Шел четвертый год войны…

Глава 5

Первую жительницу деревни, старуху в ватной телогрейке, платке и, несмотря на лето, в валенках, разведчики увидели, когда уже прошли двора три и подходили к колодцу. Спирин кивнул русоволосому Раммо, и тот громко и властно закричал на ломаном русском:

— Матка! Матка! Иди сюда!

Старуха замедлила шаги и подслеповато посмотрела на «немцев».

— Сюда! Сюда! — поманил ее пальцем Артур. Старуха послушно подошла.

— Кто есть в деревне староста? — спросил Артур. Старуха не отвечала.

— Зовсем глупый старух! — рассердился Артур. — Где живет ваш староста? Понимайт?

Старуха неожиданно повернулась и ткнула рукой в нарядный дом за высоким забором.

— Ты есть немой? — снова спросил Артур.

— Оставь ее, — по-немецки сказал Спирин. — Она все равно ничего не скажет.

— Пошла! — махнул старухе Артур и направился к нарядному дому. Разведчики не спеша последовали за ним. Возле калитки навстречу им со двора метнулась собака. Артур поднял с земли сучковатую хворостину, но на крыльце дома тотчас же показался плотный седоватый мужчина и сердито прикрикнул на пса:

— Чтоб тебя волки сожрали! Уймись!

Собака послушно метнулась под крыльцо, а седоватый побежал открывать калитку. Он не спрашивал, откуда они взялись, кто они такие и чего им надо. А лишь, слащаво улыбаясь, кланялся и приговаривал:

— Животное, оно глупое. Не серчайте, господа. Прошу в дом!

Разведчики поднялись на ступеньки крыльца. Прошли через небольшую застекленную терраску и очутились в просторной передней с широкой печкой. У печки с ухватом в руке стояла средних лет женщина.

— Жена моя, — словно оправдываясь, проговорил седоватый и заученно скомандовал — Бросай ухват, лезь в голубец, выноси закуску, господам с дороги подкрепиться надо.

Спирин по-хозяйски, не дожидаясь приглашения, прошел в большую светлую горницу и сел на стул.

— Побеседуйте с ним, — сказал он по-немецки переводчице.

Надежда начала задавать седоватому вопросы:

— Фамилия?

— Стецков, — слегка поклонился седоватый.

— Имя?

— Савелий. Савелий Фомич, — добавил он.

— Чем занимаетесь?

— Хозяйствую. А ежели на данный момент, служу при немецкой власти старостой.

— Документ? — бесстрастно потребовала подтверждения Мороз.

— Как же, как же, аусвайс у нас в полном порядке, — засуетился Стецков и протянул переводчице документ в картонных корочках.

Надежда посмотрела удостоверение и передала его Спирину.

— Нам срочно нужны две лошади с подводами, господин староста, — сказал Спирин.

Надежда перевела.

— Понял, — что-то соображая, с готовностью ответил староста. И лицо его расплылось в виноватой улыбке.

Наступила пауза.

— Только вот ведь какая беда, срочно никак не получится, — продолжал он.

— Что значит «никак»? — спросила Мороз.

— Попозднее будут кони.

Мороз перевела. Спирин сердито выругался и заговорил о том, что старый негодяй, очевидно, думает, что они дураки и поедут из деревни на ночь глядя, чтобы партизанам было удобней расправиться с нами. Или, может быть, он хочет, чтобы его самого сейчас же объявили саботажником?

Мороз перевела все старосте слово в слово. Стецков рухнул на колени как подрубленный.

— Бог с вами, господа немецкие! Какой я саботаж-лик? — залепетал он. — Какого я вам зла хочу? Я в том смысле объясняю, что у нас во всей деревне две лошади остались. И на тех как раз уехали на операцию против партизан.

— Кто уехал? — спросила Мороз.

— Известно кто, сыновья мои: Василий и Николай, — вытирая рукавом выступивший на лбу пот, объяснил староста.

— Они служат? — спросил Спирин.

— С сорок первого года служат, господин офицер, — сообщил Стецков.

— Не врешь?

