Шлюхи Сатаны

АНГЛИЯ

ЛЕТО ГОСПОДНЕ 1677

Едкий запах аммиака от мочи и фекалий, затоплявших каменный пол, щипал глаза Маркуса с того момента, как он вошёл в тюрьму. Так было всегда. В самый первый день, когда Маркус ступил в тюрьму - давным-давно, когда он был ещё совсем мальчишкой, - отвратительный запах заставил его сильно срыгнуть.

На протяжении многих лет, когда заключённые приходили, уходили и умирали в этих стенах, та же вонь оставалась.

Сейчас здесь заперты двенадцать обвиняемых ведьм.

Их преступления были многочисленны - богохульство, ересь, убийство, женоненавистничество, детоубийство, зоофилия. Все они так или иначе забавлялись с дьяволом. Конечно, очень немногие из них исповедовались в своих грехах; ведьмы никогда этого не делали. Но Маркус Кембридж был величайшим охотником на ведьм из когда-либо живших! Он узнавал ведьму, когда только видел её. Он мог видеть это в их глазах. Он практически чувствовал запах дьявола на них.

Прямо сейчас всё, что он мог учуять, - это гнилостный запах грязи, к которой в настоящее время были прикованы эти ведьмы.

Тюрьма представляла собой не более чем маленькую комнату - каменные стены буквально сочились клаустрофобией. Было всего четыре камеры, каждая из которых реально могла вместить только одного заключённого. Но Маркус, когда того требовала необходимость, мог уместить по три-четыре в каждую. Стоны эхом отдавались от стен, боль и страдание каждой из этих проклятых ведьм были заслуженными.

"Злые суки. Их нужно оставить здесь гнить".

Маркус снял шляпу и повесил её на крючок рядом с дверью. Вдоль каменных стен замерцало пламя факелов, когда тяжёлая деревянная дверь захлопнулась, и сквозняк поднял пыль. Затем пламя улеглось, и воздух снова замер. Мерзкий запах ещё витал в воздухе, не в силах - и, видимо, не желая - рассеяться в прохладном свежем воздухе ночи.

Хлопнувшая дверь отвлекла Оскара от задачи, которую он сейчас выполнял. Он оглянулся через плечо, встретившись глазами с Маркусом, затем вернулся к своей работе, используя свои щипцы, чтобы оторвать язык молодой ведьмы, крепко привязанной к столу перед ним. Ужасный звук рвущейся плоти эхом разнёсся по комнате. Ведьмы в камерах зашипели, каждая из них смотрела с ненавистью в глазах.

Оскар был страшным человеком - даже Маркус испытывал лёгкое чувство страха в его присутствии. Он был ростом шесть футов четыре дюйма и весил, по самым скромным подсчётам, около двухсот двадцати фунтов. Бóльшую часть этого веса составляли мышцы. Пот струился с его лба и капал с острых кончиков густой, мокрой бороды на голое тело тощей молодой девицы под ним.

Маркус ждал. Он знал, что лучше не прерывать Оскара, пока тот работает. Он был лучшим мучителем Маркуса. Удовольствие, которое он получал от причинения боли этим отвратительным существам, было восхитительно, даже если его методы были несколько отвратительны сами по себе.

Оскар взял отрезанный язык, с изорванного корня которого капала кровь, и бросил его в костровую яму, которая горела рядом с ним. Плоть зашипела, когда пламя охватило её. Ведьма захлёбывалась собственной кровью. Оскар присел рядом с ней и осторожно убрал волосы с её лица. Если бы Маркус не знал лучше, он мог бы поклясться, что на мгновение увидел там кратчайший проблеск любви. Но это, конечно, было смешно. Оскар улыбнулся и позволил ведьме ещё немного подавиться, прежде чем отпустить кожаный ремень, удерживавший её голову. Тут же она рванулась вперёд, и её вырвало кровью. Оскар издал оглушительно громкий смех, эхом отдающийся от стен. Маркус был совершенно уверен, что выдёргивание языков было любимым методом пытки Оскара, возможно, даже более сильным, чем использование "груши страданий". Груша была названа так из-за её сходства в закрытом состоянии с фруктом. Она вставлялась во влагалище и винт затягивался. Это открывало железные лепестки устройства, растягивая и разрывая плоть внутри отверстия.

