Шашечки и звезды

БОЕВАЯ РОДОСЛОВНАЯ

Дежурный радиотелеграфист снял наушники и потер руками уши.

— Нелегкая принесла! — выругался он. — Кончится ли сегодня эта лавина шифровок? Коля, — окликнул он сидящего поодаль сержанта, — бери этот неприятный подарочек и лети с ним к шифровальщику! Срочная шифрограмма.

Коля послушно сгреб лист, испещренный колонками цифр, поглубже натянул шапку на уши и вышел из землянки. «Подарочек» действительно объемистый. Парень глубоко вдохнул чистый осенний воздух и быстро направился к штабу полка.

Сентябрь 1944 года стоял здесь теплый и погожий. Солнце в полдень пригревало еще очень сильно, но по вечерам чувствовалось приближение осени.

Закаленные во многих воздушных боях с гитлеровской авиацией пилоты 832-го истребительного авиационного полка со знанием дела выполняли свои задания: летали на разведку противника, прикрывали полеты штурмовиков, бомбивших немецкие позиции, поддерживали атаки своей пехоты и танков. Однако с особым желанием они участвовали в воздушных боях и «свободной охоте» — так называли полеты, во время которых можно было «поохотиться» над вражеской территорией: настичь и сбить гитлеровского летчика или атаковать колонну автомобилей, железнодорожный эшелон. Естественно, для этого требовались хорошая выучка, опыт, точная ориентировка, быстрая реакция, высокое летное мастерство и храбрость. Во всем этом у наших ребят не было недостатка, как и подобает истинным летчикам-истребителям. Любовь к родине и ненависть к врагу, принесшему столько горя, были мощной движущей силой, воодушевлявшей на борьбу.

Коля приближался к бараку. В тот сентябрьский день очередные боевые вылеты закончились. Летчики вернулись с заданий и теперь собирались на ужин в летной столовой. На аэродроме в боевой готовности оставалось лишь дежурное звено.

В небольшом помещении лейтенанта Александра Молоткова, веселого, молодого, двадцати с небольшим лет, прозванного из-за его специальности кодировщиком, стояли клубы густого табачного дыма. Через окно проникали последние лучи солнца. У небольшого столика сидел лейтенант, склонившись над большой шифрограммой. Скрипнула дверь. Офицер оглянулся.

— А, это ты, Коля!

— Да. Принес новый «подарочек». Срочный.

— Срочный, говоришь? — В голосе лейтенанта не было энтузиазма. — Ну так давай. Посмотрим, что за подарок.

Резким движением руки лейтенант отодвинул лежащие на столе бумаги и принялся за новую работу. Опытным глазом среди колонок цифр он отыскал соответствующие обозначения и написал их на бланке. Через минуту он, тихо засвистев, отложил карандаш и достал очередную сигарету.

Эта шифровка по содержанию полностью отличалась от всех предыдущих. Бланк постепенно заполнялся словами и предложениями, однако было в них что-то непонятное. Осталось заменить на слова только несколько цифр. Еще подпись командира дивизии — знакомое сочетание цифр. Теперь только проверить и как можно быстрее доложить командиру полка.

Саша сложил кодовые таблицы и тщательно запер сейф, размышляя над содержанием полученной шифрограммы: «У этих радиотелеграфистов, однако, отличное чутье. Действительно, хороший подарочек…»

В соответствии с полученными распоряжениями полку предстояло немедленно приступить к сдаче самолетов и готовиться к передислокации. В глубоком тылу он должен ждать дальнейших распоряжений и приказов.

Лейтенант направился к командиру с этим новым неожиданным распоряжением, а сам все пытался понять, почему вдруг полку приказано покинуть фронт и полевой аэродром, прервать выполнение боевых заданий и отойти в тыл. Ведь здесь, на фронте, на счету каждый самолет. Да и пилоты в полку отличные. На их боевом счету не одна победа. За неполных три года военных действий полк выполнил несколько тысяч боевых вылетов. Только за последний год пилоты провели свыше восьмидесяти воздушных боев, во время которых сбито семьдесят девять самолетов противника, не считая нескольких подбитых.