— Как можно, господин офицер. Васька, который помоложе, еще в июле дезертировал из ихней армии. А Николай— как раз в конце мая вернулся из заключения. Десять лет у них, у иродов, просидел за поджог колхозной фермы. Ну, конечно, как полагается, до вашего прихода пришлось им в подполе хорониться. А как ваши пришли, так мы все трое к вам на службу и поступили.

В горницу вошла хозяйка. В одной руке она держала большую бутыль с мутноватой жидкостью. В другой глубокое блюдо с солеными грибами. И то и другое, не глядя ни на разведчиков, ни на мужа, она быстро поставила на стол и снова вышла. Стецков на какой-то момент замолчал. А потом продолжал, повторив:

— Как ваша власть немецкая, господин офицер, установилась, мы, значит, сразу же изъявили добровольное желание с ней сотрудничать. Потому что с той, Советской властью я с самого что ни на есть ее первого дня воюю. А вы говорите — саботажник! — с обидой проговорил он.

Мороз перевела. И посмотрела на разведчиков. Раммо курил и пристально смотрел на раскрасневшееся лицо старосты. Птахин и Бритиков делали вид, будто эта история их занимает мало. А Журба барабанил пальцами по столу, и на щеках у него выступили пунцовые пятна.

В горницу снова вошла хозяйка. Теперь на столе появилось сало и десятка два яиц. Поставив и их, она убралась за новой порцией закуски.

Надо было как-то разрядить обстановку, и Спирин сказал:

— Пусть он встанет. Я ему верю.

Мороз перевела и даже подтолкнула старосту носком сапога под локоть: дескать, все в порядке, вставай. Стецков вскочил. И надо сказать, сделано все это было очень вовремя. Потому что на улице вдруг послышался шум. Разведчики невольно оглянулись на окна. В деревню въезжала колонна немецких грузовиков с солдатами. Никто из разведчиков подобной ситуации не исключал, поэтому особой неожиданностью она для них не явилась. И все, оглянувшись на окна, спокойно отвернулись от них. А чтобы окончательно установить в доме хорошее настроение, Спирин довольно хлопнул в ладоши, потер их и, совсем по-доброму посмотрев на старосту, сказал:

— Вы настоящий русский патриот, господин Стецков, Мы еще с вами поработаем.

— Спасибо, спасибо, господин офицер, — с благодарностью залепетал староста.

— В таком случае действительно следует выпить штоф во славу немецкого оружия, — сказал Спирин и повернулся к закускам. Разведчики, не ожидая другого приглашения, также подсели к столу. Хозяйка тем временем поставила на стол стаканы, положила ножи и вилки. Птахин резал сало, Бритиков раскладывал по тарелкам грибы, Спирин смотрел на них и мельком поглядывал в окно. Доехав до середины деревни, колонна, она оказалась всего из трех машин, остановилась. Из головной вылез лейтенант и что-то скомандовал фельдфебелю. Тот тоже в свою очередь что-то крикнул. Из кузовов выскочили несколько солдат и побежали по домам.

— Артур, прикажите лейтенанту зайти сюда, — приказал Спирин.

Артур немедленно вышел на улицу. Его появление несколько удивило офицера. Но он тем не менее четко выполнил приказание старшего, вошел в дом и с порога громко поприветствовал присутствующих:

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — дружно ответили разведчики. Спирин предъявил удостоверение ГФП, спросил:

— Откуда вы, лейтенант?

— Командир взвода связи штаба танковой дивизии лейтенант Отто Дитмар, — отчеканил лейтенант.

— Прошу документы, — протянул руку Спирин. Дитмар достал документ. Спирин взял его и не глядя передал Надежде. А сам продолжал разговор:

— Чем вы тут занимаетесь?

— Прибыли для прокладки линии спецсвязи к новому месту расположения штаба дивизии, — доложил лейтенант.

Мороз тем временем ознакомилась с документом, вернула его лейтенанту, молча кивнула Спирину: все соответствует действительности.

— Откуда и когда прибыла ваша дивизия? Я что-то до сих пор о ней ничего не слышал, — признался Спирин.

— Нас срочно перебросили из-под Эссена. Штаб и его службы должны разместиться на новом месте сегодня ь двадцать часов. Полки начнут прибывать на станцию Нанки в двадцать три тридцать.

— Тогда другое дело, — понимающе кивнул Спирин. — Вы уже воевали?

