Шесть городов пяти континентов

Многострадальный город

Токио. Много выпало на его долю испытаний: землетрясения, разрушения, пожары, эпидемии. Таинственный город, долгие века скрытый от глаз западного мира, да и, открывшись ему, продолжавший хранить свои бесчисленные тайны. Город, возродившийся после прошедшего по нему чудовищного смерча второй мировой войны.

Токио мне почему-то всегда казался непонятным. Помню, в школьные годы, читая книги по географии, я как-то более или менее ясно представлял себе многие зарубежные города. А вот каков Токио, так и не мог представить. Но всегда мечтал там побывать. Мечта осуществилась не скоро. Впервые я попал в этот город в 1946 году, сразу после войны.

В те времена у нас с Японией не было ни воздушного, ни морского регулярного сообщения. Летали и «ходили» к японским берегам от случая к случаю. Вот одним из таких случайных воздушных рейсов я и отправился в путь.

Условия полета сложные. Путь долгий, около пяти часов, на высоте 4000 метров. Маршрут проходил над океаном. При полете казалось, что самолет неподвижен: внизу вода, наверху небо, облаков нет.

Наконец, Япония…

Самолет постепенно снижался. Мы пересекали страну с запада на восток. Внизу тянулись бесконечные сопки, покрытые лесом, с вьющимися между ними нитками дорог. Словно кучки разноцветных бусинок, были разбросаны деревушки; домики с четырехскатными крышами, с изгородями из кустов. Кое-где, среди гор, в долинах и на маленьких плато, сверкали зеркала рисовых полей.

Наконец, горы остались позади. Под нами равнина. Все покрыто полями — зелеными, желтыми, бурыми. Потом опять потянулись рисовые плантации, залитые водой.

Самолет продолжал снижаться. Земля, словно лоскутное одеяло, вся разделена на квадратики и прямоугольники; то и дело появлялись рощицы и возле них деревушки, усадьбы. Уже можно было разглядеть людей. В больших соломенных шляпах они склонились над землей. Редко видны лошадь или бык. На дорогах то и дело попадались велосипедисты с какими-то мешками за спиной. Иногда у велосипеда была прицепная тележка.

Мы пролетали над реками с перекинутыми через них мостами. Справа, почти скрытый туманом, остался знаменитый вулкан Фудзияма в снежной шапке.

Проплыли разрушенные бомбардировкой города и селения. Странно было видеть сгоревшие, лежащие в развалинах жилые кварталы и рядом целые и невредимые фабрики и железнодорожные станции.

Под нами Токио.

Он раскинулся на берегу океана в юго восточной части острова Хонсю. Остров рассекают лесистые горные кряжи. Между горами и океаном на площади менее двух сотых общей площади Японии сосредоточено более половины ее населения, пять шестых — промышленности, главные банки, штаб-квартиры главнейших экономических концернов.

Токио занимает большую часть префектуры того же названия.

Равнина, на которой он располагается, наносная, огражденная с запада горами Канто.

…Самолет делает последние круги над аэродромом Ацуга. Легкий толчок — и мы плавно подкатили к зданиям, где разместились службы.

От аэродрома до Токио приблизительно час езды. Дорога с неважным покрытием, зато живописная, вилась вдоль бамбуковых рощ, высоких пальм, чайных плантаций. В нескольких местах ее пересекали линии электрифицированной железной дороги. Промелькнули маленькие озера и болотца, все те же рисовые поля со склонившимися крестьянами. Штанины у них были подвернуты выше колен, на морщинистых худых лицах проступили капельки пота.

Навстречу изредка попадались американские «виллисы», огромные зеленые грузовики, велосипедисты. Вслед нам подолгу глядели большеголовые черномазые мальчуганы, женщины с привязанными за спиной ребятишками, старики, сидевшие на порогах хижин с короткими трубочками во рту.

Дорога перешла в асфальтированное шоссе, начались токийские пригороды.

«Токио!» — произнес, не оборачиваясь, водитель. Но за окном не видно было ничего похожего на город. По обе стороны шоссе, насколько хватало глаз, тянулись какие-то пустыри, мусорные ямы, свалки, повсюду валялись железный лом, кучи кирпича.

И тем не менее это был Токио.

Когда-то здесь стояли легкие деревянные и фанерные домики, окруженные маленькими садами. На улицах шла бойкая торговля, играли ребятишки; по берегам прудов вечерами прогуливалась молодежь. А сейчас кое где среди пустырей были сооружены жалкие бараки из фанеры, гофрированного железа и картона. Возле бараков — пыльные огороды, на веревках сушилось рваное тряпье, валялись нечистоты. Здесь жила городская беднота.

«Если так разрушены пригороды и жилые районы города, то как же должна была пострадать центральная часть с расположенными там правительственными учреждениями, радиоцентром, министерствами», — думал я. Однако, но мере того как машина продвигалась вперед, по сторонам, за высокими оградами, все чаще возникали роскошные каменные особняки, окруженные садами рестораны, кафе… Аристократические районы города сменились торговыми. Появились многоэтажные дома, магазины, огромные парки, гостиницы и отели, над большинством из которых развевались американские флаги.

Вот и центр многолюдные площади, широкие улицы, окруженный огромными стенами и рвами императорский дворец. Ни где не заметно следов разрушений. Странно… Позже некоторые американские летчики откровенно говорили мне, что центр города нельзя было разрушать, так как в нем должна была разместиться американская администрация.

Чем дальше от центра расположены улицы, тем беднее и грязнее одетыми встречались на них люди, тем изможденней выглядели их лица.

Вне центра дома, как правило, были деревянные, крытые черепицей или дранкой, улицы узкие и кривые. Дома пронумерованы в зависимости от давности постройки: № 8 мог оказаться между № 80 и 1000 (кстати, этот порядок застройки сохранился до сих пор). Иногда перед домом помещался «огород» — кусочек земли размером буквально в половину квадратного метра, где росли несколько пучков овощей.

На улицу выходили мелкие лавчонки, где продавались сувениры, подержанные вещи. В воздухе стоял запах от жарившейся рыбы и каких-то других кушаний, который жадно вдыхали сидевшие на тротуарах одетые в лохмотья бедняки. Вдоль центральной торговой улицы — Гинзы — тянулись магазинчики, на тротуарах стояли лотки под соломенными крышами, деревянные стеллажи, и, наконец, прямо на земле были разостланы холсты. Здесь ирода вались халаты, кимоно, антикварные ценности, дорогие сервизы, хозяйственные принадлежности, бесконечные безделушки, веера, божки, сувениры. Вот, например, деревянная инкрустированная коробочка. Чтобы открыть ее, надо сделать шестнадцать еле уловимых движений и нажимов на стенки коробки. Вот портсигар с двойным дном и папиросница с птичкой, достающей сигареты. А вот сувенир: металлический значок с изображением Японии, прикрытой американским флагом, и с надписью по-английски: «В память оккупации Японии». Такие значки делали после войны предприимчивые дельцы, выпускавшие раньше перочинные ножи с изображением свастики и японского и итальянского флагов, символизировавшие единение «оси»…

Улица была наполнена криками, шумом толпы, шипением масла на сковородках уличных продавцов пищи, дребезжащим пением граммофонов, гудками автомобилей, свистом и гамом. По тротуарам двигалась густая толпа: японцы всех возрастов и классов, французские моряки в синих беретах с помпонами, австралийцы в живописных широкополых шляпах, американцы…

Одежда токийского населения того времени была в высшей степени разнообразна, но по большей части бедна. Встречались люди в европейских костюмах, девушки в туфлях на высоких каблуках. Но можно было встретить и одетую в национальный костюм японку, обутую в деревянные сандалии на деревянных же, стоящих на ребре дощечках, со сложнейшей прической, с костяными гребнями и длинными шпильками. В руках, как правило, огромный веер и бумажный цветастый зонтик. Чаще же всего встречались люди в смешанной одежде: мужчины — в оставшихся после демобилизации штанах и куртках защитного цвета, часто босые, или в коротких штанах и белых чулках, которые весьма странно сочетались с крахмальным воротничком и галстуком; женщины нередко ходили в сужающихся книзу шароварах, цветных блузках и деревянных туфлях, которыми они неимоверно стучали.

У многих женщин за спиной в специально приспособленном мешке сидели дети. Иногда дети спали, и тогда головы их болтались из стороны в сторону в такт шагам матери или свешивались назад, что ничуть не нарушало их безмятежного сна.

Тогда еще в Токио были рикши. Длинными рядами стояли они около американских клубов и отелей, так как основными клиентами были американцы. Возле маленьких двухколесных потрепанных тележек дремали худые, немолодые японцы в коротких штанах, босые. Иногда, собравшись в кружок, они ели деревянными палочками рис, плотно уложенный в специально предназначенную для этой цели металлическую коробку. За небольшую плату рикши готовы были бежать долгие километры…

Так было в 1946 году.

У ворот современного Токио

Вновь оказался я в Японии лишь через пятнадцать лет. И бывал потом еще не раз.

Во время войны Токио был разрушен более чем на 50 %. В результате воздушных налетов погибло свыше 167 тысяч человек, т. е, больше, чем во время знаменитого землетрясения 1923 года. Легкие постройки горели как факелы, женщины, дети пытались укрыться. Чтобы спастись от всепожирающего пламени, люди бросались в пруды, по пруды форменным образом выкипали… Сгорело, разлетелось в прах 767 тысяч домов.

Поэтому человека, видевшего столицу Японии чуть не в развалинах, Токио шестидесятых годов поражает. Теперь город просто трудно узнать. Часами бродил я по, казалось бы, хорошо знакомым улицам и не мог сориентироваться. Это по-прежнему одна из крупнейших в мире городских агломераций с невиданно развитым центром и убогими окраинами, но как изменились ее масштабы!

Население Большого Токио, т. е. города с пригородами, достигло 14 миллионов человек, а собственно Токио в его административных границах значительно превысило 8 миллионов, что вывело его на первое место в мире по числу жителей. При этом ежегодный прирост населения составляет около 350 тысяч. Токио шестидесятых годов — город во многих отношениях примечательный.

Но сначала несколько слов о прилегающем к Токио районе страны и о японских городах.

Уже много столетий назад, когда в Японии возникли первые города, сложилось резко неравномерное деление страны (особенно ее главного острова — Хонсю) на Восток и Запад. Еще более оно углубилось в последний век. Восток, омываемый водами Тихого океана, — это фасад страны, средоточие основных городов и гаваней, промышленности и товарного сельского хозяйства.

Запад, побережье Японского моря, ее «черный ход», гораздо менее развит и заселен, беден городами и портами, это источник дешевой рабочей силы — бедных крестьян и ремесленников. После революции Мейдзи, ознаменовавшей начало капиталистического развития Японии, миллионы жителей Запада переселились в города. Востока. За последние 10 лет ежегодно 300–400 тысяч человек, в основном молодежь, уходит в эту часть страны.

Именно Восток стал экономическим и финансовым центром современной Японии, опорой ее дзайбацу — крупнейших монополий и военно-промышленных концернов, главной базой японского милитаризма.

После второй мировой войны Восток стал центром быстрой модернизации промышленности, которая в 1945–1960 годах осуществлялась в основном за счет займов — государственных и иностранных. Важнейшее значение имело положение промышленных центров у портовых городов, связанных с США и другими торговыми партнерами — поставщиками сырья и потребителями японских товаров. Ведь несмотря на бурный рост производства, внутренний рынок Японии до сих пор непропорционально мал по сравнению с развитыми капиталистическими странами Западной Европы и США. Страна не сможет прожить не только без ввоза нефти и угля, железной руды и леса, по и в том случае, если ее готовой продукции — текстилю и морским судам, транзисторам и фотоаппаратам — будет закрыт доступ на рынки США, Австралии и стран Азии и Европы.

Основная доля промышленных предприятий сосредоточилась в урбанизированном районе Токио — Осака. Здесь возникла сплошная полоса больших, средних и мелких городов, переходящих один в другой, во многом сходная с мегалополисом восточного побережья США. Путь от Токио к Осаке, например, почти все время идет среди городской застройки. Фактически формирующийся японский мегалополис включает Токио и семь префектур района Канто, Нагою и четыре префектуры района Токайдо, Осаку и шесть префектур района Кинки, а также десять префектур, прилегающих к Внутреннему морю Японии.

