— Даже не сомневайся.

— Спасибо. Твоя поддержка очень важна для меня.

— Однако разобраться с проблемами будет не так-то просто, — признался Ной. — У меня состоялся разговор с Мейсоном сразу после конференции, а потом он налетел на меня в связи со смертью второй пациентки. Боюсь, Дикий Билл все еще надеется свалить вину на нас.

Ротхаузер подробно описал обе стычки со звездным хирургом, его обвинения в том, что Ной выгораживает Аву, и даже рискнул упомянуть о подозрениях Мейсона насчет их романа.

— Ой, только не это! — в ужасе охнула Ава. — Но откуда он узнал, каким образом?

— Доказательств у него нет, — быстро добавил Ной, встревоженный реакцией Авы. — Спонтанная идея, которая пришла в голову во время разговора, не более. Ты в свое время дала ему отпор, вот Мейсон и ищет повод задеть тебя. Очевидно другое: руководство разгадало мою уловку с докладом. А поскольку я обошел стороной вопрос анестезии, Мейсон решил, будто я пытаюсь прикрыть тебя. Ну а дальше его уже просто понесло.

— Как думаешь, он рассказал кому-нибудь о своих подозрениях?

— Не думаю, а знаю, — вздохнул Ной. — Меня вызывали на ковер Эрнандес и Кантор.

— И у них хватило наглости устроить тебе разнос за возможную связь со мной? — недоверчиво переспросила Ава. Она не знала, обижаться ей или начинать беспокоиться из-за сплетен, которые неизбежно поползут по больнице.

— На самом деле тема была упомянута вскользь. Администрации плевать на романы сотрудников. А вот жалобы Мейсона их действительно разозлили.

— Боже мой, чем дальше, тем хуже. Ну и что ты им ответил?

— Да ничего особенного. Но поскольку они намекали, будто я веду какие-то закулисные игры, твердо заявил, что у меня и в мыслях не было выгораживать тебя. Я делаю только то, что считаю нужным. И поэтому с уверенностью могу сказать, что ни в том, ни в другом случае анестезиолога винить не в чем.

— Спасибо еще раз, — кивнула Ава.

— Пожалуйста, — улыбнулся Ной. — Думаю, нам надо хорошенько подготовиться к следующей конференции и разработать четкий план действий. Мейсон наверняка попытается взять реванш. В деле Брюса Винсента у него были связаны руки, а в случае с Элен Гибсон вцепится в тебя мертвой хваткой. Придется защищаться. Не особо приятно, конечно, зато, по крайней мере, никто не станет устраивать склоки из-за конвейерной хирургии.

— А я снова помогу тебе с докладом, — рассмеялась Ава. — Итак, это означает, что ты простил меня?

— Почему же ты молчала? Разве так трудно написать, что с тобой все в порядке? Пару слов, только и всего!

— Поначалу я была слишком взволнована, к тому же пара слов тебя не устроила бы. А на следующий день мне стало стыдно за слишком бурную реакцию, и я решила, что лучше извиниться перед тобой лично. Собственно, поэтому и пришла. Только что вернулась в Бостон и прямиком к тебе, даже домой не заезжала. Но я понимаю, как ты беспокоился. Я на твоем месте чувствовала бы то же самое.

— Где ты была? Судя по фотографии в «Фейсбуке», в каком-то шикарном отеле?

— А, так ты видел? Хорошо. Я специально повесила ее: показать, что со мной все в порядке.

— Да, я догадался. Только не понял, где именно ты находишься.

— Вашингтон, отель «Ритц».

— Решила немного развеяться или это была деловая поездка?

— Командировка, запланированная несколько месяцев назад. И надо признать, она пришлась как нельзя кстати. Дела помогли мне собраться с мыслями и успокоиться.

— А можно спросить, какого рода консультации ты проводишь? Если, конечно, это не секрет.

Несколько секунд Ава молча разглядывала Ноя, словно размышляя, стоит ли посвящать его в свои секреты. Это загадочное поведение еще больше разожгло его любопытство; консультации Авы наверняка чрезвычайно прибыльны: не всякий консультант может позволить себе остановиться в «Ритце».

— Я сомневаюсь, стоит ли говорить: вдруг ты не одобришь, — произнесла наконец Ава.

— Если ты полагаешь, что таким образом сумела погасить мое любопытство, то очень ошибаешься. И с какой стати мне не одобрять работу консультанта?

— Ладно. Я консультант в СНБ.

— Серьезно? — Ной был удивлен и впечатлен одновременно. Неужели Ава работает на Совет национальной безопасности — консультативный орган при президенте США для решения вопросов безопасности и внешней политики страны?

Ава, похоже, окончательно оправилась от недавних слез, и к ней вернулась способность подтрунивать над доверчивостью Ноя.

— Если честно, я не отказалась бы поработать на государство, — она откинула голову и расхохоталась. — Но в моем случае аббревиатура расшифровывается иначе: я консультант в Совете по пищевым добавкам[10]. Мы лоббистская группа, щедро финансируемая индустрией, занимающейся производством БАДов.

— А, понятно, — потянул Ной. — Признаюсь, я испытываю не самые добрые чувства к производителям добавок. На мой взгляд, они мало отличаются от торговцев змеиным маслом[11].

— Да, но они хорошо платят, — заметила Ава.

— Как вышло, что ты начала работать с ними? Занятие для врача несколько необычное, смахивает на сговор с врагом.

— Я сотрудничаю с СНБ с того самого дня, как получила диплом и степень бакалавра по специальности «Здоровое питание». У меня был долг за колледж и медицинскую школу, и пришлось выплачивать его самостоятельно, после того как отец скоропостижно скончался от сердечного приступа. И тогда работа в совете и лоббирование производителей добавок с их туго набитыми карманами стала для меня настоящим спасением.

— Знакомая ситуация, — кивнул Ной. — У меня тоже были финансовые проблемы, да и сейчас остались. Как тебе известно, мой отец тоже умер от инфаркта, я тогда учился в старших классах. И у меня образовался огромный долг за колледж. Мама помогала выплачивать его, но когда я поступил на медицинский факультет, она заболела — раннее начало Альцгеймера — и потеряла работу. Тогда все разом переменилось, теперь уже мне приходилось поддерживать ее.

— Сочувствую, — сказала Ава. — Похоже, тебе было намного тяжелее, чем мне.

— Думаю, твои боссы в совете страшно довольны, что заполучили человека с медицинским образованием и степенью бакалавра в области здорового питания, — предположил Ной. — Особенно после того, как тебя приняли в штат престижной клиники в Бостоне.

— Ты даже не представляешь! — воскликнула Ава. — Они обожают меня и обращаются со мной как с королевской особой. Жизнь была бы совершенно иной, не работай я в совете. Но, возможно, моя главная заслуга, если это можно так назвать, — она усмехнулась, — в том, что благодаря моим усилиям поправки в закон о контроле со стороны ФДА[12] не были приняты. Это освободило отрасль от необходимости доказывать эффективность и безопасность продукции. Ну и кроме того, работать в совете интересно: масса впечатлений, новые знакомства. Представляешь, иногда я обедаю с известными сенаторами и конгрессменами.

— Но ведь ты честный человек, к тому же врач. Неужели тебя не мучает совесть?

— Можешь верить или нет, но американская общественность, так называемые простые люди, жаждут именно этого: целебного эликсира. Они не желают, чтобы правительственные бюрократы исследовали их снадобья, выясняя, есть ли от них прок и не опасны ли добавки. Ведь намного проще принять волшебную таблетку, чем следить за питанием, заниматься спортом, вести здоровый образ жизни и хорошо высыпаться по ночам.

— Ты действительно считаешь людей настолько глупыми? — удивился Ротхаузер.

— Да, — энергично закивала Ава. — Ты когда-нибудь видел рекламу, в которой снялся Мел Гибсон в том самом году, когда лобби производителей пищевых добавок продавливало закон в Конгрессе?

— Нет, не видел, — пожал плечами Ной. — Я тогда учился в шестом классе и не особо интересовался пищевыми добавками.

— И я в шестом, — улыбнулась Ава, — и в то время тоже не видела ролик, но мои боссы в совете дали мне его посмотреть. Это настоящий шедевр. Дом Мела Гибсона атакуют представители ФДА, берут его штурмом, словно агенты ФБР. Хозяина арестовывают за то, что он пьет шипучку с витамином С. Сделано с юмором и дает нужный эффект. Публика действительно верит, будто правительство хочет лишить граждан любимых витаминок. Поищи видео в Сети, не пожалеешь.

— Непременно, — пообещал Ной.

— Ты не ответил, когда я попросила прощения за свое молчание, — напомнила Ава.

— Пожалуй, ты прощена, — без особого энтузиазма произнес Ной.

— Звучит не очень убедительно, — заметила она.

— Я волновался, — буркнул он в ответ.

— Понимаю. Спасибо. Но теперь ты видишь, что у меня все в порядке. Я почти пришла в себя — короткий приступ слез не считается — и завтра, как обычно, выйду на работу. — Ава улыбнулась. — И буду с нетерпением ждать, когда мы начнем подготовку к следующей конференции.

— Ладно, ты прощена, — твердо заявил Ной.

— Спасибо еще раз. Может, начнем готовиться прямо сегодня вечером? Сколько сейчас времени? — Ава бросила взгляд на часы. — О боже, я и не думала, что уже так поздно. Как насчет визита ко мне? Машина ждет на улице.

— Так это твой джип стоит у меня под окном? — удивился Ной. Мысль о том, что Аву может ждать личный шофер, изумляла.

— Да, совет организовал встречу в аэропорту, а я сразу отправилась сюда. Ну же, соглашайся: поужинаем, выпьем по бокалу вина.

— Подъем в четыре сорок пять утра — это уже скоро, — вздохнул Ной. — Давай в другой раз.

— Ладно. Как насчет завтра? Забежишь после работы? Я соскучилась.

— Может быть, — уклончиво ответил Ной. Подлинная причина его отказа отправиться в особняк вместе с Авой прямо сейчас заключалась в том, что он был не уверен в своих чувствах и не знал, хочет ли вскочить обратно в седло после столь болезненного падения. — Обычно по понедельникам поступает много новых пациентов, — чуть подумав, добавил он. — Иногда до ночи не выбраться.

— Тогда посмотрим, как пойдут дела. В любом случае мое предложение насчет подготовки к конференции в силе.

Ной проводил ее вниз до выхода. Как и в первый их вечер, Ава удивила его, расцеловав на прощание в обе щеки. Затем, когда Ной уже стоял у открытой двери, придерживая ее одной рукой, Ава сказала:

— Я очень рада видеть тебя, но завтра, в больнице, нам лучше по-прежнему изображать чужаков. Пусть подозрения Мейсона выглядят исключительно плодом его фантазии, не стоит давать почву для дальнейших инсинуаций. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Ной. — Я тоже скучал и рад видеть тебя. Добро пожаловать домой!

Он проследил, как Ава перебежала дорогу и открыла дверцу внедорожника. Прежде чем нырнуть внутрь, она обернулась и помахала рукой. Ной махнул в ответ, затем отступил назад, закрыл дверь и запер ее на засов. В отличие от Авы, к которой вернулась обычная жизнерадостность и энергия, Ной чувствовал себя выжатым как лимон.

Глава 16

Четверг, 20 июля, 19:48

Ной вошел в «Тоскано» и приблизился к стойке. Красавец-брюнет по имени Ричард, у которого два дня назад он забирал заказанный навынос ужин, приветливо кивнул клиенту, вновь явившемуся получить заказ. Дожидаясь, пока Ричард упакует контейнеры, молодой врач окинул взглядом зал ресторана. Все столики были заняты, возле длинной барной стойки тоже не осталось ни одного свободного места. Вокруг слышались оживленные голоса посетителей и веселый смех. Никто здесь не думал о болезнях, травмах и смерти, которые ежедневно наполняли мир главного ординатора. В другое время он позавидовал бы их беспечности и способности радоваться жизни. Но только не сегодня — сегодня самого Ноя ждал восхитительный вечер.

Минувший понедельник выдался даже более напряженным, чем ожидал Ротхаузер. Следующие два дня оказались не лучше. Однако от того внутреннего сопротивления, которое он испытывал в воскресенье, когда Ава неожиданно появилась на пороге его квартиры и предложила возобновить их тайные встречи, не осталось и следа. Хотя в понедельник он проснулся, все еще полагая, что им не стоит спешить, уже к середине дня ему стало ясно, что перспектива увидеть Аву сегодня вечером волнует его все больше и больше. Утром во время обхода они несколько раз сталкивались в коридоре, старательно делая вид, что не замечают друг друга. Сама секретность отношений придавала им особую остроту и только разжигала страсть.

Однако к Аве Ной добрался только после девяти вечера. К этому моменту он был заведен до предела, словно пружина в старинных механических часах. Как, впрочем, и Ава. Кончилось тем, что оба рухнули на пол прямо в холле, едва Ной переступил порог дома, и занялись любовью. За дверью изредка слышались голоса прохожих, идущих по тротуару мимо особняка, но никакие помехи не могли охладить пыл любовников. Утолив первую страсть, они некоторое время лежали на мягком ковре, глядя на люстру под потолком. Это были минуты нежности, когда оба признались, как сильно скучали друг по другу А поскольку Аву все еще грызло чувство вины за внезапное исчезновение, а Ной не мог забыть своих тревог, признание получилось особенно жарким.

Все эти дни Ротхаузер ночевал у Авы. Он приходил после работы, прихватив по дороге заказанный в «Тоскане» ужин, они ели, занимались любовью и часами разговаривали, сидя в библиотеке и потягивая вино. Утром Ной, как обычно, поднимался около пяти и отправлялся в больницу.

С каждым днем он ближе узнавал свою подругу, обнаруживая в ней все новые и новые таланты. Он даже придумал нечто вроде метафоры: знакомство с Авой напоминало ему работу археолога — словно снимаешь почву, слой за слоем, с удивлением глядя на открывающиеся перед тобой находки. К примеру, она оказалась неплохим программистом, освоив это искусство самостоятельно, в основном благодаря любви к компьютерным играм — страсть, которую оба разделяли.

Возможно, самым удивительным открытием стал лингвистический дар Авы. Она свободно говорила на испанском, французском и немецком, а также довольно сносно на итальянском — последнее оказалось очень кстати, когда она самостоятельно путешествовала по маленьким городкам в глубинке Италии вдали от обычных туристических маршрутов. Ее талант полиглота по-настоящему потряс Ноя: ему языки давались с трудом, а изучение латыни и испанского в старшей школе стало настоящим мучением. Также он обнаружил, что у Авы прекрасно развита интуиция — еще один талант, которым Ной похвастаться не мог. Рассказывая о работе в совете, Ава призналась, что ей ничего не стоит распознать намерения того или иного сенатора и понять, что движет тем или иным конгрессменом. А значит, она могла влиять на них таким образом, чтобы принимаемые ими решения пошли на пользу СНБ.

— Вы никогда не берете десерт, — прерывая размышления Ноя, заметил Ричард. — У нас есть несколько фирменных блюд. Хотите, я добавлю тирамису на пробу, за счет заведения?

— Спасибо, пожалуй, нет, — улыбнулся Ротхаузер. Он сомневался, что Ава захочет десерт, хотя она могла бы себе это позволить, учитывая ежедневные занятия тренажерном зале. Да и самому Ною не стоило соглашаться на предложение Ричарда. Удивительно, что при том минимуме физической нагрузки, который был у него сейчас, он не прибавлял в весе.

— Может, в следующий раз, — сказал неунывающий Ричард, передавая клиенту упакованный контейнер с едой.

Ной размашистым шагом направился вверх по Луисбург-сквер. Он спешил не только потому, что хотел доставить ужин горячим, — сегодня ему особенно не терпелось увидеть Аву. Днем был момент, когда они буквально столкнулись на пороге одной из операционных. Оба пережили нечто вроде шока, хотя никто не обратил на них внимания — такие случаи не редкость в центральном холле, где располагается пост дежурного. Но обоим столкновение показалось смешным, особенно если учесть, как старательно они избегали встреч в больничных коридорах.

Ной нажал на кнопку звонка. В глубине дома раздалась телефонная трель, а затем щелкнул дверной замок. Ной уже перестал удивляться премудростям системы оповещения в особняке Авы: дверь можно было открыть в любой из комнат с помощью дистанционного пульта, соединенного с камерой видеонаблюдения.

Ной сбросил туфли и спустился по главной лестнице на кухню. Ава была занята подготовкой к ужину — расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы. На ней была домашняя одежда: тренировочные брюки и майка с высоким воротом. Как всегда, для Ноя она выглядела невероятно привлекательно. Волосы Авы были слегка влажными после недавнего душа, а кожа сияла чистотой.

Пока хозяйка распаковывала контейнеры, а гость открывал вино, оба от души хохотали над дневным происшествием и тем, какую панику оно вызвало у них обоих.

— Хорошо, что Дженет Сполдинг не заметила нас, — все еще хихикая, добавила Ава.

— Да вообще чудо, что эта женщина до сих пор ничего не разнюхала, — согласился Ной.

Когда они наконец уселись за стол и приступили к ужину, Ава сказала:

— Прости, что поднимаю больную тему, но ты уже поговорил с доктором Джексоном?

— Нет пока.

— Почему? Конференция не за горами, всего три дня осталось.

— По той же причине, по которой в прошлый раз я до последней секунды откладывал разговор с доктором Мейсоном, — признался Ной. — Потому что я трус.

— Это я могу понять, — согласилась его собеседница. — Но с ним должно быть попроще. Доктор Джексон все же не такой напыщенный индюк, как Мейсон, хотя нечто общее у них есть.

— Вот именно поэтому я и не решаюсь идти к нему.

— И все же нам нужно подготовиться. Хотелось бы понять, как он настроен: остыл или по-прежнему злится?

— Мне тоже интересно. Слушай, а твой шеф, доктор Кумар, не говорил, что Джексон жаловался на анестезиологов?

— Нет, ни слова.

— Хорошо. Очень хорошо, — задумчиво повторил Ной. — Думаю, его обещание нажаловаться нашим заведующим было пустой угрозой: ляпнул под горячую руку. Мне доктор Эрнандес тоже ничего не передавал. В конце концов, доктор Джексон должен понимать, что часть вины лежит и на нем.

— Нам надо знать наверняка, — подчеркнула Ава. — Когда ты с ним поговоришь?

— Ну, раз ты мне напомнила, то завтра.

— Не люблю давить на людей. — улыбнулась Ава, — но в данном случае это действительно важно.

Ной попытался сменить тему:

— А помнишь, в первый мой визит сюда, когда ты водила меня с экскурсией по дому и показывала свою потрясающую компьютерную комнату, ты сказала, что за час общения в соцсетях узнаешь о себе больше, чем за десять сеансов у психотерапевта? Ты говорила серьезно?

— Да, вполне.

— Тогда же ты обещала при случае объяснить подробнее. По-моему, сейчас тот самый случай.

— Пожалуй, — согласилась Ава. Она уселась поудобнее и отхлебнула из бокала. — Во-первых, мне нравится общаться в сетях, потому что они заполняют свободное время гораздо продуктивнее, чем, к примеру, сериалы «Нетфликс», хотя иногда их я тоже смотрю. Кроме того, как тебе известно, я предпочитаю не вступать в отношения с коллегами — ты, само собой, исключение. Но и за стенами больницы у меня нет близких друзей: я почти никого не знаю в Бостоне и часто уезжаю в командировки по делам СНБ, а в отпуске обычно отправляюсь в путешествия. Зато в интернете меня всегда ждут «друзья» — люди с массой самых разных интересов, живущие в разных уголках мира, и в итоге круг общения получается намного шире, чем если бы это были реальные знакомые в том же Бостоне, которые наверняка, как и я, много работают. Мы все заняты, и графики редко совпадают. А в виртуальном мире люди всегда свободны, никто не спит, никто не завален делами. И самое замечательное — если ты устал или по какой-то причине не хочешь разговаривать, можно просто отключиться, без суеты, надуманных объяснений или необходимости извиняться и оправдываться.

Мобильник Авы разразился настойчивым писком. Она бросила взгляд на дисплей, затем быстро взяла телефон, извинилась и вышла. Не было вечера, чтобы их беседу не прервал телефонный звонок, заставлявший Аву выбегать из комнаты. Ной привык к этим вторжениям, но они ему по-прежнему не нравились. Пока Ава отсутствовала, он обдумывал ее слова. Интересно, будь у него столько же свободного времени, он тоже погрузился бы в социальные сети? Ава работала сорок часов в неделю — стандартное расписание для врача, — тогда как Ротхаузер проводил в больнице около ста двадцати часов, в три раза больше.

Ной рассеянно играл вилкой и возил по тарелке недоеденный кусок лазаньи, дожидаясь, пока вернется подруга. На этот раз она задержалась дольше обычного. Появившись на кухне полчаса спустя, Ава еще раз извинилась. Закладывая в микроволновку остывшее блюдо, она рассказала: звонил один из ее боссов, обеспокоенной публикацией, которая на будущей неделе должна появиться в «Академическом медицинском журнале». В статье, аналогичной тем, которые начиная с 1992 года[13] регулярно публикуют в различных научных и околонаучных изданиях, но гораздо более масштабной, подводились итоги десятилетних наблюдений с участием почти полумиллиона добровольцев. Исследования показали, что поливитамины и пищевые добавки далеко не так эффективны, как уверяют производители. Но самое ужасное — в ней говорилось, что применение витаминных комплексов парадоксальным образом приводит к значительному повышению риска развития рака и сердечно-сосудистых заболеваний.

— Неудивительно, что твои боссы насторожились, — бросил Ной, даже не пытаясь скрыть иронии. — Статья может стать похоронным звоном для всей индустрии, а заодно и для твоего консалтингового бизнеса.

— Ничего подобного, — усмехнулась Ава. — Мы, лоббисты, научились бороться с такими выпадами. Разоблачающие исследования появлялись и раньше. Сперва мы заявим, что использовались неверные дозировки витаминов или добавки не той марки. Затем будем настаивать, что отбор участников эксперимента изначально был произведен некорректно. Следующий шаг — предположение, что фармбизнес и связанные с ними заинтересованные лица оказывали давление на ученых. Мы даже усилим теорию заговора вплоть до утверждения, что за самим исследованием стоят крупные фармакологические компании, которые не желают, чтобы люди поддерживали здоровье при помощи относительно недорогих добавок, но вынуждены были покупать дорогие лекарства, отпускаемые по рецептам. Публика с удовольствием проглотит наживку. Кроме того, статья в медицинском журнале остается сенсацией совсем недолго — до первого скандала в шоу-бизнесе, крупной катастрофы или очередного шокирующего твита от какой-нибудь знаменитости.

— О боже, — выдохнул Ной. — Обескураживающая откровенность.

— Но ведь в конечном итоге люди хотят именно этого: чтобы никто не разрушал их иллюзий о волшебных таблетках, которые исцеляют без всяких усилий по поддержанию здорового образа жизни. Однако мне придется потратить немало времени и сил: поездки в Вашингтон, заседания совета, выработка стратегии, масса другой дополнительной работы.

Разогрев еду, они снова уселись за стойку и продолжили ужин. Солнце зашло, ночная тьма окутала город. Погода стояла ясная, позволяя любоваться чистым звездным небом. Французские окна были полностью открыты, отчего кухня и двор позади дома сливались в единое пространство. Искусно расположенные прожекторы освещали ухоженный садик, а тихое журчание фонтана и умиротворяющий стрекот сверчков создавали приятный фон.

— Итак, ты остановилась на том, что соцсети дают тебе возможность удовлетворять потребность в общении, не накладывая тягостных обязательств и не требуя лишних эмоциональных затрат.

— Верно. Но не только это. Сети дают гораздо больше: возможность исследовать такие аспекты моей личности, о которых я даже не подозревала.

— Серьезно? — удивился Ной. Подобные заявления казались ему странными, особенно от коллеги с медицинским образованием.

— В обыденной жизни мы все увязли в реальности того, кем себя считаем. Мы ценим предсказуемость и стабильность, равно как и наши близкие и друзья. В виртуальном мире все иначе. Я могу стать кем захочу, примерить на себя любую идентичность без каких-либо неприятных последствий. А в результате узнаю о себе много нового.

— То есть, Гейл Шефтер — это некая иная личность, а не ты сама, выступающая под другим именем?

— Абсолютно иная, — рассмеялась Ава своим особым рассыпчатым смехом, который действовал на Ноя завораживающе. — Хотя мы с ней ровесницы. Гейл продолжает жить в том мире, куда сразу после школы попала и я, но откуда ухитрилась сбежать. Она застряла в крошечном городке, работает у дантиста, который ведет себя как настоящий тиран, за плечами у нее неудачный брак и развод. Гейл помогает мне по-настоящему ценить мою нынешнюю жизнь и то, чего я достигла в реальном мире благодаря упорной работе и удачному стечению обстоятельств. По сравнению с Гейл я просто счастливица!