Конечно, его можно было использовать и для мужчин. Введение в задний проход часто оказывалось весьма эффективным.

- Ты опоздал, - сказал Оскар Маркусу, вытирая руки тряпкой.

Маркус углубился в комнату. Ведьма на столе пристально смотрела на него. На кратчайшее мгновение Маркус подумал о своей дочери - скорее всего, она была всего на год или два моложе этой мерзкой ведьмы (которой, по его оценке, было около тринадцати или четырнадцати лет). Он выкинул эту мысль из головы. Он уставился на девушку. Кровь потекла по её губам и стекала по подбородку. Её язык был удалён, она не могла говорить, но всё ещё умоляла его спасти её, её глаза умоляли его.

"Скоро она будет спасена", - подумал про себя Маркус.

Как только она признается, Маркус подарит ей сладкое освобождение в виде смерти, и она сможет присоединиться к своему хозяину в аду.

- Да, но ты, похоже, сам был чем-то занят, - сказал Маркус.

- Нужно было чем-то заняться, пока я ждал.

- Действительно. Я готовился. Она как?

- Она в яме, - сказал Оскар, вытирая кровь со лба, прежде чем указать на маленькую решётку в полу у задней стены тюрьмы.

Яма представляла собой небольшой колодец - шириной меньше фута в каждом направлении - что делало её тесной даже для самых маленьких заключённых. Влажные стены и ограниченное передвижение делают её невероятно неудобной для любого, кто заперт там внизу.

Как только клаустрофобия начинала просачиваться в мысли, там можно было сойти с ума.

Ведьма, в настоящее время заключённая в яму, утверждала, что её зовут Кэтрин Эббот, но Маркус ей не поверил. В конце концов, она была ведьмой - честность была не в их характере. Он произвёл арест после того, как её обвинили в похищении и убийстве новорождённого ребёнка у одной из женщин в деревне. Среди ведьм существовало поверье, что употребление крови новорождённого ребёнка дарует им вечную жизнь.

Какое абсолютное безумие.

Но мерзкий зверь в яме это сделал. Она выпила кровь бедного ребёнка, веря, что это даст ей силы Сатаны. Но Маркус был верным слугой Христа - ни на одно мгновение, пока он не перевёл дыхание, он не позволил бы такой мерзости ходить с ним по этой земле.

Кэтрин - Маркус стал называть её так, несмотря на сомнения, что это на самом деле её имя - изначально не призналась в преступлении. Даже когда Оскар начал воздействовать на неё с помощью "когтей". Это был первый раз, когда Маркус видел их в действии, хотя слышал об их использовании изредка. Они были немногим больше, чем пара щипцов, хотя изогнутые и скрученные концы были выкованы в виде грубых острий. Оскар уложил их в пламя печи, пока железо не раскалилось докрасна. Затем он использовал их, чтобы вырвать плоть с груди Кэтрин. Когда он оторвал их, растаявший подкожный жир также отделился от плоти. Кровь сочилась из многочисленных ран, окружавших каждую грудь, словно следы от укуса какого-то дикого и свирепого зверя.

Кэтрин кричала, просила и умоляла его остановиться. Но она не признавалась.

Оскар продолжал отрывать куски от её груди. Тем не менее, она не призналась. В последующие дни она подвергалась другим методам пыток. В конце концов, Кэтрин провела на дыбе два дня, прежде чем призналась в своих проступках.

Маркус заглянул в яму. Кэтрин уставилась в стену, меньше чем в дюйме от кончика её носа. Она казалась коматозной.

- Хорошо, - сказал Маркус. - Выпустим её.

