Школа Хизер Блоссом. Часть 2

❖ Глава тринадцатая. Три школы ❖

Летние каникулы продолжались своим чередом. Если у старшекурсников предполагались какие-то интересные дела в Башнях Факультетов и Саду Ритуалов, то у второго курса, который пока не прошел посвящения и распределения по Факультетам, особо не было выбора, чем заняться.

У Лэнгдона прибавилось работы, и теперь Элинор удивляло, что шофер в школе только один. Студенты со второго по пятый курс, накопившие стипендию за учебный год, намеревались потратить всю ее разом и буквально выстраивались в очередь к темному фэйри. Несмотря на учтивость ганконера, у Элли складывалось впечатление, что он готов к забастовке. Правда, такой наплыв работы случался у него только летом, а девять месяцев учебного года темный был предоставлен самому себе, но сейчас она ему искренне сочувствовала.

Из школы на летний период уехали единицы, а из тех, с кем Элинор общалась, вообще никто. Преподаватели же, так же как и студенты, привязанные на девять месяцев к поместью фэйрийской магией, разделились. В школе «Хизер Блоссом» остались только Катриона, Каландра и Джулиан. Остальные выбрали отдых за пределами особняка. Мистрис Бейли и мистрис ФитцУолтер уже покинули школу до последнего дня августа. Директор планировал уехать сразу после соревнования.

При любом напоминании о трех загадочных школах при преподавателях вокруг них моментально повисала аура нервозности и напряжения. Элли уже понимала, что термин «праздник» используется только для вида и что для опальной школы это — очередная повинность. Элли только оставалось надеяться, что директор прибудет назад хотя бы к Ламмасу, чтобы провести последний для ее курса теоретический урок ритуальной магии.

Раньше Элли не могла и подумать, что когда-либо будет так ждать начала нового учебного года. С душевным подъемом, с радостным предвкушением главного в жизни приключения. С осознанием, что иной мир, сказочный и одновременно единственно реальный, действительно впустил ее к себе.

Пока она не предполагала, на какой Факультет попадет, просто не представляла, чем они отличаются, и знала только названия. Многие однокурсники грезили каким-то конкретным, и Элли им даже немного завидовала.

«Интересно, можно просто попроситься, куда хочешь?» — иногда размышляла она.

Но как можно выбрать, если даже не представляешь, чего на самом деле желает твое сердце?

Ее поразило, насколько естественно и почти без ажиотажа студенты приняли ее открывшуюся сущность темной фэйри-полукровки и такие внезапные перемены в Грэме Драммонде. Ученики «Хизер Блоссом» разительно отличались от привычных ей подростков человеческого мира, который она уже привыкла называть обычным — вулгарским. Потомственные ведьмы, с рождения воспитывающиеся со знанием о существовании мира бессмертных, отнеслись к двум полуфэйри со спокойным уважительным вниманием и... на этом все. Ни зависти, ни навязчивого стремления к дружбе Элли на себе не ощутила.

Тем временем старый особняк, и без того роскошный и прекрасный, ненавязчиво украшали, вытаскивая из запасников все новые произведения искусства — статуи, картины, напольные вазы, резную мебель и ковры. Скорее всего, это делали фэйри по ночам, потому что днем все казалось неизменным, а по утрам Элли нет-нет да и замечала какие-то незначительные изменения в коридорах или в парке.

Клуракан Флинн и несколько его странных подчиненных, которые обычно сидели все время у себя, стирая и отглаживая одежду, теперь тоже часто встречались на верхних этажах замка и, как подозревали некоторые, шили преподавательницам и старшекурсницам новые наряды.

Стадион для соревнований оформили огромными полотнищами ткани, знаменами и флагами в цветах школы — золотисто-коричневом и темном терракотовом. Элли иногда видела, как снуют на Ристалище даже днем многочисленные темные, наводя магию и красоту. Сердца и души бессмертных и людей, слившиеся воедино, наполнялись безграничным, восторженным азартом — не дать Бретани увезти очередной кубок Миракля к себе.

Погружаясь в новые события и надежды на будущее, Элли постепенно отходила от событий конца весны. Какой бы жуткой ни была для девушки история с Вуалью Фэйри, она сблизила ее с Грэмом, вот только рассказывать что-то об их общем прошлом юноша отказывался наотрез.

— Мне тяжело называть тебя Элинор, — признался он в один из вечеров, когда ей удалось остаться с ним наедине. — Для меня тебя зовут иначе.

— Как? — с жадной надеждой спросила Элли, мечтая узнать хоть что-то о себе прежней и, как ей казалось, настоящей.

Грэм только отрицательно качнул тогда головой и, по обыкновению, ушел без объяснений и прощаний. Было ли это частью проклятия, магии Светлейшего Короля или собственной волей юноши, Элли не могла понять. Но теперь она иногда проводила время с ним, Олвен и Дейдрой Грайне, гуляя по парку или сидя за столом в библиотеке. Компании Агнесс и Брианны молодой человек отчего-то избегал, и они тоже не стремились к общению с ним. Элли было немного обидно, что подруги не разделяют ее восторга по поводу самого таинственного однокурсника, считая его скорее ледяным и высокомерным, чем загадочным и романтичным. Возможно, сам юноша намеренно уводил ее от подруг. Как бы подозрительно это ни выглядело, Элли была искренне счастлива даже от его столь редкого и очень непостоянного внимания.

Именно во время одной такой посиделки в библиотеке к их четверке подошла мистрис Миднайт.

Именно во время одной такой посиделки в библиотеке к их четверке подошла мистрис Миднайт.

— Мастер Драммонд вам нужно пойти со мной... — Лицо у молодой женщины было непривычно извиняющимся.

Грэм поднялся, держась за край стола. Элли поймала его взгляд, мгновенно ставший напряженным и тревожным, и ее захватило неприятное предчувствие.

— Что-то случилось? — спросила она.

Мистрис Катриона явно пыталась говорить ровным тоном:

— Приехали несколько человек из Магистериума... Как вы понимаете, пришлось им сообщить о вашем возвращении. Они хотят только поговорить.

Грэм по очереди посмотрел на трех девушек, на несколько секунд задержавшись на лице каждой и, больше не говоря ни слова, пошел следом за учительницей. Элли, только недавно начавшую приходить в себя от свалившихся испытаний, это болезненно резануло: юноша слишком явно попрощался.

Больше Элли в тот день покоя не знала и довела себя чуть ли не до нервного срыва проплывающими в голове картинками, одна страшнее другой. Через несколько часов мучительного ожидания, сначала в библиотеке, потом в своей комнате, девушка решилась найти мистрис Миднайт и расспросить ее о подробностях. Но и заверения учительницы о том, что Грэм в школе, спокойствия Элли не добавили. Ей было необходимо увидеть молодого человека и услышать от него самого, что с ним все в порядке. Но ни в столовой, ни в библиотеке, ни в общежитии она не могла его найти, а обходить все комнаты с ревизией... на это нужно было еще отважиться.

Грэма она увидела только на следующий день, совершенно случайно, на одной из скамеек парка, и неожиданно одного. Элли остановилась неподалеку, боясь подойти, не зная, что спросить, но юноша сам заметил ее и жестом предложил сесть рядом.

— Мама просила извиниться перед тобой, — сказал он вместо приветствия. — За то, что не успела найти тебя и поговорить. Но она должна была сразу уехать... обратно в Шотландию, по их приказу. И она знает, что ты ее не помнишь. А я все не могу принять, что ты не помнишь меня.

Элли промолчала, не зная, как отреагировать. То, что какая-то непростая женщина извиняется перед ней, было странно и непривычно. Какая она, мать Грэма? Она могла быть и ее матерью тоже, пусть и только воспитавшей. Сама Элли, могла вырасти в графском доме, и с иной другой судьбой и, скорее всего, была бы совсем иным человеком. Вот только быть сестрой Грэма Драммонда Элинор не желала, ни за что!

Элли рассматривала профиль юноши, а он смотрел вперед, на забор школы и на туман за ним, с плохо скрываемой тоской.

— Об отце ничего не сказали... Они просто притворились, что не услышали меня. — В голосе юноши прозвучала бессильная ярость, а пальцы сжимались и разжимались, словно готовясь нанести удар по невидимому врагу.

— Тебя не пригласили в Магистериум, как меня, — констатировала Элли. — Приехали сами.

Грэм невесело усмехнулся.