— Так точно, господин капитан. Мы воевали во Франции.

Спирин снисходительно улыбнулся. Словно хотел сказать: какая же это война, лейтенант? Это была лишь веселая прогулка. Но он не сказал этого. И вообще решил прервать на время разговор, начинавший быть похожим на допрос. И хотя фельдполиция имела право на разговоры в подобном тоне, Спирин решил несколько смягчить обстановку. Он сам налил лейтенанту стакан первача, выставленного на стол хозяйкой, и предложил тост:

— За боевые успехи дивизии.

Дитмар схватил стакан и осушил до дна. Лицо его исказила гримаса, он невольно прижал пустой стакан к груди. Давясь, произнес что-то вроде: «О, мой бог!»

Разведчики рассмеялись.

— Привыкайте, лейтенант! Это не шнапс отечества. Эти свиньи, — взглянув на старосту, продолжал Спирин, — просто не способны произвести ничего лучшего.

Птахин поднес лейтенанту толстый ломоть сала. Дитмар схватил его прямо рукой. И пока он закусывал, Спирин разложил на столе карту.

— Так куда же вы потянете связь?

Лейтенант быстро нашел квадрат, вытащил из кармана карандаш, обвел кружок.

«Сегодня же в отделе будут иметь самые точные координаты», — подумал Спирин и одобрительно кивнул головой.

— Нам тоже нужно знать, — сказал он. — Желаю успеха, лейтенант.

Прозвучало еще раз «Хайль!». В ответ снова прогремело «Хайль!», и раскрасневшийся как маков цвет лейтенант вышел на крыльцо. Проводить гостей отправился Журба.

Спирин налил полный стакан хозяину дома, немного налил себе и жестом пригласил Стецкова выпить. Староста осторожно взял стакан.

— Спросите его, — обратился Спирин к Надежде, — пьет ли его жена?

Мороз перевела.

— За господ германских офицеров с великим удовольствием. Дай бог вам здоровья! — ответил Стецков.

Спирин налил и хозяйке. Она, кособочась и пригибаясь, подошла к столу и тоже подняла стакан,

— Хайль Гитлер! — произнес Спирин,

Разведчики вскочили.

— Хайль Гитлер! — рявкнули они в один голос.

— Хайль Гитлер! — повторили хозяева и выпили вслед за Спириным.

Спирин жестом пригласил всех закусывать. И разведчики и хозяева навалились на закуску.

— А позвольте вас спросить, господин офицер? — неожиданно заговорил староста. — Не ваша ли команда, я извиняюсь, ехала три дня назад в Марино?

Вопрос был настолько неожиданным, что Спирин, да, впрочем, и другие разведчики поблагодарили судьбу за то, что могли сделать вид, будто не поняли, о чем говорит староста. Мороз, однако, перевела его слова. Спирин тем временем нашел ответ:

— Что он имеет в виду? — в свою очередь задал он вопрос переводчице.

— Слушок тут пустили глупый, — смутился Стецков. — Партизаны будто на вас нападали…

— Откуда это известно? — спросил Спирин и снова налил старосте.

Стецков с готовностью начал объяснять:

— Коней нашли в болоте…

— Выпейте, господин Стецков, — прервав его, предложил Спирин.

Староста услужливо поклонился:

— За ваше здоровье завсегда пожалуйста! — поднял он стакан и осушил до дна.

— Ну и что же, нашли коней… — продолжал разговор Спирин.

— А потом нашли подводы. А на одной, значит, под сеном, ежели по-ихнему говорить, — кивнул староста на восток, — планшетку с документами. А в них, стало быть, все сказано: кто едет и куда. Вся, стало быть, команда перечислена. А самой команды нет…

Староста, словно извиняясь, развел руками и обвел гостей виноватым взглядом.

Мороз спокойно перевела этот рассказ.

— И где же эти документы? — невозмутимо и даже с улыбкой спросил Спирин.

— Отправили нашему коменданту, господину лейтенанту Краузе, — доложил Стецков.

— Унтерштурмфюреру Краузе, — поправил Спирин.

— Так точно, штурмфюреру, — подтвердил староста.

— Ну и что же Краузе?

— Это нам доподлинно неизвестно. Только нам было приказано искать команду.