Оскар поднял решётку и сунул руку в яму. Он схватил Кэтрин под руки и вытащил её.

Когда она выбралась из ямы, Маркус мог видеть всю полноту пыток, которым подверглась Кэтрин - её истощённое тело было скрюченным и пропитанным кровью, не в силах выдержать собственный вес.

Оскар швырнул её на пол. Маркус присел рядом с ней. Её лицо представляло собой месиво из синяков и крови. Ей было холодно - кости стучали, а тело дрожало. Но Маркус не чувствовал угрызений совести.

- Ты знаешь, почему я здесь? - спросил он у ведьмы.

Слабо, она подняла голову. Она посмотрела на Маркуса.

- Ты пришёл даровать мне свободу? - ответила она.

- Да, ты скоро освободишься.

Кэтрин улыбнулась. Маркус встал. Он кивнул в сторону Оскара, который покорно поднял свою деревянную дубинку и сбил ею Кэтрин, оставив её без сознания.

Густые чёрные тени хаотично плясали за деревьями, а многочисленные горящие факелы толпы бросали переплетающийся свет на глубокий, бесконечный лес. Полная луна стояла высоко над верхушками деревьев, небо вокруг неё было зловеще чёрным и свободным от облаков.

Толпа состояла из человек тридцати, все мужчины - здесь было не место женщинам и детям. То, что они собирались сделать, несмотря на то, что это было повелено самим Богом, никогда не должно быть свидетельством тех, чей разум настолько хрупок.

Маркус оглянулся на толпу мужчин. Они следовали за ним, как стая верных собак. С благословения Господа сегодня вечером все они останутся в безопасности и вернутся домой к своим семьям, зная, что в орде Сатаны теперь на одного демона меньше.

В настоящее время Кэтрин, известная членам группы только как "ведьма", лежала без сознания в руках двух мужчин.

Несмотря на то, что она была без сознания, они крепко держали её за руки на случай, если она проснётся и попытается сбежать. Как и сам Сатана, те, кто решил следовать за Ним во тьму, были известны тем, что безжалостно лгали и разыгрывали трюки. Ведьма попробовала это сама - она заявила о своей невиновности, как и все ведьмы. Но Маркус знал, что она лжёт. Когда она почувствовала, как её сухожилия рвутся, а связки лопаются под кожей, как извилистая дыба вырывает её кости из суставов, она вскоре начала рассказывать правду о преступлениях, которые она совершила.

Когда Кэтрин лежала на руках двух мужчин, её ноги волочили по грязи, на её изломанном и окровавленном теле были видны все следы пыток, которым она подверглась. Оба её глаза были чёрными, опухоль перекрывала её сломанный нос. Её губы были разбиты во многих местах. Оскар безжалостно избивал её и наслаждался каждой секундой этого. Рваное платье, которое Маркус так любезно разрешил ей надеть в последние дни на этой земле, было запачкано мочой и фекалиями, пропитано потом и кровью, которая пролилась, когда её тело было разорвано в клочья.

"Это лучшее, что она заслуживает, мерзкая сука".

Маркус вёл толпу через лес к поляне, где деревья расступались и открывались к небу, чтобы Сам Бог мог свидетельствовать о Его воле, исполняемой над этим коварным зверем.

Маркус, высоко подняв пламя факела, обернулся.

- Приведите её сюда. Быстрее, - сказал он, призывая мужчин вынести ведьму вперёд.

Эти люди уважали Маркуса. Он был очень хорош в своей работе. Если женщину обвинят в колдовстве, он узнает, виновна ли она, в тот самый момент, когда только увидит её. Эта ведьма была виновата - они почти всегда были виноваты. Она созналась, так что теперь её приговор должен был быть приведён в исполнение. Она сгорит на костре.

"Достойный конец для грязного зверя".