— Значит, можно с уверенностью сказать, что в «Фейсбуке» пишет не ты, а Гейл Шефтер?

— Совершенно верно. Точно так же, как в «Фейсбуке» пишу не я, а Мелани Ховард, когда я захожу туда как Мелани Ховард.

— Мелани Ховард? Это что, еще один «сокпаппет»?

— Мне не нравится такое определение. Мелани даже «смурфиком»[14] не назовешь. Оба эти явления предполагают нечестное поведение в интернете. Но я никого не обманываю. Мелани Ховард — просто еще один человек в виртуальном пространстве, пытающийся проявить себя в рамках своего социального статуса, личных обстоятельств и интеллекта.

— И что она за человек?

— Ну, в общем, Мелани — полная противоположность мне. И, боюсь, отчасти она тот человек, каким я могла бы стать при определенных обстоятельствах: застенчивая, бесхитростная и доверчивая женщина, отчаянно жаждущая любви и понимания. У нее скучная работа — секретарь в сантехнической фирме в Браунфилде, Техас, — и шеф-скряга, который постоянно пытается надуть ее. Но у моего персонажа есть и положительные стороны: Мелани привлекательна, у нее доброе, отзывчивое сердце, она принимает людей такими, какие они есть, но лишь до той поры, пока окружающие не переходят известную грань, за которой Мелани становится непреклонной и твердой как сталь.

— Ух ты, — в некотором замешательстве произнес Ной, не зная, как реагировать. До сих пор он полагал, что Ава выступает в сети под вымышленным именем лишь с целью оградить свою частную жизнь. Он и предположить не мог, что в виртуальной реальности ей хочется примерить на себя кардинально другую судьбу.

— Тебя шокирует мое признание? — спросила Ава, слегка склонив голову набок и с улыбкой поглядывая на Ноя. Она явно бросала ему вызов. — На дворе двадцать первый век, — напомнила Ава. — «Фейсбуком» во всем мире пользуются почти два миллиарда человек.

— Ну, признаюсь, я несколько удивлен. Скажи, а ты не чувствуешь себя самозванкой с таким-то обилием ролей и выдуманных персонажей?

Ава расхохоталась.

— Ничуть. Слово «самозванец» заряжено отрицательным смыслом. Я считаю Мелани и Гейл кем-то вроде близких друзей, но при этом самостоятельными людьми и настоящими виртуальными личностями; я же просто выступаю от их имени, исследуя аспекты собственной индивидуальности. Понимаю, это несколько смахивает на определение «натуральные искусственные бриллианты», однако с точки зрения подлинности современный виртуальный мир вполне конкурирует с миром реальным. Да и что на самом деле означает «подлинный»? Впрочем, если ты настаиваешь на слове «самозванец», не стоит забывать: в социальных сетях все привирают, стремясь приукрасить свою жизнь и сделать ее более захватывающей, чем она есть на самом деле. Даже так называемые «естественные» фото сначала обрабатывают фотошопом. Все, что волнует пользователей, — количество лайков, которые соберет снимок. В этом смысле сегодня почти все самозванцы. А как насчет вас, доктор Ротхаузер? Неужели вам никогда не доводилось становиться самозванцем? В резюме, к примеру?

— Конечно! — воскликнул Ной с такой уверенностью, что теперь опешила Ава. — Пришлось притворяться врачом на четвертом курсе, — пояснил он. — Так делают многие студенты, иначе пациенты не станут терпеть нашу неуклюжесть и медлительность, когда дело доходит до медицинских манипуляций.

— Точно, — рассмеялась Ава. — Помню, меня всегда мучила совесть, а еще я тайно радовалась, когда пациенты не расшифровывали нас.

— А как насчет сайтов знакомств? — спросил Ной. — Гейл и Мелани тоже туда захаживают?

— Ну еще бы, — откликнулась Ава. — Я под своим именем никогда не сунулась бы туда, а Гейл и Мелани заглядывают. Но там развелось слишком много чудаков, которые прячутся за поддельными фотографиями. Да, я помню, ты говорил, что вы с Лесли так и познакомились. Но тебе повезло, к тому же это было несколько лет назад. Теперь, мне кажется, там собираются исключительно тролли и любители острых ощущений.

— Гейл или Мелани встречалась в реале с кем-нибудь из тех, кто приглянулся ей в сети? — спросил Ной.

— Нет конечно! — воскликнула Ава. — Удивляюсь, что ты вообще спрашиваешь. Ведь идти на встречу пришлось бы мне, пусть и в роли Гейл или Мелани. Это было бы огромной ошибкой. Во-первых, не удивлюсь, если как минимум половина людей на таких сайтах тоже окажется вымышленными персонажами. Официально признано, что в «Фейсбуке» десять процентов аккаунтов фейковые, то есть там примерно два миллиона «самозванцев», как ты говоришь. Звучит вроде бы не очень, но на самом деле в этом нет ничего плохого. Анонимность — вот что важно. Как только люди знакомятся в реале, анонимность разрушается.

— Честно говоря, меня такие вещи сбивают с толку, — признался Ной. — Считается, что, когда лжешь, сложнее всего запомнить, в чем именно солгал. Ты никогда не попадала впросак, переключаясь с одной виртуальной личности на другую?

— У меня заведены личные дела на Гейл и Мелани, которые я регулярно обновляю, и разработана особая система алгоритмов — как раз для того, чтобы не попасть впросак и не нарушить линию поведения персонажа. Быть последовательной и логичной — это тоже часть задачи.

— Серьезный подход, — покачал головой Ной. — Похоже, ты увлечена не на шутку. — Он с трудом мог представить, что интернет-общение может стоить таких усилий.

— Да, — призналась Ава, — увлечена не меньше, а то и больше, чем компьютерными играми.

— А как насчет фотографий в аккаунте Гейл и Мелани?

— О, это совсем не сложно при обилии картинок в Сети и программ для обработки изображения.

— Ну хорошо, тогда последний вопрос: недавно мне попалась статья о людях, которые создают иную личность в социальных сетях и со временем начинают верить в собственную ложь. Психологи серьезно обеспокоены таким нарушением идентичности. В этом ты не видишь проблемы?

— Все зависит от точки зрения. Люди в принципе склонны приукрашивать свою историю, и это началось задолго до появления интернета. Конечно, сейчас возможностей куда больше, и некоторые видят в этом проблему, другие же — массу новых возможностей.

— Удивительно. Такое впечатление, что за последние пять лет, которые я провел в стенах больницы, мир снаружи изменился до неузнаваемости.

— И продолжает меняться с нарастающей скоростью, — заверила его Ава. — Слушай, а давай после ужина пойдем в компьютерную комнату и я познакомлю тебя с Мелани Ховард. Пообщаешься с ней полчасика, и тебе покажется, будто вы старые друзья. Уверяю, Мелани ты тоже придешься по душе.

— Ну что же, с удовольствием познакомлюсь с Мелани, — согласился Ной.

Покончив с ужином, они сложили тарелки в посудомойку и поднялись в лифте на четвертый этаж. По дороге Ной поймал себя на том, что вспоминает фильм «Она»[15] и гадает, как сложатся его отношения с Мелани. Сумеет ли он увидеть в ней отдельную личность, зная, что за ширмой скрывается Ава?

Глава 17

Четверг, 20 июля, 22:21

Кейон Декстер свернул с федеральной трассы номер 93 на шоссе номер 25 в сторону Плимута, штат Нью-Гемпшир. Он очень устал. Два часа назад перед выездом из Бостона они с Джорджем Марлоу подбросили монетку, решая, кому садиться за руль. Кейон проиграл. В дальних поездках каждый из них предпочитал устроиться на пассажирском сиденье, откинуть спинку кресла и положить ноги на переднюю панель. Почти год назад частная охранная компания Эй-би-си со штаб-квартирой в Балтиморе, штат Мэриленд, решила открыть филиал в Бостоне; офис разместили в здании Старой ратуши на Скул-стрит, куда и перевели неразлучную парочку агентов.

— Эй, приятель, я надеялся, что мы уладим дельце «сексбоя шестьдесят девять» и сразу выберемся из этой глуши, — с досадой бросил Кейон.

— Я тоже, — сказал Джордж. Он спустил ноги на пол, сунул их в башмаки и, подтянув вперед пассажирское кресло, оказался рядом с Декстером. — Ну ничего, проведаем «злого кабана», и делу конец. Полагаю, в будущем использование защищенных сетей поможет предотвратить такие глупости.

— Сомневаюсь, — вздохнул Кейон. — Теперешние детки выросли в мире, напичканном компьютерами. Им не пришлось, как нам, блуждать на ощупь, учась на собственных ошибках; для них это родная стихия. Сборище хакеров только и ждет своего часа. Не удивлюсь, если они сумеют обойти все на свете прокси-серверы, вместе взятые.

— Пожалуй. Да и в выборе ников они поумнее нашего красавчика. Придет же в голову — «злой кабан».

— Думаешь, он окажется таким же трухлявым пнем, как Гэри Шеффилд?

— Наверняка, — хмыкнул Марлоу. — А иначе зачем ему подбивать клинья к тринадцатилетней девочке?

— Прямо из кожи вон лезет, — с отвращением поежился Кейон. — Тут ведь еще вопрос, кто он — преподаватель или студент. Как по-твоему?

— Преподаватель, — уверенно заявил Джордж. — У студентов нет недостатка в сладких булочках: зачем шарить по интернету, когда вот они, только руку протяни.

— Наверное, ты прав. Кабанчик упорно представляется восемнадцатилетним студентом, а у самого, поди, лысина в полбашки.

— Да плевать, кем он там представляется, — отрезал Джордж. — Мало ли какую чушь люди пишут про себя в аккаунтах. Или я выдаю желаемое за действительное? Ведь если он действительно окажется юнцом, нам долго еще придется разгребать за ним дерьмо. Парень наверняка похвалится своей победой, и тогда, считай, информация о Терезе Пиксар уже разлетелась по смартфонам его приятелей.

— Ладно, посмотрим. В любом случае постараемся подтереть за ним, — подвел итог Кейон Декстер.

Наконец они прибыли в Плимут. Если в случае с Шеффилдом им был известен как IP-адрес компьютера, так и его физическое местоположение, то сейчас агенты знали только одно: человек, выходящий в интернет под ником «злой кабан», пользуется общественной сетью Государственного университета Плимута. Им предстояло подключиться к сети и вычислить негодяя. Напарники решили дождаться ночи: так больше шансов, что объект окажется дома.

Доехав до кольцевой развязки, они направились на юг по Мэйн-стрит. Вскоре справа показался студенческий городок, поднимающийся вверх по холму. Довольно скромный, он в основном состоял из двухтрехэтажных зданий. В центре кампуса располагалась квадратная башня из красного кирпича с часами, остальные строения тоже были по большей части кирпичными. Воспользовавшись скачанным в интернете планом городка, Кейон и Джордж несколько раз объехали кампус по периметру.

— Не очень-то оживленное местечко, — заметил Джордж.

— Лето. Когда начнется учебный год, тут будет не протолкнуться, — возразил Кейон.

Они сделали еще круг. Оба молчали, зная, о чем думает партнер: ни одному из них не хотелось бы жить в таком захолустье.

— Достаточно, — прервал молчание Марлоу. — Теперь мы представляем, с чем имеем дело. Давай найдем место для парковки и посмотрим, повезет ли нам здесь, как повезло в Мидлтауне.

Кейон вырулил обратно на Мэйн-стрит, где вдоль обочины было припарковано несколько машин. В этот поздний час рестораны и магазины не работали, однако все еще были открыты небольшие кафе, среди которых выделялось одно, оформленное в стиле закусочной 1950-х.

Напарники перебрались в кузов фургона и включили оборудование. Им не потребовалось много времени, чтобы войти в сеть университета на правах администратора. Как они и надеялись, «злой кабан» находился в онлайне. Но приятелей ожидал сюрприз: компьютер был зарегистрирован на имя Маргарет Стоунбреннер.

— Черт подери, — прошипел сквозь зубы Кейон.

— Не спеши с выводами, — рассудительным тоном заметил Джордж. — Может, у нее есть сын-подросток, который пользуется компьютером матери.

— Ну да, не исключено, — согласился Кейон.

Они прогнали объект через все доступные им базы и вскоре выяснили, что Маргарет Стоунбреннер проживает на Смит-стрит, 24, судимостей не имеет, преподает психологию в Плимутском университете, в 2015 году развелась с Клэр Уокер, за которую вышла замуж в 2011-м. У Клэр есть дочь от предыдущего брака, и после развода Маргарет получила полную опеку над девочкой.

— По крайней мере, в одном ты не ошибся: она преподаватель, — заметил Декстер.

— Зато мне и в голову не пришло, что объект окажется лесбиянкой. Но какого черта она троллит девочку-подростка, изображая парня? Не понимаю! Хотя как знать: может, в маленьком городке лесбиянке не так-то просто живется?

— Хочешь сказать, что ты удивлен? — хмыкнул Кейон. — А представь, что чувствовала бы бедняжка Тереза, согласись она на встречу.

Его напарник прыснул, а затем оба расхохотались в голос.

— Вот что я скажу тебе, приятель, — вытирая выступившие от смеха слезы, начал Джордж. — Не знаю, куда катится этот мир: мне всего тридцать шесть, но я настолько далек от всей этой возни с ЛГБТ, что иногда ощущаю себя динозавром. Просто безумие!

Сверившись с планом городка, напарники снова перебрались в кабину фургона, Кейон сел за руль, и они отправились на Смит-стрит. Как и все в Плимуте, улица находилась неподалеку от того места, где они припарковались. Сначала парочка проехала мимо нужного дома, старательно присматриваясь к нему: двухэтажный особняк в викторианском стиле с белоснежными колоннами и характерной остроконечной крышей, украшенной резным фронтоном; в окнах первого этажа горит свет, на втором темно.

— Выглядит обнадеживающе, — прокомментировал Кейон. — Думаешь, она живет одна?

— Не может же нам так повезти два раза кряду, — усомнился Джордж. — Но ничто не мешает надеяться на лучшее.

Припарковав «форд» на соседней улице, напарники двинулись обратно пешком, поглядывая на дома, большая часть которых была погружена во мрак.

— Видать, местные рано ложатся спать, — заметил Кейон. — Ночную жизнь Плимута не назовешь бурной. — Он захихикал над собственным замечанием.

Старомодный кондиционер, укрепленный на стене возле одного из освещенных окон особняка Маргарет, издавал ровное гудение, что тоже было на руку приятелям: гул заглушит посторонний шум, который мог бы встревожить соседей.

Напарники взбежали на террасу и привычно расположились справа и слева от входной двери, держа наготове поддельные значки агентов ФБР. Не найдя кнопку звонка, Джордж постучал. Ответа не последовало. Он постучал громче. Тут под навесом террасы вспыхнула лампочка, и Марлоу с досадой поморщился. А еще мгновение спустя из-за двери раздался женский голос, спрашивающий, кто там.

Кейон, как и в случае с Гэри Шеффилдом, повторил сказку об агентах ФБР, которые представляют отдел по борьбе с киберпреступлениями и хотят задать хозяйке несколько вопросов. Разница заключалась лишь в том, что Маргарет им не открыла.

— О чем вы хотите поговорить? — спросила она через дверь.

И снова Декстер последовал привычной схеме, пояснив, что их отдел зафиксировал незаконные действия в интернете, которые осуществляются с компьютера, находящегося у нее дома.

— Я бы предпочла побеседовать с вами завтра утром, — заявила Маргарет. — И вообще, откуда мне знать, действительно ли вы являетесь агентами ФБР?

Кейон и Джордж встревоженно переглянулись. Вдобавок ко всему из глубины дома они услышали звуки, которые им очень не понравились: сердитый лай и рычание издавал явно не миниатюрный пудель.

— Если вы откроете дверь, мы покажем наши удостоверения, — как можно увереннее сказал Кейон.

— Никогда не слышала, чтобы агенты ФБР являлись посреди ночи, — не сдавалась Маргарет. — Извините, я одна и не могу открыть вам.

— Мэм, я понимаю ваше нежелание беседовать с нами, но в случае отказа нам придется вернуться с местной полицией и арестовать вас. Однако мы совершенно уверены, что удастся прояснить дело, не прибегая к столь радикальным мерам. Но через дверь поговорить не выйдет.

На мгновение воцарилась тишина, которую нарушал только гул работающего кондиционера. Приятели снова переглянулись, чувствуя, что теряют контроль над ситуацией. А затем услышали короткое пиликанье, похожее на тон клавиатуры мобильника.

— Проклятье! — рявкнул Марлоу, впервые подав голос с того момента, как они поднялись на террасу. Он отступил назад и с силой ударил ногой по обшитой панелями двери, целя в область замка. Старое дерево разлетелось в щепки. Джордж первым ворвался в распахнувшуюся дверь. Потрясенная Маргарет отскочила назад, и в этот момент на ввалившегося в дом мужчину бросилась черная немецкая овчарка.

Старые армейские навыки сослужили Марлоу добрую службу. Подготовка морского пехотинца включает умение действовать в случае нападения разъяренной толпы и бойцовых собак. Он быстро поднял согнутую в локте руку, лишив овчарку возможности вцепиться ему в горло. Пес повис на рукаве куртки. Кейон выхватил почти бесшумную «беретту» с глушителем и дважды выстрелил в грудь собаке. Поначалу казалось, что пули не причинили животному никакого вреда: пес по-прежнему отчаянно мотал головой, раздирая куртку. Затем ярость, с которой зверь набросился на врага, внезапно угасла. Пес разжал зубы и опустился на все четыре лапы. Несколько мгновений он стоял, покачиваясь и горько поскуливая, потом начал оседать и наконец рухнул на бок.

Увидев лежащую на полу собаку, Маргарет завизжала. Она даже не обратила внимания на пистолет, который Декстер наставил на нее, приказывая заткнуться.

— Ублюдки! — вопила хозяйка дома, и на ее перекошенном лице отражались одновременно страх и боль. Не переставая кричать, Маргарет стала надвигаться на Кейона, словно собиралась растерзать его голыми руками. Декстер выстрелил ей в лоб. Голова женщины резко откинулась назад, позади на стене прихожей расползлось кровавое пятно. Маргарет плашмя упала на пол рядом с собакой. По телу пробежала короткая судорога, а еще мгновение спустя незрячие глаза уставились в полоток.

— Черт подери! — взорвался Джордж. — Что ты наделал? Теперь мы не сможем ничего выяснить. — Но прежде чем Кейон успел ответить, телефон Маргарет, который она выронила из руки, ожил: «Отдел полиции Плимута. У вас все в порядке, мисс Стоунбреннер?»

Кейон быстро поднял мобильный, выключил и сунул в карман.

— Надо убираться отсюда, — прошипел он.

— Нам нужен ее компьютер, — напомнил Джордж.

— Вон, на столе. — Кейон вытянул шею, глядя через плечо напарника в распахнутую дверь гостиной. Отпихнув Марлоу, он прошмыгнул в комнату, захлопнул крышку ноутбука и сунул его под мышку. Приметив лежащую на стуле женскую сумочку, прихватил и ее.

Пока напарник собирал вещи, Джордж натянул латексные перчатки, прошел к стоящему в углу письменному столу и начал один за другим выдвигать ящики. Осмотрев содержимое, он оставлял их открытыми. Один из ящиков упал на ковер, и бумаги веером разлетелись по комнате. Затем парочка покинула дом и зашагала к фургону, припаркованному на соседней улице. Агенты с опаской поглядывали по сторонам, но вокруг было тихо: район спал безмятежным сном.

— Грязно сработано, — с отвращением бросил Джордж, забираясь на водительское место. Теперь настала его очередь вести фургон. — Хуже еще не бывало. — Прежде чем повернуть ключ в замке зажигания, он стянул перчатки и швырнул их в бардачок.

— В нашем деле никогда не знаешь наверняка, чего ждать, — философски заметил Декстер. — И все же не стоит докладывать начальству о подробностях операции. Если, конечно, нас специально не спросят. Будем надеяться, что в дальнейшем защищенные сети избавят нас от необходимости заниматься этим.

— Очень надеюсь, — согласился Джордж. — Но знаешь, что меня удивило? Я ожидал увидеть зануду вроде Шеффилда: человека, погрязшего в тусклой повседневности, отупевшего от скуки, у которого вся надежда на социальные сети — только там у него еще остается шанс на яркую жизнь, пусть и виртуальную. Но эта женщина совершенно иной породы. И заметь, Маргарет не купилась на историю с агентами ФБР.

— А чего ты хочешь, — продолжил философствовать Кейон, — социальные сети становятся частью культуры. Теперь там обитают не только прыщавые подростки и унылые засранцы вроде Гэри. Виртуальный мир засасывает всех без исключения.

Чтобы не ехать обратно через город, Джордж выбрал обходной путь — шоссе номер 1-93, ведущее прямиком в Бостон.

Глава 18

Пятница, 21 июля, 21:15

После того как пять вечеров кряду были посвящены меню итальянского ресторана, Ной решил для разнообразия обратиться к тайской кухне и выбрал ресторан «Король и я»[16]. Поговорив с Авой перед выходом из больницы и выяснив ее предпочтения, он сделал заказ по телефону и теперь стоял в очереди к кассе, чтобы расплатиться и забрать ужин.

Пятница выдалась загруженной даже больше обычного. Все началось с того, что преподаватель, который должен был читать лекцию по основам фундаментальной науки, заболел, и Ротхаузеру самому пришлось выступить с докладом о поддержании электролитного баланса в послеоперационный период. Речь потребовала некоторой подготовки, для чего пришлось встать в 4 утра. Ной ухитрился выбраться из постели и покинуть дом, не разбудив Аву.

После лекции у него было четыре плановые операции; одна особенно сложная — эзофагэктомия, удаление пищевода. Ной проводил такую процедуру всего второй раз в жизни. К счастью, все прошло гладко, хотя он не возлагал больших надежд на долгосрочные перспективы для пациента: рак пищевода — тяжелое заболевание, плохо поддающееся лечению.

В целом день складывался удачно, однако кое-каких неприятных моментов избежать не удалось. Ной всячески старался держаться подальше от доктора Мейсона, следя за расписанием, чтобы не пересекаться с ним в больничных коридорах. Но сегодня, когда он вместе с анестезиологом вез пациента в палату, Дикий Билл неожиданно появился на отделении, закончив работу в своей операционной чуть раньше срока. И хотя Ной старательно демонстрировал своему недругу, что занят по горло, доктор Мейсон потребовал уделить ему внимание. Оттащив Ноя в сторону, хирург разразился возмущенной речью по поводу ординаторов, которые ассистировали ему на операциях.

— Учитывая уровень моих пациентов — а это ВИП-клиенты, которые обращаются в нашу клинику исключительно благодаря моему здесь присутствию, — я не желаю иметь дело с некомпетентностью ассистентов, назначаемых вами, доктор Ротхаузер, — брызгая слюной, шипел Мейсон. — Учтите, я намерен обсудить этот вопрос с доктором Эрнандесом, доктором Кантором и мисс Хатчинсон. — Глория Хатчинсон была президентом совета БМБ.

Само собой, жалобы Мейсона были безосновательны. Уж кому-кому, а ему Ной старался назначать самых толковых ассистентов, зная, впрочем, что этот человек все равно будет обвинять всех и каждого, если произойдет малейший сбой в работе. Впрочем, ни на одного из двадцати четырех новичков никто из остальных хирургов не жаловался.

Ной попытался завершить беседу, предложив доктору Мейсону составить список ординаторов, с которыми он готов работать. Однако Дикий Билл, вместо того чтобы принять мирное предложение коллеги, переключился на обсуждение предстоящей конференции по летальным исходам.

— Надеюсь, вы не намерены снова выгораживать свою любовницу? — скривив губы, бросил Мейсон. — Учтите, на этот раз вы так легко не отделаетесь. В деле с Брюсом Винсентом я вынужден был помалкивать, но сейчас никто меня не удержит.

Ткнув Ною в грудь указательным пальцем — похоже, это становилось традицией: каждый разговор со звездным хирургом завершался тычком, подтверждающим весомость угроз, — Мейсон развернулся и проследовал в ординаторскую.

— Ваш заказ готов, — объявил кассир, возвращая Ноя к реальности. Расплатившись, он вышел из ресторана. Чарльз-стрит была полна прохожих: люди гуляли, наслаждаясь покоем уходящего дня. Молодой врач шагал среди толпы, чувствуя себя частью этого многоцветного, полного жизни мира и предвкушая еще один приятный вечер в компании Авы. Теперь, когда у него появились интересы за пределами больницы, он больше не был чужаком, оторванным от нормальных людей. Ной улыбнулся и подумал, что, возможно, и у него есть шанс стать нормальным человеком.