В мегалополисе на территории, равной менее чем 5 % общей площади страны, сосредоточено около половины всего городского населения Японии и производится большая часть промышленной продукции. На примере развития Токио и создания сверхгорода особенно ясны многие отрицательные факторы стихийного роста крупнейших городов.

В Японии три типа городов. В районах рисосеяния это огромные, по существу сельские поселения — рыночные центры, — насчитывающие по 20–30 тысяч жителей. Лишь численность населения дает им право носить звание города.

В Японии немало городов с населением 100 тысяч человек. Они тоже когда-то были рыночными центрами. Многие из них имеют и промышленные предприятия, и торговые центры, и кварталы домов современного типа. Обычно же это скопления типичных японских домиков с их неизбежными крохотными садами.

Наконец, третья категория городов, среди которых первое место, бесспорно, занимает Токио, так называемые агломерации — гигантские города или скопления городов.

Как и любая американская или европейская агломерация подобного типа, это высокоразвитые индустриальные, торговые, культурные центры с бурной деловой и политической жизнью, с постоянно растущим населением и, к сожалению, с бесчисленны ми проблемами, свойственными крупнейшим капиталистическим городам, о которых упоминалось в начале книги.

Крупные японские города имеют некоторые особенности. Например, будучи незначительно удалены от моря, из-за островного положения страны они почти все одновременно и порты, располагающиеся у удобных, хорошо защищенных от капризов океана заливов.

Огромные города разрастаются за счет своих спутников, загородных зеленых кварталов, куда переселяются те, кто имеет на это средства, чтобы спастись от загрязненного воздуха, потока автомобилей, городского шума, напряжения современной городской жизни. Но города поглощают собственные «протуберанцы», вбирая их в себя, обгоняя, уходя все дальше, занимая все новые участки под промышленные гиганты, аэродромы, экономические и транспортные центры, вновь «выстреливая» города-спутники и вновь поглощая их.

В результате создаются чудовищные агломерации, подобные Токийской, давно уже поглотившей некогда самостоятельные города, вроде Иокогамы с почти двухмиллионным населением, и достигшей площади 200 тысяч гектаров.

В общей сложности в Японии насчитывается около 1300 городов, в шести из которых население намного превышает миллион. Интересно, что общий прирост городского населения, превышающий миллион человек в год, по существу приходится на большие города, в том числе 60 % на Токио, Осаку, Нагою и группу городов Северного Кюсю. В Японии 40 % населения (а по некоторым источникам, даже 50 %) живет в городах.

Для Японии характерна огромная численность населения на относительно незначительной площади. На территории в 372,1 тысячи квадратных километров проживает 103 522 тысячи человек.

Плотность населения Японии 225 человек на один квадратный километр, но, учитывая, что три четверти территории страны непригодны для строительства, она фактически значительно выше, возможно, даже наивысшая в мире.

И тем не менее в Японии немало сохранилось чудесных природных заповедников — лесов, гор, полей, — протянувшихся на десятки километров, в отличие, например, от плотно населенной Бельгии, где города, деревни, поселки по существу никогда не кончаются, продолжая друг друга беспрерывной чередой.

Рассказ о современной японской столице мне бы хотелось начать с ее ворот — аэродрома, порта, вокзала.

Нынешний великолепный аэродром Ханеда ничем не напоминает маленький, еще хранивший следы войны, Ацуга, на котором и приземлился в 1946 году. Ханеда — воздушные ворота японской столицы.

Новое здание аэропорта имеет площадь 64 тысячи квадратных метров, взлетная полоса тянется на три километра. К аэропорту примыкает автостоянка на несколько тысяч машин. Город и аэропорт связаны автомагистралью, по которой за пятнадцать минут можно доехать до центра…

Пропускная способность Ханеда более 350 самолетов в день. Но этого уже недостаточно. Однако расширять аэропорт трудно: дело в том, что земли, окружающие его, крайне дороги и их хозяева прекрасно понимают выгодность своих владений. Поэтому предполагается осушить болота на берегу Токийского залива, к которым примыкает территория аэродрома. Кроме того, планируют сооружение нового аэродрома значительно большей площади.

Токио имеет и небольшие сухопутные ворота — вокзал, отличающийся от вокзалов многих стран тем, что служит лишь для внутренних сообщений. Как известно, из-за границы в Токио по суше не попадешь. Вокзал выглядит в сегодняшнем Токио старым, он построен в 1914 году.

Первый поезд прибывает к перрону в четверть пятого утра. С этого времени и до часу ночи через красноватое трехэтажное здание вокзала проходит около миллиона пассажиров — почти население Брюсселя!

Сейчас прибавилась новая линия, линия Токайдо, протянувшаяся между Токио и Осакой. Расстояние в 556 километров специальный поезд проходит с огромной скоростью, достигающей на некоторых перегонах более 220 километров в час. А недавно японские инженеры провели на шестисотметровом участке испытание модели поезда-ракеты. Поезд будет развивать скорость в 2430 километров в час и покрывать расстояние до Осаки за 12–15 минут, перевозя в своих вагонах около тысячи пассажиров.

Японские железные дороги, эти, как выражаются японцы, «ноги нации», имеют одну особенность. В то время как в большинстве стран мира удельный вес железных дорог по сравнению с быстро прогрессирующим автомобильным и воздушным транспортом снижается, в Японии он увеличивается. В Японии 73 % пассажиров пользуются железными дорогами, 18,5 % — автобусами, 7 % —автомашинами и лишь 1,5 % —пароходами и самолетами. Вряд ли можно найти подобные данные в статистических справочниках другой экономически развитой страны. В Японии есть государственные железные дороги общей протяженностью 20 тысяч километров и частные — 75 тысяч. Однако из-за того, что частным компаниям принадлежит большинство городских линий, объем их пассажирских перевозок больше, чем государственных. Зато процент перевозок грузов частными дорогами по сравнению с государственными ничтожен. Ширина колеи в Японии нестандартная — 1,067 метра, т. е. уже, чем в Европе и тем более чем в Советском Союзе.

Ну и, наконец, третьи ворота Токио — морские. Токийский порт — один из крупнейших в мире. Его причалы принимают суда очень большого тоннажа. За год здесь пришвартовываются свыше 5 тысяч судов, выгружая и погружая более 12 миллионов тонн различных товаров. Порт постоянно расширяют, осушая земли, увеличивая причалы, строя дамбы, очищая дно в зоне якорных стоянок. Порт соединен с промышленными и торговыми центрами города широкими автомагистралями. В Токийском заливе находятся верфи одной из четырех крупнейших судостроительных компаний Японии — «Ишикаваима-Харима».

В настоящее время Япония по судостроению вышла на первое место в мире. Ежегодно здесь спускается на воду более двухсот судов общим тоннажем около 5 миллионов тонн. Это почти половина всех производимых в мире судов за год. Японцы уже спустили на воду танкеры водоизмещением 150, 200, 300 тысяч тонн. Сейчас на очереди судно водоизмещением полмиллиона тонн.

Токио сегодня

Для иностранца встреча с городом, как правило, начинается с отеля. Я остановился в «Марунуччи», в том же самом отеле, в котором когда-то жил еще в 1946 году. «Марунуччи» представлял собой большое пятиэтажное здание с пожарными лестницами, карабкающимися по наружным стенам. Отведенный нам тогда номер был тесноват. В нем стояли две кровати, шкаф и несколько стульев. Окна с легкими, целиком поднимающимися и опускающимися на шарнирах рамами располагались так, что из них можно было видеть все, что делалось в двух других флигелях отеля. Впрочем, из флигелей в свою очередь легко проглядывался номер. Штор на окнах не было.

Европейские ванны — одна-две на весь этаж — не блистали чистотой. Зато отлично содержались японские ванны, где можно было только сидеть по шею в воде. Японские ванны принято принимать при температуре воды… +45⁰!

Иное дело теперь. Хотя по размерам номера остались прежними, но они были роскошно отделаны. Исчезли с фасада пожарные лестницы, всюду был кондиционированный воздух, каждый помер имел душ, к отелю подстроили новый флигель.

Ныне все токийские, да и вообще японские, отели располагают двумя видами номеров — европейского типа и японского, — где спят на циновках, купаются в описанных выше ванных и где вообще имеется весь необходимый ассортимент национального колорита. Стоят такие номера дороже.

«Марунуччи» изменился, но за стойкой администратора стоял тот же, хоть и постаревший, любезный портье, что был здесь в 1946 году. Узнал, разумеется, не я его, а он меня. Заговорил так, словно мы виделись накануне. С тех пор и поныне я неизменно получаю к новому году красивую поздравительную открытку с изображением бамбуковых рощ или Фудзиямы.

Свой рассказ о сегодняшнем Токио я начинаю с «Марунуччи» не только потому, что попал в него сразу же по приезде, и тем более не из-за трогательных воспоминаний. Дело в том, что он расположен в крупнейшем деловом районе того же названия. Этот торгово-банковский район и раньше был значителен, теперь же он разросся еще больше.

Деловой район Марунуччи возник в 1888 году, когда японское правительство избавилось от участка болотистой земли, продав его семье Мицубиси — одному из трех богатейших капиталистических кланов Японии, так называемых дзайбацу. На этом-то болотном клочке земли и разместился Марунуччи.

Первым построенным здесь зданием был уже описанный выше невзрачный по нынешним временам Центральный токийский вокзал, чьи размеры считались в то время «огромными до нелепости». Затем в течение двадцати лет были возведены Марунуччи-билдинг — большое административное здание современного типа и так называемый «маленький Лондон» — целый квартал домов, разделенных широкими улицами, напоминавший некоторые лондонские районы, расположенные вблизи Темзы.

А сегодня Марунуччи — это крупнейший деловой центр не только Токио, но и всей Японии. Здесь разместили свои штаб-квартиры главнейшие торговые, промышленные и финансовые концерны, в частности банки Даичи, Мицубиси, Фудзи, Американский банк, Японский экспортный банк, банк долгосрочного кредита и другие. Здесь же находятся редакции главных газет — «Асахи», «Майничи», «Йомиури», управление радио и телевидения.

Из 23 токийских округов тот, к которому относится район Марунуччи, единственный, где за последние десятилетия сократилось население. Такая тенденция вообще характерна для деловых районов капиталистических городов.

Жители уезжают, клерки и секретарши приезжают. Словно в огромном улье, с утра до вечера трудятся здесь тысячи служащих.

На улицах Марунуччи выстроились огромные величественные здания банков, торговых компаний, промышленных концернов. При виде гигантских кованых фигурных решеток банков, их мраморных стен, гранитных лестниц, неимоверных по размерам подъездов, уходящих в глубину земли гаражей, у людей должна возникать твердая уверенность в надежности и безопасности вложенных в них денег.

Поражают роскошь отделки внутренних помещений, бесконечные широкие, как вокзальные перроны, коридоры, гигантские залы заседаний, бюро, кабинеты с ультрасовременной обстановкой, электронным оборудованием. Просторные, быстроходные и бесшумные лифты возносят пассажиров на верхние этажи или опускают на четвертый, пятый, даже шестой подземные этажи.

Эти дома не боятся землетрясений, от которых не раз страдал Токио. Здания имеют специальные свинцовые «пояса», глубочайшие фундаменты, они построены по последнему слову антисейсмической техники. На деньги, которые стоило каждое такое здание, можно было бы построить целый город для токийских бедняков.

С районом Марунуччи соседствует одна из главнейших достопримечательностей японской столицы — императорский дворец. Он расположен в самом центре города. У стен его распростерлась огромная площадь — место и демонстраций, и воскресных прогулок токийцев.

Вырвавшись из шумных, пестрых, жарких токийских улиц, наслаждаешься тишиной и покоем, царящим у древних мшистых стен, прозрачностью воды во рвах, благоуханием и трепетом деревьев, видных за стенами. С любопытством поглядывают на эти стены десятки тысяч токийцев и туристов, прогуливающихся по площади. По традиции раз в году кое-кого из жителей столицы допускают в императорский парк — они прибирают его. За это после работы получают в награду одну сигарету.

Когда мне сказали, что теперь парк открыт для всех, я удивился. Однако все стало ясно, когда я прочел в официальном туристическом справочнике: «Чтобы получить разрешение на прогулку в императорском парке, достаточно заблаговременно направить письмо начальнику сектора контроля отдела контроля министерского департамента императорского двора».