— Ну и что вы? — тянул из старосты сведения Спирин,

— А кому искать, господин офицер, ежели и Ваську и Кольку в тот же день послали в операцию? Вот возвер-нутся, дай бог, — перекрестился староста, — живыми-здоровыми, и, конечно, будем искать.

— А что же этот ваш Краузе? — делая ударение на слове «ваш», недовольным тоном продолжал Спирин. — Почему он сам не принимает никаких мер? И где он вообще находится? Я здесь человек новый. И ничего еще и никого не знаю. Но я узнаю. Все узнаю!

— Комендатура наша, господин офицер, в двадцати километрах отсюда, в районном центре… — начал объяснять Стецков.

Но Спирин оборвал его:

— Связь с ним есть?

— Так точно.

— Какая?

— По телефону, господин офицер.

— Где этот телефон?

— В бывшем сельсовете. В соседней деревне, господин офицер. Из комендатуры туда звонят. А оттуда, стало быть, посыльный прибегает, — объяснил и тем самым несколько успокоил разведчиков староста. Значит, соединиться с комендатурой в любую минуту, когда бы это ему заблагорассудилось, староста не мог. Не мог, даже если бы он этого захотел и потребовал, переговорить с Краузе и Спирин. Поэтому вполне логичным должно было представляться то, что гость не выполнил немедленно своей угрозы: трубку не схватил, коменданту не позвонил и все, что собирался узнать, — не узнал. И тогда случилось совершенно никем не предвиденное. Спирин вдруг вскочил и буквально заорал на Птахина:

— Идиот!

Птахин тоже вскочил и испуганно вытаращил на начальство глаза.

— Вот во что обошлось нам ваше ротозейство! Ославили меня на всю группу войск. Наверняка об этом уже знает полковник Штумпф! А он уже непременно доложит в Берлин. А там обо мне подумают черт знает что!

Птахин моргал, щелкал каблуками, испуганно повторял: «Виноват!»

Мороз, естественно, этот разнос подчиненного не переводила. Было неизвестно, понимает ли хоть что-нибудь по-немецки староста. Но все-таки, на всякий случай, застраховаться надо было и с этой стороны. И Спирин застраховался.

Спирин молча расхаживал из угла в угол вдоль горницы, а все остальные стояли и следили за ним, не спуская с него глаз.

— Карту, — неожиданно потребовал Спирин. Мороз вытащила из полевой сумки трофейную карту

и положила ее на чистом конце стола. Спирин нашел деревню, в которой они были, и поманил пальцем старосту:

— Понимаешь?

Староста посмотрел на карту и снова виновато улыбнулся:

— Карту-то мы понять можем. А вот по-немецки, извиняюсь, не понимаю. Грамотешка у нас небольшая. Вот сыновья, те враз все переведут, — объяснил он.

— Ничего, — примирительно сказал Спирин. — Я тебе помогу. Как называется деревня, где есть телефон?

— Людцово, — ответил староста.

Спирин нашел деревню на карте. Это была как раз та деревня, которая стояла у самого леса и в которую, как следовало теперь понимать, они не пошли по совершенно счастливой случайности.

— А где комендатура? — продолжал Спирин.

— Одна в Гривнах…

— Это я знаю. Это главная. Оберст-лейтенант Рихерт, — показал свою осведомленность Спирин. — Где Краузе?

— Лейтенант будут в Марино.

Спирин долго искал на карте Марино. Но нашел. И сразу стало понятно, почему Штумпф в своё время направил фельдполицаев именно туда. Марино стояло на отшибе. Добираться до него из Гривн было далековато и неудобно. Вот Штумпф и решил иметь там тоже постоянный глаз.

В горницу вернулся Журба и доложил о том, что команда связистов уехала из деревни.

— А вон и наши едут! — обрадованно воскликнул вдруг староста и подошел к окну.

Все посмотрели туда же. С того конца деревни, откуда в нее недавно въехали связисты, теперь въезжали две подводы.

— Кажется, все благополучно, — заметил Бритиков.

— Живы, живы, — обрадовался староста.

— Лошадей не распрягать, — ни на кого не глядя, приказал Спирин.

Птахин тотчас выскочил на улицу и побежал навстречу приближающимся подводам.