Двигаясь своим обычным маршрутом по Пинкни-стрит в сторону Луисбург-сквер, Ной прокручивал в голове события, последовавшие за стычкой с Мейсоном. Неприятное столкновение заставило Ноя осознать, как мало времени осталось у него для подготовки к конференции, и начать действовать. Первым делом он выяснил, кто из младших ординаторов был в тот день направлен в отделение неотложной помощи. Это оказалась Харриет Шонфельд. Ной нашел ее в процедурной, где доктор Шонфельд зашивала незадачливому велосипедисту рваную рану на локте. Ной остался доволен тем, что рассказала ему Харриет, и с нетерпением ждал возможности поделиться услышанным с Авой.

Затем Ротхаузер встретился с анестезиологом Карлой Вайолет, побеседовал с операционной сестрой и сестрой, дежурившей в тот день в операционном зале номер восемь, но ни та, ни другая не сообщили ему ничего нового. И, наконец, с доктором Уорреном Джексоном, встречу с которым Ной откладывал до последнего, как в свое время — с доктором Мейсоном. Как и Мейсон, доктор Джексон, хирург старой закалки, принадлежал к той же школе и отличался той же обидчивостью, высокомерием и упорным нежеланием брать вину на себя, и все же, к удивлению Ноя, он оказался гораздо более здравомыслящим, чем его коллега.

Ава была несказанно рада, когда Ной явился наконец в десять часов вечера, и призналась, что умирает с голоду. Хозяйку дома Ной застал на кухне. Ава открыла вино и уселась со смартфоном за барной стойкой. Читая посты в «Фейсбуке», она успела прикончить четверть бутылки. Ной извинился: он уже собирался уходить, когда скорая привезла тяжелого пациента.

Они ели, как обычно сидя на высоких барных стульях и глядя через распахнутое окно в ночной сад. Ною хотелось как можно скорее поделиться принесенными из больницы новостями, однако Ава опередила его, начав рассказывать о сегодняшнем сложном случае, который потребовал от нее поистине виртуозных действий. Ной был впечатлен тем, как она справилась. Глубокие знания Авы в анестезиологии соперничали с его энциклопедическими познаниями в хирургии. После ужина они привычно перебрались в библиотеку. Теперь-то Ной понимал, почему в начале их знакомства Ава сказала, что это ее любимая комната. Оба, словно повинуясь ритуалу, уселись в те же кресла, в которых сидели все предыдущие вечера.

— Ладно, теперь твоя очередь, — сказала Ава. — Прости, я, кажется, заболталась сегодня.

— Нет-нет, ничуть. Мысленно аплодирую твоему искусству анестезиолога.

— Спасибо. Я долго тренировалась, — рассмеялась Ава.

— У меня две новости: плохая и хорошая. С которой начать?

— С плохой. Покончим с ней разом, а потом будем смаковать хорошую.

— Доктор Мейсон снова загнал меня в угол, — вздохнул Ной. — Сначала жаловался на ассистентов, которых я ему назначаю, — чушь полнейшая! — а потом пригрозил, чтобы я не смел выгораживать тебя, как на прошлой конференции.

— Так прямым текстом и сказал?

— Так и сказал, — кивнул Ной. Он не стал упоминать, что Мейсон назвал Аву его любовницей.

— Да, новость плохая, — согласилась Ава. — Ну а какая хорошая?

— Встреча с доктором Джексоном прошла совсем не так, как я ожидал. Он сказал, что все обдумал на холодную голову и понял, что совершил ошибку, заставив первогодка начать анестезию без тебя.

— Поразительно! — Лицо Авы просветлело. — Как считаешь, он повторит это на конференции?

— Думаю, отпираться не станет, — улыбнулся Ной. — И еще я поговорил с Карлой Вайолет.

— Знаю, она мне звонила.

— И она готова подтвердить, что на нее оказали давление. Так что я могу без опасений затронуть эту тему в докладе. И не придется лавировать.

— Обязательно! И нужно подчеркнуть, что миорелаксант был введен до того, как я пришла в операционную.

— Конечно, скажу об этом отдельно, — заверил ее Ной.

— Уф, как камень с души, — призналась Ава.

— Но у меня есть еще одна новость, — перебил ее Ной. — Я встретился с ординатором из отделения неотложной помощи, которая делала первичный осмотр пациентки. Когда я сказал, что в электронной карте нет ни слова о травме шейных позвонков, она была поражена. Харриет Шонфельд утверждает, что сама отметила деформацию шеи.

— В истории болезни записи не было! — отрезала Ава и выпрямилась на стуле, готовая ринуться в бой.

— Успокойся: запись была, но одновременно ее не было. — Ной накрыл руку подруги своей. — Мы обнаружили две электронные карты: на имя Элен Гиббсон и Элен Гибсон. В одной есть сведения о травме, в другой нет. Каким образом система создала два файла на одного человека, еще предстоит выяснить. Я уже зашел к нашим компьютерщикам, они обещали разобраться.

— Да уж, новость так новость, — снова перевела дух Ава. — Она одна съест большую часть времени, отпущенного на обсуждение. Штатные хирурги уже не работают в неотложке и с радостью выскажутся обо всех проблемах отделения.

— Именно так я и подумал, — согласился ее собеседник. — А еще решил использовать в деле Элен Гибсон ту же тактику, что и в случае Брюса Винсента: оставить обсуждение напоследок. Если удастся верно рассчитать время, есть шанс завершить конференцию до того, как Дикий Билл вылезет с нападками в твой адрес.

— Именно это я и хотела предложить, — рассмеялась Ава.

— Но у меня остался еще один вопрос. Пытаясь интубировать пациентку, ты пользовалась видеоларингоскопом. Тебе он хорошо знаком? Нет, я понимаю, что каждая модель имеет свою специфику, и все же. — Ной старался говорить таким тоном, словно только что вспомнил об этой детали. На самом деле мысль о ларингоскопе не давала ему покоя с самого начала. Даже тогда, в операционной, главному ординатору показалось, что Ава не очень уверенно обращается с инструментом — не настолько уверенно, как следовало бы опытному анестезиологу.

— Естественно, я отлично знакома с видеоларингоскопом «Макграт», — с некоторым раздражением ответила Ава. — Как и с другими моделями, «Айртаг» и «Глайдскоп». Они не так уж отличаются друг от друга. Впрочем, я лично предпочитаю работать с «Глайдскопом», у него дисплей больше.

— Понятно, — кивнул Ной. Информации было слишком много — гораздо больше, чем он знал о ларингоскопах. И все же ситуация с подругой беспокоила его, словно камешек в ботинке. После того, что он узнал сегодня, беспокойство только усилилось: выяснилось, что прошло гораздо больше времени, чем полагал Ной, между сигналом тревоги, который подала Карла, призывая на помощь своего куратора, и появлением Авы. Конечно, в этот момент она была в другой операционной, наблюдая за пациентом, который находился в наркозе, но там индукция прошла гладко, у ординатора не было никаких проблем, так почему же Ава не пришла сразу? И почему не потребовала набор для экстренной трахеотомии, если видела, что заинтубировать не удается, к тому же у пациентки уже была остановка сердца на фоне гипоксии?

— А ты знаешь, который сейчас час? — спросила Ава, прерывая его мысли.

Ной бросил взгляд на часы.

— Боже, скоро двенадцать!

— Не понимаю, как ты обходишься таким малым количеством сна. Лично я с ног валюсь. Пойдем-ка спать, а? — предложила Ава.

— Пожалуй, — согласился Ной, вдруг сообразив, что находится на ногах уже почти двадцать часов.

— А знаешь что? — понижая голос, лукаво произнесла Ава.

— Что? — с невинным видом откликнулся Ной.

— Хорошие новости меня заводят!

— Ой! — с притворным испугом отшатнулся Ротхаузер. Он не был до конца уверен, что верно расслышал Аву.

Она пришла ему на выручку: выскользнув из кресла, одним быстрым движением расстегнула блузку и сбросила джинсы, представ перед ним в невероятно сексуальном наряде: темно-зеленых шелковых стрингах и кружевном бюстгальтере. Две узкие полоски ткани были настолько миниатюрными, что Ной засомневался, можно ли назвать их одеждой. Подойдя, Ава опустилась на подлокотник его кресла, и Ной вдохнул ее запах, чувствуя, как сознание погружается в невыразимо сладкий туман.

— Знаешь, как нам следует поступить со всеми этими хорошими новостями? — все тем же полушепотом спросила Ава.

— Кажется, начинаю догадываться, — ответил Ной, с готовностью подхватывая ее игру.

— Давай займемся любовью прямо здесь!

Час спустя они лежали в спальне на огромной кровати Авы и смотрели в потолок. Обе кошки лежали у них в ногах, свернувшись калачиком. Ной чувствовал себя абсолютно счастливым, но усталость давала о себе знать: ему стоило немалых усилий не провалиться в сон после двадцатичасового бодрствования.

— Должна кое в чем признаться, — заговорила Ава. — Я завидую тебе. Завидую тому, что ты учился в Лиге Плюща[17]. Подумать только, какое счастье поступить сначала в Массачусетский технологический институт, а затем в Гарвард. И получить докторскую степень всего за два года. Представляю, как ты гордишься собой.

— Мне повезло, — пожал плечами Ной. — Расплатой за везение стала работа на износ.

— Хотелось бы и мне пережить такое везение, — вздохнула Ава. — Здесь, в БМБ, почти все доктора — выпускники Плюща, а я среди вас чувствую себя чужаком, ведь у меня за плечами нет столь блестящей школы.

— Зато я восхищаюсь тем, чего добилась ты, — искренне возразил Ной. — Во многих отношениях твой путь производит гораздо большее впечатление, чем мой, традиционный и предсказуемый. Ты говорила, что не собиралась продолжать учебу. Что заставило тебя изменить решение?

— Работа у дантиста, — призналась Ава. — Я поняла, что топчусь на месте и буду делать одно и то же всю оставшуюся жизнь. Неприятное открытие. К счастью, моего шефа, доктора Уинстона Герберта, пригласили возглавить кафедру стоматологии в университете Бразоса. Это была новая школа, появившаяся в конце девяностых и стремительно набиравшая обороты, а к две тысячи второму году они открыли медицинский факультет и кафедру стоматологии. Тогда же доктор Герберт стал деканом и взял меня с собой. Так что некоторое время я работала в университете. Само собой, шеф не упускал возможности попользоваться мной и в других целях, хотя был женат и имел детей.

— Прости. Мне очень жаль, — сказал Ной, чувствуя волну гнева при мысли о том, что ученый муж вытворял с юной девушкой, которая не могла дать ему достойный отпор.

— Ничего, дело прошлое. Я ни о чем не жалею. Даже, можно сказать, благодарна Уинстону. Работа в новом развивающемся университете дала мне прекрасный опыт. Собственно, если бы не доктор Герберт, меня бы здесь не было. Он с самого начала поощрял мои занятия и даже пробудил интерес к анестезиологии.

— Серьезно? Каким образом?

— В отношении обезболивания стоматологи ведут себя довольно легкомысленно. Они считают, что могут запросто делать местную анестезию у себя в кабинете, иногда даже не имея для этого достаточного опыта. Доктор Герберт чуть ли не с первого дня позволил мне, восемнадцатилетней девчонке, работать с препаратами. Сейчас волосы дыбом встают, когда вспоминаю о том времени. Но сам процесс завораживал. Тогда-то я и решила поступать на медицинский. Настоящее чудо, особенно если учесть, что я с трудом окончила среднюю школу Коронадо в Лаббоке и даже не помышляла продолжать учебу.

— А как ты справилась с финансовой стороной? — спросил Ной. — Семья помогала?

Ава коротко хихикнула.

— Да ты что, не дали ни цента. Мы никогда не ладили.

— О, в этом мы похожи. Я со своим тоже не особенно ладил.

— После смерти отца мать снова вышла замуж, но мы с отчимом были как кошка с собакой. Окончив школу, я оказалась предоставлена самой себе. Поэтому учиться смогла только благодаря работе у доктора Герберта.

— А какой ты была в детстве? — спросил Ной. Хотя сейчас их с Авой объединяла любовь к медицине, он понимал, что путь в профессию у них был очень разным. Со старших классов школы Ной целеустремленно шел к своей мечте стать хирургом — мечте, которая поглотила его целиком и полностью.

— Я не очень люблю говорить о своем прошлом, — нахмурилась Ава. — Слишком много болезненных воспоминаний. Мне интереснее будущее. А еще больше твое прошлое.

— Что тебе хотелось бы узнать?

— Всё. — Ава приподнялась на локте и посмотрела на любовника: — Я знаю, что мы родились в один и тот же год, но когда складываю известные мне факты из твоей истории, два года куда-то пропадают.

— Верно: на учебу в медицинской школе у меня ушло шесть лет вместо обычных четырех. Когда мама заболела и потеряла работу, мне пришлось уйти после второго курса, чтобы поддерживать ее и сестру-инвалида. Я устроился на работу. К счастью, в том же колледже в администрации нашлось место секретаря, и я смог по-прежнему посещать лекции. А когда мама умерла, появилась возможность восстановиться и закончить учебу.

— Прости, — сказала Ава. — Наверное, для тебя это было непростое время.

— Повторю твои слова: дело прошлое. Бывают периоды, когда мы просто делаем то, что должны.

— Расскажи мне о своей докторской, — попросила его подруга. — Диссертация по генетике в Массачусетском технологическом институте. Впечатляет! Никогда не слышала, чтобы человек так быстро получил докторскую степень. Как тебе это удалось?

— Звучит внушительно, но вообще-то все гораздо прозаичнее. Начиналось с обычного студенческого проекта, была предложена тема о размножении бактерий, и я взялся за нее. Честно говоря, не без задней мысли. Я надеялся, что эта работа поможет мне при поступлении в Гарвард — так в результате и произошло, — поскольку после бакалавриата по биологии мне отказали на медицинском факультете Колумбийского университета.

— Да ты просто скромничаешь, — улыбнулась Ава.

— Вряд ли. Я даже немного смухлевал. Но это уже другая история.

— В смысле?

— Да неважно. Моя диссертация — это скорее подробное обзорное исследование, нежели научный прорыв.

— Да ты самозванец! Точно как мои Гейл и Мелани.

— Как ты разнюхала? — Ной шутливо дернул Аву за нос. — Верно, я самозваный доктор наук.

Глава 19

Понедельник, 24 июля, 14:35

— Для первого раза вы справились прекрасно, Марк, — похвалил Ной, наблюдая, как доктор Марк Доналдсон завершает лапароскопическую операцию, извлекая желчный пузырь из небольшого отверстия в брюшной полости. Ординатор второго года обучения сделал хорошую работу, и Ной знал по себе, насколько важно для молодого врача одобрение старшего коллеги, особенно наставника, — не менее важно, чем услышать критику, если она оправданна и уместна.

— Спасибо, доктор Ротхаузер, — сказал Марк, опуская удаленный орган в лоток, подставленный дежурной сестрой. Заметно было, как плечи у ординатора расслабились, а спина распрямилась. Ной тоже позволил себе выдохнуть. В течение часа они трудились в операционной № 24, и все это время оба были в напряжении, хоть и по разным причинам. Ной терзался всякий раз, когда инструменты оказывались не у него руках, и волновался гораздо больше, чем если бы оперировал сам. Иногда ему казалось, что это и есть самая сложная часть работы главного ординатора: оставаться рядом с теми, кто учится, позволяя им действовать самостоятельно.

Оба врача смотрели на монитор, где было видно кровоточащее ложе желчного пузыря у края печени.

— Мы почти закончили, — сказал Ротхаузер. — Осталось лишь ушить ложе пузыря, чтобы избежать образования спаек, убедиться, что нет кровотечения, и вытащить лапароскоп.

Марк взялся за дело. Некоторым неопытным хирургам трудно скоординировать движения, поскольку смотреть приходится на монитор, закрепленный на уровне глаз, тогда как руки опущены вниз и держат лапароскоп, введенный в тело пациента. К счастью, у Марка такой проблемы не было, как и у самого Ноя. Главный ординатор считал, что отточил этот навык благодаря компьютерным играм, когда неотрывно смотришь на экран, а руки сами двигают манипулятор. Осознание этого служило Ною своего рода утешением: по крайней мере, его подростковая страсть оказалась не совсем уж такой бесполезной, как считала мама.

Ложе пузыря было закрыто, Ной велел Марку промыть область физраствором, а после удалить жидкость: лучший способ обнаружить мелкие кровоточащие сосуды, которые могут привести к серьезным послеоперационным проблемам. Когда Доналдсон закончил проверку, все выглядело идеально.

— Извлекаем инструменты, — сказал Ной, обращаясь к анестезиологу, который готовился вывести пациента из наркоза. Хирургия — командный вид спорта; важно, чтобы все игроки были в курсе происходящего.

В этот момент внезапно ожила система громкой связи. Все вздрогнули и на миг замерли, вслушиваясь в тревожные слова. Объявления по громкой связи передаются нечасто, но если такое происходит, значит, случилось нечто действительно серьезное. Дженет Сполдинг ровным и настойчивым тоном сообщила:

— В операционной номер десять злокачественная гипертермия. Повторяю: в операционной номер десять злокачественная гипертермия. Весь свободный персонал в операционную номер десять.

Бригада вернулась к работе, однако Ной чувствовал себя неуютно. Поскольку он был занят, призыв не относился к нему, но в операционной № 10 находилась Ава: ее поставили на экстренную аппендэктомию у двенадцатилетнего Филипа Харрисона, доставленного по скорой. Ной сам назначал ассистента-ординатора к оперирующему хирургу, доктору Кевину Накано.

— Марк, — не выдержав, сказал Ротхаузер, — как думаете, сможете тут закончить самостоятельно?

— Думаю, смогу, — ответил несколько опешивший Марк.

— Это несложно, — уверенным тоном заверил главный ординатор. — Помните: нужно аккуратно закрыть фасцию, особенно в районе пупка. Мы же не хотим, чтобы у пациента развилась пупочная грыжа. Вы меня поняли?

— Да, доктор Ротхаузер.

— Хочу заглянуть в десятую, там что-то серьезное, — пояснил Ной, отступая от стола. Он кивнул анестезиологу, убедившись, что тот понял: куратор уходит до завершения операции.

Стягивая на ходу перчатки, Ной выскочил в помывочную, сбросил халат, швырнул возле раковины, выбежал в коридор и со всех ног припустил в операционную № 10. Его подгоняло не столько беспокойство но поводу пациента, сколько тревога за Аву. Он никогда не сталкивался со случаем злокачественной гипертермии, но многое знал об этом редком и опасном для жизни состоянии, которое возникает как реакция на препараты, используемые при анестезии: происходит резкое и неконтролируемое сокращение скелетных мышц, что, в свою очередь, приводит к грубым метаболическим нарушениям и смерти.

Две предыдущие катастрофы, последовавшие одна за другой, и так заставили Аву усомниться в собственной компетентности, поэтому Ной стремился поприсутствовать хотя бы в качестве моральной поддержки, опасаясь, что еще одна смерть на операционном столе окончательно сломает подругу.

Переступив порог операционной, Ротхаузер застал там нескольких анестезиологов, прибывших по сигналу тревоги. Введение дантролена — единственный способ справиться со злокачественной гипертермией, но поскольку препарат нестабилен в растворе, необходимую дозу готовят непосредственно перед применением. Пока сестра и ординатор занимались этим, остальная команда подготовила средства для механического охлаждения пациента. Злокачественная гипертермия, как следует из самого названия, связана с критическим повышением температуры тела, которое необходимо контролировать, чтобы, говоря на грубоватом жаргоне врачей, мозг не изжарился.

Доктор Кевин Накано стоял поодаль, держа на весу согнутые в локтях руки, и следил за происходящим с видом человека, который отчаянно хочет помочь, но не знает как. К тому моменту, когда начался ад, он уже закончил оперировать, но зашить рану не успел, и теперь ее просто накрыли стерильным полотенцем.

Ной приблизился к столу с той стороны, где стояла Ава, наблюдавшая за цифрами на дисплее наркозного аппарата. Несмотря на подачу стопроцентного кислорода, сатурация была низкой. Ной бросил взгляд на пациента: кожа мальчика приобрела сероватый оттенок.

Они с Авой переглянулись. Ной видел, что она встревожена, но держит ситуацию под контролем, как опытный пилот во время аварийной посадки. Судя по данным ЭКГ, сердце мальчика работало на пределе.

— Температура? — коротко бросил Ной.

— Сорок один и ползет вверх, — ответила Ава.

Ной хотел добавить что-то еще, но его оттеснил доктор Аллан Мартин, старший анестезиолог, руководитель прибывшей на помощь бригады врачей.

— Дантролен, сто миллиграммов, — сообщил он, протягивая шприц.

— Спасибо. — Ава взяла шприц и быстро ввела препарат в капельницу. — Но мне понадобится еще как минимум три дозы.

— Уже готовят, — кивнул доктор Мартин.

Тем временем другие члены команды обернули мальчика охлаждающим одеялом. Каждая мышца маленького тела была напряжена, сведенные судорогой конечности казались одеревеневшими.

— Аллан, — позвала Ава, — калий повышается.

— Я дам глюкозу и инсулин.

Доктор Мартин молча вскинул вверх большой палец.

После введения инсулина настал момент относительного затишья, и Ной снова придвинулся к подруге!

— С чего все началось? — спросил он.

— Внезапное повышение содержания углекислого газа в конце выдоха, — ответила Ава, не сводя глаз с температурной шкалы на дисплее наркозного аппарата.

— О, — протянул Ной. Он ожидал чего-то более драматичного и менее загадочного. — И это все?

— Это был первый признак, — сказала Ава, по-прежнему глядя на шкалу термометра, словно надеясь силой взгляда заставить ее двинуться вниз. — Потом я заметила, что у него сжаты челюсти. Тогда поняла, что происходит, и вызвала помощь. Ситуация развивалась молниеносно. Хотя странно: я подробно беседовала с матерью перед операцией, вроде бы никаких генетических предпосылок не было… Нет, температура не снижается, никакой реакции на дантролен.

— Это плохо? — спросил Ной, не зная, что еще сказать.

— Конечно плохо, — сердито буркнула Ава. — Подбирается к отметке сорок один с половиной.

Ава попросила передать ей еще один шприц с дантроленом. Но не успела она ввести миорелаксант, как сработал сигнал тревоги кардиомонитора: у двенадцатилетнего Филипа Харрисона произошла фибрилляция сердца.

Тележка с дефибриллятором стояла наготове. После первого же разряда ритм удалось восстановить. Затем ввели дантролен в очередной попытке снизить температуру. Работа была в разгаре, когда в операционную вошел доктор Адам Стивенс — кардиохирург, помогавший Ною в случае с Брюсом Винсентом. Он только что закончил свою операцию и пришел проверить, как дела у коллег. Заметив Ноя, доктор Стивенс направился к нему.

— Что тут у нас?

Тот вкратце изложил суть дела.

— Несмотря на предпринимаемые меры, температура уже выше сорока двух, — с нарастающей тревогой заметил Ной.

— Больше всего мне не нравится цианозный оттенок кожи, — заметил доктор Стивенс. — Намек на ДВС-синдром[18].

— Еще дантролен, — скомандовала Ава. — Температура растет.

— Единственный способ сбить температуру — перевести его на аппарат искусственного кровообращения и сделать искусственную гипотермию, — сказал доктор Стивенс. — Это сработает. Конечно, нельзя сказать с уверенностью, что мозг еще жив, но, боюсь, на электроэнцефалограмму просто нет времени.

— Считаете, имеет смысл попробовать? — спросил Ной. Опыт с Брюсом Винсентом отбил у него желание совершать подобные подвиги, особенно после заявления доктора Мейсона, будто своими поспешными действиями Ротхаузер убил короля больничной парковки.

— Если вы согласны ассистировать, я готов попробовать, — кивнул доктор Стивенс.

В рекордно короткое время Филипа Харрисона подключили к аппарату искусственного кровообращения. Кардиохирургу помогали Ной и доктор Кевин Накано. Но к тому моменту температура достигла уже 45 градусов. Когда ее все-таки удалось снизить до нормального уровня, сердце мальчика не запустилось.

Это стало последним ударом для всех участников операции и мучительно напоминало ситуацию с Брюсом Винсентом. Усилия хирургов и анестезиологов оказались напрасны.