Чтобы получить разрешение от столь высокого лица, чей титул требует двух строк для написания, необходимо, наверное, потратить времени более чем достаточно, чтоб отбить охоту даже у самых настойчивых.

Нынешний японский император Хирохито уделяет много времени биологии. Он опубликовал на эту тему несколько книг, в том числе «Иллюстрированную классификацию крабов». А императрица является почетным президентом японского Красного Креста. Наследный принц Акихито нарушил двухтысячелетнюю традицию, женившись на «простой смертной» (ее отец один из богатейших людей Японии), а не на дворянке. Нарушает традиции и их сын, поскольку ходит в обыкновенный детский сад. Что ж, времена меняются. Боги порой спускаются на землю…

Невдалеке от императорского дворца расположен один из прекраснейших парков Токио — Хибиа. В нем до сих пор возвышается памятник, посвященный разгрому японцами американского флота при Пирл-Харборе, — огромный каменный обелиск, украшенный изображениями драконов и линкоров. Есть в городе и другие парки: Мейдзи-парк с извилистыми асфальтовыми дорогами, без конца петляющими среди пальм, карликовых деревьев, буддийских и синтоистских храмов, меж экзотических растений и странных идолов. Есть парки со зверинцем, со стадионом, они придают городу особый колорит. Эти парки зелеными пятнами оживляют бескрайнюю серо-бурую хаотическую поверхность, какой представляется Токио с высоты птичьего полета.

Таким предстал передо мной город с высоты Токийской башни. Это башня японского телевидения. Ее высота 333 метра, она на 13 метров выше Эйфелевой. В наше время во всех крупнейших городах есть свои башни, имеющие чисто практическое назначение: для телевизионной трансляции. Впрочем, на многих из них есть рестораны, обзорные площадки, буфеты.

Токийская башня передает программы шести столичных телекомпаний. Под башней, уходя в глубь земли, находится пятиэтажное здание, служащее для нее стабилизатором. Лифты быстро поднимают посетителей на верхнюю смотровую площадку, расположенную на 125-метровой высоте. Отсюда с помощью подзорных труб, вступающих в действие, когда в щелку опускаешь монетку, можно приблизить к себе любую деталь великолепного открывающегося перед глазами вида.

На стеклянных окнах смотровой площадки надписи, по ним можно определить, что за здание или парк виден вдали. С высоты наблюдаешь муравьиную суету людей, спешащих по делам, потоки машин, но сюда не долетают шум и грохот, звонки и гудки. Я спускаюсь с башни, и бурлящий поток токийских улиц подхватывает меня, не скоро выпуская из своих цепких объятий.

Я бродил по улицам сегодняшней японской столицы и то и дело вспоминал свое первое пребывание в ней.

Было жарко. Лето в Японии тяжелое. Высокая влажность воздуха в сочетании с сильной жарой создает невероятную духоту. Здесь выпадает 1500 мм в год, а средняя температура в августе +25°. Я все время чувствовал себя как в бане. Белье липло к телу, порой просто трудно было дышать, словно камень давил на грудь. Так было раньше, так было и теперь. Климат не изменился. А вот улицы стали иными. Теперь их наводнили машины, по тротуарам течет сплошной поток пешеходов, одетых в европейское платье. Уже редко увидишь женщин с детьми за спиной. На месте оставшихся от войны пустырей вознеслись огромные дома, город рассекли широкие автомагистрали.

Особенно оживленно на Гинзе. По обе ее стороны вместо маленьких лавчонок вытянулись бесконечной чередой универсальные магазины. От Гинзы отходит ряд улиц поменьше, где также расположены многочисленные магазины. Все вместе они образуют огромный торговый район города. Теперь вместо хриплых криков зазывал слышится из дверей магазинов модная музыка; не от запаха жареной рыбы, а от бензиновых паров трудно дышать. В магазинах можно купить все что хочешь: от иголки до автомобиля и моторной лодки. Были бы деньги.

Зайдем в один из них, например «Мицукочи» — крупнейший и в городе, и в Японии, и, если верить его хозяевам, в Азии.

Это огромное многоэтажное здание с целой серией подвалов, с большим парком аттракционов на крыше, с могучей и разветвленной сетью рекламы. У эскалаторов красивые, одетые в национальные одежды девушки бесконечными поклонами встречают и провожают посетителей. Тысячи молоденьких, вечно улыбающихся, щебечущих, как птички, продавщиц готовы выполнить любой заказ покупателя. Обслуживать они умеют. Возьму такой пример — подарки. В Японии вообще царит «подарочный» культ. — Там любят дарить по любому поводу, пусть пустячок, по дарить. В магазинах, если вы покупаете какой-нибудь подарок, вам заворачивают его с особенным искусством и не жалея времени. Может гореть магазин, начаться землетрясение, налететь цунами, но десяток аккуратненьких, одетых в красивую форму продавщиц будут тщательно, неторопливо, не обращая никакого внимания на ваше нетерпение, укладывать, завертывать, перевязывать купленный вами подарок ценой в грош. Вспоминаю, как однажды, когда я был журналистом, аккредитованным на токийских Олимпийских играх, всем нам прислали какой-то сверток. Мы развязали розовую искусно завязанную ленту, сняли красивую цветную бумагу, затем серебристую обертку, потом раскрыли серебряного цвета изящную коробочку, открыли плестигласовый футляр и вынули наконец… картонку с указанием перевода иен в доллары и обратно. Вот так упаковывается в этих магазинах любая вещь.

Вспоминаю другой случай. Решив приобрести сервиз, я выразил сомнение, что сумею довезти его в целости и сохранности до Москвы. Сервиз был упакован в кубический ящик, обшитый жестяными полосами. Я неуверенно покачал головой. Тогда продавец схватил ящик и без малейшего колебания выбросил его через окно со второго этажа во двор. Но когда мне распаковали ящик, все было в целости. Впрочем, увидев, какова упаковка, я не удивился. Каждый предмет был завернут в несколько слоев папиросной бумаги, плотно окружен мелкой стружкой и втиснут в футляр из гофрированного картона. Эти гофрированные футляры, перевязанные бечевкой, располагались в огромной гофрированной же картонной коробке очень плотно. И наконец, эта гофрированная коробка была вставлена в деревянный ящик.

И еще об одном мне хочется рассказать, когда я вспоминаю токийский магазин «Мицукочи». На одном из этажей, в большом зале без окон, протянулись длинные прилавки. Под стеклом на черном бархате здесь сверкают тысячи жемчужин. Жемчуг не менее связан с представлением о Японии, чем бамбук или вишня, хотя известно, что эти два растения можно встретить не только там.

«Совершенная красота жемчужин… это «Микимото». Высоко-ценимые королями, эти изумительные оригинальные шедевры из жемчуга были созданы знаменитым Микимото. Только мастера «Микимото» в результате долгих лет тщательного выращивания, строгого отбора и искусного подбора добывают небольшое число совершенных драгоценных жемчужин, достойных носить имя Микимото — изобретателя культивированного жемчуга». Миллионы таких объявлений можно найти в газетах, журналах, увидеть на телеэкранах, услышать по радио во всем мире.

История открытия культивированного жемчуга такова. Случайно обнаружив в раковине кусочек стекляшки, превратившийся в жемчужину, крестьянин Микимото сделал из этого определенные выводы и попытался искусственным путем выращивать жемчуг. Прошли годы, и у берегов Японии возникли целые плантации выращенного жемчуга. Тысячи раковин погружаются на дно океана с дешевым перламутровым осколком в сердце, чтобы вернуться вновь через шесть-семь лет с чудесной жемчужиной.

«Микимото» — всемирно известная компания, выращивающая жемчуг в семи тщательно отобранных, защищенных бухтах. Словно соломенные циновки на сверкающем паркете, разбросаны в бухтах плоты, к которым подвешены в толще воды корзины с раковинами. Эти плоты уходят в море на многие километры.

Для получения культивированного жемчуга не требуется нырять в воду. Корзины поднимают с помощью веревок. А вот естественный жемчуг и доныне кое-где добывают еще старинным способом. Например, на острове Тоба. Там жемчуг достают ныряльщицы — ама, сильные, красивые девушки. Они ныряют на глубину до двадцати метров, не пользуясь никакими аппаратами, кроме очков для глаз. Ныряют по многу раз. Девушки при такой работе недолго сохраняют свое здоровье и красоту. Зато красоту приобретают другие женщины, те, что приезжают в роскошных машинах в фирменные магазины и за бешеные деньги покупают там жемчужные кольца, серьги, колье и ожерелья невиданной красоты.

Жемчуг делится на пять групп по величине. Наиболее дорогие жемчужины — крупные, те, что имеют диаметр более 7,8 миллиметра. Стоимость таких жемчужин достигает сотен долларов. Бывают и уникальные экземпляры, цена которых превышает тысячу долларов. Продается жемчуг не только в специальных фирменных магазинах, но и в отелях, пассажах, наконец, как уже говорилось, в универсальных магазинах.

Жемчуг — одна из важных статей японского экспорта. Для поощрения экспорта на жемчуг установлена скидка. По предъявлении в кассу иностранного паспорта из цены вычитается 10 %.

Помимо огромных универсальных магазинов в городе множество небольших специализированных. Обычно они сосредоточены в одном районе. Есть «мебельный» район, «галантерейный», «обувной»… А вот на Канде, например, множество книжных магазинов. Каких только книг здесь нет! Вы можете купить за тройную цену любые европейские словари, множество ценнейших книг по истории, искусству, литературе, роскошные парижские, лондонские, берлинские издания классиков. Здесь можно найти и старинные японские книги, страницы которых покрыты вычурными иероглифами и изображениями драконов, причудливых деревьев и страшных бойцов с мечами, есть и множество современных изданий.

Много любопытного можно увидеть на улицах японской столицы. Как раз на Канде навстречу мне попалась однажды странная процессия: несколько десятков японцев, полуголых, с пеной на губах, обливаясь потом, а некоторые кровью, тащили на себе огромного раскрашенного идола. Приплясывая и топчась на месте, они ритмично выкрикивали одно и то же слово. За ними шли дети, которые несли идола поменьше. Оказалось, что это отмечают «ятай» — праздник наступающего лета. Идола носят по всем храмам, и так как участники процессии почти все время топчутся на месте, то процессия продолжается несколько дней подряд.

Контраст между новым, ультрасовременным и древним, традиционным поражает в Японии на каждом шагу.

Я встречал в Токио людей, работавших на сверхсовременных предприятиях, восседавших в своих неизменных белоснежных рубашках и темных галстуках за металлическими рабочими столами, жевавших чуин-гам и прикладывавшихся то и дело к ледяной кока-коле, но дома переодевавшихся в привычное кимоно и обедавших, сидя на корточках, с рисовыми палочками в руках, за низким столиком, где в глиняных чашках налита теплая саке. Встречал знающих полдюжины европейских языков и участвующих в празднике «ятай», с увлечением следящих за перипетиями бейсбольного матча по цветному телевизору и часами лицезреющих свой крохотный карликовый садик, находя в том призрачное успокоение…

Токио многолик. Если судить по Марунуччи — району, который прежде всего узнает приезжий, то Токио предстает солидным, элегантным, одетым в европейское платье банкиром в розовых очках и с толстым бумажником в кармане.

А может быть, Токио представляет вот этот маленький служащий в своей непременной ослепительно белой рубашке и темном галстуке, без пиджака, со сверкающим пробором в сверкающих черных волосах? Служащий, который приезжает в восемь утра на токийский вокзал, сидит восемь часов в день за алюминиевым канцелярским столом, играет на крыше билдинга в бейсбол во время получасового обеденного перерыва? Наверное…

А не олицетворяет ли Токио тот сутулый и не очень хорошо выбритый усталый человек неопределенного возраста, в заправленных в портянки старых штанах, в цветной застиранной рубахе? Человек, толкающий тележку с грузом, подметающий улицу, строящий дом, согнувшийся на ступеньках с палочками и коробочкой с рисом в руках?