«Ведь в полку летают старые, опытные летчики, — думал Молотков. — Старые, конечно, по фронтовому опыту. Многие из них, вот хотя бы капитан Василий Бородаевский, не одного фрица послал на землю. Победы давались, конечно, нелегко. Двадцать пилотов, товарищи, близкие друзья, не вернулись с боевых заданий… И такой полк, который столько раз отмечали и ставили в пример другим, должен покинуть фронт, идти в тыл. Будет расформирован? Ведь до сих пор полки расформировывались очень редко, и причем в наказание. А наш? За что? Почему?» У командира, подполковника Виктора Соколова, он застал начальника штаба полка и заместителя командира по политчасти. Офицеры вели оживленную беседу, когда Молотков появился в дверях.

Командир бросил взгляд на содержание документа и передал его заместителю.

— Вот, Сережа, то, о чем мы только что говорили. — И, посматривая на выражающее интерес лицо лейтенанта, добавил: — Да, да, Молотков. Ждет нас дальняя дорога. На юг.

Подполковник Баскаков встал, чтобы уйти.

— Нужно собрать офицеров и сообщить новость. Ты, может, пойдешь со мной? — обратился он к заместителю командира. — Надо будет поговорить с людьми, разъяснить причины этого решения, убедить…

— Конечно, иду! — с улыбкой ответил майор Волков.

За дверью они на минуту задержались, ожидая Молоткова.

— Сообщите дежурному, пусть объявит, что в двадцать ноль-ноль совещание всего офицерского состава. В двадцать один ноль-ноль собрать сержантский состав.

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

Молотков повернулся на каблуках и вышел, Волков и Баскаков неторопливо направились к столовой. Солнце уже резко клонилось на запад.

— Командир прав. Путь нам предстоит нелегкий. И притом задание совсем не из легких…

Баскаков кивнул головой.

— Ну так до двадцати ноль-ноль, — бросил на прощание Волков.

В столовой царило небывалое оживление. Гомон возбужденных голосов перекатывался по тесноватому помещению и выливался наружу через приоткрытое окно, Пилоты и техники бурно обсуждали последнюю новость, которая вытеснила даже такие местные сенсации, как то, что у кого-то во время выполнения задания пробило гидроаппаратуру и с трудом удалось выпустить шасси при посадке, а чьи-то заигрывания с черноглазой буфетчицей Машей были приняты равнодушно.

Офицеры плотным кольцом окружили Молоткова, пытаясь узнать от него какие-нибудь подробности. Саша отговаривался, ссылаясь на незнание. Повторял лишь, что полк должен быть расформирован и отправлен куда-то в тыл.

— Командир говорил, что на юг…

— Может, на пополнение? — спросил техник звена лейтенант Анатолий Белов.

— Ведь пополнить могут нас и здесь, на фронте, — возразил один из пилотов.

— Для этого вовсе не следует расформировывать полк, — во весь голос закричал взволнованный командир второй эскадрильи старший лейтенант Виктор Румего.

— Тем более такой полк, как наш! — поддержал его лейтенант Иван Зимаков из третьей эскадрильи.

— Если на юг, то, может быть, в Грузию? — опять бросил Белов, многозначительно поглядывая на единственного грузина в полку командира первой эскадрильи старшего лейтенанта Шота Грудзелишвили. Тот мечтательно улыбнулся.

Общий спор прервало появление в дверях командира полка и его заместителей. Все, как по команде, замолчали. Совещание открыл командир:

— Товарищи офицеры! В соответствии с приказом командования завтра наша дивизия приступает к сдаче самолетов и сборам в дорогу. Через несколько дней отправимся отсюда на новое место дислокации в район Харькова. Нам дано ответственное задание — помочь нашим польским союзникам создавать основы польской авиации. Вернее, это уже не основы, поскольку первые польские авиационные части существуют. Нашей задачей будет помочь в формировании новых польских авиационных полков.

По залу прошел ропот удивления.

— Расформирование нашего полка, с которым мы сроднились за эти несколько лет и который имеет богатые боевые традиции, нельзя рассматривать как выражение недовольства нашей деятельностью со стороны вышестоящих начальников. Совсем наоборот. Мы помним, что командование неоднократно отмечало работу наших доблестных и самоотверженных пилотов, техников и механиков. Именно поэтому нам поручено вместе с товарищами из других авиационных частей оказать помощь развивающимся польским военно-воздушным силам. Так что, видите сами, задание нелегкое и ответственное.