— Ну что же, по крайней мере, мы попытались, — сказал Адам Стивенс, обращаясь к коллегам. Никто из прибывших на помощь не покинул операционную, пока шла борьба.

Люди молчали, чувствуя себя подавленными. Доктор Стивенс еще раз кивнул собравшимся и вышел из операционной, за ним последовал доктор Накано, а потом и остальные потянулись к выходу.

Ной задержался, наблюдая, как Ава отключает аппаратуру и, присев к столу, делает последние записи в наркозной карте. Пару раз она бросила на главного ординатора мимолетный взгляд, но не сказала ни слова. Он тоже молчал. Дежурная сестра взялась за уборку операционной.

Внезапно анестезиолог отложила бумаги, вскочила и, сделав несколько шагов, исчезла за дверью санитарной комнаты, где находился стерилизатор и хранились медицинские инструменты. Помедлив в нерешительности, Ной пошел следом. Ава стояла, прислонившись плечом к стерилизатору. Лицо ее все еще скрывалось под маской, но было видно, что она плачет. Сердце у Ноя сжалось; всем своим существом он чувствовал, что переживает сейчас любимая. Он подошел, обнял ее и крепко прижал к себе. Ава не отстранилась.

— Думаешь, разумно стоять тут в обнимку? — все же пробормотала она пару секунд спустя.

— Да, ты права, — согласился Ной и, расцепив объятия, покосился на застекленную дверь, почти уверенный, что за ней стоит сестра с вытаращенными от удивления глазами. К счастью, там никого не было.

— Мальчишке всего двенадцать. — Голос у Авы дрогнул. — Не представляю, как справлюсь. Третья смерть за несколько недель. Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации.

— Тут нет твоей вины, — с нажимом произнес Ной. — Ты пыталась учесть все риски, собирая анамнез перед операцией, но нельзя требовать от себя невозможного.

— Год назад у него была операция. Анестезия прошла без осложнений. Я сверилась с картой и даже использовала те же самые препараты. Меня гораздо больше беспокоило, что он поел с утра.

— Но ты никак не могла предотвратить развитие гипертермии, — заметил Ной в ответ. — Не надо винить себя.

— Возможно, ты прав. Или нет, — уныло откликнулась Ава. — Вот только я не уверена, что смогу и дальше заниматься клинической анестезиологией.

— Я понимаю, ты расстроена, но давай не будем принимать поспешных решений. Медицина — вообще рискованное занятие. Подумай, каковы были шансы столкнуться со злокачественной гипертермией? Если не ошибаюсь, примерно один случай на двадцать тысяч анестезий. Тебе просто не повезло. Но произошедшее никак не говорит о тебе как о профессионале. Вспомни наркозы, с которыми ты прекрасно справилась. Сколько их было за это время — тысячи! Ты прекрасный, опытный анестезиолог.

— Уже и не знаю. Я устала, — выдохнула Ава. Она посмотрела на часы. Было начало четвертого. — Хочу домой.

— Отличная мысль! — поддержал Ной. — Иди и попытайся отвлечься. Посмотри, как там обстоят дела в соцсетях.

— Не смейся надо мной, — огрызнулась Ава.

— Я и не думал смеяться, — заверил ее молодой врач. — Сооруди-ка новый видеоролик, пусть Гейл Шафтер порадует своих поклонников и соберет пару тысяч лайков. Отдохни, а я приду вечером, и мы поговорим еще, если захочешь. Или совершим какое-нибудь безумство. Например, притворимся нормальными людьми и пойдем поужинать в ресторан.

Ава вскинула глаза на любовника, заподозрив, что он разговаривает с ней как взрослый, утешающий расплакавшегося ребенка. Но нет, он был искренен и смотрел на Аву с неподдельным сочувствием.

— Хорошо, — тихо сказала она, проскользнула мимо Ноя и вышла не оборачиваясь.

Он остался на месте, собираясь с мыслями и пытаясь привести в порядок собственные чувства. Затем толкнул дверь и вернулся в операционную. Уборка шла полным ходом. К дежурной сестре присоединились два санитара. Тележки с дефибриллятором и АИК исчезли, однако накрытое простыней тело мальчика все еще лежало на операционном столе. Ной удивился: почему труп до сих пор не забрали в морг?

Он содрогнулся при мысли о встрече с родителями погибшего ребенка. Ротхаузер был благодарен судьбе, что не ему предстоит принести им ужасную новость. За пять лет ординатуры на его долю выпало достаточное количество смертей. Большинство из них были вполне предсказуемы, но две оказались из разряда неприятных сюрпризов и заставили молодого врача скромнее оценивать собственные хирургические таланты и возможности медицины в целом. Он помнил, как непросто дался ему этот опыт и как тяжело было смотреть в глаза близким умерших пациентов. Воспоминание наполнило Ноя еще большим сочувствием к Аве, тем более что между его неудачами прошло чуть более года, а на нее кошмар обрушился в течение одного месяца.

Ной двинулся было к выходу, когда путь ему преградила Дороти Бартон, дежурная медсестра. Дороти была хорошей работницей с большим опытом, но отличалась грубоватыми манерами и своенравием. Главный ординатор слегка опасался ее и по возможности старался обходить стороной, поэтому сейчас от души пожалел, что задержался в операционной.

— Доктор Ротхаузер, — Дороти и оглянулась через плечо, словно боялась, что их подслушают, — могу я поговорить с вами?

— Да, конечно. А в чем дело?

— Вы не возражаете, если мы пройдем в санитарную комнату?

— Ну хорошо, пойдемте. — Ноя слегка удивила неожиданная осторожность сестры.

Он последовал за ней в помещение, откуда только что вышел, гадая, видела ли Дороти, как они с Авой обнимались, и судорожно пытаясь сочинить на ходу более-менее правдоподобное объяснение. Однако волновался он зря: Дороти действительно хотела поговорить об Аве, но совершенно по другой причине.

— Я заметила кое-что, о чем вам следует знать, — начала сестра, крупная женщина с массивной фигурой, напоминающей гранитный куб, с широким приплюснутым носом и пухлыми губами. Тесемки хирургической маски плотно обтягивали толстую шею, а сама маска, которую Дороти стянула с лица, лежала на ее необъятной груди. — Так уж вышло, что я имела несчастье быть свидетелем двух случаев злокачественной гипертермии. В предыдущий раз я работала в другой больнице и поэтому знаю, как следует поступать при возникновении симптомов. Так вот, доктор Лондон не сразу отключила подачу изофлурана.

— Ох, — выдохнул Ной. — И долго это продолжалось?

— Не очень. Она попросила сообщить на центральный пост, что у нас неприятности. Я отвлеклась, чтобы позвонить, а когда снова обернулась, изофлуран уже был отключен.

— Понятно, — сказал Ной.

Он собрался еще что-то добавить, но тут его внимание привлек настойчивый стук, доносящийся со стороны предоперационной. Повернув голову, Ротхаузер увидел через прозрачную дверь того, с кем меньше всего хотел встречаться. Доктор Мейсон был на грани бешенства, отчаянно молотя костяшками пальцев по забранному сеткой стеклу. Едва главный ординатор обернулся на стук, Дикий Билл принялся отчаянно жестикулировать, вызывая его в коридор.

— Спасибо, Дороти, за внимательность и за информацию, — заторопился Ной. — Я непременно учту этот факт при рассмотрении дела. А сейчас, прошу прощения, мне нужно идти, доктор Мейсон ждет. — Он кивнул сестре и поспешил к выходу, ожидая очередного потока брани и вздорных обвинений.

— Надеюсь, вы довольны, доктор Ротхаузер? — с ходу набросился на него Мейсон. — Ведь это вы постоянно выгораживали врача, чья вопиющая некомпетентность приводит к гибели пациентов. Смерть этого несчастного ребенка и на вашей совести тоже.

— Мы имеем дело со случаем злокачественной гипертермии, — возразил Ной, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Он понимал, что препирательства грозят еще больше распалить Дикого Билла, но ничего не мог с собой поделать. — Все произошло внезапно и не имеет ничего общего с чьей-либо предполагаемой некомпетентностью.

— Три смерти за три недели! — Теперь хирург почти кричал. — Если, по-вашему, это называется как-то иначе, то я уж и не знаю, какое слово подобрать.

Ноя так и подмывало дать достойный ответ крикуну, но он вовремя прикусил язык.

— Все это зашло слишком далеко, — решительно произнес Мейсон. — И я скажу, что намерен делать. Прежде всего, поговорю по душам с заведующим анестезиологией. У меня было искушение сделать это после первых двух смертей, однако я воздержался. Теперь даже не сомневайтесь: я добьюсь увольнения этой женщины, чтобы духу ее больше в клинике не было. А затем поговорю с директором ординатуры в отношении вас. Будьте уверены, доктор Ротхаузер, ваши дни в БМБ сочтены. — Мейсон уставился на главного ординатора, как боксер на ринге перед началом поединка, но, поняв, что тот не намерен вступать в бой, резко развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Ной наблюдал, как разъяренный противник марширует по коридору, направляясь, вероятно, прямиком на третий этаж Стэнхоуп-Билдинг, в администрацию клиники. Он смотрел вслед Мейсону и не мог заставить себя пошелохнуться. Неприятности нарастали как снежный ком: смерть мальчика, тревога за Аву, а теперь еще и угроза увольнения. Ной чувствовал себя опустошенным и усталым. Он сомневался, что Мейсону повезет и на этот раз он добьется своего, однако ситуация накалилась до предела. Хотя бы потому, что доктор Эрнандес специально просил Ротхаузера наладить отношения с Диким Биллом и избавить шефа от визитов скандального хирурга.

Ной вздохнул и удрученно покачал головой. Он понятия не имел, как успокоить Мейсона. Вдобавок случай гипертермии тоже придется расследовать. А неумолимо надвигающуюся конференцию Дикий Билл наверняка превратит в настоящий кошмар. Похоже, черная полоса в жизни Ноя будет затяжной и не скоро сменится белой.

Глава 20

Понедельник, 24 июля, 19:15

Поднимаясь по гранитным ступенькам крыльца дома № 16 по Луисбург-сквер, Ной бросил взгляд на часы и понял, что время не самое подходящее: Ава, вероятно, еще не закончила занятия в тренажерном зале. Но раньше он выбраться не сумел: у одного из пациентов, которых Ной оперировал сегодня днем, началась лихорадка.

Ротхаузер не разговаривал с подругой с тех пор, как они расстались в больнице. Он хотел было позвонить ей перед выходом с работы и спросить, что прихватить на ужин, но затем передумал: лучше оставить Аву в покое и дать ей возможность разобраться с собственными эмоциями.

Нажав на звонок, он приготовился к долгому ожиданию. Не исключено, что придется позвонить еще раз: обычно в тренажерном зале грохочет музыка, и Ава может не услышать сразу. Однако, к удивлению Ноя, дверь открылась мгновенно. Увидев за ней Аву в обычной одежде, он удивился еще больше.

— Привет, — он обнял ее.

Ава не ответила, но и не уклонилась.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Ной, чуть отодвигаясь и заглядывая ей в лицо, на котором застыло вялое, почти безжизненное выражение.

— Мне уже лучше, — таким же неживым голосом произнесла Ава.

— Я был уверен, что ты в зале.

— Нет, позвонила инструктору и отменила тренировку.

— Как бы нам подбодрить тебя? Давай я закажу ужин. Или, может, вместе сходим в «Тоскано», поедим у них? А, что скажешь?

— Я не голодна. А ты возьми себе что-нибудь.

— Ладно, ужин подождет. Давай сначала поговорим. Поднимемся в библиотеку?

— Как хочешь.

Когда они привычно уселись каждый в свое кресло, Ной попытался сообразить, с чего бы начать, заранее зная, что терапевтические разговоры — не его конек. Обычно ему, как хирургу, приходилось иметь дело с болезнями тела и решать их радикальным способом — действиями, а не словами. Наука о душевных недугах давалась ему труднее. Однако о депрессии Ной кое-что знал, пережив после ухода Лесли затяжной приступ тоски. Более того, однажды ему удалось справиться с депрессией в гораздо более сложной ситуации — когда из-за болезни матери пришлось бросить учебу в университете и пойти работать.

— Позволь задать тебе один вопрос, — начал Ной. — В прошлом у тебя случались приступы депрессии или нечто похожее?

— Да, — кивнула Ава. — Я уже рассказывала. В школе, когда меня травили в соцсетях… И депрессия, и пищевые нарушения. Полный набор.

Ной слегка запаниковал: ощущение, что он ступил на зыбкую почву, только усилилось. Примерно так чувствовал бы себя психиатр, которого привели в операционную и предложили сделать аппендэктомию.

— А помимо онлайн-преследование были еще какие-то события, вызвавшие депрессивное состояние?

Его собеседница ответила не сразу. Сперва она молча уставилась на Ноя, едва заметно покачивая головой, словно сражалась с его вопросами и размышляла, стоит ли на них вообще реагировать. Молодому врачу хотелось сказать ободряющие слова, чтобы облегчить ей задачу, но он, к счастью, удержался.

— Произошло одно событие, которое надолго выбило меня из колеи, — наконец заговорила Ава. — Мой отец, управляющий в довольно крупной нефтяной компании, совершил самоубийство. Вышиб себе мозги. Мне в то время было шестнадцать, я училась в выпускном классе.

Ной отшатнулся, словно ему залепили пощечину или окатили ведром ледяной воды, и невольно вспомнил собственную метафору об археологе, который снимает слои почвы, удивляясь открывающимся перед ним находкам. Вот еще один слой снят, а под ним новый сюрприз.

Ротхаузер неловко кашлянул.

— Мне казалось… ты вроде говорила, что он умер от сердечного приступа.

— Я так всем говорю. Возможно, иногда и сама в это верю. Но правда заключается в том, что папа застрелился, а я едва не слетела с катушек.

— О боже… — Ной запнулся, не зная, что еще сказать.

— А когда мне было двадцать, я впала в настоящую депрессию. — Лицо Авы ожило! безразличие уступило место гневу. — Я вышла замуж, а вскоре мой новоиспеченный супруг сбежал. В то время мужчины не очень хорошо обращались со мной.

— Мягко говоря, — вставил Ной, имея в виду дантиста, у которого работала его подруга.

— Ты, кажется, интересовался, почему я предпочитаю общение в соцсетях? — криво усмехнулась Ава. — Гораздо безопаснее, когда ты управляешь мышью, а не кто-то играет тобой, как кошка с мышкой.

— Да, думаю, теперь я лучше понимаю, — кивнул Ной. — Долго вы были женаты?

— Достаточно долго для того, чтобы он получил грин-карту, — горько рассмеялась она. — Парень приехал в США по студенческой визе и захотел остаться насовсем. А я просто стала средством достижения заветной цели.

— Ты познакомилась с ним в университете?

— Да. На следующий день после того, как приехала туда вместе с доктором Гербертом. Мой избранник был хирургом-ординатором, как и ты. Только из Сербии.

— Сочувствую, — сказал Ной. Из-за того, что ее обманул хирург-ординатор, Ротхаузер почему-то почувствовал себя соучастником преступления.

— Такое ощущение, что все это происходило в другой жизни, — пожала плечами Ава. — А как насчет тебя? Что стало причиной депрессии?

Ной был рад, что возлюбленная вылезла из своей скорлупы и готова поговорить. Он с той же откровенностью поведал ей о своих несчастьях.

— Так, значит, Лесли исчезла внезапно, точно как мой ублюдочный муженек? — презрительно спросила Ава.

— Нет, — сознался Ной. — Ей не нравилось, что я постоянно пропадаю в больнице. Какое-то время она пыталась смириться, но постепенно становилось только хуже.

— Так или иначе, ее уход задел твое самолюбие, — заметила его собеседница. — Мое самолюбие тоже изрядно пострадало.

— Расскажи-ка поподробнее о травмах самолюбия, — улыбаясь, попросил Ной.

— Лучше скажу о том, что такое самоуважение. Я весь день думала об этом. И поняла, что не смогу оставить клиническую анестезиологию, даже несмотря на случившееся. Для меня быть практикующим анестезиологом — все равно что быть собой.

— Рад это слышать, — сказал Ротхаузер и снова повторил слова, которые говорил Аве в прошлый раз: какой она талантливый анестезиолог и как бессмысленно оставить любимое дело после стольких усилий, потраченных на обучение.

— Спасибо. Ты меня очень поддержал, — внимательно выслушав Ноя, сказала ему подруга. — Серьезно. Как бы там ни было, я и сама убеждена, что действовала правильно. Мы разбирали первые две операции. Все согласились со мной, даже доктор Кумар.

— Не сомневаюсь.

— Проблема в том, что Мейсон все еще намерен сделать меня козлом отпущения. Как думаешь, есть у него шанс?

Главный ординатор молчал, пытаясь сообразить, как ответить. Ава только что выбралась из эмоционального омута, и не хотелось заталкивать ее туда обратно. Но с другой стороны, лучше сказать правду.

— Он все еще злится на нас обоих. И жаждет мести. Сегодня после твоего ухода Мейсон разыскал меня и заявил, что намерен поговорить с доктором Кумаром.

— Ой, как будто он до сих пор не поговорил, — фыркнула Ава. — Засранец. Единственная причина, по которой меня могут турнуть из клиники, — отсутствие в резюме пункта «выпускница Плюща», в отличие от большинства врачей БМБ.

— Это вообще не имеет никакого значения, — горячо запротестовал Ной. — Величественный ореол Плюща — дескать, там более качественное образование — миф чистейшей воды. И твой университет Бразоса прекрасно опровергает старинную легенду. Расскажи о своей ординатуре. Чем вы там занимались?

— Знаешь, у меня нет ни малейшего желания расписывать достоинства моего университета, — вдруг рассердилась Ава. — Как будто я в чем-то оправдываюсь или пытаюсь сохранить членский билет в клубе старых аристократов. Я гораздо охотнее поговорила бы о моих оценках на квалификационных экзаменах в Совете по анестезиологии и о ежедневных занятиях по программам МОКА. Или о том, сколько я прилагаю усилий, чтобы оставаться в курсе новейших достижений. А на конференциях у нас на отделении именно я, а не эти чванливые «плющи» со своими золотыми дипломами, выступаю с докладами о последних разработках в нашей области.

— Ладно-ладно, я ведь не спорю! — Ной вскинул руки, словно защищаясь. Порой Ава приводила его в недоумение: несколько дней назад она сетовала, что у нее не было возможности учиться в Лиге, а сегодня обзывает «плющей» выскочками и зазнайками. — Некоторые люди действительно считают, что диплом престижного университета делает их лучше других. Тем важнее найти способ защитить тебя от этого зарвавшегося психопата — доктора Мейсона. Короче, нужно хорошенько подготовиться к конференции.

— У тебя уже есть план? — поинтересовалась Ава.

— Полагаю, есть. Как мы и собирались, доклад по случаю Элен Гибсон я представлю последним. В прошлый раз доктор Эрнандес разгадал мою уловку, и все же стоит рискнуть. Сначала компьютерщики объяснят, каким образом система дважды зарегистрировала пациентку, потом доктор Джексон покается в своих ошибках. Словом, проблем быть не должно. Конечно, многое зависит от Мейсона: попытается он перевести стрелки на анестезиолога или нет. Если это все же произойдет, мне придется занять нейтральную позицию.

— Как думаешь, сегодняшний случай тоже будут разбирать? — спросила Ава.

— Нет, я точно не собираюсь о нем говорить. Если только Мейсон не вылезет. А тогда скажу, что не успел изучить подробности, и представлю отчет на следующей конференции. Кстати, о подробностях. У тебя ведь хорошие отношения с Дороти Бартон?

— Ни у кого не может быть хороших отношений с Дороти Бартон. Она странная. Однажды спросила, не потолстела ли я. Нелепее вопроса не придумаешь.

— Да, милым человеком ее не назовешь. Так вот, после твоего ухода Дороти отвела меня в сторону и сказала, что ты не сразу отключила подачу изофлурана. Это важно?

— Что?! — Ава буквально подскочила в кресле. — Черт подери, что она болтает? Я первым делом выключила изофлуран, как только заметила внезапный скачок концентрации углекислого газа в конце выдоха. Конечно, это важно! Потому что изофлуран и спровоцировал гипертермию.

— Я так и подумал, — кивнул Ной. — Но мне никогда не приходилось сталкиваться с гипертермией, поэтому решил уточнить.

— Совершенно необязательно сталкиваться с реальным случаем, чтобы знать алгоритм лечения, — огрызнулась Ава. Она поднялась на ноги и, расхаживая по библиотеке, прочитала Ною лекцию о злокачественной гипертермии и даже процитировала выдержки из длинной обзорной статьи, напечатанной недавно в «Медицинском журнале Новой Англии»[19].

Ной был впечатлен:

— Ух ты! Потрясающе!

— Да, я знаю анестезиологию, — согласилась Ава. Несколько успокоившись, она снова опустилась в кресло и закинула ноги на стоящий рядом пуфик. — Сегодняшний случай гипертермии был первым в моей практике, однако нас учили справляться с ней на занятиях в университетском симуляционном центре имени Сэма Уэстона, оборудованном по последнему слову техники. По сравнению с этим центром учебные классы здесь, в БМБ, — каменный век, все равно что механические игровые автоматы по сравнению с компьютерными играми.

Ной не мог удержаться от смеха. Он прекрасно знал, что оборудование в учебном центре БМБ оставляет желать лучшего: у клиники не хватает аудиторий, где можно разместить современные роботы-симуляторы, а в учебной программе слишком мало академических часов для занятий на них; над решением обеих проблем главный ординатор усиленно работал.

— Я понял, — утирая выступившие от смеха слезы, сказал он, — Дороти Бартон просто завидует твоей отличной фигуре.

Ава откинулась на спинку кресла и от души расхохоталась. Ной вздохнул с облегчением: ему удалось отвлечь возлюбленную от депрессивных мыслей.

— Да, похоже, этим все и объясняется, — согласилась она.

— Между прочим, мое предложение поужинать все еще остается в силе. Ты как?

— Пожалуй, я не против.

— Да и я не отказался бы перекусить.

— А знаешь, давай не будем ничего заказывать. У меня в холодильнике не богато, но яйца и бекон найдутся. Яичница подойдет?

— Лучше не придумаешь! — с радостью согласился Ной.

Глава 21

Среда, 26 июля, 8:44

— Переходим к следующему делу, — сказал Ной. — Женщина, тридцать два года, сбита машиной, получила множественные открытые переломы правой большой берцовой и малой берцовой костей. В ваших распечатках информация находится на последней странице. Итак, если все готовы, я начну.

Ной снова стоял на кафедре в амфитеатре Фэгана. На сегодняшней конференции народу было гораздо меньше, чем в прошлый раз, но свободных мест в зале не осталось. Как и две недели назад, в первых рядах сидели местные корифеи, в том числе Эрнандес, Мейсон и Кантор, которых Ной прозвал про себя большой тройкой.

Накануне во второй половине дня Ротхаузера вызвали в кабинет заведующего хирургическим отделением. После стычки с доктором Мейсоном нетрудно было догадаться, в чем причина вызова. Он шел по коридору с трепещущим сердцем. В кабинете ждал еще один сюрприз: директор клинической ординатуры тоже был здесь. Однако встреча оказалась не такой ужасной, как можно было ожидать. Говорил в основном доктор Эрнандес, а доктор Кантор лишь утвердительно кивал на каждое его слово. Мысль, которую они старались донести, была предельно проста: доктор Мейсон хочет, чтобы Ной ушел из больницы.

— Скажу откровенно, — продолжил доктор Эрнандес, поглядывая на главного ординатора, который в буквальном смысле слова стоял перед ним на ковре, устилающем просторный кабинет, — я не совсем понимаю причину непреклонной убежденности доктора Мейсона в некомпетентности доктора Лондон и в том, будто вы ее выгораживаете, а значит, несете косвенную ответственность за три последних летальных случая. Как бы там ни было, я решил поговорить с доктором Кумаром. Он заверил меня, что у него нет сомнений в профессионализме доктора Лондон и что он лично не имеет к ней ни малейших претензий. Таким образом, мы приходим к выводу…

Ожидая худшего, Ной затаил дыхание. Позже он вспомнил, что невольно съежился и втянул голову в плечи. К счастью, опасения оказались напрасны. Заведующий сказал, что они с доктором Кантором по-прежнему считают Ноя одним из самых талантливых ординаторов клиники и, несмотря на требования Мейсона, не станут увольнять его. И все же Ротхаузеру посоветовали избегать конфликтов со старшим коллегой: пусть непростой характер Уильяма Мейсона делает задачу трудновыполнимой, но и с репутацией звездного хирурга тоже нужно считаться.