— Наверно, опасались, что я сбегу. Магистр умел подбирать сотрудников под себя. Но все-таки я увидел маму...

Элли была совсем не рада напоминанию о Ренаре. Грудь опять сжало непонятной щемящей грустью. Спасаясь от странного наваждения, девушка прижалась лбом к плечу молодого человека и внезапно ощутила нежные, почти невесомые поглаживания по волосам. От его теплых прикосновений мерзкое холодное чувство отступило. Элли робко улыбнулась.

Грэм смотрел на нее строго и почти немигающе, продолжая поглаживать девушку по голове, заботливо убирая тонкие прядки назад и за уши.

— Моя маленькая сестренка, — произнес он едва слышно. — Зачем же тебя забрали у меня?

Каникулы сблизили Элли и Грэма. После возвращения юноши из Страны Вечного Лета и после того как Элинор начала раскрываться тайна ее происхождения, они все больше времени проводили вместе.

Но так как молодой человек большей частью избегал говорить о прошлом, Элли предпочла обсуждать с ним нейтральные темы: интересы, вкусы и предпочтения. Она заваливала Грэма кучей наивных вопросов, на которые он отвечал без видимого протеста. Возможно, действительно считал, что ей необходимо восполнить, насколько это возможно, пробелы в памяти.

— Ты любишь фильмы ужасов? — этот вопрос Элли задавала почти всем, страстно желая найти человека, который обожал бы этот жанр кинематографа наравне с ней.

К ее разочарованию, Грэм отрицательно покачал головой.

— Нет, я люблю драмы и экранизации классики. Иногда попадаются хорошие исторические сериалы.

Не видя Элли с пятилетнего возраста, он тоже спрашивал ее о многом, но только не о любимом цвете или блюде, как она его, а чем-то более обстоятельном — событиях, первых планах, больше похожих на мечты, о людях в ее жизни.

Вел он себя с девушкой действительно как с потерянной и вновь обретенной младшей сестрой — предупредительно и бережно. Элли хотелось большего — полудетской романтики, но без захода в страшные дебри чего-то взрослого, болезненного, обжигающего непонятным стыдом. Без того, от чего хотелось бежать, пряча глаза.

Такова была ее реальность, и Грэм был частью этой реальности. В грезах же, горячих, мрачных, кроваво-алых, Грэма не было. Там царил кто-то призрачно-белый, без лица и имени, отдающий приказы тоном страшнее свиста плети.

Сны в жизни Элинор были редкостью, только в детстве она иногда видела короткие обрывистые кошмары о никогда не случавшейся на Земле войне или о собственном падении в бездну. Поэтому любое самое незначительное сновидение она воспринимала как знаковое и старалась запомнить.

Но к ней часто являлось то, что она сама для себя называла грезами — приходящие на границе засыпания и сна образы, когда тело уже спит, а разум еще бодр. В последнее время она вызывала их почти каждый вечер, едва роняя голову на подушку, и отдавала себя на растерзание сумеречному изнаночному миру. Грэму, светлому эльфу, в нем не было места.

Больше всего сегодня Катрионе Руте Миднайт хотелось бы проспать. Проспать приезд представителей трех школ, чтобы они сами себя куда-нибудь устроили, распределили, накормили, а потом разошлись по комнатам или просто где-то потерялись. И самое главное — развлекали бы себя сами.

Когда она сама только училась в «Хизер Блоссом», приезжающих школ было всего две — шотландская и бретонская. Теперь к ним добавилась еще и сибирская... Школа, которая находилась на таком отшибе миров, что в ее существование даже не все до конца верили. Чем-то она отличалась от трех прочих, Персиваль рассказывал, но она, кажется, прослушала.

— Ненавижу Бретань, — прошептала Катриона, как пароль, открывающий безумное утро, и с едва слышным стоном отчаяния откинула одеяло, начиная новый, полный непредсказуемых событий день.

Когда студенты видели почти бегущую по коридорам Катриону Миднайт, они ни о чем не догадывались: ни о страхах, ни об усталости, ни о давящем раздражении от обилия посторонних в особняке, которым нужно непременно угодить. И проиграть... как когда-то проиграла и она сама. Бретань не принимала поражений.

Катриона стремительно прошла по школьным коридорам, с кем-то здороваясь, кому-то раздавая попутные указания, и, дойдя до ворот, нашла глазами привратника.

— Тишина, Томас? — спросила она у темного фэйри.

— Кто-то уже приехал, на самом рассвете, — неопределенно ответил старый финодири, которого утренние заботы успели выгнать из его крошечного домика.

Катриона вскинула брови, внутренне радуясь избавлению от части повинности.

— Вот как? Никто так рано еще не прибывал. И кто же?

Финодири помолчал, размышляя.

— В шкурах... — ответил он неопределенно.

Мистрис Катриона на пару мгновений потеряла дар речи.

«Если это бретонцы опять что-то придумали... Хоть раз бы набраться окаянства и... п-пустить!»

Учительница с подозрением посмотрела на опутанные цепями ворота, временно закрытые до следующей процессии, и медленно пошла обратно к замку. Нужно было выяснить, кто успел прибыть ни свет ни заря.

Ехидный и громкий голос Каландры Хили она услышала почти у самых дверей замка, и теплый прилив благодарности наполнил ее сердце. Кто бы там ни появился, их уже радушно поприветствовали и разогнали по комнатам, пожелав вслед сквозь зубы всего хорошего.

— Калли... — почти шепотом позвала Катриона, подойдя ближе. — Кто все-таки приехал? Преподавательница латыни резко обернулась.

— «Березань», — произнесла она вразбивку сложное слово. — Это что-то! Они по-английски понимают хуже кобольдов!

Катриона искренне удивилась, что такое возможно.

— И что предлагаешь с ними делать? Они точно люди?

Каландра задумалась.

— Ну ты перегнула! Они, конечно, отличаются. Персиваль же рассказывал. — Женщин, посмотрела на виноватое лицо собеседницы и слегка повысила голос: — Хорошо, я повторю: Сибирская школа была открыта только в прошлом году, и тогда они не приезжали. Так что сегодня к нам прибыли второкурсники. Первый, как ты уже понимаешь, раз Магистериума у них нет, а может, и не будет никогда. Уровень подготовки к Миракли мне неведом. Факультеты у них как-то по-местному называются, я не запомнила. А сама школа специализируется, в основном, на опять же какой-то их национальной энергетической практике в измененном состоянии сознания и на осознанных сновидениях. По сути, они боевые маги.

— А шкуры? — жалобно спросила Катриона, переваривая информацию.

— Вроде волчьи... — с сомнением ответила Каландра. — Все-таки, они берсерки. Или, как они сами себя называют, — она сверилась в листком бумаги в руке, — волкодлаки. Про факультеты сама их спросишь и... Запиши! Вдруг это важная информация.

— Мистрис Миднайт! — послышался сбоку голос старшекурсника. — Там шотландцы приехали.

— О, это твои, — явно обрадовалась Каланда и, с неожиданной для ее пышной комплекции скоростью, скрылась за поворотом коридора.

Катриона выдохнула, предчувствуя, что и бретонцы достанутся ей же. Но лучше десяток раз встретить высокомерных шотландцев, которые считают себя образцом, чем один раз наглую и лицемерную Бретань.

Представителей школы «Лох Кристалл» мистрис Миднайт встретила почти у самого замка, их было, как обычно, трое, и один сопровождающий — незнакомый, высокий и костлявый мужчина в килте и пледе с преобладанием синего. Сохраняя подчеркнуто равнодушное выражение лица, он внимательно посмотрел на молодую женщину.

— В свете последних событий, устраивать развлечение... вы считаете — это уместно? — голос был сухой и какой-то ржавый.

Прозвучало это так, будто мистрис Миднайт лично избавила мир от главы Ордена, а теперь устраивает по этому случаю масштабное народное гулянье. Шотландские студенты, девушка и два парня, сохраняли подобострастное молчание, явно радуясь, что учитель переключился еще на кого-то.

Катриона едва заметно пожала плечами. Ощущение, что ее распекали как нерадивую школьницу перед наказанием в темном каменном подвале. По мнению учительницы, вся шотландская школа и была таким подземельем, мрачным лабиринтом, полным опасностей, которые руководство школы никак не афишировало и своих студентов о них не предупреждало. Как это заведение смог закончить Джулиан Ланди, сохранив легкость характера и душевное здоровье, ей было совершенно непонятно.