Командир сел за стол и кивнул майору Волкову, чтобы тот продолжал совещание. Волков не спеша встал. Какое-то время молча смотрел на офицеров. Лица их выражали напряженное внимание. Майор заметил это, улыбнулся и начал говорить:

— Вы все хорошо знаете, что наши войска, продвигаясь на запад, одержали в боях много замечательных побед. Нынешний год — это не сорок первый год, когда мы, захваченные врасплох, уступали врагу. Сегодня обстановка иная. Мы освободили почти всю нашу землю от фашистов. Вместе с воинами Войска Польского мы освободили также половину Польши. Наши части стоят уже на Висле. Оттуда недалеко до границ Германии и до самого Берлина. Теперь мы должны собрать все силы и добить гитлеровцев. В этом нам помогают поляки и другие наши союзники. Первая польская пехотная дивизия плечом к плечу сражается вместе с нами уже год. Теперь она развернулась в армию. Сейчас на освобожденной территории создается вторая польская армия, которая нуждается в танках, самолетах, пушках. Чтобы быть полноценной в бою, она должна иметь и авиацию.

Присутствующие с пониманием кивали.

— Польская армия пока располагает небольшим количеством летчиков, — продолжает майор. — Поэтому ей надо помочь. Польские курсанты уже обучаются в наших летных училищах, но, пока они сядут в самолеты, пройдет еще немало времени. Так что пока мы должны их заменить. Поэтому-то по решению наших начальников нас и направляют в Войско Польское. Во многих польских частях служат наши офицеры в качестве инструкторов и командиров, учат владеть советским оружием и боевой техникой. Мы будем поддерживать борьбу польских частей с воздуха и помогать польским летчикам, которые вскоре прибудут на пополнение, совершенствовать мастерство. Мы должны как можно лучше научить их бить фашистов.

— А что будет с нашим полком? — выкрикнул кто-то из зала.

— Славный боевой путь нашего восемьсот тридцать второго истребительного полка мы закончим здесь, — ответил Волков. — Мы войдем в состав польского авиационного полка. Этого требует от нас наше командование, наш интернациональный долг. Я надеюсь, что своим поведением вы оправдаете доверие Родины и в рядах польской авиации будете продолжать выполнение своей главной задачи — бить фашистов до полной победы! Есть ли вопросы?

По залу пронесся ропот. Летчики подталкивали друг друга локтями, подмигивали, шепотом обменивались замечаниями. Вдруг из угла раздался задорный голос одного из младших летчиков:

— Товарищ майор! А как с обмундированием? Мы тоже будем носить польскую форму?

Раздался приглушенный смех. Молодой человек спрятался за спины товарищей. Волков улыбнулся.

— Других вопросов нет? Ну что ж, товарищи, думаю, обмундирование — это не главное. В этой форме или в другой, самое важное для нас — успешно бить врага. А если этому искусству мы обучим и других, то это, пожалуй, только на пользу нашему общему делу! Верно? Если вопросов больше нет, совещание закончено! — Волков посмотрел на часы. — Через полчаса всем членам партии собраться в классе тактики. Должны обговорить нашу задачу.

Офицеры покидали столовую, оживленно беседуя.

— Ну что, — обратился Волков к командиру полка, — мы с начальником штаба идем теперь к сержантскому составу?

— Конечно, — кратко ответил Баскаков.

Совещание с сержантским составом закончилось быстро. Майор Волков несколько минут ожидал в классе тактики, пока соберутся члены партии. Он просматривал список всех коммунистов и комсомольского актива.

Задумался. Новое задание действительно было вовсе не простым. Одно дело направлять в польские части поодиночке офицеров и сержантов в качестве-инструкторов, и совсем другое — отправлять в союзную армию целый полк. Старый, кадровый полк, с боевым прошлым, традициями, сплоченным коллективом…

Именно так! Сплоченный коллектив. На него прежде всего надо будет опереться. А коммунисты, костяк коллектива, и здесь должны быть на высоте. Разъяснять, убеждать, объяснять.

«С польскими товарищами будет, пожалуй, легко бить общего врага. Под Ленино они хорошо себя показали. А впрочем, не только под Ленино. Традиции совместной борьбы уходят корнями значительно глубже. Революция 1905 года. Семнадцатый год… Дзержинский, Сверчевский… Интернациональные бригады в Испании.

И наши товарищи не подведут. Вот хотя бы, к примеру, начальник штаба. Кадровый офицер, настоящий коммунист, в партию вступил еще в 1939 году. Или наш Коля — Николай Полушкин — заместитель командира полка по летной части. Боевой, отважный летчик, требовательный к себе не меньше, чем к другим. В партии с начала войны».