— Мы с доктором Кантором хотим быть уверены, что в докладе на завтрашней конференции вы будете придерживаться исключительно фактов. Только точные детали и честные выводы во всем, что касается роли анестезиолога в разбираемых случаях, — подчеркивая каждое слово, закончил доктор Эрнандес.

— Безусловно, — искренне ответил Ной. Он и не собирался врать. Покидая кабинет шефа, главный ординатор порадовался, что руководство не стало допытываться, есть ли у него роман с Авой. Тут он тоже не собирался выкручиваться, хотя понятия не имел, как ответил бы, если бы на него надавили.

— Пожалуйста, если у вас возникли вопросы, можете задавать, — предложил Ной, отрываясь от своих записей и оглядывая аудиторию. Он позволил себе на миг встретиться глазами с Авой. Главный ординатор подробно изложил историю болезни Элен Гибсон, которая включала одну серьезную травму в подростковом возрасте: повреждение шейных позвонков в результате падения с велосипеда. Как и в деле Брюса Винсента, он вдавался в мельчайшие подробности, стараясь тянуть время. Сейчас до конца конференции оставалось чуть больше пятнадцати минут.

Вопросов не последовало, и Ной перешел к изложению последних событий: начиная с момента поступления пациентки в приемный покой и до момента, когда была констатирована смерть. Помня об обещании, данном доктору Эрнандесу, Ной старательно перечислял факты, ничего не приукрашивая, в том числе ошибку, возникшую при оформлении документов, и отдельно упомянул о давлении, которое оперирующий хирург оказал на неопытного анестезиолога-ординатора, вынудив начать наркоз до прихода куратора. Ной подчеркнул, что в связи с сопутствующими осложнениями риск анестезии по международной системе классификации был самым высоким.

Закончив доклад, Ной собрался пригласить на кафедру представителя отдела системных администраторов, чтобы тот объяснил, каким образом произошел сбой в работе компьютера, приведший к столь катастрофическим последствиям. И тут доктор Мейсон вскинул руку, требуя дать ему слово. Главный ординатор с неохотой повернулся к нему и кивнул.

— Извините, доктор Ротхаузер, — прогремел хирург, — вижу, вы нарочно оставили рассмотрение дела Элен Гибсон под конец, чтобы ограничить время на обсуждение. Убежден, остальных коллег вам тоже не удалось провести. И мы даже знаем, почему вы так поступаете. — Мейсон обвел аудиторию победоносным взглядом и, набрав побольше воздуха, ринулся в атаку. Отбросив всяческие приличия, он сыпал обвинениями в адрес Авы, примешивая к ним оскорбительные намеки, а затем и вовсе открыто заявил, что доктор Ротхаузер и доктор Лондон состоят в интимных отношениях.

По притихшему залу прокатилось сдавленное «ах». Все были ошеломлены, и больше всех — сам Ной. Он ожидал неприятностей от доктора Мейсона, но это было просто нелепо. Когда распоясавшийся оратор продолжил свои наскоки, на него начали шикать с разных сторон. Все в клинике знали Аву как отличного специалиста — до сих пор имя доктора Лондон ни разу не упоминалось на конференциях по летальным исходам — и относились к ней с симпатией.

Когда запал Дикого Билла наконец иссяк, в зале повисла гробовая тишина. Ной тоже молчал, пытаясь подобрать слова для ответа. И в этот момент со своего места поднялся доктор Кумар — высокий симпатичный мужчина со смуглой кожей и густыми седоватыми усами, выходец из Пенджаба, северного региона Индии, — и двинулся по проходу, спускаясь в яму амфитеатра. Ной с радостью уступил место на кафедре заведующему отделением анестезиологии.

Мягкая и вдумчивая речь доктора Кумара была полной противоположностью скандальному выступлению Мейсона. Заведующий похвалил Аву, сославшись на ее потрясающие доклады на конференциях по анестезиологии и великолепные практические навыки. По его словам, он лично наблюдал за работой доктора Лондон, когда она только поступила в клинику, а ее действия в разбираемом нами случае и в ситуации с Брюсом Винсентом можно назвать образцовыми. После чего доктор Кумар принялся хвалить доктора Мейсона, назвав его блестящим хирургом и гордостью больницы, и предложил встретиться тет-а-тет, чтобы детально обсудить опасения по поводу доктора Лондон или любого другого анестезиолога из команды БМБ.

На этих словах аудитория разразилась аплодисментами.

— Всего два дня назад доктор Лондон была причастна к еще одной смерти, — выпалил Мейсон. — Итого три летальных случая меньше чем за месяц. По-моему, это уже перебор.

— Я рассмотрел последний случай, — с той же спокойной мягкостью ответил заведующий отделением анестезиологии. — Это был эпизод со скоротечной злокачественной гипертермией. Опять же я считаю, что доктор Лондон и остальные участники операции сработали превосходно.

Затем доктор Кумар подробно объяснил, каким образом осуществляется наблюдение за работой ординаторов. Предполагается, что штатный анестезиолог курирует двух ординаторов одновременно, поэтому доктор Лондон и отсутствовала в тот момент, когда начался наркоз Элен Гибсон, — просто не успела прийти из соседней операционной.

Пока доктор Кумар говорил, Ной вспомнил тот злосчастный день, склонившуюся над столом Аву и возникшее у него мимолетное впечатление, что она не очень уверенно общается с видеоларингоскопом. И снова его кольнуло неприятное чувство. Говорить ли об этом доктору Кумару? И почему Ава не заказала набор для экстренной трахеотомии или не использовала иглу большого диаметра для струйной вентиляции?

— Спасибо, что позволили мне выступить, — сказал доктор Кумар, отступая от микрофона и возвращая Ротхаузера к действительности.

— Благодарю за выступление, сэр, — поспешно откликнулся тот. Он вернулся на кафедру и посмотрел в зал: люди перешептывались, многие оживленно обсуждали услышанное.

— Я хотел бы добавить еще кое-что, — неожиданно прозвучал чей-то голос из правой части аудитории.

Ной повернулся в ту сторону. Это был доктор Джексон.

— Пожалуйста, — главный ординатор сделал широкий жест рукой, давая слово коллеге.

— Да, я помню: по правилам, врачу, чей случай разбирают на конференции, не положено выступать, но в сложившейся ситуации я чувствую себя обязанным высказаться. Прежде всего, я сожалею, что принудил ординатора начать анестезию, не дожидаясь прихода куратора. Признаю свою ошибку. Хочу лишь добавить в свое оправдание, что речь шла о множественном открытом переломе; в таких обстоятельствах чем дольше откладывается операция, тем больше вероятность заражения. И все же мне не следовало настаивать.

В аудитории раздались сдержанные аплодисменты. Люди оценили признание доктора Джексона, которое оказалось столь же неожиданным, как злобные комментарии доктора Мейсона. Ной посмотрел на Аву. Она тоже беззвучно хлопала в ладоши. Интересно, кому: Кумару или Джексону? И тот, и другой сделали все, чтобы реабилитировать доктора Лондон.

Бросив взгляд на часы, Ной увидел, что уже почти девять. Он поблагодарил коллег и объявил конференцию закрытой. Все разом поднялись и заторопились к выходу, поскольку опаздывали на операции, запланированные в первую смену.

Спустившись с кафедры, Ротхаузер подошел к секретарю отдела информационных технологий, которая всю конференцию одиноко просидела на стуле в яме амфитеатра, дожидаясь, когда ее пригласят выступить по делу Элен Гибсон.

Ной извинился:

— Простите, никак не ожидал, что мы не уложимся в отведенное время.

— Ничего страшного, — улыбнулась женщина. — Мне было интересно послушать выступления врачей. Я никогда не бывала на конференциях по летальным исходам и рада, что вы подробно обсуждаете такие трагические случаи.

— Мы стараемся делать выводы и учиться, чтобы избежать трагедий в будущем. Еще раз спасибо, что пришли.

Ной обернулся, надеясь встретить взгляд Авы — наверняка ее порадовал исход конференции. Однако вместо подруги наткнулся на разъяренного доктора Мейсона, готового вот-вот взорваться.

— Считаешь себя чертовски умным? — прошипел Дикий Билл, придвигаясь почти вплотную к противнику. — Радуешься, что удалось снять с крючка свою высокомерную подружку? Ладно, у нее свой начальник, но до тебя я доберусь, можешь не сомневаться? И мой тебе совет: уноси отсюда ноги, пока не поздно!

Понимая, что благоразумнее всего промолчать, Ной с туповатым видом смотрел на хирурга. Тот, сузив глаза, впился в него взглядом, затем развернулся и с театральным пафосом, словно покидая сцену, зашагал к выходу из аудитории.

Ной покосился на большую тройку, которая все еще стояла неподалеку от кафедры, что-то обсуждая между собой. Все трое дружно закатили глаза, словно предлагая не обращать внимания на странности коллеги. Непростой характер Мейсона не был для них секретом. Поддержка начальников придала Ротхаузеру некоторую уверенность, но ему все еще было не по себе: в конце концов, доктор Эрнандес сам сказал накануне, что Уильям Мейсон — это сила, с которой нужно считаться.

Глава 22

Среда, 26 июля, 15:10

Ноя ждал напряженный рабочий день. Вместе с остальными участниками конференции он направился по переходу, соединяющему больничные корпуса, из большого амфитеатра Фэгана обратно в Стэнхоуп-Билдинг. По дороге многие хвалили его доклад, а кое-кто выразил недоумение по поводу безумной вспышки доктора Мейсона. Это обнадеживало, и Ротхаузер окончательно успокоился.

Убедившись, что все ординаторы, которых он назначил ассистировать штатным хирургам, на месте, Ной начал свою операцию — первую из четырех запланированных. Себе в качестве помощницы он выбрал третьекурсницу Дороти Клим. Доктор Клим была прекрасным ординатором, и Ною нравилось работать с ней. Они составляли хорошую команду. Как любой толковый ассистент, Дороти умела предугадывать, что именно в данный момент нужно хирургу. Такая слаженность в действиях врачей неизменно радовала и операционных сестер. В результате все были довольны, включая пациентов.

После каждой операции Ной отправлялся в специальную кабинку для диктовки и делал аудиозапись — отчет для истории болезни. Некоторые хирурги оставляли эту работу на конец дня, однако Ной предпочитал записывать сразу, пока подробности свежи в памяти. И всякий раз поглядывал по сторонам в надежде увидеть Аву и перекинуться с ней хотя бы парой слов. Увы, тщетно: за весь день их пути так и не пересеклись.

Четвертая операция, открытая холецистэктомия, благополучно завершилась, и Ной снова попытался отыскать Аву. Он заглянул в палату послеоперационного наблюдения — в свое время их первый настоящий разговор состоялся именно здесь, — и снова мимо. Тогда Ной вернулся на центральный пост и проверил расписание анестезиологов. Оказалось, последняя операция, в которой сегодня участвовала Ава, закончилась на час раньше. А это значит, что, скорее всего, она уже ушла домой. Ной почувствовал некоторое разочарование, но ничего не попишешь, и он стал с нетерпением ждать вечернего свидания. С тех пор как Ава вернулась из Вашингтона, он почти каждую ночь проводил на Луисбург-сквер, но накануне из-за экстренной операции Ною пришлось остаться в больнице.

Устроившись в одной из кабинок для диктовки, он вдруг обнаружил, что строит планы на вечер. На Чарльз-стрит есть неплохой винный магазинчик «Бикон-Хилл вайн», надо прихватить по дороге бутылку шампанского и отпраздновать благополучное завершение конференции. По крайней мере, Аве больше ничто не угрожает.

Перед выходом из больницы он позвонит ей и спросит, что заказать на ужин, или, может быть, они даже сходят в настоящий ресторан — если не сегодня, то в ближайшие выходные. Конечно, неизвестно, как отреагирует Ава, но Ною нравилось играть этой мыслью. Почему бы и нет? В конце концов, разве тайное не стало явным? После того как доктор Мейсон объявил во всеуслышание об их романе, вряд ли имеет смысл и дальше делать вид, будто они едва замечают друг друга.

Продиктовав отчет, Ной снова отправился в послеоперационную палату — проверить, все ли в порядке у пациента после холецистэктомии. Ротхаузер ушел из операционного зала, когда шестидюймовый разрез в верхней части живота оставался открытым и за дело взялись доктор Клим и младший ординатор. Это был стандартный учебный протокол: после того как основная часть работы сделана, главный ординатор покидает операционную, давая возможность ассистирующему старшему ординатору обучить первогодку базовой технике наложения шва.

Ной бегло просмотрел лист назначений, которые сделал младший ординатор, — также обычный порядок, который не менялся годами. Обучение врачей в целом не сильно изменилось за последнее столетие, несмотря на развитие самой науки и кардинальные открытия в медицинских технологиях.

Затем Ной вернулся в ординаторскую и сел за компьютер. У него накопилась масса бумажной работы, с которой он надеялся расправиться к шести вечера, чтобы успеть добраться до Авы еще до начала ее тренировки. А к тому моменту, когда она отзанимается и примет душ, Ной уже приготовит праздничный ужин, включая шампанское.

Все складывалось как нельзя лучше. Два часа спустя он покинул ординаторскую и уже шагал в раздевалку, когда лежащий в кармане мобильник отрывисто пискнул. Ной удивился: кому вздумалось присылать сообщение на его личный номер вместо больничного планшета? Он вытащил телефон и увидел, что эсэмэска пришла от Авы. Сердце радостно подпрыгнуло: наконец-то она дала о себе знать. Со смешанным чувством облегчения и любопытства Ной нажал «Открыть».

И остановился как вкопанный. Эйфория мигом испарилась. Ной дважды перечитал текст, поскольку смысл никак не укладывался у него в голове. Между тем сообщение был простым и коротким: «Уехала в командировку на несколько дней. Напишу, когда вернусь».

Все еще держа телефон в руке, Ротхаузер опустился на низкую скамейку в мужской раздевалке и в недоумении уставился на дисплей. Неужели Ава настолько бесчувственна, что сочла возможным отделаться сухой запиской, лишенной даже намека на эмоцию? На какой-то миг Ною показалось, что подруга намеренно хотела причинить ему боль. Или она действительно не понимает, что поступает жестоко? Впрочем, оба объяснения не утешали. И тут же в голове возник еще один вопрос: давно ли она знала о предстоящей поездке? Или в лоббировании интересов производителей пищевых добавок случилась неотложная ситуация, если такие у них вообще бывают? Ной надеялся, что это именно тот случай, ведь иначе Ава сообщила бы ему о командировке.

Но чем дольше он размышлял, тем больше возникало вопросов. Ной вдруг сообразил, что у подруги должно быть нечто вроде короткого отпуска. Всю последнюю неделю она работала без выходных, включая и минувший уик-энд. Мысль о том, что доктор Лондон редко работает больше пяти дней подряд, не приходила ему в голову, поскольку для самого Ноя такой распорядок был привычен. Тогда тем более странно, что она ни словом не обмолвилась о запланированном отпуске.

— Вероятно, какая-то чрезвычайная ситуация, — вслух произнес Ной в тщетной попытке удержать радостное настроение, рассеивающееся как утренний туман. — Конечно, она спешила. И при первой же возможности напишет подробнее. Нужно только подождать.

Увы, самоуговоры не увенчались успехом. Ведь Аве ничего не стоило прибавить хоть пару ласковых слов, даже в таком коротеньком сообщении, и все выглядело бы совершенно иначе.

Ной попытался восстановить пошатнувшуюся самооценку, придумав другое объяснение. Учитывая, сколько времени Ава проводит в социальных сетях, ей, возможно, невдомек, что любовника заденет ее внезапный отъезд без предупреждения и холодность сообщения. Привычка к виртуальным коммуникациям с их скудостью невербальных сигналов, присущих живым контактам в реальном времени, сделало Аву менее чуткой к настроению других людей. По ее собственному признанию, она вращалась в пространстве, где все решается щелчком мыши и беседу с виртуальным собеседником можно прервать без особых церемоний. Судя по чудесной близости, которой любовники наслаждались все это время, Ава ни за что не хотела бы намеренно обидеть Ноя. Скорее всего, ее поступок был оплошностью, но никак не целенаправленным действием.

Ротхаузер вскочил: вместо того чтобы сидеть в раздевалке и жалеть себя, лучше самому позаботиться о тех, кто нуждается в помощи и сострадании. Он скинул мятый операционный костюм и переоделся в белые брюки и куртку, в которых обычно ходил по больнице. Ной даже решил забежать по дороге в прачечную и взять свежевыстиранную и отутюженную униформу, чтобы выглядеть как можно опрятнее. Работа для молодого врача всегда была спасением; именно так он пережил уход Лесли.

Пятнадцать минут спустя Ной уже вышагивал по отделению, созывая свою армию ординаторов и выводя их на поле боя — вечерний обход. Он перемещался из палаты в палату и, охваченный рвением, требовал от каждого ординатора-новичка детального отчета о состоянии вверенных ему пациентов. Ротхаузер придирался к мелочам, задавал уточняющие вопросы и выяснял, знакомы ли ординаторы с новейшими статьями в медицинских журналах. В результате рутинная процедура превратилась в полноценный семинар.

Когда с обходом было покончено, Ной навестил прооперированных им пациентов, расспросил о самочувствии, рассказал, как вести себя в дальнейшем, и выписал троих. Затем зашел к двум пациентам, назначенным на завтра. Обоих перевели в клинику из больниц в западной части штата, где их неудачно прооперировали, и теперь требовалось повторное хирургическое вмешательство.

Поскольку на отделении работы больше не осталось, Ной спустился на третий этаж в кабинет ординатуры. К счастью, здесь было пусто: все сотрудники давным-давно разошлись по домам. Ротхаузер собирался почитать кое-что в «Анналах хирургии» и подготовиться к ближайшей конференции по науке. Но, усевшись за компьютер, помедлил мгновение и набрал в поисковой строке «Университет Бразоса».

Сайт производил впечатление: более двухсот фотографий, на которых были изображены многочисленные учебные корпуса из кирпича, стекла и бетона.

Ноя удивило обилие растительности на территории университета: ему казалось, что Западный Техас напоминает выжженную солнцем пустыню. Позади городка виднелась плоская равнина, уходящая за горизонт и сливающаяся с небом, неправдоподобно высоким и величественным. Ной никогда не бывал в Техасе, он вообще не принадлежал к той категории людей, которых можно назвать заядлыми путешественниками. Дальше Южной Каролины он не выбирался, да и то в школьные годы вместе с родителями.

Ной заглянул в раздел сайта, посвященный медицинскому факультету и клинике. Больница выглядела даже более современной, чем остальные университетские постройки. Центру Сэма Уэстона посвящалась отдельная страница, где его называли одним из ведущих мировых центров, обучающих врачей на роботах-симуляторах и медицинских манекенах. Ной щелкнул по фотогалерее, и перед ним открылась целая серия снимков: прекрасно оборудованные аудитории общей площадью тридцать тысяч квадратных футов не шли ни в какое сравнение с тесными классами в цокольном этаже Стэнхоуп-Билдинг, в которых вечно не хватало места. Продолжая разглядывать интерьеры, Ротхаузер подивился реалистичным симуляторам родильного отделения, реанимации на несколько кроватей, неотложной помощи и травматологии, а также двум полностью функционирующим операционным. Ною не составило труда вообразить, как Ава отрабатывает здесь различные навыки, в том числе умение справляться со сложными случаями вроде злокачественной гипертермии.

Затем он проверил, имеются ли у факультета и больницы необходимые сертификаты. Все было в порядке, включая аккредитацию Совета последипломного медицинского образования; это означало, что сам медвуз и программа ординатуры полностью соответствуют квалификационным требованиям.

После нескольких часов напряженной работы, последовавшей за утренними и дневными операциями, Ной оторвался наконец от монитора и взглянул на часы. Почти половина восьмого, а от Авы по-прежнему ни звука. Он вздохнул, с болезненной покорностью принимая, что его надеждам не суждено оправдаться: никаких дополнительных сообщений не будет. Короткая записка — это все, на что он может рассчитывать до ее возвращения.

Чувствуя себя разбитым и подавленным, Ной поднялся из-за стола. Так плохо ему не было с тех пор, как ушла Лесли, оставив его одного в разоренной квартире с голыми стенами. Он никак не мог решить, вернуться ли в свое мрачное логово или остаться ночевать в больнице в комнате дежурных ординаторов. Формально Ной не был на дежурстве, но место для отдыха там всегда найдется. Поскольку мозг отказывался мыслить логически, молодой врач по привычке остался в больнице.

Глава 23

Суббота, 29 июля, 16:50

Три ночи подряд, в среду, четверг и пятницу, Ной провел в комнате для дежурных. Лишь в субботу днем, закончив в больнице все дела, какие только мог придумать, он почувствовал необходимость вернуться домой. К этому моменту план лекций по фундаментальной науке и повестка заседания Журнального клуба были составлены на две недели вперед, а расписание занятий и дежурств младших и старших ординаторов — на два месяца.

В вихре этих безумных дней главный ординатор провернул такой объем работы, что самому не верилось. Но больше заняться было нечем, и он заметил, что окружающих удивляет его безвылазное присутствие в больнице. Вдобавок ко всему в четверг и пятницу двое ординаторов напрямую спросили, что он делает в дежурном отделении. Похоже, оба волновались, что его постоянное присутствие указывает на сомнения в их компетентности, словно он боится оставить подопечных без присмотра. Ной искренне заверил коллег, что это не так. Правда, у него создалось впечатление, что ни тот, ни другой ему не поверили.

Увы, за все это время от Авы не пришло ни слова. Несколько раз Ной принимался спорить с самим собой, следует ли ему написать или даже позвонить ей. Но после сомнений и колебаний гордость брала верх. Ему казалось, что первый шаг должна сделать Ава, ведь это она неожиданно уехала. В данных обстоятельствах попытка связаться с ней окончательно подорвет остатки самоуважения, которые Ной тщетно пытался сохранить.

Возвращение домой еще больше испортило ему настроение. Убогая квартирка выглядела даже хуже обычного, подчеркивая одиночество хозяина и напоминая, как он скучает по Аве. И в то же время ситуация в целом заставляла задуматься о том, являются ли его чувства взаимными. Разве на месте Авы он бы отделался короткой эсэмэской, брошенной как будто впопыхах? Тем не менее Ной старался найти оправдание ее поступку. Он убедил себя, что его возлюбленная — уникальная и чрезвычайно целеустремленная личность, выросшая в совершенно иной среде, чем он, которая школьницей пережила самоубийство отца, а в двадцать лет — обман и предательство мужа. Ной неустанно напоминал себе, что следует учитывать эти обстоятельства. Ведь именно так он объяснял пристрастие Авы к социальным сетям, называя его подростковым.

Думая об эгоцентризме подруги, Ной задавался вопросом, не превращают ли социальные сети людей в нарциссов, предоставляя возможность до бесконечности выставлять себя напоказ, или наоборот — по этой же причине виртуальное общение привлекает нарциссов. Одним из отличительных признаков нарциссизма является отсутствие эмпатии. И если все дело в социальных сетях, если погружение в виртуальный мир так повлияло на характер Авы, есть надежда, что она просто не осознаёт, какую боль причиняет партнеру, а значит, поймет его чувства, когда он скажет о них.

Не зная, чем заняться, и надеясь, что виртуальный мир даст хотя бы ощущение близости с Авой, молодой врач открыл свой старенький ноутбук и зашел на страницу Гейл Шафтер. Здесь его поджидал еще один удар: с огромным разочарованием Ной увидел, что накануне владелица вывесила два новых фото. Похоже, у нее достаточно свободного времени на посты в «Фейсбуке», но на сообщение возлюбленному нет ни времени, ни желания. В посте говорилось, что Гейл получила потрясающую возможность посетить Вашингтон. Ной разглядывал снимок, на котором улыбающаяся до ушей Гейл-Ава стояла перед мемориалом Линкольна. На голове у нее была натянута бейсболка, скрывающая белокурые волосы. Второй снимок запечатлел Гейл возле нового Национального музея афроамериканской истории. По крайней мере, теперь Ной знал, что Ава действительно уехала по своим лоббистским делам. Он еще полистал альбом с фотографиями Гейл, многие из которых напомнили ему снимки в кабинете Авы. Затем Ной перешел на ее страницу о красоте и здоровом питании, с облегчением отметив, что хотя бы здесь новых видеороликов не появилось.

Дальше Ротхаузер вернулся на главную страницу и перечитал пост: в нем говорилось о том, сколько удовольствия получит турист, гуляя по этому прекрасному городу, сколько здесь достопримечательностей, а на улицах можно запросто увидеть известных политиков. Гейл старательно перечислила тех, с кем ей довелось повстречаться лично. Затем Ной почитал комментарии. Удивительно, сколько людей откликнулось на рассказ о Вашингтоне: девяносто четыре лайка и больше трех десятков комментариев. Они были примечательны своей банальностью и парадоксальным образом представляли собой сочетание крайнего индивидуализма и шаблонного мышления толпы. Некоторые пользователи даже вступали в беседу друг с другом, создавая длинные многоступенчатые ветки из комментариев на комментарии. Ной лишний раз убедился, насколько разговор в виртуальном пространстве отличается от общения в реальном мире.