Из окна было видно, как подводы остановились и с них соскочили два рослых полицая в черных форменных шинелях. Никто в доме не мог слышать, о чем они разговаривали, что говорил им Птахин и что они отвечали ему. Но когда они все трое направились к дому старосты, в доме всем стало ясно, что там, на дороге, достигнуто полное взаимопонимание. Птахин вошел в дом первым. За ним оба полицая. Птахин доложил, что приказание выполнено. А полицаи, увидев начальство, вытянулись в струнку.

Спирин какое-то время молча разглядывал предателей, потом спросил:

— Как прошла операция? Мороз перевела вопрос.

Тот из полицаев, который был постарше, громко ответил на коверканном немецком:

— Сорвалась она, эта операция, господин гауптман. Спирин кивнул, что должно было означать, что он понял ответ.

— Почему? — снова спросил Спирин.

— Предупредили их, господин гауптман.

— Кто? Расскажите все подробно, — потребовал Спирин. — Где действуют эти бандиты? Какие у них силы?

— Когда в сорок первом нас тятька из погреба вывел, бывший председатель колхоза, и бывший председатель сельсовета, и учитель у нас тут еще был — они партизанский отряд уже сколотили, — доложил полицай, — И уже увели его в лес. И всех почти вместе с семьями. Ну а у которых какие родственники остались, мы их еще тогда, в сорок первом, всех поголовно ликвидировали, чтобы другим неповадно было новой немецкой власти сопротивляться.

— Вы лично в этом мероприятии участвовали? — спросил Спирин.

— А как же, господин гауптман, — не без гордости ответил полицай. — У меня с ними было за что посчитаться. Я тогда здорово зондеркоманде помог: и выявлять и ликвидировать.

Спирин утвердительно кивнул.

— Сколько же бандитов ушло тогда в лес?

— Сразу немного, господин гауптман, десятка два.

— А теперь какие тут действуют силы?

— Теперь, по нашим данным, три отряда. Один отряд, — полицай вдруг замялся. — Позвольте, господин гауптман, называть их так, как они сами себя называют?

— Конечно, — разрешил Спирин.

— Один отряд имени Кирова, штыков в двести. Другой— «Заря победы» — этот около сотни. И третий, — полицай снова замялся. Но, увидев твердый взгляд Спирина, продолжал, хотя и не так громко: — Значится, третий— «Смерть фашизму» — тоже около сотни. Только не штыков, а сабель. Ну и мелкие всякие группы, без названий.

— Где эти отряды прячутся?

— Точно неизвестно, господин гауптман. Но примерно мы предполагаем, что имени Кирова в лесу западнее Гривен. Место там гиблое, гнилое. С техникой туда никак не добраться. А «Заря победы», этот где-то в районе Марино. А третий, на конях, по всей округе мотается.

— Какое задание вы выполняли сегодня? — продолжал Спирин.

— Давно уже у нас одно задание, господин гауптман: охранять дамбы.

— Какие дамбы?

— Есть тут их несколько штук, господин гауптман: у старой мельницы, за Лебяжьим озером, у водокачки. И еще…

— Почему же только дамбы, а не объекты?

— Так ни мельница, ни водокачка лет двадцать не работают, господин гауптман. А дамбы стоят. И очень понадобились.

— Кому?

— Саперам, господин гауптман.

— Зачем?

— Разобрались ваши специалисты, что хоть они и старые, эти дамбы, и бог знать когда сделаны, и давно уж про них все забыли, а воду они выше болота метра на два держат. И если их, значит, рвануть, вся эта вода в болота уйдет. А ежели окрестные болота вспучит — ни по одной дороге, кроме железной, ни в Гривенский лес, ни из него ни на какой технике не проедешь. Саперы ваши это, значит, учли и дамбы заминировали. На случай, если советские танки в Гривенский лес сунутся. Тут им тогда и хана. Не вылезут в жисть, господин капитан. А как только тут саперы начали работать, так поблизости сразу партизаны объявились. Мы по приказанию лейтенанта Краузе устроили в одном месте засаду. Прождали сутки. И дождались бы. Партизаны уже на подходе были. Да напоролся на нашу засаду старик один из местных. Сообразил, кого мы подкарауливаем, и закричал. Пока мы его прикладами, то да се, партизаны, ясное дело, повернули обратно.