— Вы можете погрустить, — «разрешила» она. — Если виновник последних событий оказался настолько глуп, чтобы провалиться в другое измерение, я о нем печалиться не стану.

Темноволосый мужчина стал еще больше похож на нахохлившуюся ворону.

— И вы не опасаетесь говорить со мной... настолько откровенно? Вы не боитесь Ордена?

— Не имела чести видеть вас раньше, — голос Катрионы зазвенел бронзой. — Но, если вы человек новый, вам стоит уяснить главное... Мы все здесь, в этой школе, ничего уже не боимся. А вот вам стоит поостеречься высовывать любопытный длинный нос из спальни после отбоя. Иначе сможете засвидетельствовать свое почтение магистру лично. Если, конечно, вам повезет встретиться.

Не давая собеседнику прийти в себя и еще что-то придумать, мистрис Миднайт поймала первого попавшегося пробегавшего рядом темного и велела ему проводить шотландскую команду в приготовленные комнаты. Выражение лица преподавателя, явно впервые видящего фэйри, доставило ей удовольствие.

Трое студентов, по-прежнему беззвучно, словно преподаватель успел основательно их запугать, посеменили вслед за ним. Проводив шотландцев взглядом, Катриона мысленно поставила в списке сегодняшних дел очередную галочку.

Бретонцев встречали втроем — Каландра присоединилась из чувства сопереживания, Джулиан сослался на личную просьбу директора. Издали рассматривая высыпающих из автобусообразного черного джипа студентов из Франции, Катриона вполголоса сказала:

— Этих я уже несколько лет селю в одной комнате. Им сколько спален ни выдели, они все равно будут сидеть все вместе, сдвинут кровати и устроят беспредел.

— Насколько беспредел? — с улыбкой уточнил мастер Джулиан, с интересом рассматривая приближающуюся от ворот процессию.

Катриона вздохнула.

— Из года в год, от явного до вопиющего. В прошлом году напоили мне нескольких учащихся коньяком со снотворным... О дальнейших подробностях умолчу.

— На самом интересном месте... — с легкой жалостью произнес Джулиан, вертя в пальцах сухую травинку, время от времени отщипывая от нее тонкие листочки. На лице его разгоралась радость новой идеи. — Попробую заманить их к себе на кальян.

В этом году Франция прислала на соревнование троих молодых людей. Бретонцы, уже облаченные в плащи факультетов, шли к школе, немного впереди своих сопровождающих. Когда один из них, не прерывая громкой беседы, отвесил другому полновесный подзатыльник, Катриона слегка поморщилась и тут же вскрикнула:

— А эти что здесь делают? Они не преподаватели!

Вслед за студентами шли две привлекательные хрупкие дамы, блондинка и темноволосая. Поравнявшись с Катрионой, они разом склонили головы в приветствии, но, не произнеся ни слова, проследовали дальше.

— Ох, не к добру... — пробормотала мистрис Миднайт, разворачиваясь следом.

Каландра и Джулиан пошли за Катрионой.

— Этих двух тоже нужно нейтрализовать? — шепотом поинтересовался мастер Ланди, внимательно следя за походкой француженок.

У наблюдающих за ними создавалось стойкое ощущение, что эти дамы — близнецы, хотя внешне они были совершенно не похожи. Они шли, держась за руки, причем, маленькая брюнетка явно командовала высокой блондинкой.

— Хотелось бы... — негромко и с сомнением ответила мистрис Катриона. — Только вряд ли получится. Я совершенно не могла предположить, что они приедут!

Она слегка притормозила, удерживая Каландру и Джулиана за руки рядом с собой. Глаза рыжеволосой учительницы лихорадочно блестели, на щеках пятнами горел румянец.

— Можете считать их шпионками кардинала! — сказала она, следя, чтобы обсуждаемые дамы отошли на почтительное расстояние.

В день приезда уже набивших всем оскомину трех школ Элли с Грэмом вновь пришли в столовую вдвоем и столкнулись у входа с группой девушек своего курса. Подобно цыплячьей стайке, эти девушки доверчиво окружили мистрис Катриону.

Элли удивилась. Близился второй год обучения, но она до сих пор не знала, где преподаватели едят. В этой столовой девушка их никогда не встречала.

Мистрис Миднайт обвела глазами притихших студенток и, встретившись глазами с Элли, жестом попросила приблизиться и ее. Та, заметив в небольшой толпе Агнесс, послушно подошла и протиснулась поближе к подруге.

— Девочки! Я вас просто заклинаю... — Глаза учительницы, с возбужденно расширенными зрачками, перебегали с лица одной первокурсницы к другой. — Не приближайтесь к бретонцам! Ни о чем с ними не спорьте и ничего у них не берите! И ни в каком случае никуда с ними не ходите!

— А мне можно? — лениво и нарочито безразлично спросил Грэм.

Катриона посмотрела на него непонимающе, будто не узнавая.

— Вам?.. — произнесла она с толикой сомнения, размышляя. — Пожалуй, тоже не стоит.

Грэм, сохраняя на лице выражение а'1а «так хотелось сходить куда-нибудь с бретонцами», обогнул девушек и первым вошел в столовую. Элли последовала за остальными.

— Что вообще происходит? — спросила она у Агни, пробираясь вперед к раздаточной стойке.

Подруга пожала плечами: вывести Агнесс из добродушного безразличия было сложно.

— Она сегодня с утра носится и всех заклинает не приближаться к бретонцам. Меня три... три! ...раза ловила в коридоре. Про других не знаю.

Собрав на подносы несколько тарелок, девушки поискали глазами свой стол. Обстановка в столовой немного изменилась. В столовой было непривычно тесно и шумно. Элли озиралась, словно попала в незнакомое место. Из глубины помещения раздавалась неясная трескотня, похожая на птичий базар.

Их привычные треугольные столики были сдвинуты плотнее, освобождая место для еще нескольких. По углам помещения появились драпировки, превращая столовую в уютно округлую залу, с потолка свисали флаги с гербом школы — башней, словно вырастающей из скалы.

Брианна уже что-то жевала, сидя за их столом, скрестив нот и слегка помахивая носком туфли.

— Посмотрите! — негромко предложила она, указывая в сторону.

Элли и Агни повернули головы. Почти впритык к их столику стояли еще три для новоприбывших чемпионов школ по Мираклю.

Шотландцев Элли вычислила без труда: два молодых человека и девушка — темноволосый, шатенка и рыжий — были в национальной одежде. Они сидели молча, сосредоточенно глядя в свои тарелки и не отвлекаясь от еды, словно привыкли есть по сигналу и так же заканчивать.

Вторыми ее внимание привлекла троица в наброшенных на плечи меховых лохматых накидках с фибулами из светлого металла. Сначала ей показалось, что это три девушки, но, приглядевшись, она поняла, что ошиблась. Третьим был юноша, почти мальчик, русоволосый и большеглазый, казавшийся неожиданно хрупким рядом со своими спутницами — рослыми и румяными девицами с толстыми косами до пояса. Сходство с девушкой ему придавали и вьющиеся волосы, длину которых Элли не могла точно определить, так как он сидел к ней лицом.

Третий столик переливчато щебетал, очень громко и совершенно непонятно, раз за разом перемежая разговор дружным смехом. За ним сидели трое юношей, по виду, самые старшие из всех в столовой, курс четвертый-пятый, в разноцветных плащах факультетов — двое в синих и один в зеленом. Сидели с максимальным комфортом, развернувшись в одну сторону, так, чтобы видеть помещение целиком. Элли неожиданно поняла, что-то, что она приняла за птичий щебет, было французским языком.

— Они не трикветр, — констатировала девушка.

— Нет, — негромко ответила Брианна. — Просто лучших прислали.

Поймав взгляд Элли, один из бретонцев, худой длинноволосый брюнет, перешел на английский:

— В прошлом году, когда я увозил кубок, то предложил делать призы только с геральдическими лилиями. Вы как, справились?

«Интересно, он с преподавателями такой же наглый или глаза в пол?» — подумала девушка, с удивлением осознав, что держит серебряную вилку как оружие, в кулаке, направив зубьями на собеседника.

— Может, вам их сразу отсылать, без соревнования? — спросила она, стремясь придать голосу максимальную саркастичность, но слыша только прерывистую предательскую дрожь.