Кол - упавший ствол, лишённый коры, около десяти футов в длину - был положен на землю посреди поляны. Рядом лежала грязная куча сломанного дерева. У подножия столба была вырыта небольшая яма, засыпанная камнями - идеальное основание для столба с привязанной к нему горящей ведьмой.

Толпа собралась вокруг столба, когда двое мужчин тащили Кэтрин через поляну. Каждый член толпы высоко поднял свой факел. Тёмные тени, падающие на их лица, делали их почти безликими. Конечно, один человек был неотличим от другого. Маркус стоял во главе толпы, наблюдая, как двое мужчин положили Кэтрин на столб и привязали её к месту. Верёвки туго натянулись на кожу ведьмы.

Если бы она была в сознании, она наверняка бы страдала, когда верёвки обжигали её плоть.

Теперь, когда верёвки были связаны вокруг её тела и ног, ещё двое мужчин присоединились к поднятию столба и втыканию основания в засыпанную камнем дыру. Кэтрин теперь была подвешена примерно в восьми футах от земли. Мужчины собрали обломки деревьев из кучи и сложили их вокруг основания столба, пока они почти не доставали до её ног.

Затем мужчины отступили и слились с толпой, тьма окутала их, внезапно даровав им анонимность.

Только Маркус, великий охотник на ведьм, человек, который вытащил эту женщину, брыкающуюся и кричащую, из её дома и руководил своими людьми, избивавшими её и пытавшими её, пока она не признала, что она действительно, как уже знал Маркус, ведьма, выступил вперёд. Он передал свой факел одному из мужчин. Он расправил отороченные золотом края своего красного бархатного жакета и подошёл к ведьме. Голова Кэтрин склонилась вперёд. Только верёвки, которыми она была привязана к столбу, не позволили ей упасть на землю.

Её длинные волосы, сальные и спутанные, падали ей на лицо.

Когда Маркус приблизился к ней, он услышал её дыхание. Оно было мелким и хриплым, как у животного.

Ничего удивительного. Она и была животным.

Нет.

Она была хуже.

Маркус подошёл ближе.

Голова Кэтрин дёрнулась вперёд. Её гнилые зубы, два из которых были выбиты из её бледных дёсен во время одного из самых жестоких избиений, которые она перенесла, скрежетали на Маркуса. Если бы он был хотя бы на дюйм ближе, эти зубы вонзились бы ему в шею, заразив его бог знает какой формой ужасающей болезни.

Маркус отпрыгнул назад, и каждый член толпы повторил действие.

Рычание Кэтрин расслабилось. Она улыбнулась. Она даже осмелилась засмеяться.

- В чём дело? - спросила она. - Ты меня боишься?

- Ни одна жалкая шлюха никогда не пугала меня, - ответил Маркус. - Ни ты. Ни любая другая.

- Правда? Тогда что это за зловоние, которое я чувствую от тебя? - Кэтрин фыркнула от смеха. - Это определённо пахнет страхом.

Маркус медленно покачал головой.

- Страх для слабаков.

- Как эти так называемые люди, которых ты привёл сюда сегодня ночью? Они пахнут хуже, чем ты.

Маркус оглянулся через плечо на мужчин, которые теперь стояли позади него. Боялись ли они этой ведьмы? Разве они не верили, что Бог защитит их от её тёмной магии? От её зла?

Ведьма была права в одном - насколько он мог видеть в темноте, все они выглядели окаменевшими.

Маркус снова посмотрел на Кэтрин.

- Ты здесь слабая, - сказал он.

Улыбка Кэтрин стала шире.

- О, как отчаянно ты хочешь, чтобы это было правдой.

Она насмехалась над ним. Тот факт, что она была привязана к этому столбу и была готова сгореть, похоже, её совершенно не беспокоил. С того момента, как она призналась, Кэтрин изменилась. Когда Маркус впервые арестовал её, она была напугана - даже шокирована. Она умоляла сохранить ей жизнь. Она поклялась Богу - нашему Богу, - что она не ведьма. Но Маркус знал, что это неправда. И теперь, после нескольких дней в тюрьме, с разодранной плотью, сломанными костями, она больше не умоляла.

