Ночью пошел дождь. Дороги потемнели и сделались скользкими. Машин было мало, и повисшая в воздухе водяная пыль блестела под лучами наподобие бриллиантов. Мохаммед еще не успел проехать пригороды Александрии, а спину уже начало крутить от напряжения. Он сидел, неловко склонившись над рулем, едва ли не поминутно посматривая то на часы, то на спидометр, не осмеливаясь разгоняться больше семидесяти километров в час, но и не позволяя себе отдыха. Николай поставил совершенно четкую задачу: быть в Сиве к закату.
Ему давненько не доводилось перевозить грузы такого размера и веса, но сноровка не пропала, навык восстановился быстро, а выехав на автостраду Мерса-Матрух, Мохаммед уже совсем успокоился — перед ним лежало широкое прямое шоссе. На приборной панели лежала фотография Лайлы, и Мохаммед то и дело поглядывал на нее, напоминая себе, почему взялся за это дело. В боковом зеркале появилась полицейская машина. Быстро нагнав его, она сбросила скорость и некоторое время держалась рядом. Мохаммед смотрел строго вперед, и полицейские в конце концов пронеслись мимо. Сердце успокоилось.
Мохаммед дотронулся до снимка дочери. Если все пройдет хорошо, курс интенсивной химиотерапии и радиотерапии начнется уже завтра. Состояние ее в последние дни ухудшилось, так что нельзя терять ни дня. Завтра доктор Рафаи и его бригада начнут систематически и целенаправленно убивать ее клетки, а через две недели, если на то будет воля Аллаха, они возьмут у Бешир костный мозг и введут его в организм Лайлы. Если все пройдет удачно, впереди девочку ждут недели и месяцы анализов, лечения, реабилитации. О результате можно будет говорить не раньше чем через год. И до той поры ему не остается ничего другого, как подчиняться Николаю и исполнять все его пожелания, потому что грек выразился достаточно ясно: то, что дано, может быть легко отнято.
К счастью, экскаватор на участке нашелся. Труднее оказалось раздобыть грузовичок для его перевозки. Пришлось садиться на телефон, обзванивать друзей и знакомых. В конце концов машину отыскали. Потом потянулась обычная бумажная волокита, а закончилась эпопея погрузкой. Делать все пришлось одному, поскольку Николай запретил прибегать к чьей-либо помощи.
И все это время Мохаммед ломал голову над одним вопросом: зачем Николаю такое оборудование в Сиве. Ответов было много, но успокоения они не приносили. Солнце поднималось над горизонтом, длинная черная тень ложилась на асфальт, и Мохаммеду казалось, что впереди его ждет бесконечный темный туннель.
Вокруг, куда ни посмотри, раскинулись бескрайние пески. Пустыней лучше всего любоваться ранним утром и вечером, когда солнечные лучи падают под углом, вызывая в золотистых дюнах загадочную игру света и теней, а дневной зной ослабевает. Днем же, когда солнце стоит прямо над головой, пейзаж выглядит монохромным и плоским, за исключением разве что тех мест, где от давно исчезнувшего моря остались кристаллы соли, сияющие так, что приходится щуриться.
Дорога, по которой они пересекали пустыню, совпадала с древним маршрутом, по которому от Нила к Сиве с незапамятных времен тянулись караваны. По обе стороны тракта до сих пор белели верблюжьи кости, валялись канистры из-под бензина, лопнувшие покрышки, выброшенные пластиковые бутылки. Что-то лежало здесь неделю, что-то — несколько десятков лет. В отличие от других мест Западная пустыня не перерабатывает такого рода мусор, а хранит его подобно временной капсуле. Губы давно потрескались, язык снова и снова приклеивался к нёбу. Нокс поднял бутылку, которую держал между ногами, прижался губами к горлышку и сделал глоток. Но уже через несколько секунд во рту было так же сухо. Он обернулся, чтобы лишний раз убедиться: запасов вполне достаточно.
В одной из экспедиций с Ричардом, когда они шли по следам исследователей Зерзуры, нанесших на карту Западную пустыню и Гилф-Кабир, Нокс наткнулся на останки мужчины в одежде бедуина. Судя по всему, он устроился на ночь у костра и внезапно умер от сердечного приступа. Неподалеку нашлись и кости верблюда, привязанного на ночь к колышку и не сумевшего освободиться.
— Что это там? — Рик указал вперед.
Ветровое стекло покрылось таким слоем пыли, что Ноксу пришлось высунуться из окна. Горизонт потемнел, словно оттуда шла грозовая туча, да вот только на небе не было видно ни облачка, да и вообще дождь в Западной пустыне не самая большая проблема.
— Беда, — пробормотал Нокс.