— Что значит «напоролся»? — повысил голос Спирин. — Где этот старик?

— Со стариком немного неладно получилось, господин гауптман, — виновато проговорил полицай. — Сгоряча не рассчитали: хотели оглушить, а вышло — навовсе душу из него вышибли. Только он все одно никаким связным у партизан не был…

— Откуда это известно? — еще строже спросил Спирин.

— Мы про всех все знаем, господин гауптман, — заговорил вдруг второй полицай, до сих пор не принимавший участия в разговоре.

— Умеете работать с картой? — спросил Спирин.

— Так точно, господин гауптман, — доложил младший полицай и добавил: — Еще у них научился.

— Покажи, где была ваша засада, — приказал Спирин и указал на карту. — И ты тоже смотри, — сказал он второму полицаю.

Полицаи склонились над картой. Долго не могли сориентироваться, но потом разобрались. Показали.

— Где же объекты? — продолжал расспрашивать Спирин.

Отыскали и объекты. Нашли водоемы, нашли старую мельницу и сломанную водокачку. На немецкой карте и тот и другой объект были аккуратно нанесены. Но дамб никаких не было. Спирина это удивило.

— Где же вырыты шурфы? — спросил он. Полицаи посовещались, потом осторожно нарисовали карандашом.

— Почему же здесь нет никаких дамб? — недовольным тоном спросил Спирин. Знать точные координаты было сейчас важнее всего. Потому что тогда весь коварный замысел врага можно было обернуть против него самого. Немцы готовили ловушку нам. И ловко готовили. Хотели дать нам втянуться в лес, а потом утопить в нем, в болотах всю нашу технику. А если эти шурфы с взрывчаткой и эти дамбы разбомбить во время авиационного наступления нам самим? И не дать возможности немцам унести из леса ноги! Лишить врага маневра! Не дать ему возможности подбрасывать резервы, подвозить боеприпасы и продовольствие!

— Так, где же дамбы? Их нет?! — повторил Спирин и шагнул навстречу полицаю.

— Есть они, господин гауптман. Честное слово, есть, — испугался и залепетал полицай. — А на карте их нет потому, что старые они очень. Когда-то были дамбами. А теперь берег и берет. Где повыше, где пониже. А воду держат надежно, — уловив недовольство в голосе начальства, быстро залопотал полицай. — Я же вам докладывал, что про них даже наши — кто помоложе — ничего не знают. Помнят разве вот такие, как тятя. И нам-то он рассказал. И мы-то с его слов знаем…

— А вот я знаю, — еще решительнее и злее вдруг проговорил Спирин, — что ваш лейтенант Краузе большая дубина. И вы тут работаете, как свиньи! Так бездарно упустить партизан! Я отправлю его в рейх! В управление безопасности! Пусть там он объясняется с гестапо! А вас всех передам в русские формирования, на передовую! Что?

Все три предателя глядели на него не дыша. Гнев незнакомого офицера был им понятен. И непонятно было теперь только одно, как этот гнев смягчить и отвести от себя. Спирин же именно на такую реакцию и рассчитывал. Потому что время шло, и уже надо было действовать разведчикам и заставить беспрекословно действовать полицаев. А для этого лучше всего было нагнать на них страху.

— Я повторяю, я тут человек новый. И еще ни в чем не успел разобраться, — несколько смягчив тон, продолжал Спирин. — Но я чувствую, что мне придется организовывать всю работу по-новому. Мне нужны будут хорошие помощники, И верные люди. И это очень хорошо, что я сразу встретился с вами. Лошади сильно измучены? — спросил он вдруг.

— Совсем нисколько, господин гауптман, — поспешил' заверить его старший полицай. — У стога без дела стояли, пока мы в засаде сидели…

— Будете сопровождать нас к Краузе. Все трое, — обведя взглядом предателей, приказал Спирин. — Всем иметь при себе оружие. Я не хочу попасть в руки к тем, кто, вместо того чтобы болтаться на веревке, спокойно разгуливает по этим лесам. Понятно?

— Так точно! — в один голос рявкнули полицаи и староста.