«Я как слабый, глупый ребенок! Я обязана завтра победить!»

На полностью уверенных в своем превосходстве бретонцев это не произвело никакого впечатления.

— Было бы неплохо, — милостиво согласился светловолосый француз — студент Факультета Бригидд.

Последний из этой троицы, возможно, также вступил в перепалку, но его отвлекла подошедшая к столику с другой стороны Дебора Баркли и мгновенно перетянула внимание бретонцев на себя. Элли выдохнула, чувствуя, что сердце колотится в горле, а в ушах гулко бьется кровь. Один-ноль в пользу Бретани, а что будет завтра?

Дебора пыталась говорить по-французски, и Элли не была полностью уверена, что ее понимают, а правильный английский собеседников племянница директора отчего-то игнорировала. Словно очень хотела сохранить предмет разговора в тайне.

Все-таки бретонцы пробрались через языковой барьер и сумели о чем-то договориться с ирландкой. Они разом встали и последовали за девушкой, подметая пол длинными плащами. Агнесс проводила уходящих задумчивым взглядом.

— Нужно ли сообщить учителям? Вроде, она с ними ни о чем не спорила.

— И ничего у них пока не брала, — хихикнула Брианна.

— Она даже никуда с ними не пошла! — завершила Агни. — Это они за ней пошли.

Элли невольно рассмеялась, но мыслями уже погрузилась в завтрашний день.

— Мне нужно поговорить с мистрис Миднайт, — сказала она подругам и, предвосхищая вопросы, пояснила: — О завтрашнем бое.

Обойдя учительскую и кабинет танцев, Элли нашла Катриону в одном из коридоров. Сделав книксен, она спросила:

— Вы уже решили, кто будет участвовать в соревновании от нас?

Катриона кивнула.

— Я думала сообщить вам за ужином. Вы, мистрис Фанд Бреннар и мастер Ллевеллин Койрбре. У вас троих были самые красивые победы во время последнего внутришкольного соревнования.

— Как будут распределяться пары? — с нетерпением спросила Элли.

Катриона не удивилась.

— Обычной жеребьевкой. Сначала четыре школы попарно, потом участники. В первом туре шесть битв, во втором — три, в третьем две. И финал. Почему это так взволновало вас именно сейчас?

— Хочу знать подробности. Я намерена победить!

Катриона слегка улыбнулась, глядя на раскрасневшуюся от воодушевления Элли.

— Все мы этого хотим... или хотели... И меня когда-то победил бретонский студент.

«Причем, настолько легко и с такими последствиями, что больно до сих пор, — подумала она. — Фэйри меня тогда дернули спорить!»

— Почему всегда выигрывает Бретань? — спросила Элли с неприязнью.

— Не всегда... — попыталась возразить мистрис Миднайт, но подтвердила. — Часто. У них очень хорошие колоды, дорогие и редкие. С нестандартными и мощными комбинациями, которым сложно противостоять.

Элли задумчиво покусала губу.

— Вы помните того, кто забрал кубок в прошлом году? Помните, из какого он клуба?

Катриона едва заметно кивнула.

— Бретонцы, за редким исключением, присылают представителей клуба «Единорог». Могу вас предупредить, что у того молодого человека, которого вы имеете в виду, на моей памяти не было ни одного проигрыша.

— Зато у меня Миракль фэйрийской работы! — воскликнула Элли.

Катриона посмотрела на девушку с неожиданным изумлением, словно только сейчас вспомнила об этом.

— Да, действительно... Думаю, с вами у нашей школы есть шанс.

Дожидаясь результатов первой жеребьевки, Элли поднялась на зрительские трибуны и села рядом с Агнесс.

— Смотри, какое душераздирающее зрелище... — неожиданно сказала та, кивая на команду Бретани, находящуюся неподалеку.

Элли посмотрела, но ничего особо ужасного не увидела, скорее наоборот.

— Очень красивые леди, — сказала она, рассматривая двух дам, сопровождающих бретонских студентов, а сейчас дающих своим подопечным последние напутствия. — А с чего ты взяла?..

— Я шла сюда, — пояснила Агни. — А впереди шли мистрис Миднайт и мистрис Хили, и разговаривали. Я не подслушивала, просто услышала. Мистрис Хили сказала: «Посмотри, какое душераздирающее зрелище. Вот так выглядит разбитый трикветр». И показала на этих двух. А мистрис Миднайт фыркнула: «Хампф!», как она обычно фыркает.

Агни задумчиво замолчала. Элли с неожиданным страхом проводила глазами двух женщин, которые уже поднимались по ступеням на трибуны.

— Подожди... разбитый? Они потеряли третьего?

Она помнила слова мастера Баркли, что ведьмы, посвященные в трикветр высшим жречеством, обретают нерушимую связь. И в случае смерти одного оставшиеся лишаются части самих себя. «Это как продолжить жизнь без зрения или слуха», — примерно так объяснил директор.

Элли приказывала себе не смотреть, но соседняя трибуна притягивала к себе. Как девушка ни противилась, она все же встретилась глазами с двумя женщинами — сосредоточенным и изучающим взглядом брюнетки и нервозным — блондинки.

«Они меня знают, — неожиданно осенило Элли. — Они приехали посмотреть на меня».

Она продолжала смотреть на брюнетку в темно-синем и блондинку в темно-фиолетовом, не в силах ни моргнуть, ни повернуть голову в сторону.

— Будто они в трауре... — пробормотала Элинор, когда дамы «отпустили» ее, разом отвернувшись.

— Да, — согласилась Агни. — Все удивились, что они приехали, учеников обычно сопровождают учителя школ. Это сестры магистра Ренара.

Предварительная жеребьевка разочаровала Элли — «Хизер Блоссом» выпали шотландцы, а бретонцам — «Березань». Раз за разом ощущая на себе непрошенное внимание с соседней трибуны, девушка спустилась вниз, дожидаясь, когда представителей школ разобьют на пары.

Ей достался рыжий шотландец, по виду типичная деревенщина, с почти каноничным глуповато-заторможенным выражением лица. Его Миракль — сборище безвкусно-пестрых гномов, визгливо горланящих однотипные оскорбления — был под стать владельцу. Элли победила слишком просто и быстро, даже не успев насладиться процессом и почти не испытав азарта.

Фанд тоже одолела «своего» шотландца, но пышноволосая представительница «Лох Кристалл» выиграла у старшекурсника «Хизер Блоссом» — Ллевеллина Койрбре, сыграв, как определила сама Элинор, «чисто, правильно, но не оригинально», словно действуя по единожды выученному алгоритму и не умея от него отступить.

Элли проследила взглядом за возвращающимся на зрительские места смуглым валлийцем. Расстроенным он не выглядел. Не пожелав подниматься на трибуны, он встал сразу за ограждением поля, приняв доброжелательно-сочувствующие объятия и похлопывания по спине от своего четвертого курса.

Элли поняла, что тоже не хочет подниматься наверх, и присоединилась к толпе у ограды. Стоять, подняв голову вверх, чтобы наблюдать за сражениями, было не очень удобно, но здесь девушка наконец-то смогла спрятаться от прожигающих взглядов француженок.

Сражения бретонцев с сибиряками напоминали облаву: целенаправленное, хладнокровное и четко спланированное уничтожение — сказалась огромная разница в опыте. Славян просто вымели с поля как мишуру после праздника.

Стоя в компании старшекурсников, Элли могла видеть лица победителей и проигравших, когда те возвращались на трибуны, — подчеркнуто скучающие у бессменных чемпионов и смущенно-растерянные у сибирячек.

Третий представитель школы «Березань» поразил Элли. Среди других студентов, вполне смертных и земных, он выглядел эфемерным существом. Волосы юноши, перевитые кожаными шнурами и заплетенные на висках в две тонкие косички, спускались до пояса и почти сливались с накидкой из седого меха, ярко контрастируя с темной домотканой одеждой.

— Боевые маги волос не стригут... — услышала Элли голос за спиной и, обернувшись, встретилась глазами с Ллевеллином.

— Почему? — спросила она.

— Волосы — хранилище личной силы, — ответил валлиец обтекаемо.

Миракль сибиряка показался Элли удивительно самобытным — наполненный жителями болот и непролазных чащ, играющий оттенками зеленого и золотого, с картой Цитадели в виде поросшего мхом скрипучего деревянного дома на разлапистых, вывернутых из земли корягахУ читателей есть идеи, что это могло быть?..