Прокручивая ленту диалогов, он внезапно замер и недоверчиво усмехнулся: среди особо активных комментаторов, восхищавшихся постом Гейл, была Мелани Ховард. В свою очередь Гейл отвечала на ее реплики в таком же хвалебном духе. Зная, насколько умна и проницательна Ава, Ной был озадачен ее детскими шалостями в сети. Зачем ей это?

Охваченный каким-то странным интересом, Ной начал просматривать страницы людей, отметившихся под постом Гейл. Он читал, что пишут ее «друзья», заходил на страницы тех, кто комментировал их посты, заглядывал в группы, которые они читают. Количество аккаунтов нарастало в геометрической прогрессии; это напоминало путешествие по бесконечно расширяющейся вселенной. В диалогах под постами попадались самые разные темы — от политических скандалов до обсуждения контекстной рекламы, которую «Фейсбук» вставляет в ленту новостей, чтобы расширить охват аудитории. Поскольку Гейл Шафтер и Мелани Ховард были вымышленными персонажами, Ротхаузер подумал: а нет ли у Авы еще пары-тройки фейковых аккаунтов, и если есть, то в чем смысл, ради чего прилагать столько усилий, создавая фантомные личности? Размышляя в таком духе, Ной пришел к другому вопросу: сколько профилей, которые он смотрел, точно так же являются подделками? Впрочем, этого он никогда не узнает.

Вернувшись на страницу Гейл, Ной проверил соотношение мужчин и женщин среди ее комментаторов. Оказалось, примерно поровну. Ротхаузер был слегка озадачен, поскольку почему-то ожидал, что женщин будет значительно больше. Также он обратил внимание, что возраст тех, кто использует на аватарке собственное фото, а не изображение ребенка или животного, находится в диапазоне от двадцати до сорока. Он рассеянно прокручивал список друзей Гейл, пока на глаза ему не попалось знакомое имя: Тереза Пиксар. Молодой врач помнил, как удивился обилию откровенных снимков на странице тринадцатилетней девочки. Он снова заглянул в профиль Терезы. В списке ее друзей почти не было сверстников, в основном люди много старше. Интересно, родители в курсе, чем их дочь занимается в социальных сетях?

Чем глубже Ной погружался в виртуальную вселенную своей возлюбленной, тем настойчивее у него в голове звучал вопрос: кто же ты, Ава Лондон? Неужели мир социальных сетей действительно играет в ее жизни такую огромную роль, замещая настоящие человеческие отношения? Если верить ее утверждениям, так и есть. Однако Ной с трудом допускал, что Ава не видит разницы между той близостью, которой они оба наслаждались последние три недели, и тем, что, на его взгляд, было лишь жалкой имитацией. И все же возникала другая тревожная мысль: а так ли они были близки на самом деле, как ему хотелось думать? Внезапный отъезд без предупреждения и холодное сообщение без малейшего намека на нежность вроде «Целую, буду скучать» или хотя бы «Прости, пришлось срочно уехать» плохо вяжется с подлинной близостью. А как насчет элементарной благодарности за те усилия, которые Ной потратил, чтобы выгатить ее из неприятностей, особенно на последней конференции?

Он поднял глаза от компьютера и тупо уставился в окно. Внезапно в голову пришла еще более пугающая мысль. А вдруг их отношения — сплошное притворство со стороны Авы? Может, она просто использовала его в качестве спасательного круга, учитывая ее иррациональный страх лишиться места в престижной клинике?

— О нет! Конечно, нет! — вслух выпалил Ной и решительно отмел всяческие сомнения, приписав их собственной неуверенности. Никогда прежде ему не доводилось быть с женщиной настолько открытой и настолько умеющей доверять своему телу. Предположение, что такая близость могла быть притворством, говорило скорее о его подозрительности, чем о неискренности партнерши. И все же Ной продолжал смотреть в пространство невидящим взглядом, не в силах побороть неприятные сомнения не только по поводу их личных отношений, но и насчет действий Авы во всех трех случаях, закончившихся смертью пациентов. Так ли тщательно она расспросила Брюса Винсента перед операцией? И насколько объективно оценила возможность спинальной анестезии или просто слепо исполняла пожелания доктора Мейсона? А неудачная интубация Элен Гибсон — почему Ною показалось, что Ава недостаточно уверенно обращается с видеоларингоскопом? И почему она не поставила трахеостому? И что касается Филипа Харрисона — правда ли Ава сразу отключила подачу изофлурана или все же была критическая задержка, как утверждает Дороти Бартон?

Едва только Ной подумал об этом, как в памяти само собой всплыло воспоминание о бурной реакции подруги на заявление медсестры. Он не смог сдержать улыбку: Ава тогда вскипела от возмущения и тут же выдала целую лекцию о злокачественной гипертермии, засыпав его информацией, так что Ной почувствовал себя полным профаном. Она даже упомянула, что изофлуран, возможно, и стал причиной гипертермии.

Чтобы окончательно развеять все сомнения, Ротхаузер вернулся к своему ноутбуку и набрал в поисковой строке «злокачественная гипертермия». Через несколько минут он убедился, что анестезиолог была права: все дело в анестетике. Поскольку Ава упомянула, что училась справляться с этим состоянием в центре Уэстона, Ной вернулся к сайту университета в Техасе. Перечитав все доступные материалы в разделе, посвященном медицинским симуляторам, он решил, что на ближайшем заседании консультативного совета ординатуры непременно поднимет вопрос о расширении учебного центра в БМБ.

В тот момент, когда Ротхаузер рассматривал очередное фото прекрасно оборудованной аудитории, раздался телефонный звонок. Изо всех сил стараясь обуздать надежду, что звонит Ава, Ной торопливо выудил из кармана мобильник. Однако это была не его нынешняя подруга, а бывшая: по установившейся у них с Лесли традиции она звонила Ною раз в два месяца, пользуясь видеосвязью. Он держал телефон в руке, не зная, стоит ли отвечать. Разочарование, которое испытал Ной, не увидев на дисплее имя Авы, было настолько велико, что его мало беспокоили чувства Лесли — какая разница, обидится она или нет. Сейчас он был не в состоянии выслушивать рассказы о том, как замечательно складывается ее карьера в Нью-Йорке и как она счастлива с женихом, который уделяет ей массу времени, — ему от этого станет только хуже. Однако телефон не смолкал, и на пятом звонке Ной все же решил поговорить с Лесли. В конце концов, хоть какая-то компания.

Он поставил телефон вертикально, прислонив его к ноутбуку, и нажал «Ответить». Лесли выглядела потрясающе, как всегда. Трудно было не заметить, что волосы у нее тщательно уложены, а макияж в идеальном порядке. После приветствий и общих фраз Лесли, проявляя присущую ей чуткость, заметила, что у Ноя помятый вид, словно он не выспался. Ее собеседник согласился с диагнозом, подтвердив, что последнюю неделю спал в среднем по пять-шесть часов.

— Это просто смешно, — возмутилась Лесли. — Ведь ты теперь главный, и предполагается, что ты должен распределять работу между ординаторами, а не тащить на себе всю больницу.

— Дело не в работе. — Ной решил быть откровенным. Он нуждался в поддержке и хотя бы капле сочувствия, а Лесли, пожалуй, была единственным человеком в мире, с которым не приходилось хитрить, поскольку она и так знала все его слабости. — Я познакомился кое с кем, и у нас завязались довольно близкие отношения.

— Потрясающе! — искренне воскликнула Лесли. — А кто она, чем занимается? Ну, если это не секрет.

— Она моя коллега, врач. — Ной намеренно говорил расплывчато. — Как и я, без ума от медицины.

— Звучит многообещающе. Вы, ребята, должны неплохо ладить. Проблема только в том, чтобы найти время для свиданий за пределами клиники, я угадала? — полушутливо спросила Лесли.

— Нет, она работает в штате определенное количество часов. Так что проблема только в моем расписании, и она относится к этому с пониманием.

— А, ну теперь понятно, почему ты такой потрепанный, — со смехом сказала Лесли. — Совсем не похож на прежнего аккуратиста, которого я когда-то знала.

Ной тоже рассмеялся, поняв, на что она намекает.

— Да нет, не в этом дело. Как раз наоборот. Боюсь, она бросила меня именно в тот момент, когда я решил, что все идет прекрасно.

— Послушай, если хочешь услышать мое мнение — а по-моему, так и есть, — придется добавить подробностей.

Со всей откровенностью, на какую только был способен, Ной изложил историю их отношений с Авой, опустив из соображений предосторожности лишь ее имя, специальность, а также причину срочного отъезда. Он действительно хотел знать мнение Лесли. В глубине души Ной надеялся услышать, что излишне драматизирует поступок Авы, а из ее молчания делает слишком далекоидущие выводы. Подруга скоро вернется, и все будет в порядке. Однако услышал он совсем другое.

Когда Ной закончил свой отчаянный монолог, Лесли не проронила ни слова, а лишь смотрела на него и покачивала головой.

— Ну и? — выждав немного, подбодрил ее собеседник. — Так и будешь молчать? Скажи что-нибудь.

— Я даже не знаю, что сказать. Хотя догадываюсь, что именно ты хотел бы услышать.

— Да, я тоже догадываюсь, что хотел бы услышать, — согласился Ной. — Но мне нужна честность.

— Ладно. Только пообещай, — она вскинула указательный палец, словно лектор перед затаившем дыхание аудиторией, — что не будешь злиться на меня за правду. Обещаешь?

— Обещаю, — вздохнул Ротхаузер, уже предчувствуя, что последует дальше, и мечтая прекратить разговор.

— Я бы посоветовала тебе быть поосторожнее с этой женщиной, — начала Лесли. — Внезапные исчезновения, причем дважды, без каких-либо внятных объяснений — да еще с учетом того, что вы практически живете вместе, пускай всего несколько недель, — откровенно говоря, выглядят странно. А поскольку такие вещи происходят каждый раз после того, как ты вытаскиваешь ее из неприятностей, я еще больше встревожена. Мне она кажется человеком, склонным к манипуляциям. Да и в целом ее действия в твоем описании мало похожи на поведение влюбленной женщины в самом начале романтических отношений. Знаю, — выдержав короткую паузу, продолжила Лесли, — я делаю слишком смелые выводы о личности твоей подруги, хотя мои знания по психологии ограничиваются вводным курсом на факультете экономики, но, прости, ничего не могу с собой поделать. И не хочу, чтобы потом тебе было больно.

— Да, не это я надеялся услышать, — вздохнул Ной. Он на миг отвернулся, не желая видеть сочувствующее выражение на лице Лесли. К тому же она делала свои умозаключения, не зная существенных деталей, о которых он умолчал.

— Я просто пытаюсь честно осмыслить факты, которые ты мне представил, — откликнулась Лесли. — Надеюсь, что ошибаюсь. Но ты не сказал, куда и зачем она уезжала. Ты сам-то знаешь?

— Ну, в общих чертах. Она подрабатывает консультантом в Совете по пищевым добавкам.

— Надо же, какая ирония, — хмыкнула Лесли. Она помнила, как Ротхаузер отзывался о производителях пищевых добавок: «торговцы змеиным маслом с доходом тридцать четыре миллиарда долларов в год». Мысль о том, что он встречается с женщиной, работающей на врага, казалась абсурдной. — И куда она теперь уехала?

— В Вашингтон, — буркнул Ной. Чем дольше длился разговор, тем больше ему хотелось повесить трубку. Слова Лесли только раздували костер его страхов и неуверенности.

— Врач, лоббирующий индустрию пищевых добавок, — это оксюморон, — заявила Лесли. — Хотя работодатель, должно быть, души в ней не чает: авторитет медика гарантирует доверие продукту, который того не заслуживает.

— Ты права. И они постоянно присматривают за ней. Звонят каждый вечер, как минимум один раз. А уж платят по-королевски. Вряд ли на зарплату врача она могла бы позволить себе содержать особняк в центре Бостона и путешествовать по всему миру. Однако расходы боссов окупаются сполна: она чрезвычайно умна, привлекательна, у нее прекрасное чувство юмора, степень бакалавра по здоровому питанию, а также степень доктора медицины и должность штатного врача в одной из лучших клиник страны.

— Надо же, как им повезло! Настоящее сокровище, — фыркнула его собеседница. — Хотела бы я сказать то же самое о твоем везении. Думаю, тебе следует быть крайне осторожным и не спешить. Хотя бы из чувства самосохранения. Мой тебе совет: не позволяй эмоциям брать верх над разумом.

— Спасибо, мамочка, за науку, — не скрывая сарказма, ответил Ной. И все же, несмотря охватившее его раздражение, он понимал, что Лесли права. Но до случайной встречи с Авой он даже не осознавал, насколько нуждается в любви.

— Ты просил меня быть честной, — пожала плечами Лесли.

Когда сеанс видеосвязи завершился и физиономия бывшей подруги исчезла с экрана, Ной в ярости швырнул мобильник на кушетку. Мало того что он так и не дождался слов поддержки, так еще разговор заставил вспомнить кое-какие мелочи в поведении Авы, которые выглядели по меньшей мере противоречивыми. К примеру, она обладала острой интуицией и умела разбираться в людях, однако ее отшельнический образ жизни не очень-то способствовал развитию подобных навыков. Еще хуже это согласовывалось с утверждением Авы, будто она предпочитает социальные сети живому общению.

Ротхаузер знал, что, кроме него, Ава ни с кем в клинике не общается. Это льстило ему и казалось еще одним доказательством того, насколько они похожи. Однако по мере развития их отношений Ной отметил существенную разницу: он был дружелюбен с коллегами, хоть и не слишком открыт, Ава же всех держала на расстоянии вытянутой руки. Также он не мог отделаться от смутного беспокойства, когда читал записи доктора Лондон в историях болезни Брюса Винсента, Элен Гибсон и Филипа Харрисона: настораживала нехарактерная для врача манера строить фразы. Но затем Ной приписал это обучению в Западном Техасе вместо традиционных медицинских школ Лиги Плюща.

Поднявшись, Ной выудил телефон из щели между спинкой кушетки и сиденьем, куда тот провалился, втайне надеясь, что сейчас раздастся звонок и его вызовут в больницу на срочную операцию. Был субботний вечер, он сидел дома в полном одиночестве и понятия не имел, чем заняться. Даже самому себе он казался никчемным и жалким. В конце концов он решил заглянуть в «Тоскано», где столько раз брал для них с Авой еду. Возможно, там ему даже захочется перекусить или в баре найдется тот, с кем можно завязать разговор.

Глава 24

Воскресенье, 30 июля, 16:12

Ною удалось провести воскресный день в больнице. Сначала была экстренная операция: скорая доставила сразу нескольких велосипедистов, которых сбил пожилой водитель, утверждавший, будто не заметил едущий по обочине караван. Затем главный ординатор обошел всех прооперированных накануне и внимательно, от корки до корки прочитал истории болезни, чего обычно никогда не делал. Количество мелких недочетов удивило и встревожило его. В результате на ординаторов обрушился шквал электронных писем с требованием впредь быть внимательнее.

Когда Ротхаузер составлял расписание для ассистентов-хирургов на утро понедельника, лежащий в кармане мобильный издал короткий писк. Ной вытащил телефон и взглянул на дисплей: пришла эсэмэска от Авы. Текст был таким же лаконичным, как и полученный в среду: «Вернулась. Устала безумно. Приходи, если сможешь».

В течение нескольких секунд Ной изумленно смотрел на цепочку из шести слов, не зная, что и думать. Коротко, деловито, без малейшего намека на нежность. И все же его приглашают прийти. Вопрос — стоит ли это делать и если да, то когда? После некоторых колебаний он решил, что пойдет, но, помня предостережения Лесли и собственные сомнения, будет вести себя осторожно. Желая придать ответному сообщению безразличный тон и поддержать чувство собственного достоинства, он написал: «Скоро закончу. Забегу», после чего перечитал текст несколько раз и, сочтя его достаточно сдержанным, нажал на «Отправить».

И почти мгновенно в ответ посыпались смайлики, изображающие поднятый вверх большой палец.

Ной не стал устанавливать скоростных рекордов: он закончил с графиком дежурств, затем навестил четырех своих пациентов, которым завтра предстояла операция. К тому времени, когда он поднялся по ступенькам знакомого особняка и позвонил в дверь, часы показывали четверть седьмого.

Дверь с тихим гудением отворилась, Ной ступил в холл. Хозяйки нигде не было видно, но через несколько мгновений она появилась на площадке лестницы, весело крикнула:

— Привет! — и проворно сбежала вниз. Сегодня на Аве были эластичные брюки и короткая облегающая майка. Она с ходу обняла Ноя и расцеловала в обе щеки, ведя себя так, словно ничего особенного не произошло и между ними все по-прежнему. — Прости, сидела за компьютером, не сразу оторвалась.

— Ничего, не стоит извиняться.

— Хорошо, что ты пришел, я пока не начала тренировку. Хочешь, поработаем вместе? Я сегодня одна, без инструктора.

— Нет, пожалуй, я пас, — отказался Ной. Его спортивный костюм хранился у Авы, но он был не в настроении заниматься.

— Спустишься со мной в зал или посидишь в библиотеке? — спросила его подруга.

— Спущусь, если не возражаешь.

— С какой стати я должна возражать? — Она с удивлением покосилась на Ноя.

— Не знаю, — честно признался тот. Он действительно не знал, почему так сказал. Поведение возлюбленной выбило его из колеи. Ной понятия не имел, чего от нее ожидать, но уж точно не ожидал, что она будет вести себя как ни в чем не бывало, словно никуда и не уезжала.

— У тебя все в порядке? — все еще недоверчиво косясь на него, спросила Ава. — Ты ведешь себя… странно.

— Я и чувствую себя странно.

— Почему? Что случилось?

Ной выдохнул.

— Ты пропала на четыре дня. Полагаю, это достаточный повод для моих странностей?

— Неправда, — отчеканила Ава, — я не пропадала. О чем вообще речь? Я ведь написала, что уезжаю.

— Ты кинула эсэмэску, а не «написала».

— Я торопилась. Мне позвонили из Вашингтона и попросили срочно приехать. И я сразу же сообщила тебе.

— Ну хорошо, а потом? Ты не сочла нужным объяснить подробнее.

— Да, но и ты мне не ответил, — парировала Ава. — Я надеялась услышать нечто вроде «счастливого пути» или «удачных переговоров», но так и не дождалась. Честно говоря, мне даже показалось, что тебе нужна небольшая передышка. Ты уделял мне столько внимания, а я бессовестно отрывала тебя от работы. Вот и решила, что мой отъезд даст тебе возможность спокойно заняться делами.

Ной недоверчиво уставился на подругу. Неужели он сам произвел ураган эмоций, который бушевал в нем все эти дни? Или он безнадежен и ничего не понимает в общении, или виновата та легкость, с которой другие люди обмениваются сообщениями: возможность мгновенной связи повысила и ожидания, и риск недопонимания.

Ной попытался вспомнить, почему не ответил на первую эсэмэску Авы, и не смог. В душе осталось лишь ощущение какой-то детской обиды и уязвленного самолюбия.

— Ты ведь знал, что вскоре мне предстоит поездка в Вашингтон, — с раздражением продолжила хозяйка дома. — Они звонили при тебе неделю назад, речь шла о статье в «Академическом журнале», который собирался опубликовать результаты исследований об эффективности добавок. Ой, только не говори, что не помнишь!

— Помню, — пробормотал Ной.

— Отлично! И вот я пишу, что должна срочно уехать по делам. По-моему, не надо быть нобелевским лауреатом, чтобы сложить два и два и понять, куда и зачем я отправилась.

— Ну да, возможно, я отреагировал слишком остро, — согласился Ной.

— Но почему ты сам не написал или не позвонил? Мог хотя бы сказать, что расстроился из-за моего отъезда, — с прежним нажимом заявила Ава.

— Да, полагаю, так и следовало поступить, — вздохнул Ротхаузер.

— Вот именно, дурачок, — улыбнулась она.

— Я скучал по тебе, — признался Ной.

Улыбка на лице Авы стала еще шире.

— Первая приятная вещь, которую ты сказал за сегодняшний вечер.

— Правда… Очень скучал, — повторил он.

Ава обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом.

— А теперь моя очередь укорять тебя. Так вот: ты слишком много работаешь. Думаю, у тебя стресс, и небольшая разминка пойдет только на пользу.

— Ну, может, ты и права.

Полчаса спустя они все еще крутили педали велотренажера-тандема, выполняя программу, которая соответствовала одному из этапов «Тур де Франс». Само собой, Ава тренировалась с большей нагрузкой, чем Ной, поскольку находилась в гораздо лучшей форме.

— А как поживает доктор Мейсон? — спросила она между двумя вдохами.

— Мы говорили только один раз, он подошел сразу после конференции, — ответил Ной, потихоньку уменьшая показатель сопротивления на дисплее своего велосипеда и от души надеясь, что Ава не заметит его уловки. — Он был в бешенстве, хоть смирительную рубашку надевай.

— Ну еще бы! Кстати, ты великолепно провел конференцию, и предыдущую тоже. Спасибо!

— Пожалуйста. — Ноя порадовали слова благодарности, но еще приятнее было бы услышать их сразу после конференции, этой и предыдущей. — Хотя благодарить нужно доктора Кумара. Такой поддержки я не ожидал.

— Да, я тоже была потрясена, — согласилась Ава.

— Он сказал чистую правду. Ты заслужила похвалу.

— А Мейсон говорил что-то конкретно обо мне?

— Ну, в общих чертах. Злился, что мне, как он выразился, удалось снять тебя с крючка.

— Правда? — В голосе Авы звучала признательность. — Уф, как гора с плеч. Слушай, нужно отпраздновать мое освобождение!

— Хотел бы я сказать то же самое о себе. По-моему, Дикий Билл теперь с еще большим энтузиазмом начнет копать под меня. Грозился добиться увольнения и вообще рекомендовал бежать, пока не поздно.

— Ой, да брось ты! Каким образом он тебя уволит? У него нет власти, только кулаками размахивает. Всем известно, что он псих, а выступление на конференции развеяло последние сомнения, если они еще у кого-то оставались. В больнице считают тебя лучшим ординатором, которого когда-либо порождала БМБ. Честно, я сама слышала такие разговоры.

— Разговоры разговорами, но на деле все не так просто. Мейсон — влиятельный человек с большими связями. Даже доктор Эрнандес счел нужным напомнить мне об этом и посоветовал наладить отношения. Можно подумать, я знаю, как их наладить! Мейсон будет держать меня на мушке, пока не найдет другую цель. А сейчас его жертва — я. — Без всякого предупреждения Ной перестал крутить педали и тяжело опустил ноги на пол. Он был весь в поту, мышцы бедер ныли.

— В чем дело? — спросила Ава, ни на секунду не сбавляя частоты движений.

— Все, я сдох, — простонал ее партнер. — Признаю, я не в лучшей форме. Моя цель — догнать тебя. Через годик-полтора, может, и удастся. Однако тренировка пошла мне на пользу. Ты была права, спасибо: сейчас я чувствую себя гораздо спокойнее. Приму душ и принесу нам что-нибудь поесть. Когда закончишь, ужин будет ждать на столе.

— Договорились, — кивнула Ава. — Только не забудь: кроме велосипеда у меня запланирована беговая дорожка.

— Конечно, без проблем, — сказал Ротхаузер и на подгибающихся ногах отправился в душ.

Глава 25

Воскресенье, 30 июля, 20:34

После ужина они вместе убрали со стола и помыли посуду, а попутно болтали о всякой всячине, но в основном Ава рассказывала о столичных достопримечательностях. Несмотря на частые поездки в Вашингтон, ей никогда не хватало времени, чтобы посмотреть город. К счастью, на этот раз программа визита оказалась чуть менее напряженной. Ной признался, что прочитал ее пост на странице Гейл Шефтер, а также все комментарии под ним, поскольку отчаянно хотел понять, где его любимая и чем занимается.

— Тебе надо было просто написать мне или позвонить, — упрекнула она.

Ной благоразумно пропустил ее реплику мимо ушей.

Ава закончила полоскать посуду и, вытерев руки полотенцем, оперлась на край мойки.