На виллу Ибрагима Елена приехала усталая, раздраженная и готовая вспыхнуть от малейшей искры.
— Ты опоздала, — сердито бросил Николай, провожая ее в кухню, где Филипп Драгумис обсуждал дальнейшие планы с Костой, давним начальником службы безопасности, и несколькими парнями из его команды, закаленными ветеранами недавних балканских войн. — Я же сказал быть к девяти.
При виде Драгумиса-старшего Елена машинально поправила висевшую на плече сумку. Но нет, момент еще не настал.
— Были другие дела. Да и с чего такая спешка?
— К закату нужно быть в Сиве.
— В Сиве! — взорвалась Елена. — Вы заставили меня проделать такой путь только для того, чтобы тут же вернуться?
— Для твоей же пользы. — Николай кивком указал на монитор охранной системы. — Здесь записано, как ты приехала. А завтра вечером система запишет, как ты уезжаешь. При необходимости Ибрагим подтвердит, что ты все время находилась здесь и не покидала виллу.
— Тогда как…
— Есть задний выезд. Мы настроили камеру так, что она ничего не показывает. — Николай посмотрел на часы. — Скоро отправляемся. Пожалуйста, дай мне свой телефон.
— Зачем?
— Если ты позвонишь со своего мобильного в ближайшие часы, звонок могут засечь, — терпеливо объяснил Николай. — И тогда от твоего алиби ничего не останется. Мы не можем так рисковать.
— А как же будем поддерживать связь?
— У нас радиотелефоны в машинах. — Он протянул руку. — А теперь, пожалуйста, дай мне свой.
— У меня его нет, — призналась Елена, чувствуя себя немного неловко. — Я свой сотовый выбросила.
Николай нахмурился:
— Выбросила? Зачем?
— Какая разница! Выбросила и выбросила. А теперь объясните, в чем дело. Надеюсь, я не зря сюда прикатила.
— Я тоже на это надеюсь, — проворчал Драгумис, жестом приглашая ее к столу. Открыв две книги, он положил рядом с ними фотографию с мозаикой.
— Боже… — прошептала Елена.
— Да. Наконец-то мы его нашли. Осталось только вернуть домой.
Она в ужасе уставилась на него. При всем сочувствии идее македонской независимости, Елена в первую очередь была археологом, и для нее артефакты Сивы в любом случае оставались священными.
— Вернуть домой?
— Конечно. А для чего, по-твоему, мы здесь работаем?
— Но… но это же сущее безумие! У вас ничего не выйдет…
— Почему?
— Прежде всего потому, что его может там не быть.
— Ну, не будет, так не будет. — Драгумис пожал плечами. — Но он там. Я в этом уверен.
— Раскопки такого масштаба могут занять месяцы, годы…
— У нас на все одна ночь, — криво усмехнулся Николай. — Сделаем все вечером. Техника уже на месте. Эней и Василий доставят остальное оборудование. У них будет контейнеровоз. Один из наших кораблей уже направляется в Александрию. Пришвартуется утром, так что мы вполне успеем переправить находку на борт. Поверь мне, наши капитаны имеют немалый опыт в таких делах, так что фокус с запечатанным контейнером для них сущий пустяк. Через несколько дней груз будет в Салониках, и тогда мы сможем выступить с соответствующим заявлением.
— Каким еще заявлением! Все сразу поймут, что мы его украли.
— Ну и что? Они все равно ничего не смогут доказать. Особенно после того, как ты заявишь, что Археологический фонд сделал эту находку в горах Македонии. Ты — человек известный и уважаемый, тебе поверят.
— Невероятно! — Елена покачала головой. — Я стану посмешищем для всего света. На меня будут показывать пальцем.
— С какой стати? — возразил Николай. — Если для Александра приготовили захоронение в Сиве, то почему его не могли приготовить в Македонии?
— Для Сивы у нас есть объяснение. «Шифр Александра».
Николай согласно кивнул:
— Верно. Но что там сказано? Что щитоносцы приготовились похоронить Александра рядом с его отцом и что им нужно пересечь пустыню, чтобы доставить его туда. Надпись указывает на Сиву — Амон считался божественным отцом Александра, а чтобы попасть туда, нужно пересечь Западную пустыню. Но точно так же можно интерпретировать текст и в пользу Македонии. Ведь смертным отцом Александра был Филипп, а путь на родину лежал для них через Синайскую пустыню.
Елена искала возражения и не находила. Представленное Николаем объяснение звучало вполне логично, но суть дела от этого не менялась.
— Люди все равно узнают, — прошептала она.
— На это мы и надеемся, — улыбнулся Николай.
— То есть?
— Как ты думаешь, какой будет реакция народа, когда Афины попытаются отобрать у нас святыню, когда усилится международное давление? Ты представляешь себе этот взрыв недовольства? Македония не потерпит вмешательства.