Теперь она призналась, что была ведьмой. Она призналась в своих преступлениях с кровью во рту и улыбкой на лице. Теперь, зная, что она скоро умрёт, она, казалось, приняла тьму.

Теперь она была воплощением чистого зла.

И она наслаждалась этим.

- Я верю, что это правда. На самом деле, я знаю, что это правда. После всего, - сказал Маркус, снова приближаясь к Кэтрин. Если она на этот раз прыгнет за ним, он будет готов. Если понадобится, он сломает ей челюсть тыльной стороной ладони. - Вот ты и находишься именно там, где я хочу, чтобы ты была. Если бы ты не была так слаба - если бы ты была хотя бы наполовину так сильна, как утверждаешь, - ты бы никогда не позволила себя найти.

- Пути Господни неисповедимы.

- Верно, - на этот раз Маркус улыбнулся, целеустремлённая демонстрация, призванная показать ведьме, что он не боится и что ничто из того, что она может сказать или сделать, никогда не сможет повлиять на него - или на кого-либо ещё, если уж на то пошло - никогда больше. - Например, я так и не понял, как и почему Он допустил мерзкого, отвратительного зверя, такого как ты, когда-либо рождавшегося на этой земле.

- Возможно, у этого твоего Бога есть гнусные планы на эту землю, - Кэтрин зарычала, слюна текла по её потрескавшимся губам. - Возможно, Он видит человечество чумой, которой оно и является на самом деле.

- Наш Господь и Спаситель добр и прощает.

- Это так? Тогда, может быть, ты думаешь, что Он примет меня в Своё царство?

- Нет. Небеса для великих и блага этой земли, - Маркус стиснул зубы, разозлившись на то, что отвратительное существо перед ним осмелилось даже предложить такое. - Ты не являешься ни тем, ни другим. Ты будешь гореть в аду вечно.

Кэтрин улыбнулась. Отражение множественных огней мерцало и танцевало в её глазах.

- Звучит как рай для меня, - сказала она, фыркая в ответ.

Маркус нахмурился, злясь больше, чем когда-либо мог припомнить.

Он потянулся к одному из мужчин в толпе. Послушно мужчина подошёл и вручил Маркусу свой факел.

Маркус придвинулся ещё ближе к ведьме. Запах был почти невыносим. Каждое тёплое хриплое дыхание ощущалось кислотой на его лице. Почти нос к носу с ведьмой, без страха в глазах, Маркус высоко поднял свой факел.

- Тогда, пожалуйста, - сказал он. - Позволь мне помочь тебе в твоём путешествии в рай.

Кэтрин пристально посмотрела Маркусу в глаза. На кратчайшее мгновение Маркусу показалось, что она проникла в него и копается внутри него, ища его душу, стремясь поглотить каждую её каплю.

Маркус сделал шаг назад. Он опустил факел и воткнул его глубоко в груду дров у основания столба. Сразу же загорелось пламя.

Кэтрин посмотрела на огонь, разгорающийся у неё под ногами. Она снова посмотрела на Маркуса и широко улыбнулась.

- Ты можешь сжечь моё тело, - сказала она. - Но моя душа - та, что принадлежит Люциферу - будет жить вечно.

Маркус залился смехом.

- Ведьма с душой? Как ужасно забавно, - сказал он. - Огонь Господень очистит землю от твоего тела. А души у тебя нет.

Кэтрин нахмурилась. Улыбка, которая была наклеена на её лицо, теперь исчезла. Пламя начало лизать её пятки. Тем не менее, она, казалось, не чувствовала боли.

- Разве ты не считаешь меня творением того же Бога, которому ты так послушно служишь? - спросила ведьма.

- Нет, не считаю, - ответил Маркус. - Ты создание дьявола.