В ожидании совещания майор продолжал припоминать членов партийной организации. Начальник инженерно-авиационной службы полка капитан Иван Шевченко, например, имеет, пожалуй, самый большой партийный стаж, с 1932 года. Впрочем, не он один, такой же стаж у майора Василия Гуляева, помощника начальника штаба по разведке. Этот опытный офицер принимал участие в финской кампании, отмечен несколькими боевыми наградами. Среди молодых найдется много хороших, мужественных и самоотверженных товарищей. Вот хотя бы лейтенант Владислав Лысоченко, опытный пилот и одновременно внештатный заместитель командира второй эскадрильи по политчасти.

Между тем в класс начали заходить первые коммунисты. Майор прервал свои размышления. Они прошли вместе большой путь и понимали друг друга почти без слов. Испытанные, опытные воины, мужественные товарищи, с которыми в войну приходилось делить трудные и счастливые минуты.

— Ну что ж, товарищи, — начал заместитель командира полка, — пожалуй, сегодняшнее собрание не стоит протоколировать. Будем его рассматривать как короткое совещание. Нас ожидает уйма дел, срок небольшой, а задание серьезное.

Присутствующие молча кивнули головой.

— Завтра в обеденный перерыв заместители проведут в эскадрильях короткие совещания и обсудят все неясные вопросы. Вечером состоятся комсомольские собрания. На каждое собрание пойдет назначенный заместителем командира эскадрильи член партии. Кроме того, в них примут участие командиры эскадрилий, которые поставят перед комсомольцами задачи.

Обсуждение было закончено. Вопрос ясен. Когда расходились, обменивались замечаниями о полученном задании, новом, интересном, заманчивом.

Полеты не проводились уже несколько дней — сдавали технику и готовились к отъезду, но работы в полку нисколько не убавилось. У всех хлопот по горло. Рассчитывались с батальоном аэродромного обслуживания, сокращенно называемым БАО, составляли последние донесения в штаб дивизии, подготавливали планы перебазирования. Командира полка и начальника штаба, которые приходили согласовать, подписать и утвердить документы, летчики буквально осаждали.

Подполковник Соколов отложил в сторону только что подписанный документ, затем вынул из папки очередной отчет о боевой деятельности полка. Тихо вздохнул, перед уставшими глазами запрыгали ряды цифр.

Вчитываясь в содержание отчета, командир вспомнил весь боевой путь своей части.

Сражаться с фашистскими оккупантами 832-й полк начал летом 1942 года, хотя был сформирован значительно раньше, еще в 1940 году, до начала Великой Отечественной войны. В свое время он входил в состав разных дивизий истребительной авиации. Вначале воевал на Северо-Западном, а затем на 2-м Прибалтийском фронте.

Подполковник мысленно вернулся в сравнительно недалекое прошлое. Сморщил лоб, рукой потер щеку. Нет, всего не мог припомнить. Для этого следовало углубиться в чтение многих донесений. Здесь же были данные исключительно за этот год.

Он опять бросил взгляд на отчет. Оснований для угрызений совести не было. С января по сентябрь полк совершил 2765 боевых вылетов. Они были различными: сопровождение штурмовиков и прикрытие их боевых действий, поддержка своих войск, разведка и так называемая «свободная охота». Самыми интересными для пилотов были именно вылеты на «охоту».

Командиру они хорошо запомнились. Он и сам имел на собственном счету несколько сот боевых вылетов и много сбитых фашистов. А в полку много таких, кто не уступал ему в мастерстве летчика-истребителя. Только в этом году летчики полка участвовали в 83 воздушных боях: сбили 79 и повредили 4 вражеских самолета.

Зазвонил телефонный звонок. Соколов узнал голос начальника штаба дивизии.

— Что у тебя нового? Готовитесь в дорогу?

— Полный порядок, товарищ полковник.

— С отчетами до отъезда успеете?

— Да. Большая часть уже готова, как раз подписываю.

— Чтобы потом не искали нас по всей стране, — пошутил начальник штаба.

— Можно не опасаться, товарищ полковник, Баскаков — солидная фирма, он за всем проследит до мелочей.

— Желаю успеха. Не забудь перед отъездом попрощаться. Неизвестно, когда и где нам еще доведется встретиться…

— Зайду обязательно. А встретимся вскоре. На торжествах в Москве, по случаю победы! — уверенным голосом сказал Соколов.