И он, наверное, тоже. Да, Токио многолик. В нем есть целые группы, касты что ли. порой армии людей, несущих особый отпечаток. Ну, школьники, например. Толстощекие, румяные, живоглазые, чистенькие и аккуратные, в черных с белым форменках, суетливо бегущие в свои школы. Но вот на оживленном перекрестке один из них, дождавшись, пока подойдут товарищи, вынимает из прикрепленного к фонарному столбу ящика желтый флажок и храбро пересекает улицу. Все движение мгновенно останавливается, все шоферы ждут, пока карапуз-знаменосец переведет на противоположную сторону свой отряд и опустит в ящик желтый флаг, чтобы им можно было воспользоваться на обратном пути.

Студентов тоже не забудешь. Они бесшумны, одеты в черное и всегда идут группками. Это все Токио.

И уж, конечно, Токио — это тысячи, десятки тысяч человек, крепко взявшиеся под локти, с повязками-лозунгами на голове, лозунгами в руках, с лозунгами на устах, бегущие ритмичными шагами на перегораживающую улицу стену черных полицейских в шлемах, масках, со щитами, дубинками, пистолетами, брандспойтами, газовыми гранатами.

Шумная толпа, безостановочное автомобильное движение — таков центр Токио днем. А вечером, ночью? Ночной Токио на редкость красив. Если смотреть на него с высоты Токийской башни — это сплошные созвездия огней. А если гулять по Гинзе, то глаза слепит подлинный океан танцующих, мигающих, прыгающих, вспыхивающих реклам. Ночная реклама Токио ничем не уступает нью-йоркской или лондонской, а, пожалуй, превосходит их.

Можно посидеть в тихом ресторане, любуясь чуть подсвеченной цветными лампочками зеленью деревьев, арками мосточков, спокойной водой прудов. Можно пойти в один из театров, например Кабуки. Он расположен во вполне современно оборудованном огромном здании, вмещающем более двух с половиной тысяч человек. Спектакль обычно состоит из нескольких пьес и идет очень долго — часов шесть. Зрители сидят не всегда тихо, переговариваются, пьют чай, что-то жуют.

Искусство Кабуки имеет почти четырехвековые традиции. Все роли в этом театре исполняют мужчины. Актер, исполняющий женские роли, должен уметь танцевать, играть на сямисэне, японской лире, знать икебана, чайную церемонию, японское изобразительное искусство и т. д.

Родившийся в XVII веке театр Кабуки полон традиционности, символики, в нем говорится о многих, ныне давно устаревших вещах, язык актеров труден и не всегда понятен даже японцам, иногда актеры импровизируют текст.

Кабуки — лишь одна из трех форм японского традиционного театра. Вторая — это придворные танцы и музыка VIII века. Третью представляет театр Но, в какой-то степени предшественник Кабуки, возникший в XV веке.

Есть в Токио и другие театры, концертные залы, есть и очень хорошие эстрадные коллективы. Некоторые из них приезжали в Советский Союз и полюбились нашим зрителям. Есть в Токио и танцевальные залы. Есть специальные конторы, где можно нанять гейш. Их нанимают для больших приемов и для маленьких вечеринок. На Западе, к сожалению, распространено мнение, что гейши — это женщины легкого поведения. Но это далеко не так. Гейши — девушки, обязанность которых скрашивать досуг мужчин, а отнюдь не удовлетворять их низменные желания. Слово «гейша» в переводе означает «искусство» (гей) и «человек» (ша). Гейши постигают свое искусство годами, они учатся танцевать, петь, играть на различных музыкальных инструментах, изучают языки, чайную церемонию, хорошие манеры. Они должны знать историю цивилизации, литературу, искусство.

В свое время обязанности гейши заключались в том, чтобы развлекать компанию мужчин (воинов, чиновников, торговцев), собиравшихся поговорить о делах. Многие гейши были детьми бедных крестьян. Родители вынуждены были продавать их в город, где с детских лет гейш учили их трудному и сложному искусству.

До войны их насчитывалось более восьмидесяти тысяч, но сейчас число гейш значительно сократилось. К тому же и состав гейш изменился. Ими «по совместительству» работают многие студентки университетов или колледжей.

Использование красоты, обаяния, нежности женщин (а японки удивительно женственны и обаятельны) вообще присуще японскому укладу жизни. К сожалению, частенько женщинам можно лишь посочувствовать.

Я уже говорил о красивых девушках, склоняющихся в низком поклоне у эскалаторов универсальных магазинов. Мало кто из тысяч торопящихся покупателей задумывается о том, сколько таких поклонов должна сделать за свою грошовую зарплату эта девушка в течение бесконечного торгового дня.

Вспоминаю девушек в безукоризненных синих костюмах и белоснежных перчатках, сопровождающих тысячи экскурсионных, туристических автобусов, которые без конца курсируют по дорогам от одних достопримечательных мест до других. Эти девушки помогают шоферам найти свободное место на стоянке и «вставить» туда огромную машину, свистком подавая сигнал — двинуть ли автобус вперед или назад, следят, чтобы все пассажиры собрались в автобус и не отстали. В пути развлекают публику, исполняя всякие нехитрые песенки. А главное — это их улыбка, серебристый смех, которые создают в машине приятную легкую атмосферу. Труд их нелегок и плохо оплачивается.

Страничка истории

Как известно, древнейшая столица Японии — Киото. Токио же сравнительно молод. В XII веке здесь размещался небольшой рыбацкий поселок Эдо. Скрипучие лодчонки, заштопанные сети, горький дым смолы — вот Токио тех времен.

В середине XV века феодал Ота Докану на том месте, где ныне возвышается императорский дворец, построил крепость. Впрочем, большого значения та крепость не имела. Но вот в 1598 году сёгун (военный правитель) Иэясу Токугава, желавший иметь в противовес императорской столице свою собственную, превратил Эдо в главный город провинции, и в начале XVII века Эдо становится оплотом феодализма. Токугава слыл хитрым и коварным правителем. Он не только сам с десятками тысяч своих приближенных поселился в любимом городе, но и придумал остроумную систему развития своего детища. По его приказанию зависимые феодалы обязаны были один год проживать в Эдо, затем они имели право вернуться домой, но их семьи оставались жить в Эдо в качестве своеобразных заложников. В связи с этим феодалы содержали в городе богатые многолюдные резиденции.

Бесчисленные армии крестьян и ремесленников доставляли в Эдо камень и дерево, строили прекрасные здания, украшали их, отделывали. Десятки тысяч людей погибли, сраженные болезнями, голодом, не выдержав жестокого обращения. И все же к концу XVIII века Эдо насчитывал более миллиона жителей, что в те времена было цифрой колоссальной.

Правда, за годы правления династии Токугава город дважды выгорал, но каждый раз восстанавливался столь же быстро, сколь и сумбурно. Наконец, в 1868 году император Мейдзи, дед нынешнего императора Хирохито, окончательно и официально объявил Эдо столицей империи Восходящего солнца. Древняя столица называлась Киото — западная столица. Новая получила название Токио — восточная столица. Уже перед второй мировой войной население города достигло восьми миллионов человек.

Есть японская пословица: «Землетрясение, молния, огонь — вот чего больше всего следует бояться в жизни». История Токио подтверждает эту народную мудрость. Город, состоявший почти сплошь из деревянных, тесно прижавшихся друг к другу домов, неоднократно горел. Погибали целые огромные районы. И сейчас в японской столице происходит в среднем 9 тысяч пожаров в год.

Страшные разрушения принесло Токио землетрясение 1923 года. Погибло около 150 тысяч человек, 300 тысяч домов были полностью разрушены. Так расправилась с городом стихия. О том же, как Токио пострадал во время войны, я говорил раньше.

Воздушные замки

Современная японская столица возродилась из пепла. В ширину и высоту рос не только центр, но и жилые районы. Они отстроились заново, но в прежнем виде. Большая часть города до сих пор представляет собой бесконечный чудовищный лабиринт узких улочек и переулков, десятки тысяч одно-, двух-, трехэтажных домиков, деревянных, фанерных, полукаменных, потемневших от дождей и непогоды, с захламленными дворами, с пересеченными лестницами и веревками фасадами, с трубами и голубятнями на крышах и заплатанным бельем на балкончиках, с тележками и старыми велосипедами, прислоненными к стенам. Тут живет токийская беднота.

Разумеется, не все в Токио живут в таких условиях.

За последнее время в Токио развернулось немалое жилищное строительство. За двадцатилетие построено около миллиона домов. Казалось бы, немало. Но, учитывая разрушения периода войны, а главное, рост населения японской столицы, этого недостаточно. Кроме того, удовлетворить всех нуждающихся в жилье невозможно и потому, что у многих из них не хватает денег на покупку или аренду новой квартиры.

Вот что говорится в специальном бюллетене «Япония сегодня», выпущенном в стране к Олимпийским играм: «Квартиры продаются за чудовищную цену — от трех до пяти миллионов иен, в зависимости от размеров и оборудования. Их обитатели — люди с большими доходами, например директор завода, писатель, актер, профессор университета, депутат. Такие квартиры вне досягаемости служащих со скромной зарплатой».

Строятся в Токио и апартаменты, которые называются «воздушными замками». В них есть кондиционные установки, бассейны, лифты и телефоны. Есть апартаменты с оранжереями, где растут бананы и кокосовые пальмы, с потолков свисают роскошные люстры, а в специальной комнате установлена стиральная машина, которая, как гласит реклама, «отстирывает четыре костюма за пятьдесят минут и выдает их в готовом виде». Стоят такие апартаменты 120 миллионов иен — заработок представителя среднего класса за 300 лет!

Замечу, что служащие с университетским образованием, что само по себе свидетельствует об определенном благосостоянии, зарабатывают немногим больше 30 тысяч иен в месяц.

Относительно недорогие квартиры очень неудобны: низкие потолки, совмещенные санузлы, большая слышимость. А главное, очень трудно получить такую квартиру, на это могут рассчитывать не более 5 % желающих.

До войны арендуемые дома представляли собой одноэтажные деревянные строения. Средний японец жил в крохотном, но отдельном «карточном домике», окруженном микроскопическим садом. Причем жила вместе, как правило, большая семья. После войны это положение изменилось. Во-первых, иным стал состав семьи — большая семья из нескольких поколений уступила место так называемой унитарной семье европейского типа: муж, жена, дети.

Изменились экономические условия, иной стала градостроительная техника, условия городской жизни. Все это привело к тому, что теперь японцы стремятся жить в современных многоквартирных домах европейского тина.

В Японии, в частности в Токио, созданы различные компании по кооперативному строительству. Компании строят железобетонные дома-коробки в соответствии, как пишется в цитированном выше бюллетене, с «правительственной политикой в этой области, рассчитанные на людей со скромным доходом и не соответствующие современным требованиям, предъявляемым к удобствам и минимуму жилплощади». Эти трех-четырехэтажные скученные дома (данчи), похожие на пчелиные соты, возникли во многих токийских окраинных районах. Квартиры строятся крошечные, поэтому в Японии появилась целая мебельная индустрия данчи — минимебель, минихолодильники, миниплиты и т. д. Но и в этих новостройках живет пока еще очень малый процент городского населения. Миллионы людей и ныне обитают в традиционных, веками освященных домиках.

…За посеревшей от непогоды замшелой оградой из деревянных кольев крохотный садик. К дому ведет короткая, выложенная плитами аллейка. Плиты врыты в землю, они разных размеров и формы, уложены в беспорядке на значительных промежутках друг от друга. А между ними растет трава. В садике вы обязательно увидите крохотные, стелющиеся по земле деревья, маленький позеленевший прудик в два-три квадратных метра, каменный тотемчик, две вишни и холмик, словно скала, уменьшенная в тысячу раз.

За всем этим притаился домик. Он одноэтажный, деревянный, с терраской. Круглое окно, дверь, которая в общем-то и не дверь, а вся стена — насколько хочешь, настолько и раздвигай. Стена сделана из натянутой прочной белой бумаги, свободно пропускающей свет, но непрозрачной.

Входишь внутрь (конечно, оставив обувь за порогом). Внутренние перегородки из гладко отполированного коричневого дерева, они сдвигаются и раздвигаются, превращая маленькие комнаты в большие и, наоборот, меняя их конфигурацию.

Пол устлан циновками-татами размером в полтора квадратных метра, довольно толстыми. В каждом доме обязательно есть ниша — токонома, где вертикально висит какая-нибудь удлиненная японская картина и стоит в вазе красивый букет. Мебели по существу нет. Садятся на подушки, скрестив ноги, едят за низким столиком. Ночью одеяла и подушки складываются прямо на татами. Украшений мало, однако они всегда выбраны со вкусом и глубоко продуманы.