— Но ведь это означает войну, — пробормотала она.
Николай кивнул:
— Да.
Елена повернулась к Драгумису:
— Я считала вас миролюбивым человеком.
— Я и есть миролюбивый человек. Но у каждого народа есть неотъемлемое право защищаться. И мы в этом отношении ничем не отличаемся от других.
Место, где отец Гейл нашел смерть, находилось на восточном краю Сиванской впадины, примерно в трех часах езды от города. Большую часть пути, около ста километров, проехали по дороге на Бахаррию, потом повернули на север. Прекрасный, немного неземной пейзаж открылся перед ней: высокие, зазубренные скалы выступали из Песчаного моря, словно зубы дракона. Зелени здесь не было никакой. Белая змейка бесшумно соскользнула с камня и скатилась по крутой дюне. Не считая ее, других признаков жизни Гейл не заметила. Даже птиц.
От машины до подножия отвесной скалы добирались минут пять. Точное место обозначала небольшая, сложенная из плоских камней пирамида. На верхнем было выцарапано его полное имя — Ричард Джозайя Митчелл. Отец терпеть не мог, когда его называли Джозайя, и близкие друзья, зная это, безжалостно мучили беднягу. Гейл подняла камень и, повернувшись к проводникам, спросила, кто из них оставил надпись. Оба пожали плечами, давая понять, что это дело рук Нокса. Не зная, что и думать, Гейл положила камень на место.
Пока она стояла над могилой, Мустафа рассказал, как они и Нокс, спустившись вниз, обнаружили ее отца уже похолодевшим, перепачканным в крови; как предложили Ноксу помочь перенести тело в грузовик и как он заругался на них.
Гейл посмотрела на машину, на которой они приехали.
— Вы имеете в виду, на этой машине?
— Да, — подтвердил Мустафа.
У нее закружилась голова.
— И тело моего отца лежало в вашем грузовике?
Мустафа немного смутился и принялся уверять, что они ценили и уважали ее отца, что случившееся стало для них трагедией, что все горевали. Слушая его, Гейл смотрела вверх. Скала, вырастая из песка, уходила в небо почти отвесно. Высота всегда действовала на нее не самым лучшим образом. Она сделала шаг назад, оступилась и, наверное, упала бы, если бы Зайан не схватил ее за локоть.
Вестибулярный аппарат напомнил о себе и тогда, когда они с Мустафой поднялись на скалу. Зайан предпочел остаться внизу, около машины, — на случай, объяснил он, если появятся грабители. Услышав такое, Гейл тихонько фыркнула. Грабители! Да здесь нет никого в радиусе пятидесяти миль. Но винить его она не стала. Из-за жары и крутизны подъем оказался делом куда более тяжелым, чем представлялось со стороны. Тропинки не было — только узкие каменные уступы. Впереди шел Мустафа; шел легкой, почти танцующей походкой, без труда перескакивая с камня на камень в потертых сандалиях и не обращая внимания ни на длинные и вроде бы неудобные одежды, ни на тяжеленный и массивный рюкзак. Каждый раз, отрываясь от Гейл на приличное расстояние, он опускался на корточки и выкуривал одну из своих вонючих сигарет, с интересом наблюдая, как она тащится следом. Чем дальше, тем сильнее возмущало Гейл поведение проводника. Должен бы знать, что мужчины его возраста не могут, поглощая столько вредных смол, оставаться бодрыми, сильными и выносливыми. Неужели до него не доходит, что он обязан давно превратиться в развалину? Поймав сердитый взгляд Гейл, Мустафа как ни в чем не бывало приветливо помахал рукой. Подошвы у нее горели, мышцы тряслись от усталости, тело ломило, а язык распух от жажды. Добравшись наконец до провожатого, Гейл едва ли не рухнула рядом, достала бутылку с водой, отхлебнула несколько глотков и жалобно спросила:
— Ну что, уже близко?
— Десять минут.
Она посмотрела на него с прищуром — Мустафа говорил так каждый раз, когда они устраивали небольшой привал.
Первый удар песчаной бури оказался сравнительно легким, и Рик с улыбкой откинулся на спинку сиденья.
— Ну, не так уж все и плохо.
— Если не станет хуже.
Песок бил в дверцу и окно, но снаружи было еще светло, и они могли видеть дорогу. Все песчаные бури разделяются на две категории. Одни представляют собой, по сути, пылевой вал, достигающий высоты в несколько десятков метров, закрывающий солнце и небо, но не наносящий уж слишком большого вреда. Вторые больше напоминают настоящий ураган, когда ветер срывает с дюн песок и песчинки достигают скорости дроби.