Перед его глазами возникли лица пилотов, прекрасных, отважных парней, молодцов, как он их часто любил называть. Разве не заслужил этого Вася Бородаевский, имевший на своем счету уже тридцать фашистских самолетов, из них пять в этом году? Трижды он был вынужден сажать поврежденную машину, а один раз даже на территории врага, откуда чудом возвратился к своим. А сколько раз совершал посадку с простреленными крыльями и перебитым рулевым управлением — трудно сосчитать. Его грудь украшают орден Суворова, два ордена Красного Знамени и медаль «За отвагу».

Настоящий ас, смелый решительный человек капитан Симонов. Он был ранен, ему ампутировали ногу. Но и с протезом он остался в боевом строю. По-прежнему умело и храбро бил врага. Только в этом году в воздушных схватках он уничтожил четыре фашистских самолета.

Командир машинально вертел в руках красный карандаш. Чертил им на листе сложные зигзаги, а мысли тем временем шли своим чередом. Да… Четыре сбитых самолета имел на своем счету и Коля Полушкин, по три — капитан Александр Марков и лейтенант Иван Коноваленко, командир звена из второй эскадрильи. В полку не было, пожалуй, пилота, который не сбил бы хотя один неприятельский самолет. Настоящие герои!

По лицу подполковника пробежала тень. Он подумал о тех, кто погиб в этих тяжелых боях. Двадцать четыре наших самолета потеряно и двадцать один поврежден. Самая тяжелая утрата — это смерть двадцати пилотов, близких фронтовых друзей. Трудно было смириться с мыслью, что уже больше никогда не увидишь их за штурвалом и что они никогда не приземлятся на своих машинах. Некоторые погибли над территорией, занятой врагом, и неизвестно даже, где искать их могилы… «Но наш боевой счет не закрыт. Война еще не кончилась. Мы за них еще отомстим», — думает командир.

Наступила ночь. В затемненной комнате небольшая настольная лампа бросала яркий свет на стол и на руки склонившегося над документами офицера. Соколов взглянул на часы, опять вздохнул и пододвинул к себе папку с бумагами. Было уже за полночь, когда он собрал и спрятал документы, быстро накинул меховую куртку и вышел. На небе сверкали звезды, складываясь в знакомые созвездия. Вблизи раздавались шаги нескольких человек: разводящий возвращался со сменой в караульное помещение. Издалека доносились глухие отголоски взрывов, которым предшествовали слабо видимые вспышки артиллерийских выстрелов. Это как бы сквозь сон тяжело грохотал фронт.

Наступил октябрь, а с ним и первые холода. Техника была сдана. Полк, разделенный на группы, ожидал прибытия эшелона. Наконец 6 октября вагоны были поданы.

Погрузка прошла быстро и четко. Возбужденные солдаты высовывались из окон вагонов и дверей теплушек, стараясь не пропустить сигнал отправления. Некоторые, наверное, хотели еще раз увидеть знакомую женскую фигурку. Лейтенанту Коноваленко даже показалось, что за станционными постройками промелькнул знакомый силуэт Веры, официантки из летной столовой, но он ошибся.

На следующий день эшелон двинулся на юг. Тринадцать дней и ночей паровоз, тяжело пыхтя, тащил нагруженный состав к новому месту назначения. Пейзаж за окнами менялся. Остались позади населенные пункты и леса Прибалтийских республик, поля Белоруссии, и вот эшелон оказался в просторных степях Украины. Поезд часто останавливался, иногда задерживаясь на малых станциях, а порой прямо в чистом поле.

Совсем недавно здесь шли тяжелые бои. Пассажиры видели разрушенные города, сожженные деревни, многочисленные окопы, траншеи, воронки от бомб и снарядов. В некоторых местах на большом пространстве был погублен лес. Раздробленные стволы, поломанные, оголенные кроны деревьев, изрубленные осколками ветви — все это выглядело как после жесточайшего урагана.

Солдаты знали, что это был за ураган.

Мрачнели лица, сжимались кулаки, когда разговор заходил о войне, о страданиях людей.

— Посмотрите, — с горечью сказал Саша Марков окружившим его пилотам, — что эти гады здесь после себя оставили! Сердце болит, когда смотришь на руины и пепелища! Куда ни глянь, всюду чуть ли не пустыня. Сколько же потребуется лет и сил, чтобы возродить здесь жизнь…

— Отплатим им за все это с лихвой, — произнес с ненавистью младший лейтенант Николай Пономарев. — Вот вступим на их территорию, тогда они узнают, что такое война. Надолго запомнят это…

— Придет война в их собственные дома, пусть сами попробуют, как это сладко! — раздались голоса.

— Какие вы храбрецы, если только на вражеской земле собираетесь показать класс?