— Для меня эта срочная поездка в Вашингтон оказалась настоящим спасением, — заговорила она. — После смерти того мальчика я чувствовала себя совершенно разбитой. Нужно было сменить обстановку. Ребенку всего двенадцать лет… Нет, его смерть невозможно принять. Не пойми превратно: не то чтобы смерть двух других пациентов не затронула меня…

— Я понимаю, о чем ты, — кивнул Ной, заталкивая грязные пластиковые контейнеры в мусорное ведро. — Мне всегда казалось, что быть педиатром гораздо сложнее, чем лечить взрослых. Жизнь может обойтись с человеком крайне несправедливо, но особенно тяжело, когда страдают дети.

— Но единственное, что с последним случаем выглядит проще, чем с предыдущими, так это разбор на ближайшей конференции. У меня нет сомнений, что все было сделано верно. Даже если Мейсон захочет к чему-то прицепиться, у него не получится.

— Да уж, вряд ли, — согласился Ной. Однако слова Дороти Бартон, утверждавшей, что Ава не сразу отключила подачу анестетика, занозой засели в памяти. Отмахнуться от них было невозможно. И хотя Ротхаузер не собирался вновь обсуждать показания сестры с Авой, он вспомнил кое-что, связанное с самой проблемой: — Ты говорила, что изучала способы борьбы со злокачественной гипертермией в симуляционном центре университета.

— Верно. У нас были медицинские манекены, оснащенные такой программой, — сказал Ава, пристраивая кухонное полотенце на ручке духовки.

— Пока тебя не было, я заглянул на сайт Уэстона. Впечатляюще, ничего не скажешь. По сравнению с ним учебные классы в БМБ — просто жалкое зрелище. Но знаешь, я прочитал, что центр начал работать относительно недавно — в две тысячи тринадцатом году.

Несколько секунд Ной и Ава молча смотрели друг на друга. Неожиданно в воздухе повисло беспокойство, атмосфера сделалась напряженной, словно перед грозой.

— То есть ты сомневаешься в моих словах? — наконец с вызовам произнесла Ава.

— Я ни в чем не сомневаюсь, — возразил Ной. — Просто отметил дату: центр открылся через год после того, как мы оба начали работать в БМБ.

Ава насмешливо фыркнула.

— Две тысячи тринадцатый — год, когда центр переехал в новое здание. Но учебные аудитории, оснащенные манекенами, находились в самой больнице, и программы регулярно обновлялись. Я училась там задолго до того, как построили отдельный корпус.

— А, ну тогда все понятно, — поспешил согласиться Ной.

— Еще вопросы по поводу моего образования? — прищурив глаза, поинтересовалась Ава.

— Ну, раз уж ты спросила… Мне все-таки хотелось бы понять, часто ли тебе в ординатуре приходилось работать с видеоларингоскопом. У тебя большой опыт?

— Похоже на допрос, — заметила Ава. — Мы ведь уже обсуждали эту тему. Почему ты к ней возвращаешься?

— Так, просто любопытно. — Ной легкомысленно пожал плечами, видя, что подруга снова раздражена.

— Нет, меня не проведешь, — сердито отрезала Ава. — Давай начистоту. В чем дело?

— Да ничего конкретного, — сказал Ной, пытаясь на ходу придумать более-менее правдоподобное объяснение. — Хочу понять, велика ли разница между программой подготовки в ординатуре по хирургии и по анестезиологии.

— Ага, то есть ты намекаешь, что мое образование не такое качественное, как у выпускника Лиги Плюща? Но ведь именно ты еще неделю назад убеждал меня, что это всего лишь стереотип, за которым ничего не стоит, а теперь допытываешься, насколько хороша программа обучения в университете Бразоса?

— Вовсе нет! Пока тебя не было, я посмотрел сайт университета, познакомился с учебным центром, с клинической больницей. Потрясающий комплекс. Он произвел на меня огромное впечатление. Просто я скучал и таким образом надеялся хоть как-то приблизиться к тебе.

В этот момент зазвонил телефон Авы. Она схватила его со стола и уставилась на дисплей.

— Ах, черт, это мой босс из совета. Ждет доклада о поездке. Придется поговорить с ним. Ты не возражаешь? Но это займет какое-то время. Прости.

— Все нормально, — вежливо улыбнулся Ной. По правде говоря, он чувствовал себя боксером, которого удар гонга спас от неминуемого нокаута.

— Час или около того. Сложные переговоры, несколько важных встреч, ужин с двумя сенаторами, — пояснила Ава.

— Конечно, не спеши, — повторил Ротхаузер. — Я пойду в библиотеку. У тебя там столько книг на журнальном столике — до утра хватит.

— Говард, подожди минутку, — сказала Ава, прикладывая телефон к уху. — Я постараюсь побыстрее, — добавила она, глядя на Ноя, и весело подмигнула ему.

Ава отошла от стола и устроилась на диванчике в зоне отдыха — на огромной кухне не было недостатка в мебели. Направляясь к выходу, Ной слышал, как она начала описывать Говарду свой ужин с сенаторами. Он снова порадовался звонку, который прервал неприятный разговор. Ной не ожидал, что Ава столь болезненно отреагирует на вопрос о ларингоскопе.

Он просто хотел выяснить, есть ли у ординаторов-анестезиологов возможность наработать достаточный навык обращения со сложной техникой. Однако вопрос вызвал бурю эмоций; трудно даже представить, что было бы, изложи Ной все свои сомнения.

В библиотеке он перебрал книги, лежащие на журнальном столике: пестрая коллекция широкоформатных альбомов по искусству и географии со множеством ярких иллюстраций. Он выбрал солидное издание в матерчатом переплете «Венеция: живопись и архитектура». Ной уселся в кресло и начал рассеянно листать книгу, и тут ему в голову пришла еще одна мысль: Ава говорила, что сидела за компьютером, когда он позвонил, и поэтому не сразу спустилась в холл. Ной бросил взгляд на часы — прошло всего пять минут, как он покинул кухню.

Отложив альбом, он вернулся на площадку лестницы и, перегнувшись через перила, прислушался, надеясь разобрать голос Авы. Снизу не доносилось ни звука, дом был погружен в тишину, которую нарушало лишь тихое гудение кондиционера. Ной дошел до компьютерного зала и, не переступая порога, заглянул внутрь. Компьютер был включен, но находился в спящем режиме. Ротхаузер снова кинул взгляд в сторону лестницы и, убедившись, что Авы нет поблизости, быстро пересек комнату и уселся в кресло перед монитором. Ной понимал: ему не следует делать того, что он задумал, но побороть любопытство, подогретое к тому же странной реакцией Авы, — нет, это было выше его сил. Конечно, сам факт, что доктора Лондон приняли на работу штатным анестезиологом в такую клинику, как БМБ, говорил сам за себя, и все же Ною хотелось выяснить кое-какие детали. Ординаторы-хирурги, как и ординаторы-анестезиологи, обязаны вести личный журнал учета сложных случаев, с которыми им пришлось иметь дело. Ной аккуратно вел свой и регулярно вносил в него новые данные. Он решил заглянуть в журнал Авы и попытаться проанализировать записи с точки зрения количества и характера возникавших у нее проблем.

Разбудить компьютер не составило труда: достаточно было набрать единицу шесть раз подряд — код доступа, который Ной запомнил при первом знакомстве с домом, когда Ава демонстрировала игровые возможности своей потрясающей системы. Ной прикидывал, как побыстрее отыскать нужный файл, когда на ожившем экране появился совсем другой документ — незаконченное письмо к Говарду Бекману. Искушение прочесть текст оказалось слишком велико. Внимание Ноя привлекла выделенная жирным шрифтом ссылка на закон от 1994 года — тот самый, который избавил шарлатанов, производящих пищевые добавки, от эффективного контроля со стороны ФДА.

Ной не верил собственным глазам: в тексте говорилось, что следует начать активную дискриминационную кампанию против тех немногих сенаторов и конгрессменов, которые высказываются за отмену закона или за внесение в него существенных поправок. Ной был настолько поглощен чтением, что не заметил, как Ава появилась на пороге комнаты; он даже не услышал, как она подошла к нему вплотную и остановилась за спиной.

— И как, по-твоему, это называется? — рявкнула она и рывком развернула вращающееся кресло, в котором сидел Ной, оказавшись с ним лицом к лицу.

В голубоватых отблесках монитора ее кожа выглядела призрачно-бледной.

— Я просто хотел… — в смятении пролепетал Ной и осекся, не зная, следует ли сказать правду или придумать правдоподобную отговорку. Его колебания еще больше разозлили Аву.

— Ты читаешь мои личные письма — вот как это называется! — крикнула она, ткнув пальцем в направлении монитора. — Да как ты смеешь?!

— Прости, — выдавил Ной. — Я думал, ты еще долго будешь занята, и решил пока взглянуть на твой журнал учета сложных случаев… ну или узнать, есть ли он у тебя вообще.

— Естественно, он у меня есть, — процедила Ава. — Итак, ты решил сунуть нос в мои документы и выяснить, достаточно ли я квалифицированный врач? То есть вдобавок ко вторжению в частную переписку еще и прямое оскорбление? И как после этого я смогу доверять тебе?

— Прости, не надо было, — повторил Ной и начал подниматься с кресла. Но Ава ухватила его за плечо и толкнула обратно на сиденье.

— Я поверила тебе, впустила в свой дом, и что получила взамен? — Ава снова сорвалась на крик. — Да если бы я оказалась у тебя в квартире, мне бы и в голову не пришло залезть в твой ноутбук!

— Ты права, совершенно права, — торопливо заговорил Ной. — Сам не пойму, зачем я это сделал. Ты потрясающий анестезиолог, грамотный специалист, я много раз говорил тебе… Но у меня есть — даже не знаю, как сказать, — сомнения, которые не дают покоя. И я хотел удостовериться, взглянуть на твой журнал.

— Какие еще сомнения? — рявкнула Ава.

— Может, сейчас не самое подходящее время для разговора? — Ной предпринял еще одну попытку встать, но Ава не позволила и, пылая гневом, нависла над ним.

— Лучше времени не придумаешь! — отрезала она. — Говори!

— Мелочи, ничего существенного, — вздохнул Ной. — Ну, примерно как в случае с ларингоскопом, когда мне показалось, что ты недостаточно уверенно обращаешься с ним.

— Так. Что еще?

— Тогда же в случае с Гибсон я подумал, почему ты сделала трахеостому при помощи иглы для струйной вентиляции?

— Еще! Давай уж, выкладывай все твои сомнения!

— И последний случай с Харрисоном. Я не могу отделаться от мысли, почему Дороти сказала, что ты не сразу отключила подачу изофлурана.

— То есть ее словам ты доверяешь больше, чем моим? — расширив от удивления глаза, спросила Ава.

— Нет, вовсе нет… Но, как это объяснить, меня не покидает… какая-то странная тревога. Да, самое точное слово — тревога. И больше всего мне хочется избавиться от нее.

— Послушай, это ведь я анестезиолог, а не ты, и мне лучше знать, что следует делать. Во-первых, к тому моменту, когда я пришла в операционную, Гибсон уже получила миорелаксанты, игольная трахеостома была бы недостаточна. Тем более я не знала, что у нее проблемы с шеей. И все же мне почти удалось интубировать ее. Что касается Дороти Бартон — это не серьезно, все в больнице знают, какой у нее склочный характер. Я выключила изофлуран в ту же секунду, как только поняла, что у мальчика развилась злокачественная гипертермия. И еще: я не обязана отчитываться перед тобой и доказывать свою профессиональную состоятельность. Все три случая мы подробно разбирали на заседании нашего отделения. Но вообще, все это нелепо. Казалось бы, уж кто-кто, а ты первый должен быть на моей стороне.

— Я на твоей стороне, — горячо заверил Ной. — С самого начала. Если бы у меня возникли серьезные сомнения в твоей компетентности, разве так я вел бы себя на обеих конференциях?

Впервые с того момента, когда Ава застукала Ноя за компьютером, она отвела глаза от его лица и молча уставилась в пол. Гнев все еще душил ее, она хмурилась и тяжело дышала. Затем снова взглянула на Ноя:

— Ты не должен был лезть в мои документы. Я у себя дома, и у меня есть право на частную жизнь.

— Конечно! Ты совершенно права и справедливо злишься. Прости. Не знаю, что на меня нашло. Обещаю, такого больше не повторится.

— Надеюсь, — буркнула Ава. — А теперь я хочу, чтобы ты ушел.

Теперь настала очередь Ноя пережить потрясение. Он никак не ожидал, что его выставят за дверь, хоть и признавал, что совершил серьезную оплошность. Но возвращение в одинокую унылую квартиру казалось слишком суровым наказанием.

— Ты уверена?

Ава кивнула.

— Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Меня однажды уже предал бывший муж, и я не хочу снова пережить это чувство.

Она попятилась, давая Ною возможность встать с кресла.

— Я не предавал тебя, — возразил он, поднимаясь. — Как и прежде, я считаю тебя талантливым анестезиологом. И мои личные чувства к тебе не изменились ни на йоту.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — повторила Ава. — Чтение частной переписки и сомнения в моей квалификации — это предательство.

Ной не хотел уходить. Он ужасно скучал по любимой эти четыре дня и отчаянно пытался придумать способ загладить вину. Его поймали, как нашкодившего мальчишку, и теперь вышвыривают за порог.

— Ты позвонишь или напишешь, если передумаешь? Я могу вернуться, — сказал он. Какая жалкая фраза! Он внутренне съежился и возненавидел себя в тот самый миг, когда слова слетели с губ.

— Я не передумаю.

Двадцать минут спустя Ротхаузер вошел в свою квартирку и рухнул на продавленную кушетку. Он был в ярости, проклиная себя за то, что не устоял перед искушением и полез в компьютер Авы. Как можно быть таким идиотом? И еще большая глупость — объяснять, ради чего он это сделал. Все равно что подлить масла в огонь, и так полыхающий до небес.

— Придурок. Ты безнадежен, — вслух произнес Ной и несколько раз ударил себя кулаком по лбу. Он знал, что плохо ориентируется в человеческих отношениях, но сегодняшний вечер стал наглядным примером его полнейшей никчемности. Разрушить все собственными руками, когда они только-только преодолели серьезное недоразумение, в котором Ной виноват ничуть не меньше Авы: напридумывал себе черт знает что, когда нужно было просто написать ей или даже позвонить.

Он гадал, сколько Аве потребуется времени, чтобы переварить случившееся и прийти в себя. Если она вообще намерена приходить в себя. Велик шанс, что подруга сочтет отношения с Ноем не стоящими таких усилий и предпочтет привычные контакты в социальных сетях, где все намного проще и понятнее. В мрачном раздражении Ной вспомнил письмо, которое обнаружил на мониторе компьютера. В некотором смысле его можно считать доказательством, что доктор Лондон играет в команде производителей пищевых добавок. Открытие было почти столь же неприятным, как приказ убираться из ее дома. До сегодняшнего вечера Ною удавалось закрывать глаза на причастность Авы к этому бизнесу. Теперь обманывать самого себя уже не получится. Его возлюбленная рекомендует начать клеветническую кампанию против людей, которые, по мнению Ноя, стремятся обуздать шарлатанов.

Глава 26

Пятница, 4 августа, 15:50

Сигнал будильника на смартфоне заставил Ноя вернуться к реальности. Он находился на восьмом этаже Стэнхоуп-Билдинг в помещении, которое называли хранилищем. Когда-то здесь действительно хранились медицинские карты пациентов, теперь же сведения о каждом поступившем в больницу заносились в центральный компьютер, но в БМБ дорожили традициями, и врачи по-прежнему говорили, что идут работать в хранилище. Ной сидел перед монитором, просматривая информацию о пациентах, встреча с которыми предстояла на вечернем обходе. Обход начинался в пять часов, однако Ной, со свойственной ему дотошностью, предпочитал вникать в детали заранее.

Но прежде ему предстояло повидаться с доктором Кумаром. Он не хотел опоздать и поэтому поставил будильник. Ной выключил компьютер, поднялся и натянул висевшую на спинке стула отглаженную белую медицинскую куртку. Ротхаузер нервничал. Чтобы решиться на этот разговор, ему потребовалось два дня, которые он провел в бесконечных терзаниях, взвешивая все за и против.

Ной вышел из хранилища и направился к лифту. Доктор Кумар назначил встречу в своем кабинете на третьем этаже, где располагалась администрация клиники. Ной предпочел бы поговорить в менее официальной обстановке, но заведующий отделением анестезиологии настаивал, и пришлось согласиться.

Прошедшая неделя выдалась не самой приятной. Ава молчала. Не желая повторять ошибку, приведшую к первой размолвке, Ной послал ей несколько эсэмэсок. Первую — в воскресенье. Каждый раз он переступал через собственную гордость и писал длинные тексты, полные извинений за содеянное и настойчивых просьб о встрече, чтобы спокойно все обсудить. Ава ответила только один раз, поздно вечером во вторник, в своем фирменном лаконичном стиле: «Мне нужен перерыв».

В среду Ной изменил тактику. Он написал, что им следует встретиться хотя бы для того, чтобы подготовиться к конференции на будущей неделе. Ответа не последовало. Стало ясно: под перерывом она имеет в виду полное отсутствие контактов. Когда их пути пересекались в больничных коридорах, Ава избегала даже случайного взгляда в его сторону.

Если поначалу Ной боролся со смешанными чувствами сожаления и угрызений совести, то к среде, когда Ава проигнорировала его эсэмэску по поводу конференции, внутри начало что-то меняться. Ной признавал: да, он серьезно подорвал доверие подруги, забравшись в ее компьютер, но постепенно ему начало казаться, что наказание не соответствует тяжести преступления. Вернулись прежние сомнения: теперешнее поведение Авы плохо согласовывалось с той близостью, которая, как он полагал, была между ними. И вновь в памяти всплыли предостережения Лесли и собственное беспокойство: вдруг его и вправду использовали? А за ними сам собой возник пресловутый вопрос об уровне профессиональной грамотности доктора Лондон. Раздосадованный ее упорным молчанием, Ной вдруг поймал себя на мысли, которая еще пару недель назад не могла бы прийти ему в голову: а вдруг доктор Мейсон был прав на ее счет?

Одно смущало Ноя: Аву приняли на работу в БМБ, а значит, ее кандидатуру рассматривал не только анестезиологический совет клиники, но Медицинский совет штата Массачусетс, выдававший лицензию. Нужно взглянуть на полный комплект документов, подтверждающих квалификацию Авы, включая рекомендательные письма. Помочь в этом мог только доктор Кумар. В результате после долгих колебаний Ной все же решил обратиться к нему.

Молодой врач с трудом втиснулся в переполненный лифт, где ехала толпа беспрестанно щебечущих медсестер, которые покидали больницу после дневной смены. Девушки спускались на первый этаж. Ной остался стоять у дверей, поскольку ему нужно было выходить на третьем.

По мере того как лифт полз вниз, он думал, почему на прошедшей неделе каждый следующий день казался хуже предыдущего. Хотя он пытался заглушить боль привычным для себя способом — погрузиться с головой в работу, — выходило не очень хорошо. Во-первых, потому что на прошлой неделе, после исчезновения Авы, он и так переделал все дела на месяц вперед. Во-вторых, ему больше не хотелось оставаться ночевать в больнице и ловить на себе косые взгляды коллег. В результате вечерами Ной возвращался в свою одинокую квартиру и, не зная, чем заняться, до бесконечности прокручивал в голове ситуацию с Авой. Вдобавок ко всему с ним случился новый приступ паранойи.

Ной не был уверен, но ему показалось, что тот же мужчина в черном костюме, который однажды уже преследовал его, появился опять. Это произошло поздно вечером во вторник. Ной нарочно выбрал окружной путь: прошел по Луисбург-сквер, с тоской поглядывая на освещенные окна в доме Авы, и двинулся вниз по улице. Всякий раз, когда он поворачивал за угол и бросал взгляд через плечо, мужчина оказывался на месте: шагал позади в нескольких ярдах и делал вид, что болтает по мобильнику. Впервые Ной заметил его на Бостон-Коммон. Выйдя на свою Ривер-стрит, он повторил тот же маневр, что и в первый раз: быстро нырнул в подъезд, захлопнул дверь и, взбежав на полпролета, заглянул в оконце над дверью. Как и тогда, мужчина деловито прошел мимо, даже не взглянув на дом.

И снова Ной решил, что эмоциональное потрясение, которое он пережил, стало причиной разыгравшегося воображения. Однако взломанную дверь квартиры трудно был принять за фантазию. Ной понял, что кто-то из многочисленных гостей, посещавших соседку-студентку, снова наведался к нему. Поскольку за последние два года это произошло в пятый раз, он не почувствовал ни беспокойства, ни возмущения — убедительное доказательство того, что человек может приспособиться к любым неудобствам, если они случаются достаточно часто. После первых двух взломов Ной жаловался домовладельцу, и тот присылал мастера — вставить новый замок, — но затем Ротхаузер даже жаловаться перестал. В конце концов, у него в квартире и взять-то нечего, всех ценностей — старенький ноутбук. Хотя, обнаружив его на привычном месте, Ной все же обрадовался. Но затем встревожился: кто-то трогал компьютер.

Лесли любила поддразнивать Ноя, который с невротическим упорством следил за тем, чтобы закрытый ноутбук всегда лежал точно на углу стола. Иногда, желая в шутку позлить его, она нарочно сдвигала компьютер в сторону. Во вторник Ной застал ту же картину, однако списать беспорядок на шалость Лесли больше не удалось бы.

Выйдя из лифта, Ной зашагал по устланному ковром административному коридору и бросил взгляд на часы: до назначенной встречи с доктором Кумаром оставалось еще целых пять минут.

Сам заведующий опоздал почти на двадцать минут, но вел себя крайне обходительно: он прямиком направился в холл для посетителей, где устроился Ной, и горячо извинился за задержку, пояснив, что его вызвали на экстренную операцию. Ной в свою очередь заверил доктора Кумара, что с удовольствием провел время, просто глядя в окно и наслаждаясь непредвиденной передышкой в напряженном рабочем дне. Они прошли в кабинет заведующего анестезиологическим отделением, который был оформлен в восточном стиле; на стенах висело несколько традиционных индийских миниатюр эпохи Великих Моголов.

— Садитесь, пожалуйста. — Мелодичный акцент доктора Кумара придавал особую мягкость его словам. Поверх медицинского костюма на нем был надет длинный белый халат, еще больше подчеркивающий смуглую кожу индуса. Доктор Кумар обошел стол, уселся в кресло и, поставив локти на столешницу, оперся подбородком на сцепленные в замок руки.

— Когда вы попросили о встрече, я предположил, что речь пойдет о докторе Лондон, — начал он. — Вот почему предложил встретиться у меня в кабинете, а не на отделении. Прежде всего, позвольте сразу успокоить вас: ее пребывание в клинике не ставится под сомнение, несмотря на недавние угрозы доктора Мейсона. Он эмоциональный человек и порой бывает несдержан. Но я поговорил с ним после конференции, и доктор Мейсон переменил свое мнение относительно доктора Лондон. Думаю, конфликт улажен. И, кстати, хотел заметить, что вы великолепно провели обе конференции.

— Спасибо, — кивнул Ной. — Я старался следовать исключительно фактам.

— Вы проявили просто чудеса дипломатии.

— Еще раз благодарю, — сказал Ротхаузер. — Я действительно хотел поговорить о докторе Лондон, но совершенно по другой причине.

— Вот как? — Доктор Кумар напрягся, расцепил руки и положил на стол ладонями вниз.

— Есть некоторые моменты, касающиеся работы доктора Лондон… я не упомянул их в докладе на конференции, однако считаю своим этическим долгом обсудить их с вами.

— Да, я слушаю. — Голос заведующего дрогнул, напряжение заметно возросло.

Однако Ной не собирался отступать. Он начал с дела Элен Гибсон, затем перешел к случаю с Филипом Харрисоном и наконец — к злосчастной операции Брюса Винсента. Он подробно изложил свои наблюдения, сомнения и опасения, связанные с действиями Авы. Когда Ной закончил, в кабинете повисло тяжелое молчание. Немигающий взгляд темных проницательных глаз доктора Кумара был устремлен на молодого коллегу, вызывая у того чувство дискомфорта.

Заведующий никак не отреагировал на монолог собеседника.

У Ноя вдруг возникло непреодолимое желание добавить: «В случае с Элен Гибсон я сам находился в операционной и видел произошедшее, в двух других случаях основываюсь на показаниях дежурной сестры и самой доктора Лондон».

Когда доктор Кумар по-прежнему не проронил ни слова, Ной уточнил:

— Сомнения побудили меня прийти к вам, чтобы вы либо опровергли их, либо как-то прояснили ситуацию. Я до сих пор никому не говорил об этом и готов молчать и в дальнейшем.