Но и эти в национальном стиле дома один другому рознь. Есть такие, где искусно спрятаны проводники кондиционированного воздуха и трубы отопления, где за отодвинутой ширмой вдруг появляется цветной телевизор, а где-то в глубине дома скрыты холодильники и электрические плиты. Но таких мало. Подавляющее большинство иные. Не так уж блестят в них полированные перегородки, заплатаны и потемнели бумажные стены. Садик даже трудно назвать садиком. Это по существу клумба с прудом-блюдцем посредине. В домике одна-две комнатки, где спят, едят, рде дети готовят уроки, мать шьет, а отец дремлет после изнурительной дневной работы. Когда семья ложится спать, столик убирается, а ему на смену приходят одеяла, утром убираются одеяла и вынимаются подушки для сиденья, и т. д. Наверное, трудно разыскать иное место, где б на долю человека приходилось меньше жилой площади.

Но как бы бедно ни жили хозяева дома, в нише все равно будет стоять букет. Это одна из японских традиций.

Из глубины веков

В Японии очень чтят и любят традиции. Их множество, обо всех не расскажешь. Но кое о каких хочется рассказать. Например, икебана. Икебана — знаменитое японское искусство составления букетов. Когда смотришь на стоящий в токонома букет, поражаешься, как можно с помощью двух цветков и одной ветки вызвать определенное настроение. Между тем это именно так.

В Японии имеется более 3000 школ икебана!

Икебана стало модным в XV веке, но было в те времена привилегией самураев и бонз. С XVII века икебана завладевают женщины. Искусству составления букетов обучают в школах. Знание икебана — одно из важнейших достоинств гейш, ему учат девушек, готовящихся выйти замуж, оно неотъемлемо для каждого культурного японца.

Каковы основные принципы икебана? Букет составляется из цветов, листьев, веток. При этом большую роль играет подбор вазы, которая является неотъемлемым элементом композиции. В последнее время в букет порой вносятся предметы из металла, стекла, камня и т. д.

В построении букета заложены три основные «идеи» — небо, земля, человек. Небо — извечное, главное. Его символизируют растения, устремленные вертикально вверх. Земля — подчиненный элемент. Ее воплощает ветвь, отходящая влево. А человек, как среднее звено, олицетворяется вилкообразным растением, отходящим вправо. Он выше земли, но ниже неба.

В букете, который бывает подчас весьма сложен, все это различить не так просто. Да и школы, как уже говорилось, многочисленны и различны. Но принцип остается незыблемым.

Истинная суть икебана в том, чтобы добиться утонченной цветочной композиции, критериями которой являются равновесие, гармония, контраст и разнообразие — все одновременно. Искусство икебана требует и того, чтобы букет был составлен оригинально, и того, чтобы этот растительный ансамбль способствовал украшению интерьера и восхитил всех, кто в состоянии оценить красоту.

Популярность икебана зиждется не только на его исторических традициях, но и на художественном вкусе, который оно воспитывает, а также на его декоративности. Букетами, цветочными ансамблями украшены жилые квартиры, отели, рестораны, магазины, даже конторы и деловые помещения.

Так же бережно и любовно, как букет, японцы «устраивают» и домашние сады, и огромные заповедники, и парки. Природу японцы холят, лелеют. Такое особое отношение к ней объясняется, по-видимому, малой территорией страны. Каждый букет — это произведение искусства, каждый сад — памятник. Удивительное зрелище, например, представляет собой императорская вилла Катсура в Киото, сад которой справедливо рассматривается как образец японского садового искусства. От прудов, полуостровков, островков, мостиков, лужаек и деревьев того сада трудно оторвать взгляд.

Есть в Японии знаменитый «скалистый сад» у буддийского храма Роянчи. Площадь его примерно сто квадратных метров. Им любуются со специально окружающей его галереи. Беловатый, тщательно «причесанный» граблями песок и несколько огромных разбросанных там и сям камней. Вот и весь сад. Он тоже шедевр^ Шедевр каресансуи — японского сада без воды. Подобный же каменный сад окружает огромный отель «Отани». Его украшают редкие растения и еще более редкие камни. Например, здесь можно увидеть 25-тонный красный агат с золотой россыпью.

И отель, и сад принадлежат миллионеру Отани. Как и сталелитейные заводы, угольные шахты, фабрики, промышленные компании, коммерческие предприятия, как и десятки залов для соревнований по сумо, как и десятки чемпионов-сумистов.

Сумо — вид борьбы, еще одна древняя японская традиция. А о древнейших видах японской борьбы нельзя не сказать, так как они не менее характерны для японского уклада жизни, чем, скажем, рисовые палочки или умение составлять букет.

Сумо ведет свое начало с 23 года до нашей эры. Это почти религиозный культ, пользующийся в Японии колоссальной популярностью. Такие современные сумисты, имеющие официальное звание — Великие Чемпионы, как Касивадо, Токинуми, Чемпион Тайо, пользуются известностью и почетом едва ли меньшими, чем император. Национальные турниры по сумо происходят шесть раз в году в Токио, Нагое, Осаке и Фукуоке и длятся по пятнадцати дней.

Борцы, чей вес достигает порой 170–180 килограммов, с детства готовятся к своей будущей профессии. Смысл борьбы в том, чтобы, схватив противника или взяв его за широкий фетровый пояс, сдвинуть за начертанный на ковре круг. Некогда борцы знали 48 приемов, ныне профессионалы владеют двумя сотнями.

И вот здесь я не могу не сказать нескольких слов о другом, пожалуй, еще более популярном японском виде спорта — дзю-до. Впрочем, дзю-до не только спорт. Дзю-до, его история, происхождение, эволюция настолько характерны для Японии, а главное, настолько несправедливо обойдены в очерках и книгах об этой стране, что я считаю просто необходимым хоть немного рассказать о нем.

Японская легенда гласит:…некий врач, человек скромный и отнюдь не драчливый, по имени Акаяма Широбеи, покинул однажды родной Нагасаки и направился в небесную империю — Китай, дабы усовершенствоваться в науке врачевания.

Вернувшись домой, Акаяма на три года заперся от всех в своем доме, предоставляя больным и страждущим искать другого врача, могущего облегчить их недуги. А когда эти годы истекли, Акаяма положил конец своему добровольному затворничеству и всенародно торжественно заявил, что знает триста приемов рукопашной схватки — джиу-джитсу, которыми может обезвредить любого врага, в том числе и значительно превосходящего его силой. И тут же неоднократно доказал это.

Слухи о могущественной джиу-джитсу стали распространяться все шире, а за слухами стала распространяться и сама борьба. Ее разучивали, совершенствовали, что-то добавляли. Возникали новые системы и школы. Они отличались методами, характером приемов, но в общем все были схожи. А главное, что их роднило, это то, что они были недоступны для народа. Эти боевые игры являлись привилегией правящих классов, самураев. Они использовались самураями для борьбы с врагами — и с внешними, и с внутренними, то есть со своим собственным народом. Поэтому самураи ревниво оберегали свое «тайное оружие» от простого люда.

Шли века. Во второй половине XIX века Япония перестала быть «загадочной страной». Быть может, и не совсем по своей воле, но она открыла двери Западу. И влияние Запада стало быстро распространяться в стране, в том числе и среди правящих классов, основных противников новых веяний. Многое в национальной культуре подвергалось пересмотру, теряло свое значение. В частности, в Японии получили распространение западные виды спорта, игры, гимнастика. Джиу-джитсу все больше превращалась в оружие полиции и армии. Еще больше засекречивалась. Привилегированная молодежь перестала интересоваться национальными видами спорта. И вскоре стало очевидным, что подобное положение отрицательно сказывается на физическом развитии молодежи. Именно в этот исторический период произошло второе рождение джиу-джитсу. Учитель из Микаге Дзигаро Кано, подумав, решил, что самый верный способ исправить положение — это возродить боевые игры. Но надо было их как-то обновить, найти что-то такое, что сразу бы увлекло молодежь. А джиу-джитсу по самой своей сущности была труднодоступной. Она составлена из опасных, болевых, подчас могущих причинить смерть приемов, годившихся в боевых условиях, но не для соревнований.

И Дзигаро Кано вместе со знаменитым в то время врачом, преподавателем Токийского императорского университета, немцем Эрвином Бельцем создает новую систему борьбы. Он исключает из джиу-джитсу опасные для жизни приемы, удары, придумывает новые правила и нарекает свою борьбу — дзю-до.

Этим он хотел подчеркнуть, что дзю-до новая, более высшая ступень по сравнению с джиу-джитсу. Если первая половина слова «джиу» (почему-то стало принятым в слове «джиу-джитсу» произносить ее как «джиу», а в «дзю-до» — как «дзю», хотя по-японски звучит одинаково) в обоих названиях означает «гибкое искусство», то «джитсу» значит «практика», а «до» — «принцип», то есть если джиу-джитсу дает преимущество тому, кто лучше владеет практическими приемами, кто более гибок, быстр и ловок, то дзю-до требует еще и сообразительности, умения мгновенно ориентироваться в обстановке, сразу принимать решения и осуществлять их. Дзю-до — это целый принцип, и не только в непосредственной схватке, но, как считал Кано, и в жизни.

Дзю-до с первого же дня своего рождения завоевала симпатии. Что касается джиу-джитсу, то ее наиболее эффективные боевые приемы остались достоянием полиции и армии.

Вскоре дзю-до получила столь широкое распространение, что Дзигаро Кано решил основать специальную школу, где можно было бы изучать эту борьбу. И в 1882 году в Токио был основан Кодокан, первая в мире школа дзю-до. Дзигаро Кано стал ее руководителем. В те дни это был маленький деревянный домишко с «залом» с двенадцатью татами, и занимались в нем девять человек. Но в дальнейшем Кодокан получил огромную известность.

Нынешний Кодокан уже ничего общего не имеет со скромным заведением, основанным некогда Дзигаро Кано. Ныне эта «мекка дзю-до», эта «фабрика неуязвимых» представляет собой огромное желтое семиэтажное здание (и внешне похожее на фабрику), которое высится в одном из лучших районов Токио, в спортивном парке Каракуен, невдалеке от бейсбольного поля и скетинг-ринга.

Около двадцати преподавателей высшей квалификации обучают здесь искусству дзю-до более полутора тысяч человек.

Кодокан — это не только школа дзю-до и не только крупнейшее коммерческое предприятие. Это целая организация, ревностно распространяющая дзю-до во всем мире. Японские преподаватели рассеяны по всему миру. Они живут там но многу лет.

В Японии дзю-до — национальный вид спорта номер один. Дзю-до преподают в школах и университетах, его изучают в полиции, армии, им занимаются в клубах мальчики и девочки, мужчины и женщины. Число регулярно занимающихся дзю-до превышает 4 миллиона человек.

Дзю-до и джиу-джитсу служат не только коммерческим целям. Они действенное оружие в руках японской военщины, полиции, всяких тайных и явных агентов, разведчиков и шпионов. Японские инструкторы обучают этому искусству американских солдат (в частности, они это делали во время войны в Корее), преподают в разведшколах стран — участниц империалистических военных блоков. Поэтому принимать дзю-до как спорт можно. Но как философию, да еще философию мира и человеколюбия, конечно, нельзя.

«Околотокийские» достопримечательности

Японские древние традиции особенно ощутимы при посещении храмов. Во время поездок по токийским загородным местам мне довелось познакомиться с некоторыми из них, например с заповедником храмов Никко.

Хотя Никко отстоит от Токио за двести пятьдесят километров, он считается «околотокийской» достопримечательностью. Туда ведет хорошая дорога мимо городков, деревень, полей. Туристские автобусы курсируют по ней так же часто, как городскими маршрутами, поскольку желающих посетить Никко несть числа.

У въезда в этот заповедник храмов тянется знаменитая аллея криптомерий, высаженная более трехсот лет назад. Этим величественным и мощным деревьям несколько тысяч лет! Они образуют плотный, непроницаемый для света древесный коридор.

Неповторимый комплекс храмов в Никко был создан в начале XVII века сыном основателя токугавской династии Хидэтада Токугава. Десятилетия лучшие архитекторы, художники, резчики и другие мастера трудились над созданием храмов. Закончены они были в 1647 году.