- О, нет. Дьявол не творец. Он разрушитель! Тот же самый Бог, который создал тебя, создал и меня. Я выбрала путь тьмы. Я решила служить нашему Господу Сатане! Никогда не забывай, твой Господь и Спаситель сотворил всё в этом мире, в том числе и дьявола. Ад существует только из-за эгоистичных желаний твоего злобного Бога!

Громкий вздох пронёсся над толпой. Тихий ропот прокатился вокруг них, прежде чем они снова замолчали. Маркус оглянулся на людей позади него. Несмотря на то, что ведьма перед ними горела и скоро должна была быть изгнана с их земли, они всё ещё выглядели окаменевшими.

Пламя охватило низ платья Кэтрин. Материал сначала подпалился, затем быстро сгорел, превратившись в пепел на глазах у Маркуса. Кожа её бёдер шипела и лопалась, как куриная грудка, приготовленная в горячем масле. Её ступни были практически не более чем костью, рваные остатки её плоти, теперь золы, свободно свисали с её почерневших плюсневых костей.

Запах не был похож ни на что, что Маркус когда-либо чувствовал раньше. Ни от одной из сожжённых им ведьм - их было не менее тридцати - не пахло так. В нём было что-то горькое, в отличие от сладкого запаха, который обычно исходит от горящей плоти.

Она пахла адом.

И всё же она не показывала никаких признаков боли.

- Шлюхи Сатаны ходят среди вас, - сказала Кэтрин громким и сильным голосом, когда пламя пожирало её тело. - Они кормят вас. Они одевают вас. Они воспитывают ваших детей. С незапамятных времён они проникли в вашу жизнь. Шлюхи Сатаны - истинные правительницы этой земли, - пламя, теперь подкрадывающееся к её грудной клетке, сжигая жир, оставшийся от её грудей, лизало кончики её волос, угрожая сжечь их. - Мои сёстры...

- Твой шабаш грязных дегенеративных сук будет найден! - Маркус оборвал ведьму громким, подавляющим голосом. В очередной раз она глубоко разозлила его. - Их постигнет та же участь, что и тебя!

Пламя охватило волосы Кэтрин. Они быстро сгорели, уступив место шелушению и волдырям на коже головы.

Затем она снова засмеялась. Она сгорала. Её ноги были не чем иным, как костями. Она давно должна была умереть. И всё же она была здесь, всё ещё жива.

И она смеялась!

- Мои сёстры будут жить ещё долго после того, как меня не станет. Они отравят эту землю, когда будет развеян мой прах. Любой, кто посмеет ступить на нашу землю, будет страдать медленной и мучительной смертью.

Маркус уставился на Кэтрин. Он никогда не верил, что ведьма может наложить проклятие. Но с другой стороны, он никогда не верил, что ведьма может выжить, когда всё её тело сгорело практически до нуля. Сомнений не было - это дело рук Сатаны.

Кэтрин снова посмотрела на Маркуса.

- Я обещаю, что ты будешь первым, кто почувствует гнев Сатаны. И ты, и твоя жена. И эти два твоих драгоценных малыша.

Чувство ужаса охватило Маркуса.

Откуда она могла знать о его семье?

Кэтрин рассмеялась. Кровавый гной вытекал из лопнувших волдырей на её лице. Кожа начала слезать. Мышцы и сухожилия внизу расплавились, пока не стала видна кость её черепа. Её смешок усилился и превратился в неконтролируемое кудахтанье. С каждым её вздохом - с обугленными лёгкими, которые Маркус мог бы поклясться, что он действительно видел, как они расширяются внутри её грудной клетки, - клубы серого дыма струились по её разбитым губам, которые вскоре сами рассыплются, её улыбка становилась нечеловечески широкой, обнажая гнилые зубы и опалённые дёсны внизу.

Кэтрин продолжала смеяться.

Теперь Маркус был так же напуган, как и съежившиеся за ним люди. Они смотрели на то, что было не более чем трупом, привязанным к столбу, сгоревшим до самой кости. Тем не менее, она была ещё жива и смеялась над ними.