После окончания сражения студент «Березани» чуть задержался у игрового стола, позволяя победителю обогнать себя. Со своего места Элли видела взгляд сибиряка, которым он проводил недавнего соперника, — сосредоточенно-хмурый, недобрый, слегка исподлобья. Бретонец споткнулся. Сибиряк удовлетворенно, как показалось Элли, качнул головой.

«Я должна с ним поговорить, — решила девушка. — После сражения. После победы. После моей победы».

В следующем туре Элли удалось победить одного из французов, того, которого она запомнила самым молчаливым, но две прочие девушки потерпели поражения.

«Мне нужно выиграть еще два раза... — сказала себе Элинор. — И все закончится».

Последняя жеребьевка поставила ее в пару с чемпионом прошлого года — именно этого Элли и желала последние два дня. Девушка заняла место за игровым столом и первая, резким ударом по кристаллу, активировала персонажа.

За лето она успела лучше узнать свой «Миракль Лилий и Роз», изучить возможности отдельных карт и спланировать комбинации, но колоду так и не полюбила. Сегодня Элли даже игнорировала подсказки самой фэйрийской колоды, выбирая собственные сочетания, и все равно выигрывала. Какое-то новое, пьянящее ощущение захватило ее, тело казалось невесомо парящим в воздухе, словно она полностью соединилась со своим персонажем.

Колода бретонца тоже была жреческой — гротескно-мрачная, в египетском стиле, особенно резко контрастирующая с ее собственной, пастельно-нежной. Элли с предвкушением раскрыла выпавшие карты...

Рука не зашла.

Ни одного подходящего для первых ходов сочетания, ничего, что можно было бы сейчас выбросить на поле... Элинор пропустила ход, надеясь, что ей придет карта подешевле. Но руку заполнили Артефакты и Магистры, необходимые во второй половине игры и безнадежно-бесполезные сейчас. Элли перебирала слишком дорогие карты, не желая смиряться, что проиграет настолько бессмысленно.

На третьем ходу ей удалось заслониться зеркальными щитами двух Командоров, но заклинание бретонца уничтожило обоих, едва девушка ударила ими по его персонажу — египетскому жрецу в изогнутом змееподобном венце. У самого противника поле уже было полностью заставлено активными картами. Как в полусне девушка наблюдала, как хладнокровно он бьет своими картами по ее хрупкой жрице, методично и неспешно обнуляя ее шкалу жизни.

«Как можно так глупо...» — даже мысли были какие-то чужие.

Когда объявили победу «месье Лефевра», Элли поднялась, чувствуя, как дрожат ноги, и пошла с Ристалища почти вслепую. В финале остались два бретонца, значит, победу присудят им, все кончено. Значит, объявят «финал одной школы» и вручат приз. Она уже чувствовала закипающие в уголках глаз злые слезы.

— Просто не повезло. Кубок в этом году прекрасен, неважно, что он не с лилиями. — Кто-то догнал ее сзади, схватив за руку и побуждая остановиться.

Элли рванулась, оборачиваясь и встречаясь глазами с уже ненавистным студентом из Бретани.

— Если тебя это успокоит, в следующем году я приеду в последний раз, — продолжил он с неожиданной любезностью, будто извиняясь. — Пятый курс...

— В следующем году я отравлю кубок! — выпалила Элли.

Бретонец слегка отступил:

— Знал, что рыжие сумасшедшие, а ирландки — вдвойне, но чтобы так...

— Я! Темная! Полукровка! — закричала Элинор, не заботясь, что на нее скорее всего смотрит весь стадион.

Чемпион отступил чуть дальше.

— Это ты?..

Элли ответила ему яростным взглядом, горько сожалея, что ничего не смыслит в боевой магии и даже в обычной драке. У воспитавшей ее женщины, которую девушка даже в мыслях больше не могла называть матерью, на любые конфликты была одна реакция: «Терпи и не обращай внимания». Только как избавляться от обиды и гнева, она никогда не могла объяснить.

Больше ни на что не обращая внимания, девушка пошла к выходу со стадиона, особо не задумываясь, где в конечном итоге окажется. Почти натолкнувшись на внезапно появившуюся перед лицом школьную ограду, Элли села на траву и позволила себе заплакать. Когда рядом раздался негромкий голос, она не сразу поняла смысл слов:

— Ты... действительно... волшебная? — похоже, у говорившего был ограниченный словарный запас английских слов.

Элли подняла голову. Перед ней стоял юный берсерк из «Березани».

— Как тебя зовут? — спросила она, надеясь, что такой простой вопрос он поймет.

«Какой он курс? — недоумевала девушка. — Выглядит лет на четырнадцать».

— Яр, — ответил он. — Ярослав Гнедин.

— Элли...

Светло-голубые глаза сибиряка слегка расширились.

— Как в «Волшебнике Изумрудного города?!» — русская речь прозвучала для девушки набором звуков.

— Что? — переспросила она.

Яр промолчал. Он отстегнул с плеча фибулу и, перекинув упавшую меховую накидку через локоть, протянул застежку-брошь девушке.

— Цветок папоротника. Наш герб. — Элинор снова услышала несколько непонятных слов, но подарок взяла.

Фибула была в виде непонятного растения, напомнившего девушке одновременно лотос и эдельвейс.

— На каком ты Факультете? — спросила она, надеясь, что хотя бы слово «факультет» Яр поймет.

Он понял.

— Жива.

Элли передернула плечами, слово опять было незнакомое. Яр некоторое время настороженно смотрел на нее, но все же решился:

— Ты... злая?

Элли вытерла глаза тыльной стороной руки. Прозрачно-белый и устрашающе прекрасный Король Благого Двора вновь появился перед ней, грозя уничтожить. Но простое предложение на английском, пусть и с густым славянским акцентом она разобрала.

— Я не злая, я темная, — ответила Элинор, не надеясь, что юноша ее поймет, но он медленно кивнул, не сводя глаз с колеблющегося за забором тумана.

— Там Навь?

Элли не поняла смысла, но в голосе Яра звучали страх и восхищение — то, что человек, даже ведьма, может испытывать перед миром бессмертных.

— Да, — согласилась девушка, — там — Навь.

Мастер Баркли стоял, опершись на стол, и смотрел в одну точку. Очередная годовщина зловещей даты, от которой он бежал бесконечно, но все же не мог забыть. Осознанно растравлял старую рану, видя в забвении предательство. Даже осознание того, что сегодня он нужен Катрионе как никогда, не могло выгнать его из кабинета. В день своего траура ему необходимо было одиночество.

Персиваль все же сел за стол, пододвигая к себе старые дневники и фотоальбом. Его личная тайна организация. Орден в миниатюре — «Клуб кладоискателей» был распущен на каникулы, сам директор собирался в очередную поездку, призванную заглушить укоренившуюся боль... но осенью все вернется на круги своя. Новые встречи и исследования. Нужно было составить план.

Он бездумно листал тетради дневников, скользя взглядом по знакомым, много раз читанным строчкам — что нового он собрался там узнать? Иногда меж листов попадались сложенные вчетверо рисунки, Персиваль откладывал их в сторону, иногда с любопытством разворачивая.

Последняя наследница усадьбы Блоссом была талантливой рисовальщицей. Занимались ли с ней учителя или то был природный талант — о том директор не ведал. Но фэйри и туман были изображены достоверно и скрупулезно, будто исследовательской рукой, а не юной девушкой, которую признали безумной. Очередной сложенный лист показался плотнее прочих, Персиваль развернул и его, обнаруживая внутри плотную картонку.

Он с интересом повертел рисунок в руках — такой же тонкий и четкий, как и прочие, но будто виденный впервые. Или полностью забытый.

На рисунке был не туман, а огромное зеркало, на раме которого сидела девушка лет шестнадцати.

«Автопортрет? — подумал директор, но тут же вспомнил, что изображение леди Блоссом висит в школе на втором этаже, здесь же было совсем незнакомое лицо.

Девушка на рисунке непостижимым образом находилась и внутри зеркала, и снаружи, будто наполовину скрываясь в ином мире. Она улыбалась, но талантливая художница сумела перенести на потрет настроение — оскал хищника, глумящегося над жертвой. Портрет был неприятен, его не исправляли ни выписанный наряд незнакомки, ни изысканные украшения на ее руках и шее.