Разумеется, для описания храмов Никко не хватило бы и толстой книги, а для подробного осмотра их и года. Например, храмовый ансамбль Тосёгу — это целый лабиринт зданий, переходов, галерей, лестниц. Общая площадь ансамбля 80 тысяч квадратных метров! Он очень искусно, если так можно выразиться, «вмонтирован» в природу.

В храм ведут тори — ворота синтоистских храмов — огромные вертикальные столбы, на которых лежит поперечина. Обычно деревянные, здесь они сделаны или из камня или из бронзы. Затем минуешь огромные ярко-красные статуи страшных, вооруженных мечами стражей.

Главный храм ансамбля состоит из часовни, комнаты сегуна, «каменной комнаты» и, наконец, святилища… Все это нескончаемая цепь архитектурных и художественных сокровищ. Удивительной красоты краски, скульптура, резьба по дереву… Каждый квадратный метр — шедевр, поразительные памятники минувших веков.

Храм сменяется храмом, зал — залом, а сокровища лишь умножаются. Не сразу можно разобраться во всем этом богатстве. На первый взгляд эти сооружения, из которых ни одно не похоже на другое, разбросаны как попало. Но постепенно понимаешь, насколько все продумано, как тщательно зодчие, создававшие эти храмы, изучали окружающие леса, горы, скалы, ручьи, водопады, даже цветовые оттенки небесного свода, закатов и восходов. Как искусно размещали свои храмы, оформляли их, раскрашивали и украшали, чтобы вместе с окружающей природой получилось нечто цельное, гармоничное, отвечающее самому изысканному вкусу человека, его настроению, душевному состоянию.

Есть места в Никко, есть скульптуры и изображения, от которых невозможно отвести глаз. Например, всемирно известные «Три обезьянки» — те самые, которые символизируют знаменитую и столь обманчивую восточную мудрость: «ничего не вижу», «ничего не слышу», «ничего не говорю» — и тогда проживу спокойно. Возможно, что трем маленьким бурым с белой грудкой обезьянкам, из которых одна закрывает себе лапами глаза, вторая — уши, а третья — рот, и проживется легко на стенах священной конюшни — небольшого потемневшего от времени здания, на котором они вырезаны. Но для людей этот рецепт не годится. И первый пример тому история самого японского государства.

Никко — это не только комплекс храмов. Это и огромный великолепный горный заповедник, расположенный на высоте 1200 метров, красивые водопады, чудесное озеро, леса, долины, живописные дороги, деревушки, горные луга…

Недалеко от Токио, всего в девяноста километрах, есть еще одно достопримечательное место. Это Фудзияма. Его изображение стало по существу символом Японии. В туристическом агентстве любой страны, на любом проспекте, связанном с Японией, обязательно изображен этот увенчанный снегом ослепительной красоты вулкан.

Фудзияма — вулкан правильной конусообразной формы, высотой 3776 метров. Последнее его извержение происходило в 1707–1708 году. Он виден с подлетающего к Японии самолета, с борта подплывающего к ее берегам корабля. Его моя?но наблюдать из городов и с полей. Фудзияма вечен и незыблем. И в то же время всегда нов. Недаром художник Хокусаи, живший на рубеже XVIII и XIX веков, создал свою знаменитую серию «Сто лиц Фудзиямы» — классический памятник японской живописи.

Обычно «сезон восхождения» на Фудзияму длится три месяца, начиная с 1 июня. На пути к вершине разбросаны небольшие поселения, «станции», гостиницы…

На склонах Фудзиямы находится заповедник, где насчитывается более 1200 видов различных древесных и травянистых растений. Здесь, например, можно увидеть вишни и абрикосы, персики и камфарные деревья, ели и березы, пальмы, бамбук и папоротник…

С вершины открывается чудесный вид на серебристые озера, на синеющий вдали океан, на долины и города. А на вершине Фудзиямы находится кратер, дно которого имеет диаметр около семидесяти метров.

Да, немало красивых пейзажей можно увидеть вокруг Токио… Япония, несмотря на свои малые размеры, одна из самых красивых и разнообразных по ландшафтам стран, которые мне приходилось видеть. Это страна изумительных пейзажей — гор, лесов, лугов, побережий и бухт. И в то же время чудовищно огромных городов, гигантских агломераций, шумных, перенаселенных, сверкающих миллионами огней по ночам и утопающих в дыму днем. Страна музейных красот, древнейших традиций и одновременно могучей экономики, самой современной техники.

Промышленный Токио

Я уже упоминал о тесной связи урбанизации и концентрации промышленности, но, чтобы яснее представить себе, чем объясняется современный промышленный облик Токио, скажу об основных факторах, способствовавших столь бурному развитию города.

Чем же руководствовались заправилы дзайбацу, правительственные чиновники и тысячи средних и мелких предпринимателей, когда принимали решение вложить капиталы в реконструкцию старых или строительство новых фабрик и заводов? Что толкало их на это?

Во-первых, их притягивало, конечно, столичное положение Токио. Это привлекало еще ремесленников раннего средневековья, но теперь столица — это в первую очередь не императорский или королевский двор, а важное сосредоточение власти и информации. Причем власть не облачается в пышные придворные наряды, а носит строгие костюмы крупных служащих банковских и других кредитных учреждений — и частных, и, что еще важнее, государственных. В эпоху монополистического капитала сращивание с государственным аппаратом зашло настолько далеко, что от ссуд и гарантий государственного банка зависят не только мелкие фирмы, но и крупнейшие дзайбацу с оборотом в миллиарды иен.

Во-вторых, тоже по традиции, сыграло свою роль приморское положение города. Не останавливаясь перед крупными инвестициями, японские промышленники с помощью государства осушили большие участки мелководья и болот на восточном берегу Токийского залива. На осушенной территории были построены мощная теплоэлектроцентраль, нефтехимические и металлургические комбинаты, реконструированы старые порты и сооружаются новые, такие, как, например, большой порт Касима.

В-третьих, Токио (что связано и с его столичным положением) крупный научный и культурный центр. Средоточие научных, проектных и учебных институтов служит важной предпосылкой, а нередко и необходимым условием для развития многих новейших отраслей токийской промышленности.

В-четвертых, сама многолюдность Токио и пригородов, постоянный поток переселенцев с Запада создают надежные резервы рабочей силы, промышленникам не надо тратить крупные средства на завоз, устройство и обучение рабочих. При общей высокой квалификации японских рабочих токийцы выделяются и среди них по культурному и профессиональному уровню.

На пятом месте стоит более сложный фактор, который в специальной литературе называют «выгодами агломерации». Чем больше предприятий в каком-либо городе, тем он выгоднее для капиталиста, желающего вложить строго необходимый минимум капитала. Выгоды агломерации для индивидуального капиталиста или компании двояки. С одной стороны, можно использовать уже действующие транспортные и энергетические системы — дороги и линии электропередач, водоснабжение и канализацию, то, что называют производственной инфраструктурой и что необходимо для любого промышленного предприятия. С другой стороны, ему легче найти по соседству смежников, поставщиков сырья и потребителей продукции, то есть наладить производственную и снабженческо-сбытовую кооперацию в сочетании с другими производствами.

Но именно бесконтрольное и стихийное использование выгод агломерации и ведет к созданию мегалополисов и делает невозможным при капитализме пропорциональное развитие районов.

Гигантская агломерация Токио и глубоководный мощный порт Иокогама составляют единый хозяйственный комплекс под названием Кейхин. А к Иокогаме с населением в два миллиона человек в свою очередь «прирос» Кавасаки, тоже крупный промышленный центр. И все это образует ядро важнейшего экономического района страны — Канто.

В Токио тысячи предприятий. Если до первой мировой войны основными были предприятия легкой промышленности, то накануне войны стала преобладать тяжелая, в первую очередь машиностроительная, металлообрабатывающая и химическая промышленность. Во время войны стали развиваться станкостроение, автостроение, индустрия точных приборов, электротехническая промышленность, судостроение и паровозостроение. Причем если тяжелая промышленность подвергается все большей концентрации, то предприятия легкой, наоборот, очень распылены.

Большая часть токийских промышленных предприятий, особенно машиностроительных, находится в южной части города. Они протянулись вдоль Токийского залива в сторону Иокогамы. На восточной окраине разместились химические и металлургические заводы, текстильные фабрики, на северо-западной окраине — химические заводы. Размещение предприятий диктуется близостью к транспортным средствам, прежде всего к океану, рекам, каналам (последние имеют в городе густую сеть). Ввоз в город превышает вывоз. Ввозится сырье, вывозится готовая продукция.

Токио — крупнейший потребительский и торгово-распределительный центр. В городе находятся самые большие в стране банки, биржи, правления дзайбацу, внешнеторговые организации и т. д. Это главный финансовый центр Японии.

Япония по уровню производства вышла на второе место в капиталистическом мире после США. Уже в 1961 году производство стали в Японии обогнало аналогичный показатель в Англии и даже ФРГ и достигло в 1969 году 86 миллионов тонн.

Япония занимает первое место в мире по судостроению. По производству фотоаппаратов, электронно-вычислительных машин, автомобилей, телевизоров, цемента, резины, пряжи, нефтехимических продуктов Япония вышла на второе место.

В Японии «распущенные» после войны, но фактически процветающие дзайбацу захватывают все больше власти. Если верить американскому журналу «Форчун», в списке ста крупнейших в капиталистическом мире неамериканских предприятий числится 22 западногерманских, 20 английских и 14 японских.

Если в 1959 году в Японии было лишь четыре предприятия, оборот которых составлял 100 миллиардов иен, то теперь таких предприятий в несколько раз больше и оборот их составляет не одну сотню миллиардов иен. Ежегодно их число растет, свидетельствуя о дальнейшей концентрации японской промышленности. Только за 1968 год произошло слияние 1020 крупных химических, текстильных, машиностроительных компаний. К концу 1969 года слились еще 650 компаний, в том числе крупнейшие сталелитейные.

Бедные «распущенные» дзайбацу! В 1968 году их доходы увеличились на 25,2 % по сравнению с предыдущим годом. Отличительной чертой японской экономики является ее быстрый рост. За второе послевоенное десятилетие рост производства вырос более чем на 9 %, за 1968/69 финансовый год— на 14 %. За последние годы вдвое увеличилось производство стали, железа, машин. Япония вышла на седьмое место по производству алюминия, приобретая руду в Индонезии и Малайзии.

Все больше в мире городов, на улицах которых появляются аккуратные и быстрые японские автомобили, например «тойота» или «мазда», над созданием которых трудится 17 тысяч инженеров, ученых, конструкторов, техников. Ежегодный выпуск автомобилей давно перевалил за миллион, и Япония по производству автомобилей вышла на пятое место в мире.

Четвертое место в мире занимает японская химическая промышленность. Огромный скачок сделала промышленность часовая. Широко известны стали, например, часы «сейко». Раньше же славилась во всем мире своими часами швейцарская фирма «Лонжин». Японские предприятия выпускают 20 миллионов часов в год.

Среди многих причин столь бурного развития этой территориально небольшой и сильно пострадавшей от войны страны есть и такие, о которых официальные круги предпочитают умалчивать. И все же порой об этом проговариваются. Газета «Джапантаймс», например, пишет: «Мы не должны забывать о том, что корейская война дала толчок к экономическому возрождению Японии в начале пятидесятых годов. И, в то время как корейский народ переживал немыслимую трагедию и бедствия войны, японский народ смог посвятить всю свою энергию восстановлению своих разрушенных войной городов и промышленности».

Два миллиарда долларов заплатила американская армия снабжавшим ее во время этой войны японским промышленникам. Но это было лишь началом. Сейчас аналогичную сумму японские промышленники получают в связи с войной США во Вьетнаме.

Несмотря на послевоенный экономический расцвет, который широко рекламируется, общая экономическая конъюнктура страны неустойчива. Разумеется, многое сделано, ликвидированы некоторые последствия войны. Это ощутили прежде всего владельцы крупнейших концернов, по-прежнему наживающие миллиарды. Это также почувствовали миллионеры «победнее», сумевшие нажиться на послевоенной ситуации. Но чем ниже материальный уровень людей, тем больше у них причин с тревогой смотреть в будущее. Причем обеспокоен не только уборщик, которому грозит полуголодное прозябание, не только квалифицированный рабочий, могущий в любую минуту превратиться в уборщика.