— Возьмите с собой на два дня провианта. Возможно, я вас задержу, — добавил Спирин и посмотрел на часы. — Выезжаем через пять минут.

Полицаи и староста сорвались с мест, забегали по дому. Спирин видел, как на ходу оба полицая что-то жевали, чем-то запивали.

— Фрау Штюбе, составьте пока докладную в управление безопасности, — распорядился Спирин и добавил — Потом я что-то могу забыть.

Мороз будто бы только и ждала этой команды. Достав бланк с грифом секретности, она села возле карты и быстро записала данные, полученные от лейтенанта Дитмара. Сняла с карты координаты места, на котором строились блиндажи для штаба прибывавшей на фронт новой дивизии, внесла сведения, сообщенные разведчикам старостой и его сыновьями. Определила на карте координаты шурфов, о которых, естественно, ничего не знали ни в разведотделе армии, ни в штабе, и тоже записала их в донесение.

Полицаи тем временем собрались и были уже на улице. Возле них вертелась и хозяйка. Спирин, наблюдая за ними из окна, сказал своим:

— Выходите по одному. Прикажите подвесить под вторую телегу ведро.

На крыльцо вышел Птахин. За ним Журба.

— Посмотри, не остался ли кто в доме, — приказал Спирин Артуру.

Раммо осмотрел кухню, выглянул в сени, вернулся и плотно закрыл дверь.

— Мы с Надеждой и вы, Артур, поедем на первой подводе. Нас повезет старик. Вы все на второй, — приказывал Спирин. — Услышите Коржикова — немедленно обезоруживайте полицаев. Я в это время займусь старостой. Ну а дальше будет видно. Пойдемте.

Когда Спирин, Надежда, Бритиков и Артур вышли на крыльцо, Птахин заставлял старшего сына подвесить под повозкой ведро:

— Надо любить лошадей. Заботиться о них, — говорил он, мешая русскую речь с немецкой. — Может быть, будем ездить два дня. Из чего поить лошадей?

Полицай что-то бормотал в ответ, но ведро подвесил. Спирин жестом приказал старосте садиться на первую подводу, помог сесть на нее Надежде, сел напротив нее так, чтобы видеть другую сторону дороги и вторую подводу.

— Вперед, — скомандовал он.

Кони вывезли повозки с людьми из деревни. В лесу полицаи, не сговариваясь, погнали лошадей рысью. На дороге сразу стало шумно. Спирин подумал, что так они, пожалуй, и не услышат Коржикова, и спросил старосту:

— Зачем бегом? Мороз перевела.

— Лучше, господин капитан, проскочить это место с ходу, — объяснил староста.

— Пыли много, — покачал головой Спирин. — Пусть идут шагом.

— Как вам будет угодно, — без особой охоты согласился староста и натянул вожжи. Кони пошли спокойней.

Время шло. Впереди показалась развилка. Проехали и ее. Увидели просеку. И вдруг в стороне послышалось негромкое, глуховатое и монотонное: «Ку-ку!» Спирин и все сидящие на телегах услыхали этот звук совершенно отчетливо.

«Ку-ку! Ку-ку!» — доносилось из леса. Староста покосился в сторону невидимой лесной вешалки. А Спирин и виду не подал, что кукушка хоть сколько-нибудь заинтересовала его. И даже мельком не, взглянул на своих спутников, а как смотрел на заднюю подводу, так и смотрел. И конечно, ждал паузы: замолчит или нет? Ведь вполне могло статься, что это вовсе и не Коржиков, а настоящая лесная жительница подает голос. Но пауза наступила. Кукушка неожиданно начала свой отсчет и так же внезапно замолчала. И тревога снова охватила Спирина: «Так кто же это — Коржиков или птица? Продолжит песню или нет?»

Но из леса донеслось снова:

«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»

И тогда на задней повозке произошло какое-то замешательство. Полицаев вдруг не стало видно. Их как ветром сдуло на дно повозки. Вожжи схватил. Птахин и, стегнув лошадь, свернул на просеку. А за спиной у Спирина послышался негромкий, но требовательный голос Раммо:

— Останови лошадь, сволочь! И не вздумай бежать, пристрелю на месте!