Персиваль пригляделся. Зеркало было ему знакомо, огромное, оно висело в нише в одном из коридоров, он и сам, бывало, отдыхал там. Портрет явно не был выдумкой, но что он значил? Была ли изображенная девушка фэйри? Директор с сожалением отложил картонку в сторону — узнать что-то достоверно не представлялось возможным.

Руки невольно потянулись к альбому фотографий. Персиваль знал, что это причинит страдания, но и противиться не мог. Он смотрел на полузабытые юные лица однокурсников, кого-то помнил только по именам, у кого-то — лишь фамилию. Себя самого... с Катрионой, значит, фотографировала Каландра... Обеих девушек... значит, фотографировал он сам.

Старые черно-белые изображения, которые еще приходилось печатать в студиях, и полароидные яркие, которые создавали сами себя, будто по волшебству. Персиваль улыбнулся, настраивая себя на мучительную встречу, и перелистнул страницу альбома.

— Здравствуй, Виви, — негромко сказал он. — Сегодня годовщина твоей гибели... и это снова я, Перси Эван, который любил тебя, но не смог спасти.

С фотографии на него смотрела девушка, навеки семнадцатилетняя, круглолицая и кареглазая. Директор нежно провел пальцем по ее лицу и, тяжело вздохнув, перевернул фото.

«Вивиана. 2001» — была надпись на обороте.

Персиваль захлопнул альбом. Будто подгадав время, в его кабинет без стука вошли две дамы. Директор вскочил, собирая со стола разложенные тетради, точно его застали за чем-то предосудительным.

— Мистрис Руссо... мистрис Монбельяр... Вы решили приехать?

Дамы переглянулись с затаенной насмешкой, будто английские обращения развеселили их. И разом уселись на диван напротив стола.

— По вашу душу... — отрезала темноволосая дама. — Реннский Магистериум требует объяснений.

Персиваль сел обратно, постепенно выравнивая сбившееся от неожиданности дыхание. Он улыбнулся.

— Вечером я уезжаю в отпуск, так что смогу предоставить информацию лично. В ирландский отдел меня уже вызывали.

Блондинка оскалилась будто волчица.

— Можете порепетировать перед нами, что вы там расскажете.

У Персиваля едва заметно дернулась щека.

— Послушайте! При всем моем уважении к вам, как трикветру магистра... я не собираюсь оправдываться. Ренар был и остается моим другом. Если честно... он проявил преступную небрежность, как и многие до него.

Одетт вскочила, будто собираясь броситься на мужчину, Женевьева с трудом удержала ее за руку.

— Вы... — злобно выпалила крошечная брюнетка. — У моего брата в мизинце больше мозгов, чем у всего Ордена в головах.

— Я в этом не сомневаюсь, — развел руками Персиваль. — Но я и не обвинял его в глупости, а только лишь в несдержанности. В конце концов, мы все предупреждены о тумане и его опасности для смертных.

Одетт зашипела.

— Если бы не девчонка...

— Девочку я очень прошу не трогать, — повысил голос Персиваль. — Одно лишнее слово, и я не гарантирую вам здоровья и жизни. Эта магия непредсказуема, магистр уже поплатился за лишнюю откровенность. Думаю, ему повезло.

Персиваль замолк на секунду.

— Он мог погибнуть. Этой неясной силы боятся даже бессмертные.

Женевьева снова шевельнулась.

— Она же... не может не знать, как это все работает. Не настолько же все... беспросветно.

Персиваль тяжело вздохнул.

«Если Ренар с ними справлялся, то жму руку, — подумал он. — А я еще думал, что у Каландры тяжелый характер».

— Боюсь, что настолько, — ответил он, надеясь, что эмоции не отражаются на лице. Дополнительно нагнетать атмосферу не хотелось. — Девочка не властна над этим. Она не помнит.

Дамы переглянулись. Персивалю невооруженным взглядом была видна сила их трикветра — они словно общались без слов. Наконец, Одетт снова посмотрела на него.

— Допустим. Что вы намерены предпринять?

— Не намерен... — отрезал Персиваль. — Я уже предпринял, в тот же вечер.

Дамы разом поменяли позу, закинув ногу на ногу, подчеркнув, что слушают.

— Нескольких природных фэйри я отправил к Оберону, — сказал директор. — Кто-то из темных вызвался предупредить своих, их правительница, как вы знаете, пропала. Магистра Ренара будут искать, но это уже воля случая. Мы можем только надеяться, что он жив.

— Мы не можем рассматривать другое развитие событий, — Одетт подалась вперед, пристально смотря на Персиваля. — Все иные мысли — измена Ордену.

Директор встал из-за стола и присел рядом на диван, мягко беря руки женщины в свои.

— Не нужно мне угрожать, — негромко сказал он, не сводя свои зеленые глаза с ее темно-карих. — Я полностью на вашей стороне, и абсолютно верен магистру Ренару. Я делаю все, что в моих смертных силах. Фэйри делают все, что в их. Мы его отыщем.

Одетт слабо вздохнула и отвела глаза, успокаиваясь.

— Допустим, — она все еще не готова была полностью отступить.

— К тому же на нашей стороне и сам магистр, — заметил Персиваль, — как мы можем не учитывать его собственную волю.

Директор взглянул на обеих женщин.

— Он может подойти к любому бессмертному в том мире и потребовать помощи. У него есть власть и перстень.

Дамы снова молча переглянулись.

— Вы хотите сказать, что наш брат за... сколько... три недели ни к кому там не подошел? — Женевьева говорила будто лиса, тихо и вкрадчиво, точно с умалишенным.

Персиваль терпеливо вздохнул.

— Мистрис... Монбельяр. Вы не учитываете особенность Тир-нан-ог. Это мир посмертия, и время там течет совершенно иначе, причем для каждого человека индивидуально. Это у нас прошло три недели, а там же... быть может, минута. Или миг. В конце концов, магистр может просто осматриваться. Для кого-то там за наш день проходит век, но здесь не тот случайБудем надеяться.

— Вас послушать, он там развлекается, — буркнула Одетт. — Что теперь будет с Магистериумами, Орденом и фэйри? Бессмертные уходят из реннского отдела.

— В школе несколько другая ситуация, — терпеливо пояснил Персиваль. — Наши никуда не уходят, но тут девочка. Они будут охранять ее. К персоналу фэйри тоже лояльны и уважительны, других студентов не обижают. Благой же Двор никогда не нес нам добра. Комично, но это факт.

— Проклятые эгоисты! — воскликнула Женевьева.

Одетт поддерживающе стиснула ее руку, не сводя подозрительного взгляда с Персиваля.

— Орден остался без руководства, — обтекаемо сказала она.

— Возможно, прежняя магистр, мистрис Белинда пока возьмет на себя эту ношу?

— Никто этого не допустит, — отрезала Одетт. — Если фэйри уходят, плевать они хотели на старуху. Они слушались только моего брата.

— Мы его найдем, — убежденно сказал Персиваль. — Это только вопрос времени. С возвращением только будет сложность, но он сможет руководить Орденом и из-под Вуали.

«Искренне на это надеюсь, — подумал он, — «Вопрос времени» — как точно сказано. Из-за времени как раз все проблемы.

— Тот мир опасен для смертного, — директор смотрел мимо обеих женщин, будто боясь встретиться с их яростными взглядами. — Даже для человека с полномочиями. Не могу лгать — я боюсь. Там на каждом шагу... немыслимые чудовища.

— Мой брат сам — немыслимое чудовище! — выпалила Одетт. — Я не удивлюсь, если он выберется сам.

Сестры магистра в очередной раз переглянулись и разом встали.

— Хорошо, — сказала Одетт, — Можете считать, что мы вам поверили. В Шотландию и Бретань мы поедем в сентябре, их руководители «очень неожиданно» отбыли на отдых в неизвестном направлении. Посмотрим, что нам ответят там. В любом случае, ирландский Магистериум считается основным и встреча актива Ордена будет в Дублине. Там и подведем предварительные итоги.

Персиваль тоже поднялся, галантно целуя руки обеим. Впрочем, на француженок это не произвело видимого впечатления, вежливость ирландца они восприняли как должное. Они взглянули на Персиваля, разом склонили головы набок и вышли из кабинета, привычно беря друг друга за руки.

Оставшись в одиночестве, Персиваль сел обратно за стол и устало прикрыл лицо ладонями. Разговор вымотал его.