Не прошло и нескольких минут, как Рик пожалел о брошенных необдуманно словах — ветер бил с такой силой, что джип раскачивался из стороны в сторону, подвеска скрипела, а старое стекло казалось ненадежной защитой от яростного, воющего дьявола за окном. Видимость резко ухудшилась, и Нокс уже не различал дороги. Из опасения напороться на засыпанный мягким песком острый камень и проколоть покрышку он сбросил скорость до минимальной, и автомобиль чуть ли не полз через пустыню.
— Не лучше ли остановиться? — спросил Рик.
Нокс покачал головой. Стоит остановиться хотя бы на минуту, и ветер набросает под колеса столько песка, что и с места не сдвинешься. Потом заметет и саму машину, и рассчитывать придется только на помощь на стороны, что в здешних краях равнозначно самоубийству.
Ветер и не думал стихать. В какой-то момент порыв ударил в дверцу с такой силой, что джип едва не опрокинулся на бок.
— Боже! — прохрипел Рик, удерживая ручку дверцы. — Ты когда-нибудь попадал в такое?
— Однажды.
— И долго это продолжалось?
— Семь дней.
— Не ври.
Нокс невесело усмехнулся. Видеть Рика в таком состоянии доводилось не часто.
— Ты прав. Я действительно немножко приврал. На самом деле та буря длилась семь с половиной дней.
Ветерок принес запах табака. В горле запершило, и Гейл кашлянула. Мустафа поднял руку, извиняясь, бросил окурок на камень и растоптал. Она смочила ладонь, провела ею по лбу и неохотно поднялась.
— Далеко еще?
Мустафа покачал головой.
— Десять минут.
Ладно. Она стиснула зубы. Все, хватит. Больше она не даст ему повода поиздеваться. Пойдет до конца, но ни о чем не спросит. Некоторое время они молча поднимались по склону холма, и вдруг он кончился, и перед ней открылась раскинувшаяся на десятки километров и кажущаяся бесконечной золотистая пустыня.
— Видите. — Мустафа сделал широкий жест, скопированный, наверное, у какого-нибудь телеведущего. — Десять минут.
Господи, как же высоко они забрались. Гейл опасливо подступила к краю. Далеко внизу лежали укрытые густыми тенями крупные камни. Выступ пробегал над обрывом и сливался с соседним холмом. Назвать его тропинкой мог бы разве что отъявленный смельчак.
— А вы здесь проходили? — спросила она.
Мустафа пожал плечами, сбросил сандалии и, положив левую руку ладонью на стену, двинулся по выступу с необъяснимой быстротой и уверенностью, словно голые ступни ног каким-то образом цеплялись за малейшие неровности. Подобрав с земли камешек, Гейл выпустила его из рук и слегка наклонилась, чтобы проследить за падением. Пирамидка внизу была едва заметна. Казалось, камень падал вечность.
Пройдя выступ, Мустафа оглянулся и широко улыбнулся.
— Видите? Ничего страшного.
Гейл покачала головой. Ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах никто и никогда не заставил бы ее сделать это. От одного лишь взгляда вниз дрожали коленки. А если под ногами выступ шириной в несколько дюймов… Нет. Мустафа пожал плечами и вернулся. Посмотрел в глаза, кивнул и для придания уверенности положил руку ей на плечо. Гейл осторожно поставила левую ногу на ближайший камень, сместила центр тяжести и перенесла туда же правую ногу. Потом долго-долго смотрела на место, куда нужно сделать следующий шаг. Мир зашатался и странным образом утратил четкость. Ветер ударил в лицо. Отчаянно потянуло назад, но волю парализовало, и она не могла даже пошевелиться. Закрыв глаза, раскинув руки, Гейл прижалась спиной к стене. Кровь отхлынула от пальцев рук и ног, колени начали подгибаться. Только теперь она поняла наконец, что случилось с ее отцом и какую роль в этом сыграл Нокс. Как же она ошибалась, как несправедлива была к нему. Слезы навернулись на глаза.
— Я не могу, — прошептала Гейл. — Не могу…
Мустафа крепко схватил ее за руку и потянул к себе.
— Ну, теперь убедились? А Ноксу пришлось пройти.
Она покачала головой и, отступив на безопасное место, опустилась на камни. Слезы уже катились по щекам, и Гейл, повернувшись спиной к проводнику, смахивала их тыльной стороной ладони. В страховом полисе отца имелся особый пункт насчет солидного бонуса при несчастном случае. Выплаченных денег ей хватило, чтобы купить квартиру в Париже. Квартиру! Гейл почувствовала себя глубоко несчастной. Собравшись с силами, девушка поднялась и, слегка пошатываясь, но уже молча последовала за Мустафой вниз.