Шел четвертый год войны…

Глава 7

Разведчики прошли примерно полчаса, и Спирин остановился. Оперся спиной о березу. Коржиков подбежал к нему.

— Не могу больше, братцы, — тихо произнес Спирин. — Не ходок я.

— Это ничего. Понесем. Народу эвон сколько, — Коржиков обернулся к Бритикову. — Мы сейчас носилки сделаем.

Разведчики быстро и ловко соорудили носилки, не очень удобные, но прочные. На них положили Спирина. Можно было трогаться дальше. Коржиков подошел к полицаю:

— Нам сейчас не до того, чтобы с тобой, гадом, нянчиться. Хочешь живым остаться — помогай нам. Вздумаешь артачиться — тут же приколю. «Язык» ты все одно никудышный.

Глаза у полицая были полны животного страха. Смерть отца и старшего брата подействовала на него ошеломляюще. Он утвердительно закивал головой.

— Так-то оно лучше, — одобрительно проговорил Коржиков.

Бритиков привязал полицая за руку к себе веревкой, носилки подняли и двинулись по направлению к фронту. Впереди шагов на двести шел дозорный. Замыкал группу Коржиков.

В лесу было тихо. Грохот стрельбы с фронта досюда не долетал. От дорог они отклонились в чащу. Шум время от времени доносился только сверху, с неба, когда над лесом небольшими группами пролетали самолеты. Спирин был почти все время в забытьи. Но неожиданно пришел в себя и подозвал Коржикова.

— Сколько уже вы идете, Павел Ерофеич? — спросил он.

Коржиков взглянул на часы.

— Вокурат два с половиной часа, товарищ капитан.

— А сколько прошли?

— Думаю, километров семь, товарищ капитан…

— Не годится так, Павел Ерофеич. Давайте остановимся.

Носилки опустили на землю. Спирин оглядел группу, сказал:

— Отведите пленного в сторону.

Бритиков и еще один разведчик увели полицая. Спирин приподнял голову, убедился, что полицай уже не услышит его, и продолжал:

— Чем ближе к фронту, тем идти будет трудней. Значит, мы будем двигаться еще медленнее. А времени у нас нет. Поэтому, Павел Ерофеич, возьми донесение, которое составила Мороз, и иди один. На словах передай полковнику Супруну: на нашем правом фланге сосредотачивается свежая танковая дивизия противника. И второе — дамбы надо взорвать за сутки до нашего наступления. Все остальное сказано в донесении. И помни, с рассветом ты должен быть за линией фронта.

Руки уже плохо слушались капитана. Но он нашел силы, сам достал из сумки донесение и передал Коржикову. Старшина спрятал его под гимнастерку.

— Иди и не оглядывайся, — напутствовал его Спирин. — И даже если по пути узнаешь что-нибудь очень ценное, к нам не возвращайся. Сейчас все самое важное у тебя. Иди.

Коржиков козырнул, потом нагнулся и поцеловал капитана в щеку.

— "Ужом доползу, по запяткам у немцев пройду, а донесение полковнику передам и вас еще встречу, товарищ капитан. А иначе, пусть земля меня больше не носит, — поклялся Коржиков. Потом, подумав, достал из кармана «лимонку» и передал ее капитану.

— Мало ли что, — словно оправдываясь, сказал он и пропал в чаще.

А к Спирину подошел Бритиков.

— Пленный что-то мычит. Может, сказать чего хочет? — доложил он.

— Приведите его сюда.

Полицая привели. Вытащили у него изо рта кляп.

Он судорожно пошевелил онемевшей от напряжения челюстью, глотнул воздух, словно рыба, вытащенная из воды, и уставился на Спирина.

— Говорите, — приказал Спирин. Полицай молчал.

— Hy! — подтолкнул его в бок Бритиков.

— А жизнь мне сохраните? — глухо выдавил полицай.

— Никаких условий! — оборвал его Спирин. — И никаких гарантий. Говорите, что вы хотели сообщить, — Спирин закрыл глаза. Силы уходили, он слабел с каждым словом.

— Вы напрасно идете, — мрачно проговорил полицай.

— Почему?

— Вам не пройти. Когда нашли документы полевой полиции, унтерштурмфюрер Краузе сразу же приказал оцепить весь район. Я не знаю, как вы дошли до нашей деревни, но сегодня унтерштурмфюрер снова приказал прочесать этот лес. Он ждет ваших разведчиков.

Похоже было, что Спирин спросит еще о чем-нибудь. Но капитан молчал. Ему, очевидно, снова стало не по себе. Это поняли все. И тогда допрос продолжил Бритиков. Он опять ткнул полицая в бок и, наступая на него, проговорил сдавленным голосом, явно опасаясь, чтобы его не услышал капитан:

— Говори, куда идти, иудово семя!

— Не знаю, — замотал головой полицай. — Они наверняка оцепят весь участок. И вы везде можете налететь на засаду. И скажете, что я навел вас нарочно. Я не знаю, куда идти.

— У, гады, — с остервенением выдавил из себя Бритиков и снова подступил к полицаю. — Но если ты вздумал пудрить мне мозги, тебе это дорого обойдется.

— Я говорю правду.

— Пить, — простонал вдруг Спирин. Ему поднесли ко рту фляжку. Он сделал несколько

глотков и отвернулся. Глаз он так и не открыл. И Бритиков понял, что надеяться на капитана больше не приходится и надо принимать командование на себя.

— Ну, хоть что-нибудь ты можешь посоветовать? Ты же местный, — обратился он к полицаю.

Полицай ответил не сразу. Огляделся по сторонам, почему-то взглянул на свою накрепко обвязанную веревкой руку, потом сказал:

— Лучше переждать. Они не будут стоять в лесу долго. Уйдут.

— Когда?

— Я не знаю. Может, через день. Может, через два. Бритиков взглянул на капитана, на его осунувшееся

лицо и вздохнул.

— Какой там день. Плетешь, сам не знаешь чего. Некогда нам ждать. Так я говорю, хлопцы? — обратился он к разведчикам.

— Высылай вперед разведку и пошли, — единогласно решили разведчики.

— Я сам вперед пойду. Я все же в их форме, — решил Бритиков. — В меня сразу стрелять не станут. А я уж, если что, сумею дать вам знать, чтоб дальше не ходили.

Так и сделали. Бритиков ушел вперед, а те, кто остался, включая и полицая, подняли носилки с капитаном и пошли следом за ним. Шли молча. Шли не менее часа. И понемногу всем уже начало казаться, что беда, быть может, и миновала. Было маловероятно, что немцы оцепят такой огромный участок леса.