Толкаясь и переругиваясь хриплым шепотом, кобольды взломали замок комнаты и уставились на спящую женщину. Каландру явно мучили кошмары — она разметалась по кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Время от времени она слабо вскрикивала и меняла позу, точно с кем-то сражалась.

— И чего делать? — спросил один из темных, неразборчиво шепелявя. — Докторицу может нужно, банши?

— Не велено, — прогнусавил другой. — Только барахло собрать и вынести. Велено — тащим.

Он первым вцепился в край картины, прислоненной к стене, давая пример всей артели. Некоторое время кобольды пыхтели и тянули, потом один вспомнил:

— И еще чего-то!

Остановились и задумались.

— Траву собрать в мешок! — наконец вспомнил один. — Велено — собираем. А кто приказал-то?

Снова задумались.

— Да ты начинай! — приказал главный. — Само вспомнится. Вроде, в красной бумажке!

— Нет, в синей!

С энтузиазмом повспоминав цвета, кобольды пошвыряли в мешок все, до чего могли дотянуться цепкими лапками и продолжили тащить картину. Но в коридоре снова вышла заминка.

— А дверь чинить обратно велено?

Порешили на всякий случай починить. Получалось это у них, впрочем, почти беззвучно и быстро. Руками кобольды работали явно лучше, чем головой. Когда все было готово, они собрались было уже разбежаться, но голос смутно знакомой женщины остановил их:

— Подождите, это еще не все. Отнесите все, что взяли, за ворота и там бросьте. А это за работу.

Она вынесла темному народцу несколько бутылок виски и захлопнула дверь. Кобольды переглянулись.

— Потащим? Или тут оставим? — награда уже жгла пальцы от предвкушения.

— Хозяйка приказала, — рыкнул главный. — Людям служить велено. Велено — служим. Ну, братцы, последний рывок!

Сам он осторожно нес бутылки. Кобольды шустро дотащили поклажу до ограды, пропихнули через прутья и прыснули обратно к особняку. Впереди ждало заслуженное угощение и желанный отдых.

Туман вытянулся, как щупальца живого существа, и поглотил неожиданный дар. В это мгновение Каландра вскинулась на постели, просыпаясь от собственного вскрика. В голове путались сны, явь и воспоминания, сменяя друг друга безумным калейдоскопом.

Память подкидывала то пожар, то нападение светлого войска, то, что сошедшая с картины девушка сама вышла сквозь запертую дверь. Никогда еще Каландра не ощущала себя такой слабой и беспомощной, найдя в себе силы рассказать о произошедшем только Персивалю и Катрионе.

«Хизер Блоссом» прощалась с прочими школами еще на год. Бретонцы уезжали с кубком, шумно и бравурно, оставив после себя беспорядок в спальне и осколки бутылок. Шотландцы в противовес шагали по парку почти строем, не отходя от своего педагога и не болтая. Казалось, даже фэйри вокруг и опасный туман за воротами не в состоянии удивить их или вывести на эмоции. Славяне, впервые увидевшие не только бессмертных, но и «заграницу», видели во всем чудо и сказку — трепали брауни за мохнатые уши, вежливо просили погладить местную знаменитость — кошку Гекату, бесстрашно гуляли по парку до отбоя и перезнакомились с половиной школы. Троица северян точно была первой, кого отсюда провожали со слезами и пожеланиями увидеться вновь.

Помахав вслед удалявшемуся автомобильчику, увозившему Яра в тоже почти волшебную Сибирь, Элли обернулась на подруг и слегка замялась.

— Мне нужно собрать мысли в кучу. Надеюсь, на вашу поддержку. Только... уйдем отсюда, очень шумно.

— В комнате сидеть не хочется, — Бри аккуратно притянула к себе ветку яблони и вдохнула аромат. — Такая чудесная погода. Можно Лэнгдона уговорить отвезти нас в Дублин.

— В очередь записывайся, — буркнула Агни. — Наши каждый день ездят, магазины громят на весь будущий год. Слышь, Элли, попроси бабушку в школу автобус купить.

Элли рассмеялась. Представить ганконера, который больше напоминал английского дворецкого за рулем дребезжащей желтой махины было уморительно. Встречи же с Белиндой Элли почти побаивалась. Эта загадочная женщина появлялась и исчезала, когда ей было угодно. Элли не имела представления, где ее теперь можно отыскать.

— Пойдемте к нам... — просто предложила она. — В наше Убежище.

— Я печенья принесу, — предложила Бри и убежала в сторону школы.

Элли и Агни медленно пошли в сторону знакомых деревьев. То там, то здесь на лавочках, принесенных стульях, а то и прямо на траве располагались студенты, группами и поодиночке, читали, разговаривали, просто смотрели по сторонам. Элли загляделась на чью-то корзинку с фруктами и остановилась.

— Тебе помочь? — окликнула ее Агни, и голос вывел Элли из забытья.

— Что? — она взглянула под ноги и отпрянула, перед ней весело журчал ручеек.

Теперь она понимала, отчего не может перешагнуть проточную воду.

— Нет.

Агни перепрыгнула на другую сторону и терпеливо подождала, пока Элли не обойдет препятствие кругом.

— На что это похоже? — спросила она, и Элли поняла.

— Голова болит и кружится, — ответила она и слегка замедлила шаг. — Будто перед обмороком. Неприятное ощущение.

Она передернулась и посмотрела на Агнесс.

— Тебя же можно спрашивать?

— Эмм? — Агни удивленно взглянула на подругу.

— Ну, я ведь так мало знаю о тебе и Брианне. Вы про меня куда больше. С кем ты жила?

Агнес задумчиво смотрела вперед, не сбивая шаг.

— Если можно, конечно, — торопливо добавила Элли.

— Последние годы в орденском воспитательном доме, — Агни по-прежнему смотрела вдаль перед собой. — Отца я не видела, мать плохо помню. Когда она внезапно умерла, вулгарская опека нашла меня раньше. И я полжизни прожила в их детдоме.

Элли сочувственно вздохнула.

— Но тебя же нашли?

— Повезло, что не изменили имя с фамилией, — согласилась Агни, — Только до этого мне еще пришло в голову сбежать.

— Тебя обижали там? — выпалила Элли раньше, чем подумала об уместности вопроса.

— Хм-м, — протянула Агни. — Я похожа на человека, которого можно запросто обидеть?

Элли покусала себя за язык, чтобы не сморозить очередную глупость.

— Просто скучно было, — отрубила Агни. — Прочитала Твена, влюбилась в Гека Финна и пошла искать приключения. Ну, навроде всех этих третьих сыновей из сказок. Мальчишкой интереснее быть.

Она весело блеснула на Элли янтарными глазами.

— Я раньше так думала. Теперь считаю, что лучше всего — собой. Каждому человеку.

— Звучит философски, — признала Элли. — Еще бы знать, кто мы все.

Агни обернулась на школьную ограду.

— С этим легко, что у кого на поверхности, то и правда. Люди — существа простые, пока сами все не усложняют.

«Это и есть мудрость, — подумала Элли. — Как мне повезло! Я бы пропала тут без них. Без Бри, которая все про всех знает. И без Агни, с которой спокойно, даже, когда страшно».

— Ну, а потом меня орденцы все-таки нашли, и отправили к своим. Представляешь, я в четырнадцать только про фэйри узнала? — закончила Агни.

«Представляю...» — вздохнула Элли.

— Мне жаль, что мы редко так можем поговорить, — сказала она. — Что я знаю тебя хуже, чем Бри. Но ты мне очень нравишься. С первой минуты, когда ты нарушила школьные правила. Потому что я сама всегда мечтала их нарушать. И сбежать я тоже мечтала.

Агни погладила себя по оранжевым кудрям.

— Это хорошо, что нравлюсь. Нас трикветром назначат, будем вместе, пока не впадем в маразм.

Она рассмеялась.

— Всегда мечтала быть безумной старухой на роликовых коньках. А вот ты не состаришься. Нравится идея?

— Я еще не понимаю такого, — честно признала Элли. — Я же расту.

— Разберешься, — уверенно сказала Агни, и снова обернулась. — Ну где там Брианка с пряниками? Ага, вижу.

Агни прикрыла глаза от света. От школы, помахивая корзинкой для пикников, шла Бри.

— Чисто Красная Шапочка, — одобрительно сказала Агни, — Лезь первая в кусты и жди.