Она смеялась в лицо Богу.

Но вскоре смех стал стихать. Вскоре это стало не более чем хныканьем. Вскоре она обмякла.

Наконец, она умерла.

Огонь продолжал гореть всю ночь. После того, как все мужчины ушли, вернулись домой к своим любящим семьям, без сомнения, травмированные событиями, свидетелями которых они только что стали, Маркус остался. Всю ночь он бодрствовал у горящего столба. Что-то завладело им. Он глубоко опасался, что эта ведьма на самом деле не мертва, что она каким-то образом может слезть с кола и воссоединиться со своим шабашем, где бы они ни прятались.

Но огонь потух, когда взошло солнце, а ведьма так и осталась мёртвой.

НАШИ ДНИ

Луиза понятия не имела, как она сюда попала.

Она понятия не имела, почему она здесь.

Всё, что она знала, это то, что она была в ужасе и по какой-то причине бежала, спасая свою жизнь, через простор густого леса. Её босые ноги продирались сквозь дикий подлесок, как будто его и не было. Тот факт, что шипы ежевики сдирали её кожу, оставляя множественные жалящие раны, остался даже не замечен ею.

Птицы слетались с деревьев, пока она бороздила лес.

Ей было всего семнадцать. Она не должна была быть здесь.

Ничто из этого не было правильным. Её последние яркие воспоминания были о том, как она сидела дома и читала книгу. На заднем плане шла какая-то унылая мыльная опера, не более чем раздражение, которое ей удавалось игнорировать. Её мать сидела рядом с ней, поглощённая телевизионным просмотром. Луизе показалось, что это было несколько дней назад. Всё, что было между тем и сейчас, было гораздо более расплывчатым. У неё были смутные воспоминания, но они не казались ей собственными. Они были тёмными и пугающими. Там была кровь и запах смерти. Она делала вещи - ужасные вещи - но что именно, она не могла вспомнить. Всё, что она знала, это то, что они были теми вещами, которые преследовали её в кошмарах.

Что с ней случилось?

Она была одета в свободное платье; чуть толще тонкой хлопчатобумажной простыни, облепленное грязью и потом. Под платьем она была обнажена, но её это совершенно не беспокоило. Выживание было единственным, что имело значение сейчас. Кровь стекала по её ногам. Её лицо, её тело, её длинные светлые волосы были покрыты грязью, копотью и запёкшейся кровью.

Она посмотрела через плечо. Там ничего не было, но она продолжала бежать, не замечая, почему она бежит и от чего бежит.

Сильным толчком она прорвалась сквозь кусты, отбивая ветки предплечьями. С другой стороны, в тот самый момент, когда её ноги коснулись земли, она затормозила, поскользнувшись в грязи и кувыркаясь вперёд, на колени. Перед ней стояли олень и её оленёнок, с которым она была лицом к лицу. Если бы у неё был воздух в лёгких, она бы точно закричала. Но она этого не сделала. Лёгкий вздох - это всё, что она смогла выдавить.

Прошло мгновение, пока она стояла там, глядя в угольно-чёрные глаза оленя. Она ожидала, что два животных развернутся и убегут. Но они этого не сделали. Они просто стояли и смотрели на неё. Так продолжалось до тех пор, пока какой-то другой шум позади них не напугал и оленей, и Луизу.

Это был он.

Олень и оленёнок развернулись и побежали, продираясь сквозь лес и исчезая за горизонтом.

Внезапно воспоминание нахлынуло на Луизу. Она бежала от мужчины. Она понятия не имела, кто он такой. Но она знала, что если он поймает её, то убьёт. И поэтому она вскочила с колен и снова помчалась сквозь деревья.

Её сердце колотилось, подошвы ног болезненно хрустели сломанными ветками и опавшими листьями, усеявшими лесную подстилку. Она бежала так быстро, как только могли нести её ноги. В этот момент она полностью осознавала, что больше не бежит так быстро, как могла. Ей казалось, что она бежала несколько часов - и, возможно, так оно и было. Молочная кислота, образовавшаяся в её мышцах, сгорела.