Спирин мгновенно обернулся и выхватил пистолет. Надежда держала в руках винтовку старосты, а Раммо, одной рукой уткнув парабеллум ему в бок, другой захватывал вожжи. Староста на какое-то мгновение замер и съежился. Потом медленно обернулся и встретился взглядом со Спириным. В глазах у него застыл страх загнанного зверя. Именно зверя, потому что столько же в них было и жгучей ненависти к этим людям, которые так ловко заманили его в западню. Потом взгляд его скользнул дальше, на заднюю телегу, как понял Спирин. Скользнул, и всякое выражение в нем потухло. Раммо тем временем справился с вожжами, развернул подводу и последовал за второй лошадью, которую Птахин гнал сейчас по просеке. А из леса на просеку, навстречу им, уже бежали Коржиков и остальные.

Отъехав от дороги метров двести, Птахин круто свернул с просеки прямо под деревья. Спирин видел, как полицаев стащили с подводы, связали им руки и заткнули кляпами рты. Раммо остановил лошадь и спрыгнул с подводы.

— Слазь! — приказал он старосте.

Староста не пошевелился. На лбу у него выступили капли пота, глаза воровато бегали по сторонам.

— Оглох, гад? — зло прошипел Раммо и подтолкнул старосту в бок.

Спирин соскочил с повозки на землю и окликнул Коржикова:

— Быстрее, старшина, уводите их в лес! И идите сюда, мне срочно нужно вас проинструктировать!

— Готов, товарищ капитан. Готов, — на ходу доложил Коржиков.

И в тот же момент, воспользовавшись тем, что разведчики на секунду ослабили к нему внимание, староста ужом соскользнул с повозки и выхватил из-за голенища нож.

— Виктор! — вскрикнула Мороз и почти в упор выстрелила в старосту. Выстрел буквально свалил его с ног. Но он все же успел дотянуться до Спирина. И когда тот обернулся на голос и на выстрел, ударил его ножом чуть ниже груди.

Спирин схватился за рану. Коржиков сапогом отбросил уже безжизненное тело старосты. Мороз подбежала к Спирину. Но наперерез ей, взвыв по-звериному и низко опустив голову, явно намереваясь сбить ее с ног, бросился старший сын старосты. Однако, оглушенный рукояткой пистолета Раммо, до Надежды не добежал и кулем свалился на ноги отцу. Раммо подошел к нему и ударил его еще раз. Полицай безжизненно растянулся на траве..

— Правильно. Все равно двоих не довести, — сказал Спирин и, поглядев на свои окровавленные руки, добавил — Сам я виноват, братцы. Надо было сразу обыскать…

— Немедленно ложись. Мы тебя сейчас же перевяжем, — проворно расстегивая на капитане китель, сказала Мороз.

Спирин опустился на землю. Но перевязывать себя не разрешил.

— Передай Коржикову донесение, — сказал он Надежде. — По пути я все ему объясню. Бритиков пойдет с нами. И нам надо срочно уходить. А вы закопайте эту падаль и продолжайте выполнять задачу. Помните — это самое главное. И еще, товарищи, старшим я назначаю капитана Мороз. Теперь она ваш командир…

Он поцеловал руку Надежды.

Мороз передала старшине донесение. Взяла у Спирина его планшет с картой. Разведчики подняли на ноги полицая. Спирин снова прижался губами к руке Надежды. Она нагнулась над ним и тоже поцеловала его.

— Меня донесут. За меня не беспокойся. Береги себя. И главное — задание. Ты все знаешь, — уже скороговоркой продолжал Спирин и потянулся к Коржикову. — Помогите мне.

Спирина подхватили под руки, и вся группа Коржикова скрылась в зарослях молодых берез.

— Они его не донесут, — глядя разведчикам вслед и ни к кому не обращаясь, сказала Мороз.

— Это я виноват, — также ни к кому не обращаясь, сказал Раммо.

Ему никто не ответил.

Трупы старосты и его сына Журба и Птахин бросили в бурьян, густо разросшийся на дне оврага, завалили их полусгнившими колодами давно уже сваленных ураганами деревьев, осыпали на все это нависший над бурьяном обрывистый склон оврага и бегом вернулись к своим. Надежда и Раммо уже выезжали на просеку, Журба и Птахин вскочили на вторую повозку и погнали лошадь следом за ними,