— Тревожные симптомы, — выйдя наконец из ступора, произнес доктор Кумар. — Однако все это звучит крайне расплывчато. К тому же вы сами говорите, что строите умозаключения со слов других людей. Мы на совете кафедры подробно разбирали все три случая и не обнаружили никаких ошибок в действиях анестезиолога. Доктор Лондон сработала отлично, просто превосходно. Следовательно, я вправе воспринимать ваши инсинуации в качестве оценки и моей компетенции тоже, как врача и как администратора, поскольку именно я принимал доктора Лондон на работу.

Ной опешил. Вместо того чтобы поблагодарить за информацию, доктор Кумар воспринял его слова как личное оскорбление.

— И последний вопрос, касающийся резюме доктора Лондон, — сердито насупившись, продолжил доктор Кумар. — Она обучалась в относительно новом и малоизвестном университете. Именно поэтому мы с особым вниманием рассматривали ее заявление. Также вам следует знать, что доктор Лондон получила максимально высокие баллы на аттестационных экзаменах, как устном, так и письменном. Я сам беседовал с некоторыми из ее преподавателей. Кроме того, она прошла проверку в Медицинском совете штата Массачусетс и получила соответствующий сертификат.

— Да, конечно, все эти факты мне известны, — сказал Ной. — И я не сомневаюсь в компетенции доктора Лондон.

— Иначе мы просто не приняли бы ее в штат клиники, — с явным раздражением отчеканил доктор Кумар. — И позвольте предупредить вас: если вы продолжите свои клеветнические нападки на доктора Лондон, то поставите и себя, и больницу в очень непростую ситуацию с точки зрения закона. Я понятно выражаюсь?

— Абсолютно, — сказал Ной поднимаясь со стула. Досада и разочарование душили его. Он понял, что совершил огромную ошибку, придя к доктору Кумару.

— Если не ошибаюсь, доктор Мейсон упоминал как-то о ваших с доктором Лондон романтических отношениях. А потом, очевидно, что-то разладилось и вы решили насолить ей? Месть отвергнутого любовника? Откровенно говоря, именно так это и выглядит.

Ной в полном недоумении уставился на заведующего. Идея казалась настолько нелепой, что у него невольно закралось подозрение, не был ли сам доктор Кумар отвергнутым любовником Авы. А как насчет доктора Мейсона? Возможно, за его злобой стоит нечто большее, чем обида человека, чьи ухаживания не были приняты? Даже то немногое, что Ной рассказал Лесли, заставило ее предположить, что у Авы есть склонность манипулировать людьми. А что, если Лесли права? Но едва только мысль о возможных связях Авы начала овладевать сознанием, Ной поспешил отогнать ее и почувствовал, как сомнения отступают. Он точно знал: Аву приняли в клинику заслуженно, точно так же, как он сам заслуженно был избран на пост главного ординатора БМБ. Но именно этим своим положением Ной и рисковал, начав раскручивать клубок странных противоречий.

— Меня заставило прийти к вам исключительно чувство профессионального долга, и только, — сказал Ной. Меньше всего ему хотелось вступать в дискуссию о своих отношениях с Авой. — Спасибо, что уделили мне время.

Ной двинулся к выходу, но доктор Кумар остановил его-:

— И последний совет на будущее: если у вас возникнут опасения по поводу кого-либо из моих сотрудников, пожалуйста, действуйте согласно субординации, обращайтесь с ними к своему непосредственному начальнику, доктору Эрнандесу, а не ко мне. Вы меня хорошо поняли?

— Вполне. Еще раз благодарю за встречу. — Ной развернулся и вышел из кабинета.

Шагая к лифту, он мысленно насмехался над своей уверенностью, будто научился разбираться в людях. Нет, дипломатия — не его конек. Трудно придумать более неудачный ход, чем явиться со своими вопросами к шефу Авы. Более того, не исключено, что доктор Кумар расскажет об их тет-а-тет доктору Эрнандесу. Увы, чем дольше Ротхаузер думал о такой вероятности, тем очевиднее она казалась.

Глава 27

Понедельник, 7 августа, 14:38

Понедельник был напряженным днем. Субботу и воскресенье Ной тоже провел в больнице, ища, чем бы занять себя, чтобы перестать думать об Аве. Но в понедельник обычно обрушивался шквал работы: хирурги стремились прооперировать как можно больше пациентов в начале недели, чтобы к концу большая часть больных могла уйти домой — желание, которое разделяли обе стороны. При этом все требовали от главного ординатора составить удобное расписание. Плюс ко всему собственных пациентов Ноя тоже никто не отменял. К счастью, сегодня операции прошли быстро, и у него осталось время на отчет, начатый в минувшие выходные.

Ной спустился на третий этаж и направился в кабинет хирургической ординатуры. Сегодня в административном коридоре было полно народу, а в холле возле кабинета директора клиники и вовсе собралась небольшая толпа. Поравнявшись с дверью, на которой висела табличка с именем доктора Кумара, Ной внутренне съежился, вспомнив неприятную встречу с главным анестезиологом клиники. Правда, никаких последствий пока не наступило: к доктору Эрнандесу Ноя не вызывали, хотя сомневаться не приходилось — это рано или поздно произойдет. Вполне вероятно, сегодня во второй половине дня.

Сегодня Ротхаузер собирался повидаться с Ширли Беренсон, координатором ординатуры, которая руководила сложным процессом начисления баллов учащимся. Ежемесячно каждого ординатора оценивали по нескольким параметрам: хирургические навыки, медицинские знания, посещение лекций и тренингов, а также личные характеристики, такие как коммуникативные способности и забота о пациентах. Главный ординатор отвечал за получение заполненных форм от старших ординаторов, которые оценивали находящихся под их опекой младших. Ной собрал анкеты в субботу и начал заполнять уже свои формы — пятьдесят шесть бланков с оценками всех студентов, включая будущих выпускников. Но поскольку для него составление отчета было в новинку, Ной провозился дольше, чем рассчитывал, и только к вечеру воскресенья отослал документы Ширли. Однако и это был еще не конец.

Координатор сказала, что соберет все присланные анкеты в единую форму, составит сопроводительное резюме и распечатает в четырех экземплярах. Работа будет выполнена в понедельник к полудню. Затем Ною следует прийти, забрать копии и раздать их Эрнандесу, Кантору, Мейсону и Хироси. Почему главный ординатор должен исполнять роль посыльного, Ной так и не понял, но догадывался, что это пережиток прошлых дней, когда подготовка молодого врача включала определенную долю солдатской муштры. В следующем году Ротхаузеру предстояло стать штатным хирургом БМБ, а по традиции кандидата надо слегка унизить и приучить к смирению, прежде чем ему позволят присоединиться к августейшему сообществу.

Ной не имел ничего против традиций, до некоторой степени даже любил их. В устоявшемся укладе ему виделся залог стабильности и связи со славным прошлым знаменитой клиники. Доставить копии отчета Эрнандесу и Кантору не составляло труда, их кабинеты в буквальном смысле слова находились за углом, в том же административном коридоре. Ной зашел и передал бумаги секретарям. А вот чтобы добраться до последних двух адресатов, требовалось чуть больше времени и усилий, поскольку оба находились во Франклин-Билдинг с его роскошными кабинетами и помпезными холлами.

Двигаясь по пешеходному мосту, который соединял Стэнхоуп с Франклином, Ной бросил взгляд на часы — начало четвертого. Он был почти уверен, что Дикого Билла нет на месте. По расписанию у него стояли три сложные операции, хотя обычно звездный хирург справлялся на удивление быстро, оставляя на ассистентов рутинную работу вроде наложения швов. Так что возможность столкновения с Мейсоном исключать не стоило.

Мысли снова вернулись к Аве. Ной подумал, что сегодня не видел ее имени на табло возле центрального поста. Наверное, у нее выходной. В субботу, покинув больницу в девять вечера, Ной снова пошел кружным путем через Луисбург-сквер, хотя изо всех сил пытался отговорить себя от бессмысленной прогулки. По дорогое он отчаянно спорил с самим собой: если в доме у Авы горит свет, хватит ли у него смелости подняться на крыльцо и позвонить? Но особняк был погружен во мрак. Вероятно, Ава снова уехала из города. С тяжелым сердцем Ной прошел мимо, одновременно убеждая себя, что это даже к лучшему, и поплелся в свою унылую квартиру. По крайней мере, паранойя отступила — Ною больше не мерещилось, что за ним следят.

Кабинет доктора Мейсона находился на восьмом этаже, а доктора Хироси — на шестом. Ной решил начать с восьмого, чтобы побыстрее убраться из владений Дикого Билла, а потом пешком спуститься на шестой. Войдя в приемную, обшитую панелями из красного дерева, он направился к столу миссис Ланкастер. Секретарь Мейсона, женщина лет пятидесяти с пепельно-русыми волосами, которые она укладывала на макушке в причудливую конструкцию, отличалась властными манерами и жестким характером. К ординаторам миссис Ланкастер относилась как к наемникам, которым можно отдавать приказания. В прошлом Ною доводилось несколько раз иметь с ней дело — встречи, оставившие не самые приятные впечатления.

Когда молодой врач подошел к столу, миссис Ланкастер разговаривала по телефону, точнее — злобно отчитывала собеседника, который, по всей видимости, хотел как можно скорее связаться с ее шефом.

— Извините, доктор Мейсон крайне занятой человек. Нет, он не сможет вам перезвонить.

Ной протянул папку с отчетом. Без сомнения, миссис Ланкастер узнала по характерной красной пометке в верхнем правом углу, что за отчет принес главный ординатор. Женщина глянула на Ноя поверх очков, висевших на кончике носа, — короткий взгляд, в котором не было даже намека на благодарность за доставленный документ, — и ткнула пальцем в сторону открытой двери во внутренние покои короля хирургии, а затем раздраженно взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. При этом она не прерывала беседу по телефону. Ной понял, что звонившему недавно диагностировали рак поджелудочной железы и больной пытается договориться о встрече с врачом.

— Пусть ваш лечащий врач позвонит мне, — рявкнула миссис Ланкастер в трубку, — но сначала убедитесь, что снимки компьютерной томографии отправлены доктору Мейсону. Он не будет говорить, пока не посмотрит их.

Ной всей душой сочувствовал пациенту, которого терроризировала миссис Ланкастер, и все же воздержался от каких-либо замечаний. Заполнив ворох анкет на ординаторов, он сожалел, что не существует такой же дотошно разработанной системы оценки секретарей главных врачей, заведующих отделениями и прочей верхушки больничной иерархии.

Ной замер на пороге святилища. Примерно так он представлял себе кабинет генерального директора какой-нибудь крупной международной корпорации. Размеры помещения соответствовали количеству денег, которые текли в клинику благодаря доктору Мейсону. Кабинет был до смешного огромен, из панорамного окна открывался впечатляющий вид на Бостонскую бухту. Как и в приемной, стены были отделаны красным деревом, а мебель обита мягкой белой кожей. На стенах красовалось множество дипломов и сертификатов в изящных рамочках. Гигантский письменный стол соответствовал раздутому эго хозяина.

В течение нескольких секунд Ной размышлял, куда лучше положить отчет. На мраморном столике перед диваном стоял пластмассовый лоток с надписью «на подпись», в котором возвышалась стопка корреспонденции. И все же Ной решил оставить папку на рабочем столе. Приблизившись, он заметил другую папку в характерной обложке — переплетенная докторская диссертация, — которая показалась Ною странно знакомой. Подойдя еще ближе, он замер, не веря собственным глазам. Потребовалось время, чтобы осознать: это была его диссертация!

Он бросил папку с отчетом на стол, покосился через плечо, убедившись, что миссис Ланкастер все еще говорит по телефону, и схватил диссертацию. Так и есть: «Генетический контроль скорости бинарного деления кишечной палочки. Автор: Ной Ротхаузер». В нескольких местах между страницами виднелись закладки.

Ной снова бросил вороватый взгляд в сторону приемной и быстро пролистал заложенные страницы. В основном Мейсон отметил различные графики и таблицы с цифровыми данными. Одна из таблиц заставила сердце Ноя провалиться в район живота. В первый момент пришла паническая мысль выкрасть диссертацию. Но он тут же отказался от этой затеи. Во-первых, от орлиного ока миссис Ланкастер не укроется, если Ной выйдет из кабинета с другой папкой в руках. Конечно, можно попытаться спрятать ее под курткой, хотя, скорее всего, и это не поможет: женщина-цербер заметит его стесненные движения. Но даже если предположить, что Ною удастся выскользнуть из приемной, миссис Ланкастер наверняка вспомнит, как главный ординатор заходил в кабинет, пока она была занята телефонным разговором, и виновника пропажи вычислят в два счета. Ной с неохотой положил диссертацию на место. Глупо было бы красть ее — только привлечешь внимание и ухудшишь и без того шаткое положение.

Глава 28

Вторник, 8 августа, 13:13

— Доктор Ротхаузер, — внезапно ожила система громкой связи в операционной, — это Дженет Сполдинг. Только что звонил доктор Эрнандес. Спрашивал, когда вы освободитесь, и просил, чтобы вы зашли к нему. Срочно.

Ной вздрогнул, словно получил удар электрическим током. Сердце пустилось вскачь. Прошло всего две недели с тех пор, как шеф вызывал его на ковер. Правда, тогда все закончилось благополучно. Но на этот раз внезапное желание заведующего повидаться, да еще срочно, не сулило ничего хорошего. Одно то, что приглашение поступило по громкой связи, уже настораживало.

— Скажите, закончу минут через тридцать, — стараясь не выдать волнения, бросил Ной.

— Передам, спасибо, — ответила Дженет и отключилась.

Ной глубоко вдохнул и попытался успокоиться. Легко сказать — успокоиться. Он наблюдал, как Линн Пирс, новичок-ординатор, зашивает рану под неусыпным контролем Арнольда Уэллса, старшего ординатора третьего курса.

Доктор Пирс отлично справлялась, хотя для нее это был первый опыт. Весь прошлый месяц Линн провела в отделении интенсивной терапии, а теперь по плану ротации ей предстоял целый месяц работы в отделении гастроэнтерологии.

Операция панкреатэктомии — удаление поджелудочной железы — область, в которой специализировался доктор Мейсон. Хорошо изучив его технику. Ной справлялся почти так же быстро, как и сам Дикий Билл. Сегодня он тоже остался доволен результатом. Ной в принципе считался одним из самых «быстрых» хирургов в больнице. И дело было вовсе не в спешке: он прекрасно знал анатомию и обладал исключительной зрительно-моторной координацией — ни одного лишнего движения.

— Эй, ребята, ничего, если я улизну? Справитесь? — спросил Ной, не в силах больше выдерживать неизвестность и гадать, зачем доктору Эрнандесу понадобилось видеть его.

— Без проблем, — сказал Арнольд Уэллс. Линн Пирс промолчала, она сосредоточенно накладывала швы и не замечала ничего вокруг.

Ной заскочил в раздевалку, сменил операционный костюм на белые брюки и куртку и поспешил на встречу. Шагая по длинному коридору хирургического отделения, он решил, что доктор Кумар все-таки пожаловался доктору Эрнандесу на главного ординатора, который досаждает ему визитами. Другого объяснения Ной придумать не мог, точно так же, как не мог сочинить более-менее правдоподобного объяснения, почему обратился через голову шефа напрямую к заведующему анестезиологическим отделением. Передряги последних дней вымотали настолько, что мозг просто отказывался работать.

Прошлой ночью Ной мало спал, не в силах отделаться от навязчивой круговерти одних и тех же вопросов: зачем Мейсону понадобилась его диссертация, как она вообще попала к нему и что означают закладки в тексте? Угрозы Дикого Билла сделать все, чтобы добиться увольнения главного ординатора, тоже не давали покоя. Может, хирург нашел способ осуществить их? Ной не знал и от этого тревожился еще сильнее.

Измучившись от бесполезных попыток уснуть, он встал в четвертом часу утра и вернулся в больницу. Делать ему в такую рань было нечего, и он занялся подготовкой к следующей конференции по летальным исходам. Но и здесь мысли об Аве не оставляли его. Просматривая расписание операций на вторник, он увидел, что ее имя появилось в списке анестезиологов. Значит, Ава вернулась в город. Интересно, что он почувствует, если случайно столкнется с ней в коридоре?

Когда Ной предстал перед миссис Кимбал, секретарем доктора Эрнандеса, — женщиной чрезвычайно обходительной, полной противоположностью миссис Ланкастер, — она улыбнулась ему и попросила подождать в общей приемной, сказав, что позовет Ноя, как только заведующий будет готов принять его. Обычное вежливое обращение миссис Кимбал не изменилось, и Ротхаузер воспринял это как добрый знак. Опускаясь в кресло, он чувствовал себя гораздо увереннее. И тут ему в голову пришла другая идея. А что, если доктор Эрнандес хочет поздравить своего подчиненного с тем самым отчетом, который Ной сдал накануне? Документ был составлен почти идеально, и главное — общий тон вышел положительным: в отличие от предыдущих лет, ни у одного из новичков не возникло проблем с адаптацией к суровым требованиям учебной программы.

Ной предавался грезам о заслуженной похвале ровно до того момента, когда в коридоре появилась небольшая процессия, состоящая из главных больничных авторитетов, в том числе докторов Кантора, Мейсона и Хироси, а также, как ни странно, Глории Хатчинсон — президента БМБ. Они уверенно промаршировали в кабинет заведующего и скрылись за дверью. Беспокойство вернулось и нарастало с каждой секундой. Для чего эти шишки собрались у заведующего хирургией? Они тоже будут присутствовать на встрече или у них свое собрание, а Ноя просто попросят подождать, пока оно закончится? Если первое — затевается что-то грандиозное, если второе — есть шанс отделаться легким испугом. Ротхаузер положил пальцы себе на запястье и посчитал пульс: сто десять ударов в минуту. Ной чувствовал, как кровь пульсирует в висках.

Отбросив старый номер журнала «Таймс», он сосредоточился на миссис Кимбал, решив, что ее поведение покажет, какой из вариантов окажется верным. К несказанному ужасу Ноя, несколько минут спустя раздался сигнал интеркома, секретарь ответила на вызов, затем положила трубку и посмотрела в его сторону. Пульс, и без того частый, набрал космическую скорость.

— Доктор Эрнандес готов принять вас, — все с той же любезной улыбкой объявила миссис Кимбал. Нет, больше улыбками его не проведешь: за этой дверью Ноя ждет не только доктор Эрнандес.

Переступив порог кабинета, Ной понял: худшие его опасения оправдались. Доктор Эрнандес не поднялся ему навстречу, как делал это обычно, но с напряженным видом остался сидеть за столом. Кантор и Хироси примостились на стульях возле окна. Глория Хатчинсон сидела на диване, вид у нее был такой же тревожно-напряженный, как и у заведующего хирургией. Рядом с ней устроился доктор Мейсон, на губах которого застыла обычная самодовольная ухмылка. Но хуже всего было другое: Ной увидел свою диссертацию, лежащую на столе перед доктором Эрнандесом.

Нет, вряд ли отчет главного ординатора стал поводом для созыва столь высокого собрания, и дело вовсе не в его опрометчивом решении поделиться сомнениями с доктором Кумаром; речь о чем-то гораздо более серьезном.

Поскольку все места были заняты, Ной остался стоять посреди кабинета. Под взглядами пятерки больничных авторитетов его охватило мучительное чувство беззащитности. Сердце готово был выпрыгнуть из груди. Никто не проронил ни слова. Молчание становилось тягостным. Не в силах больше выдерживать его, Ной произнес:

— Вы хотели видеть меня, сэр? — Голос предательски дрогнул и сорвался на высокую ноту.

— Верно! — сердито отрезал доктор Эрнандес. А затем в своем фирменном напыщенном стиле прочел мини-лекцию о том, насколько серьезно хирургическое отделение относится к этическим нарушениям, подчеркнув, что Бостонская мемориальная больница, как медицинское учреждение высшей категории и ведущее учебное заведение, одно из лучших в стране, обязана поддерживать стандарты профессиональной порядочности и честности.

Доктор Эрнандес жевал и жевал слова. Ной окинул взглядом остальных участников собрания. Все сидели с безучастным выражением лица, и только доктор Мейсон откровенно наслаждался происходящим. Внезапно раздался хлопок, заставивший Ноя вздрогнуть. Он повернулся к столу и увидел, что рука шефа легла на папку с диссертацией.

— В связи с вышеизложенным, мы вынуждены констатировать, что столкнулись с серьезной проблемой. — Доктор Эрнандес приподнял папку и потряс ею в воздухе, словно проповедник, размахивающий Библией с церковной кафедры. — До нас дошли сведения, что в вашей диссертации содержатся сфальсифицированные научные данные. И, насколько нам известно, именно эта работа сыграла решающую роль при вашем поступлении на медицинский факультет Гарварда. Вы хоть понимаете, доктор Ротхаузер, что это означает?

Ной в полном недоумении уставился на заведующего. Не верилось, что все происходящее — не сон. Казалось, он балансирует на краю пропасти.

— Да, — наконец произнес Ной пересохшими губами. — Я считаю, что диссертация заставила приемную комиссию более внимательно отнестись к моему заявлению.

— В таком случае они были введены в заблуждение, — продолжил доктор Эрнандес. — А следовательно, перед нами стоит дилемма. Итак, доктор Ротхаузер, я задам вам прямой вопрос: в вашей диссертации содержатся сфальсифицированные или недостоверные данные?

— До некоторой степени, — сказал Ной, пытаясь сообразить, какую выбрать тактику защиты.

— Вы уклоняетесь, доктор Ротхаузер. По-моему, вопрос сформулирован предельно четко и требует столь же однозначного ответа. Да или нет? — рявкнул заведующий.

— Да, — с неохотой подтвердил Ной. — Позвольте объяснить. Я работал день и ночь, чтобы закончить диссертацию в течение двух лет и успеть защититься к моменту подачи заявления в Гарвард. Чтобы уложиться в назначенный срок, я вынужден был сделать скромный прогноз относительно результата моего основного эксперимента, который уже был подтвержден предыдущими исследованиями. Эти цифры представлены в той бумажной копии, которая находится у вас. Затем, когда стали доступны окончательные данные, которые оказались гораздо оптимистичнее моих предварительных оценок, я внес их в электронную версию. Эта версия опубликована и цитируется в научной литературе.

— Другими словами, — грозным тоном произнес доктор Эрнандес, все еще потрясая злосчастной папкой, — вы признаете, что в этой работе данные сфальсифицированы?

— Да, но…

— Мне очень жаль, — перебил доктор Эрнандес тоном, говорящим скорее об обратном, — сейчас не время объяснять, почему в диссертации на соискание докторской степени были преднамеренно представлены искаженные сведения. Но сам факт заставляет нас действовать. С этого момента вы сняты с поста главного ординатора и отстранены от своих обязанностей вплоть до представления дела на специальном заседании консультативного совета ординатуры. Совет рассмотрит ситуацию и определит, будет отстранение временным или окончательным. А также примет решение, следует ли поставить в известность Медицинский совет штата Массачусетс. На этом все, доктор Ротхаузер. Думаю, излишне говорить, насколько мы потрясены и разочарованы.

Но если кто из присутствующих и был потрясен, так это сам Ной. Не верилось, что его не просто снимают с поста главного ординатора, но и лишают возможности работать. Он ожидал сурового наказания за то, что нарушил субординацию и поставил под сомнение компетентность одного из подчиненных доктора Кумара, ожидал чего угодно, но только не этого. Молодой врач застыл на месте, словно парализованный.

— Это все, доктор Ротхаузер, — раздраженно повторил заведующий и с демонстративным отвращением швырнул диссертацию на стол.

— А как же мои пациенты? — обретя дар речи, воскликнул Ной. У него было шесть прооперированных, двое из которых все еще находились в отделении интенсивной терапии, и до конца недели было назначено еще несколько операций.

— О ваших пациентах позаботятся другие врачи, — сказал доктор Эрнандес. — Вы должны покинуть больницу и не появляться здесь до тех пор, пока вопрос не будет решен. Доктор Кантор свяжется с вами дополнительно.

Ной в буквальном смысле слова вывалился из кабинета заведующего. В полуобморочном состоянии он шел по коридору к лифтам, все еще не в силах поверить, что Мейсону удалось осуществить угрозу: ни безупречная репутация, ни всеобщее уважение коллег — в котором заверяла его Ава — не спасли Ноя от расправы. Случившееся напоминало ночной кошмар.

Отстранение от работы и потенциальная возможность потери медицинской лицензии — худшего удара и представить было нельзя. Ной чувствовал себя так, словно ему внезапно объявили о смертельном диагнозе. Все, над чем он трудился все эти годы, рушилось на глазах. Казалось, сама жизнь Ноя рассыпается на части.