Ей так отчаянно хотелось остановиться и просто перевести дух, но она слишком хорошо знала, что если бы она это сделала, то могла бы умереть.

Она снова оглянулась через плечо.

Он был позади неё.

Она не могла видеть его лица с такого расстояния и не могла вспомнить, как он выглядел по памяти. Но она каким-то образом знала его, в этом она была уверена. Она не знала, насколько хорошо она знала его - был ли он её другом? - но смутное воспоминание сообщило ей, что они недавно разговаривали, возможно, за несколько мгновений до того, как она начала бежать, до того, как возникло осознание того, что он хотел её убить.

И тут её ноги зацепились за упавшую ветку. Кусок дерева подпрыгнул под одной ногой и больно ударился о противоположную голень.

Дерьмо!

Луиза тяжело упала на землю, ветер сорвал её паруса. Её лицо распласталось на земле, во рту был привкус грязи, она надула щёки и тяжело вздохнула. Облако пыли взметнулось вверх, когда она с силой выдохнула и приподнялась на четвереньках.

Затем она почувствовала присутствие позади себя.

Прежде чем она смогла встать и бежать, прежде чем она смогла закричать - прежде чем она успела что-либо сделать - рука мужчины протянулась вокруг и схватила её за лицо. Он крепко сжал её рот, глубоко впиваясь кончиками пальцев в её щёки, и рывком вернул её в вертикальное положение, всё ещё стоящую на коленях.

Девушка чувствовала, как латекс мужской хирургической перчатки натирает и пощипывает её кожу. Запах латекса был таким характерным.

Она пыталась сопротивляться, пыталась вырваться, но мужчина крепко держал её. Её борьба была тщетной - теперь она знала это. Вся её энергия была израсходована. У неё не осталось ничего, с чем можно было бы бороться.

Ей оставалось только наблюдать, как мужчина другой рукой протянул и приставил холодное лезвие мясницкого ножа к её горлу. Она попыталась умолять мужчину, но не смогла произвести ничего, кроме бормотания.

Затем она почувствовала давление лезвия, когда мужчина начал вонзать его в её кожу. Потом она почувствовала боль, когда кожа начала трескаться, уступая место острой, как бритва, стали. Тёплая кровь стекала по её шее, в воротник платья, струилась между грудей, текла по животу, обволакивая пупок.

Мужчина вонзил нож глубже, всё время крепко сжимая лицо Луизы своей рукой в ​​латексе.

Кровь теперь начала литься свободно, стекая с шеи девушки. Это было странно - несмотря на то, что она знала, что умирает, тепло крови, стекающей вниз по её груди и заставляющей её пропитанное платье прилипнуть к её телу, было приятным. Чувство абсолютного страха, которое она ранее испытывала, начало исчезать, когда чувство облегчения начало брать верх.

Скоро этот кошмар закончится.

Скоро она освободится.

Девушка услышала, как хрустнула её гортань, когда мужчина провёл ножом по её горлу. Она чувствовала, как кровь бурлит в ране, когда остатки воздуха вырвались из её лёгких и пробились через только что созданное отверстие. Она чувствовала вкус железа во рту, который душил её.

Когда тьма начала сгущаться над ней, как задёрнутые шторы, она позволила себе просто уйти. Просто сдаться. Жизнь вылилась из неё и смешалась с кровью на земле. Мужчина ослабил хватку, и она упала лицом вниз на лесную подстилку.

Последним, что она увидела, была собственная кровь, вытекающая из её артерий, вытекающая из её шеи, медленно растекающаяся из-под неё.

И когда её глаза начали закрываться, она готова была поклясться, что с ней в лесу было ещё больше людей. Её зрение затуманилось, она могла разглядеть лишь очертания этих людей. Они окружали её, двигались к ней.

Потом она ушла.