Со страхом просыпаются ежедневно и мелкие «капиталисты», те самые, которых ежегодно разоряется более шести тысяч! Дело в том, что наряду с гигантскими предприятиями в основе японской экономики лежит огромное количество средних и мелких с устаревшим оборудованием, со слабыми конкурентными возможностями, с низкой производительностью труда. Крупные предприятия ежегодно поглощают без остатка тысячи мелких. Уж эти-то гиганты не могут пожаловаться на низкую производительность труда своих рабочих. Как раз наоборот, высокая производительность при низкой заработной плате, дешевизна рабочих рук — вот одна из главных причин быстрого промышленного развития послевоенной Японии.

По производительности труда Япония выдвигается на одно из первых мест в капиталистическом мире, а по национальному доходу на душу населения едва удерживается на двадцатом месте. В Японии, пожалуй, самый низкий удельный вес заработной платы в общей себестоимости продукции.

Мне довелось побывать на некоторых токийских предприятиях, в частности изготовляющих транзисторные приемники, телевизоры и другую подобную технику, славящуюся на весь мир. Эта отрасль значительно опережает по темпам развития рост валовой национальной продукции. Только в 1968 году объем производства электронной промышленности вырос на 28 %. Вот две прямо-таки поразительные цифры: в 1960 году в Японии было выпущено 2 тысячи цветных телевизоров, а в 1968 году — уже 1 800 тысяч.

Растет выпуск магнитофонов. Значительно увеличилось производство счетно-вычислительных машин и других электронных приборов, используемых в промышленности и экономике.

Предполагается, что в ближайшие годы процент электронной продукции промышленного назначения значительно возрастет по сравнению с продукцией, рассчитанной на потребителя. Цель — догнать в этой области Соединенные Штаты. Уже сейчас в Японии введено ограничение импорта американской вычислительной техники (а США в свою очередь ввели ограничение на ввоз японской электронной продукции).

Японский экспорт растет с невероятной быстротой. Японские автомобили продаются в США, японские химические предприятия начинают соперничать с традиционными владениями Дюпонов, японские телевизоры забивают «Филипс», некоторые парфюмеры считают, что продукция «Сисэйдо» не хуже «Коти», а японские фотоаппараты «никон» котируются в ФРГ выше, чем «лейки» или «цейс-икон».

Япония продает за границу каждый четвертый цветной телевизор, каждый пятый автомобиль, каждое второе судно, каждую шестую тонну стали. Японские фото- и киноаппараты, магнитофоны, приемники, телевизоры, электробритвы, зажигалки, игрушки можно встретить в магазинах многих стран мира. В 1968 году Япония вывезла товаров только в Западную Европу на 1,6 миллиарда долларов.

Целая армия японских торговых представителей наводнила многие страны. Их много в ФРГ, в США, в Таиланде, в Бельгии.

Опасаясь со стороны других стран такого же ограничения японского торгового нашествия, какое предприняли, например, Англия и Италия, японские капиталисты прибегают к хитростям — созданию совместных предприятий. Так, в Бельгии совместно с голландской «Филипс» они строят завод по производству батареек, в Италии вместе со швейцарской «Нестле» сооружают пищевой комбинат и т. д.

Помнится, как во время одного из своих путешествий по Соединенным Штатам, в Скалистых горах, я приобрел в магазине сувениров изображение жены индейского вождя — великолепную куколку. С гордостью демонстрировал я свое «типично индейское» изделие московским знакомым, пока самый дотошный из них не обнаружил где-то на пятке моей индианки еле видное клеймо: «Сделано в Японии».

Экспорт японских игрушек приносит ежегодно около 170 миллионов долларов. Игрушки вывозятся в сотни стран. Их производит около 2 тысяч мелких предприятий, на которых работает в среднем по десять рабочих. Большинство этих предприятий ютится в трущобах Токио, расположенных ниже уровня моря. Каждый год в сентябре, как раз когда рождественские игрушки почти готовы к отправке, грязные воды реки Ара затопляют мастерские.

Ныне в ста километрах к северу от Токио появился «город игрушек» — комплекс мастерских и больших магазинов. Здесь обосновалось более 30 компаний. Предполагается, что в 70-х годах «город игрушек» станет центром производства детских игрушек в Японии.

Японцы проявляют удивительную изобретательность и энергию в усовершенствовании своей электронной продукции (достаточно вспомнить знаменитый пример: транзисторы были изобретены в США, а превратились чуть не в японскую монополию). Такие фирмы, как «Насиональ», «Сони», «Мицубиси» и другие тратят огромные средства на научно-исследовательские работы.

Чего только не встретишь в японских, выражаясь обычной терминологией, радиомагазинах! Тут и телевизоры, плоские, как портсигар, огромные, цветные, крошечные, как спичечные коробки; тут и магнитоскопы — приборы, позволяющие в ваше отсутствие записывать телепередачи, причем не все, а выборочно, какие захочешь… И магнитофоны, огромные, стереофонические, со всякими приспособлениями — многодорожечные, многоскоростные, синхронные с кинокамерами и проекторами или крошечные «шпионские», вмонтированные в сумочки, портсигары и т. д. И приемники, большие, малые, в виде кошек, собак, бутылок, с подсветом, батарейные и от сети. И всякие приспособления для подслушивания телефонных бесед, разговоров через стену, микрофоны в галстучной булавке или в запонках. Словом, чего только не найдешь здесь! Электронный рай.

Эти чудеса науки и техники создают нежные женские руки. Мне довелось побывать на одном из предприятий, выпускающих телевизоры. Это целый город с жилыми домами, стадионом, бассейном, кинотеатром, учебными заведениями и т. д. Набирают сюда молодых девушек (порой средний возраст работниц не превышает двадцати лет), взятых из деревни, и создают им, казалось бы, идеальные условия. Жилье, питание, спорт, заочная учеба, а при выходе замуж еще и свадебный подарок. Чего еще желать! Но вот, приняв любезно преподнесенный фирмой свадебный дар, счастливая невеста становится женой. И ее тут же увольняют.

Девушек, успешно закончивших образование и получивших специальность, дающую им право на более высокую зарплату, тоже увольняют.

Ничего странного в этом нет. Женский труд, особенно подростков, тем более неквалифицированных, оплачивается намного ниже (порой в два — два с половиной раза), чем взрослых, да еще квалифицированных рабочих. Оказывается, на заводе, изготовляющем сложнейшие транзисторы или телевизоры, не нужно иметь никакой квалификации.

За бесконечной длины конвейером сидят совсем юные аккуратненькие девушки в белых халатах и белых колпаках. Порой операция, которую надо проделать при сборке аппарата (а таких операций несколько сот) настолько тонка, что это место сборки на столе окружено стеклом, и есть лишь два узких отверстия для того, чтобы работница могла просунуть в них руки.

Так и сидят они часами, проделывая одни и те же экономные, несложные и немногочисленные движения. В том-то и заключался замысел конструкторов: сложнейший процесс сборки сложнейшего аппарата разложен на множество простейших операций, без труда проделываемых не имеющими абсолютно никакой квалификации работницами.

Зарплата мизерная, к тому же из нее фактически вычитается стоимость жилья, бассейнов, волейбольных площадок, образования и свадебного подарка.

Один японский журнал отмечал: «Можно сказать без преувеличения, что важные отрасли экспортной промышленности, такие, как производство фотоаппаратов, часов, счетных машин, транзисторов, держится на женщинах».

В Японии из 35 миллионов женщин старше пятнадцати лет 53,5 % «занимаются иными работами кроме домашнего хозяйства». Особенно много работает женщин в обрабатывающей промышленности и в электронной и точной индустрии.

Женский труд используется и на других предприятиях, например на шинных заводах компании «Бриджстоун», одной из крупнейших в стране. В тридцати километрах от центра Токио находится город шин Бриджстоун. Полтора десятка белых пятиэтажных дешевых домов, заводские корпуса, лаборатории, огромный магазин-супермаркет, больница, спортзал, бассейн, скетинг-ринг для катания на роликах и т. д. Город в 600 тысяч квадратных метров.

На заводе работают 2100 рабочих. Он выпускает шины и камеры для автобусов, грузовиков, сельскохозяйственных машин и т. д. Четыре миллиона штук ежегодно экспортируется в одиннадцать стран. Среди рабочих очень много женщин.

Увеличилось и число женщин-служащих. И в Токио это особенно заметно. Их более двух миллионов. Это телетайпистки, чертежницы, телефонистки, машинистки, секретарши, работники канцелярий, рекламных бюро, авиакомпаний, туристских агентств и т. д.

Женщина в Японии добивается все большего равноправия с мужчинами. Труднее всего ей добиться этого в оплате своего труда.

Но если японская промышленность расцветает, то нельзя того же сказать о сельском хозяйстве. Не странно ли, что в такой промышленно развитой стране основными продуктами питания населения остаются рис и рыба.

Посевная площадь страны шесть миллионов гектаров, на которых работают шесть миллионов семей. Половину посевной площади занимает рис.

За последние десять лет в города на различные промышленные предприятия из сельской местности ушли миллионы крестьян. И все же размеры крестьянских хозяйств крайне малы. Если в США ферма в среднем занимает 118 гектаров, в Англии, островном государстве, — 36, то в Японии — около гектара.

Подобное положение в сельском хозяйстве легко понять, достаточно лишь бросить взгляд назад. До войны 70 % крестьян арендовало землю у феодалов. За это приходилось платить и отработкой и натурой, да еще отдавать чуть ли не две пятых своих доходов. Получая все эти огромные деньги, феодал отнюдь не возвращал их земле, не строил, например, ирригационных сооружений и т. д. Он все вкладывал в банки или в промышленные предприятия, а арендаторы так и продолжали обрабатывать свои клочки земли средневековыми методами. Да к тому же их в любую секунду могли согнать с земли.

После войны правительство вынуждено было провести аграрную реформу. Но что это была за реформа! За землю, экспроприированную у феодалов, им выплатили компенсацию, и не только за государственный счет, но и за счет тех самых крестьян, которые десятилетиями эту землю обрабатывали.

В сферу действия реформы не попали ни лесные, ни горные области, а они занимают 60 % страны. Страна риса — Япония — не может покрыть собственные нужды в этом продукте. А между тем именно рис и рыба, как уже говорилось, продолжают оставаться главнейшей пищей не только сельского, но и беднейшего городского населения…

Ядовитый дым

75 тысяч заводских труб, миллионы автомобильных и мотоциклетных выхлопных трубок заливают Токио ядовитым дымом. Каждый месяц на каждый квадратный километр территории города садится «черный снег», 34 тонны сажи, — вдвое больше, чем в Нью-Йорке.

Многие токийцы — уборщики, дворники, рабочие, продавцы в продовольственных магазинах и другие — ходят с марлевой повязкой, закрывающей рот и нос. Полицейские регулировщики через определенные промежутки времени покидают свои посты и отправляются вдыхать кислород. В некоторых кафе установлены кислородные автоматы, они продают «эликсир жизни», попросту говоря воздух. За девяносто иен можно сделать глубокий вдох.

В те дни, когда город из-за атмосферных условий окутан особенно плотными парами выхлопных газов и заводской копотью, дети ходят в школы в специальных масках, и, несмотря на это, пятая часть школьников страдает заболеваниями носоглотки или глаз. Летом 1970 года в воскресные дни из-за загрязнения воздуха 122 улицы японской столицы закрывались для всех видов автотранспорта. Из-за токийского «смога» вулкан Фудзияма доступен взорам токийцев лишь немногим более месяца в году.

Профессор университета Секей утверждает, что стремлению увеличить объем продукции принесли в жертву не только благосостояние людей, но и их жизни.

Много гари, но мало воды. Если в период дождей японская столица буквально затоплена потоками, низвергающимися с неба, 1 то в июле — начале августа она, наоборот, самым жестоким образом страдает от нехватки воды. Водохранилище Мураяма, вмещающее 185 миллионов тонн воды, высыхает почти полностью. В некоторые районы, населенные беднотой, — Нэрима, Сэтагая, Адати — воду подают нерегулярно. Люди здесь выстраиваются в бесконечные очереди к цистернам, торопливо наполняют ведра и бачки. Все это не мешает в богатых кварталах функционировать даже домашним фонтанам.