Элли послушно наклонилась, ища проход через заросли — Убежище недаром получило такое название. Оказавшись за живой изгородью, она оглядела привычную обстановку, стол, шесть высоких стульев-тронов с разномастными подушками и покрывалами, стопки книг, немного посуды, чтобы не носить туда-сюда каждый раз. Вуаль Фэйри защищала школу от осадков, летом же здесь было сухо от лиственного шатра, а может и от фэйрийской магии.

Через минуту подруги присоединились к Элли. Брианна принялась доставать из корзинки все, что удалось выпросить у Брина и Азры.

— Я сказала, что для тебя, — призналась она. — Они согласились в счет пятичасового чая.

Кроме плотно закрытого кувшина с холодным фруктовым морсом, она выложила на стол несколько кексов, половину круглого хлеба, кусок сыра и медовую коврижку.

«Неплохо для чая», — подумала Элли, усаживаясь за стол и посматривая на три оставшихся пустым стула. — Вот бы и Грэм был тут. Но он слишком гордый и загадочный, что бы общаться с Бри и Агни.

— Так что ты собиралась рассказать? — вспомнила Брианна, когда угощение было нарезано и разложено.

Элли стиснула руки под столом.

— Столько всего произошло за год. Я узнала, кто я, но я хочу знать больше. Мистрис Белинда... то есть бабушка... — она смущенно замолчала и продолжила, несмотря на слегка дрогнувший голос: — сказала, что в школе есть тайники, открывающие правду обо мне.

Агни неожиданно накрыла ее ладонь своей.

— Так. Продолжай.

Элли удивленно посмотрела на нее.

— Мне нужно найти их. Скорее всего, понадобится помощь.

— Директор изучает школу, — сказала Агнесс. — Некоторые студенты помогают ему.

— Тогда я с ним поговорю, — Элли взялась за кекс. — Не вовремя он уехал, конечно.

Она посмотрела на лакомство, но все не могла начать есть.

— Если мне не дано вспомнить детство, то может, я узнаю важное из тех тайников? Бабушка как раз посоветовала у мастера Персиваля спросить.

Элли все-таки вцепилась зубами в кекс, надеясь, что еда успокоит нервозность.

«Еще Король хочет меня убить, — подумала она. — Но этого я не скажу. Интересно, я ему напакостила и забыла, или он сам додумался меня возненавидеть?»

— Вот и все, — сказала она задумчиво. — Мы окончательно и бесповоротно второй курс.

— Звучит как тост, — отметила Агнесс.

— Тогда чин-чин, — подняла Бри бокал.

Светлейший Король Благого Двора прошелся по покоям, нервно ломая пальцы. Портрет рыжеволосой девы стоял тут же, прислоненный к стене. Фэйри едва удержался, чтобы не прикрыть картину тканью — подспудно казалось, что красавица следит за ним из-под опущенных век. Король так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки.

«Это просто смешно! Рыжая тварь!»

Зеркало у роскошной кровати медленно и невесомо покрылось туманной дымкой, Король заметил это не сразу, но облегченно вздохнул, будто ждал. Он подошел и встал напротив, ожидая. Стекло выглядело запотевшим, и фэйри нетерпеливо провел по нему ладонью, освобождая отражение, но своего лица не увидел. В зеркале появилась фигура девы в длинном светлом платье со шлейфом, ее пшеничные локоны были убраны в высокую прическу, и на бессмертного она смотрела со спокойным достоинством.

Король нервничал.

— Заберите его, — отрывисто произнес он. — Мне не пригодилось. Все оказалось зря!

Дева улыбнулась.

— Это не моя вина, — ответила она. — Стихии возьмут плату по договору.

Дева прикоснулась к раме зеркала изнутри, точно готовясь шагнуть наружу. Король подал ей руку, она благодарно оперлась и ступила на пол фэйрийского дворца, позволяя шлейфу платья стелиться за ней. Взгляды бессмертного и девы Зазеркалья столкнулись.

— Жрица Стихий желает чего-нибудь? — Король запоздало проявил гостеприимство. — Вина, травяных зелий или колодезной воды?

Жрица промолчала, только едва заметно качнула головой.

— Скажите, чем вам так досадила та девушка? Она ведь непростая, раз вы готовы преследовать ее мрачным колдовством.

Король Гвалхгвин вскинул подбородок и сверкнул глазами.

— Я свет! Я защищаю свой мир, свой народ, — он даже прошелся по покоям, завивая полы наряда, сияя вокруг невесомой серебристой пыльцой. — Ее темная кровь — плата за свободу бессмертных от проклятия богов.

Дева Зазеркалья снова улыбнулась.

— Стихиям не нужно ваше рабство от синего камня. Мы лишь хранители и посредники.

Прекрасное лицо фэйрийского Короля исказилось гневом.

— Вы ничего не знаете! — он шагнул к жрице, точно желая схватить ее, но в последний миг опустил руку. — Это не просто война моего Королевства с Неблагим Двором. Ее семья должна мне...

— Так это лишь вопрос золота?.. — протянула дева.

— Нет! — выкрикнул фэйри. — Не сыщется в мире смертных такого сокровища, чтобы искупить...

Голос его прервался на миг, но снова окреп:

— ...вину.

Жрица больше не улыбалась. Она перевела взгляд на портрет и снова посмотрела на Короля.

— Значит вот как. Не так все просто. И благородное желание освободить народ от власти смертного человека — это не вся правда. Вы просто ненавидите эту девушку.

Фэйри зашипел.

— Больше всего на свете. Ее саму и всю ее семью.

Теперь жрица стала печальной. Она больше не смотрела на Короля, она глядела на портрет.

— Где та семья? — спросила она, ни к кому не обращаясь. — И зачем...

Она искоса бросила взгляд в сторону бессмертного.

—... вам портрет первой Жрицы Стихий, моей предшественницы?

Светлейший Король уже оправился от минутной слабости. Его лицо разгладилось и вновь стало прекрасным, а осанка — величественной. Теперь он смотрел на поникшую деву Зазеркалья свысока.

— Мы не вмешиваем в наши дела смертных, — высокомерно отрезал он. — Вы получаете плату и не задаете лишних вопросов. У вас свои тайны, у Благого Двора свои.

Жрица слегка пожала плечами, показывая, что признает сказанное.

— Тогда прекратим этот разговор. Отдайте золото, а я заберу картину.

Король прошел к резному столику и уже протянул руку к шелковому мешочку на нем, но отдернул пальцы.

— Половину!

— Половину!

Жрица вопросительно вскинула брови.

— Я не смог завершить ритуал, — сказал фэйри. — Мне помешали. Это справедливо, если половину.

Но прежняя доброжелательность и вежливое любопытство уже покинули деву. Она холодно взглянула на Короля.

— Нет. Мы заключили договор без оговорок.

Король сверкнул на мгновение потемневшими глазами и схватил кошелек. Жрице почудилось, что сейчас он швырнет плату ей в лицо, но фэйри учтиво вложил в ее ладонь шелковый мешочек.

— Я не хочу потерять благорасположение Стихий, — примирительно произнес он. — Пусть будет так.

«Но мое потерял! — подумала Жрица. — От меня больше ничего не получишь, и портрет тем более. Черт бессмертный!»

Она прикрыла глаза. Ругательство вырвалось почти привычно и не пугало больше. Давным-давно в полузабытой юности, за такие мысли дева сама приговорила бы себя к ночному бдению на коленях, а теперь... Смешно вспоминать.

Чудовища существовали, но их она больше не боялась.

Дева пошла к зеркалу, подбирая юбку, готовая вернуться обратно. Потом нетерпеливо обернулась на Короля. Тот, правильно истолковав ее взгляд, позвал слугу.

Вошедший юноша учтиво поклонился и, пожирая глазами гостью правителя, помог донести картину к порталу. Зеркало вновь затянулось туманной дымкой, пропуская портрет рыжеволосой девушки в иное измерение. Жрица шагнула следом. Стекло сверкнуло и погасло, теперь Король снова видел в нем только себя и отражение комнаты.

Слуга-фэйри слегка осмелел:

— Ваше Величество, позвольте спросить?..

— Не твое дело! — рявкнул Гвалхгвин. — Просто очередной враг. И... не болтай.

Слуга поджал губы и снова поклонился, скрывая досаду. Король отпустил его легким движением руки и опустился в высокое кресло на постаменте, погружаясь в невеселые сумрачные думы.