Как по команде, все обернулись туда, откуда донесся хорошо знакомый, с нескрываемым оттенком иронии голос. Майор Волков поднялся со своего места в углу вагона и приблизился к собеседникам.

— Сначала, друзья, уничтожайте врагов в воздухе. Столько, сколько сможете и сколько встретите на своем пути, а уж потом думайте о других делах. Жаждете мести — очень хорошо! Но мстите врагу, а не его семье, женщинам и детям!

— Товарищ майор! — раздраженно возразил летчик. — Посмотрите вокруг! Что они здесь натворили! Одни пепелища, развалины!

— А что делали с людьми!.. — поддержал его другой. — Убивали, живьем сжигали, до смерти истязали, в прорубях топили.

— Кто? — спокойно спросил майор.

— Как это кто? Известно, фашисты! — ответили ему.

— Вот мы и бьем фашистов, товарищи! Это сейчас самое важное, верно? А придем на их землю, там посмотрим, что дальше делать. Но мы же советские люди. С детьми, женщинами и стариками воевать не будем.

Поезд мчался все быстрее через бескрайние просторы Украины.

Майор Волков был неутомим. Почти на каждой остановке он переходил из вагона в вагон, беседовал с воинами, отдавал распоряжения. Только ему одному известными путями добывал на станциях относительно свежие газеты и сообщал последние известия.

Осенью 1944 года никто не сомневался, что фашистская Германия уже выбивается из сил. Обширные территории, ранее захваченные оккупантами на востоке, были освобождены. Освобождена большая часть Польши. По землям Франции шли части западных союзников, продвигаясь к границам Германии. От фашистской коалиции поочередно отпали союзные государства — Италия, Румыния, Болгария. Клещи вокруг гитлеровской империи сжимались все крепче.

На оккупированных фашистами территориях усиливалось народно-освободительное движение. Взлетали в воздух немецкие эшелоны — это было делом рук народных мстителей, которые уничтожали не только военную технику, но и живую силу врага. В огне боевых сражений и партизанских схваток завоевывалась свобода для порабощенных народов Европы. Оккупантам не помогал даже разнузданный террор.

Осень 1944 года была последней осенью «тысячелетнего рейха», и уже ничто не могло повернуть вспять колесо истории. Требовалось еще несколько мощных ударов, чтобы окончательно разгромить врага. И эти удары сейчас тщательно подготавливались.

Обо всем этом говорил в беседах с летчиками майор Волков. На этот раз он несколько иначе ставил эти вопросы. Они теперь не только солдаты — защитники своей страны. Они — солдаты-освободители, призванные не только победить и уничтожить фашизм на своей земле, но и принести свободу другим братским народам.

А между тем армии готовились к новым боевым действиям. Фронт дошел до Вислы, где в боевых рядах находились советские и польские воины. В тылу создавались новые части народного Войска Польского. На освобожденной территории была сформирована его 2-я армия. В районе Харькова создавалась еще одна мощная ударная сила — 1-й польский смешанный авиационный корпус. В его состав должен был войти истребительный полк под командованием подполковника Соколова.

21 октября эшелон прибыл в Харьков. Летчики с любопытством смотрели из окон вагонов на большой и когда-то красивый город. Освобожденный несколько месяцев назад, он производил необычайное впечатление. Несмотря на огромные разрушения, Харьков был удивительно жизнеспособен, а его жители не падали духом. По очищенным от развалин улицам тянулись колонны автомобилей со снаряжением для фронта. Всюду полно войск. Жизнь в Харьковском гарнизоне била ключом.

На следующий день на станции Карловка приступили к разгрузке. Наконец после двухнедельного путешествия они были у цели. Со смехом и веселыми криками выпрыгивали летчики из вагонов, хватали свои скромные солдатские пожитки и грузились в видавшие виды грузовики.

На аэродроме и в казармах они застали оживленное движение. Оказалось, в Карловке уже находились штаб дивизии, один истребительный полк, батальон аэродромного обслуживания и некоторые подразделения дивизионного подчинения. Очередной полк истребительной дивизии формировался на расположенном в 25 километрах отсюда аэродроме в Краснограде. Их полк получил название 11-го истребительного, в Краснограде располагался 9-й, а вместе с ними в Карловке — 10-й истребительный полк. Все три полка входили в 3-ю истребительную авиадивизию. Отсюда вся 3-я дивизия, и в ее составе 11-й истребительный полк, должна была начать свой боевой путь.