Мало воды, но много шума. По подсчетам специалистов, в Токио уличный шум в десять раз больше, чем в Париже, в четыре раза больше, чем в Нью-Йорке. «Нормальным» шумом японские эксперты считают такой, который равен… «шуму падающего на землю сухого листа, усиленному в пятьдесят раз». К сожалению, такой шум в Токио можно услышать разве что в лабораторных условиях или в буддийском храме.

Есть в Токио и шумы, виновниками которых являются люди, как ни удивительно, живущие за тысячи километров от японской столицы. Дело в том, что в западной части города расположена военно-воздушная база США «Джонсон». Здесь по пути во Вьетнам приземляются военные самолеты. Круглые сутки ревут реактивные двигатели. Более трехсот семей вынуждены были покинуть этот район города, а муниципалитет принял решение собрать и предъявить американскому военному командованию в Японии материалы, подтверждающие серьезную опасность американских военных баз для населения японской столицы.

И еще серьезная проблема — опускание территории. За последние тридцать — сорок лет земля местами опустилась на два-три метра. В некоторых районах Токио только за один год почва опустилась на 3–7 сантиметров, а кое-где и на 11–12 сантиметров. Когда такое происходит вблизи побережья, то иногда затопляются промышленные предприятия и жилые дома. Убытки от этого за последние годы достигли многих десятков миллионов иен. Чтобы избежать потерь, принимаются кое-какие меры. Построено, например, несколько километров защитных дамб высотой до шести и шириной до пяти метров. Но соорудить-то их надо на протяжении минимум двадцати километров! В районе Токио — Тиба у океана отвоевано около 165 гектаров. На этом месте предполагается построить несколько предприятий. К 1975 году хотят освоить еще 10 тысяч гектаров «морской территории».

Насколько реален этот замысел, сказать пока трудно.

К сожалению, Токио отвоевывает себе место не только за счет моря, но и за счет лесов. За пятнадцать лет окружавший японскую столицу зеленый пояс уменьшился вдвое и не превышает сейчас 5—10 километров. Уничтожаются и пахотные земли, расположенные вблизи города, служившие «токийским огородом». Токио проглотил на сегодняшний день 10 тысяч гектаров зеленого пояса и 30 тысяч гектаров пахотных земель.

И еще один бич Токио — уличное движение, уносящее ежедневно не одну жертву. В Японии ежегодно гибнет в результате автомобильных катастроф около 14 тысяч человек и около полумиллиона попадает в больницы. Возле каждого полицейского отделения ежедневно вывешивается специальная табличка, на которой отмечается, сколько накануне было убито, сколько ранено. Первых обычно бывает четыре-пять человек, вторых — больше ста.

Японцы основали даже специальное «Общество взаимопомощи граждан». Члены его вносят по одной иене в день — примерно доллар в год. Из собранного таким путем фонда выдаются пособия родственникам погибшего или самому пострадавшему, если он получил лишь увечье. Общество объединяет миллионы японцев и создано в сорока городах.

В Токио, как и в любом другом крупном капиталистическом городе, возникают трудности в связи с чудовищным количеством автомобилей. Они ежедневно заполняют токийские улицы, образуют бесконечные пробки, мечутся в поисках пристанища у тротуаров.

В городе, где нет последовательной нумерации домов и названий улиц, приезжему не мудрено затеряться. Поэтому он в первую очередь старается воспользоваться услугами такси. Но и ни один из почти 100 тысяч токийских таксистов не в состоянии познать свой город.

Обычно поездка выглядит так. Останавливаешь такси. Садишься и стараешься объяснить, куда ехать, по возможности «по-японски» произнося название района. Таксист, радостно улыбаясь, — японцы часто улыбаются — кивает головой, оживленно выкрикивает «хай» и начинает разворачивать карту города, укрепленную перед ним на специальном валике, как у летчика. Затем, преисполненный энтузиазма, устремляется вперед.

Прибыв в заданный район, он вновь ориентируется по карте и куда-то сворачивает. Далее начинаются оживленные переговоры с прохожими, сопровождаемые беспрестанными «хай» и радостными улыбками с обеих сторон.

Наконец шофер останавливает машину и торжествующим жестом указывает на дом — приехали. Остается лишь удивляться, как он сумел его найти, или огорчаться, если выяснилось, что вы оказались на другом конце города.

Нелегко вам придется и в том случае, если вы захотите воспользоваться городским транспортом, например, метро. В токийском метро работают «утрамбовщики» — здоровые, крепкие ребята, напоминающие регбистов во время розыгрыша спорного мяча. Ведь токийское метро ежедневно перевозит более семи миллионов пассажиров и загружается в часы «пик» в три-четыре раза больше его проектной пропускной способности. И это несмотря на то, что к Олимпийским играм было построено пять новых линий.

Огромные расстояния между жильем и работой, перенасыщенное уличное движение, нехватка городского транспорта, сложный лабиринт узких кривых улиц и переулков (в Токио площадь улиц равна менее 10 % территории города, тогда как, например, в Нью-Йорке она превышает 30, в Лондоне — 20 %) До крайности затрудняют людям путь на работу и обратно. Многие вынуждены ездить за 30 километров и тратить ежедневно на дорогу в оба конца более трех часов.

Правда, после Олимпийских игр дороги в Токио значительно улучшились. Были построены двадцать две магистрали (широкие, ровные, без перекрестков бетонные красавицы), вознесшиеся над городом на высоких опорах. Общая длина новых дорог более тридцати километров. Но осталось восемьсот километров пути, требующего ремонта и доделки.

Подсчитано, что в Японии недостает 43,5 тысячи километров современных автомобильных дорог. Чтобы их построить, требуется 60,3 миллиарда иен. Но если и эта имеющая мало шансов на осуществление программа будет выполнена, то травматизм в результате уличных катастроф сократится лишь на 20 %.

Когда я думаю о токийском транспорте, то всегда вспоминаю изнурительный путь в душном и пыльном вагоне гремящей, трясущейся, воющей электрички, который мне приходилось проделывать ежедневно, когда я жил в японской столице.

Тянутся и тянутся за окнами бесконечные кварталы, заводы, фабрики, кишащие людьми и машинами улицы — улицы деревянных одно-двухэтажных старых домов. И все это перепоясано косыми полосами густого дождя.

А ты сидишь (и это счастье!), стиснутый, сжатый. На каждой остановке входят все новые люди, вагону давно уже пора лопнуть, а они все входят, почти сидят у тебя на коленях, мокрые от дождя, вспотевшие от усилий протиснуться в вагон.

Нет, ездить по Токио — это совсем не то же самое, что, сидя на веранде деревянного домика, размышлять о красоте и гармонии, любуясь цветущей сакурой или изящным букетом, составленным по классическим законам икебана…

В поисках выхода

Есть немало проектов, планов, предложений, как облегчить, как разрешить проблемы, стоящие перед японской столицей. Например, два крупнейших специалиста-градостроителя — американец Глейзер и японец Сибата — считают, что необходимо освободить Токио от некоторых отраслей промышленности, перенеся их в другие места, скажем, на недостаточно освоенный, по мнению многих японских экономистов, остров Хоккайдо. В другие города следует перевести и университеты. Оба специалиста считают, что следует осушить Токийскую бухту, построив на отвоеванной у океана территории не промышленные предприятия, а жилые кварталы. По их мнению, там смогут расселиться пять миллионов человек.

Осушить Токийский залив, вернее, засыпать северную его часть, что увеличит территорию города более чем на восемьдесят тысяч гектаров, предлагает Коно. Но это требует длительного времени и больших денег.

Отака предлагает создать бетонные острова на сваях, что значительно дешевле. Главный архитектор «Экспо-70» Танге выдвинул идею развития Токио в линейном направлении, а не в центрическом. Такое направление позволит ограничить деятельность земельных спекулянтов, справиться с которыми при концентрическом развитии города значительно труднее. Он предложил нарушить исторически сложившуюся радиальную планировку города, разгрузить центр и создать линейную транспортную ось через Токийский залив, застроенную небоскребами принципиально новой конструкции. Здания образуют «парящую систему» — пространственную градостроительную структуру из вертикальных опор, отстоящих друг от друга на 200 метров, и перекинутых между ними многоэтажных зданий в виде моста. Так в океане должен вырасти новый Токио. Этот проект потребует для своей реализации полсотни миллиардов иен.

Еще в 1950 году аспирант университета в Киото Поль Меймон, наблюдая за строительством здания на заболоченном участке в Осаке, пришел к выводу, что закреплять тяжелые конструкции в слабом грунте с повышенной сейсмической опасностью нецелесообразно. Значительно проще и надежнее построить на воде сборный плавучий город из элементов заводского изготовления, соединяя бетонные кессоны, на которых возвышались бы легкие надстройки, не подвергающиеся колебаниям почвы. При уравновешивании системы можно строить острова диаметром 300–500 метров, соединенные мостами, дорогами, подвесными линиями метрополитена. Так возник один из первых проектов Токио в океане, идея которого воплощена в проектах самого Меймона, а также Кикутаки и других архитекторов. Проект Кикутаки, например, предусматривает строительство невдалеке от берега плавающего города с пристанями для подводных лодок. Такой плавающий город должен иметь до километра в диаметре. Жилые помещения будут располагаться под водой в десяти — пятнадцатиэтажном цилиндре. На «крыше» же этого цилиндра, на стальной платформе, будут сооружены общественные здания.

Тот же Кикутака проектирует строительство высотных домов на пять тысяч человек каждый.

Но все эти проекты не так легко осуществимы из-за их дороговизны.

Есть проекты высотного строительства, но и это очень дорого, так как связано с антисейсмическими приспособлениями. Есть проекты сооружения городов-спутников, о чем я уже говорил, которые, едва построенные, мгновенно поглощаются расползающимся городом…

В 1952 году был принят пятилетний план реконструкции города. Он не был выполнен даже на одну треть. Только в 1964 году благодаря Олимпийским играм были выделены специальные средства на строительные мероприятия, что позволило соорудить великолепные дороги, уникальные спортивные сооружения, линии метро и дорожные развязки, многорельсовую дорогу и т. д.

Существует также несколько проектов, как обеспечить японскую столицу водой. Однако стоимость работ очень высока. Словом, каких только проектов нет!

Многие из них наталкиваются на трудности, неразрешимые в буржуазных странах вообще и в Японии в частности из-за сложнейших взаимоотношений частных фирм с государством, из-за постоянного столкновения народных интересов с интересами небольшой, но могучей кучки тех, кому принадлежат и власть и деньги.

Токио часто сравнивают с муравейником, имея в виду толпы вечно спешащих людей на улицах, площадях, вокзалах, в метро, магазинах…

Но если токийцев можно сравнить с муравьями, то только в том отношении, что они, как муравьи, трудолюбивы. Они живут в трудных условиях, в сложном, много пережившем городе. Но они самоотверженно сражаются с трудностями, которые создала на их пути природа и с теми, что неизбежны для любого капиталистического общества. Японцы — талантливый, не боящийся работы и препятствий, приветливый, терпеливый народ.

Когда я был в Японии последний раз, мне подарили маленькую книжечку в яркой обложке — «Сборник японских пословиц». Среди них есть такие: «Утром румяное лицо — вечером белый скелет», «Даже в новых татами может быть грязь», «Верь только половине услышанного», «Мертвецы не разговаривают», «У подножия маяка темно…» и много других, таких же мудрых, печальных, наслоенных на народной мудрости, на тяжелом опыте.

…Думая о японцах, я хочу вспомнить иную пословицу из маленькой книжечки в яркой обложке: «Завтра подует добрый ветер…»

Иллюстрации

Токийская телевизионная башня — единственное в своем роде сооружение

А таких улочек в японской столице сотни

В центре Токио за рвами и стенами скрыт императорский дворец

Городские новостройки

Сверхскоростной экспресс Токио — Осака, его скорость более 200 километров в час

Ультрасовременные магистрали рассекли японскую столицу

Ярче нью-йоркского Таймс-сквера сверкает бесчисленными огнями реклам главная улица Токио — Гинза

Токийские подростки увлекаются бейсболом

Их старшие сестры трудятся на заводе

А эти ребятишки торопятся в школу. Перейти токийскую улицу не так-то просто, школьников обучают этому с первых классов

Древний многометровый Будда в Камакуре — пригороде Токио

Каменный сад — классический образец старинного японского декоративного искусства

Чайная церемония. Она та же, что и многие века назад