Глава четырнадцатая

Номер у Найденова почти такой же, как у меня. Разве что портьеры другие. И на столе стоит бутылка красного вина. С собой, что ли, он привез?

— Привез с собой, — подтверждает Михаил Иванович, — а то в прошлый раз кое у кого из моих знакомых возник вопрос, есть ли и в самом деле в нашем краю хорошие вина? Да мы, говорю, если упремся как следует, то и с Францией можем потягаться, не говоря о Молдавии.

— Вы — патриот своего края?

— А вы нет? — передразнивает он. — Да, я хотел бы, чтобы пусть и не во всей стране, но хотя бы в нашем регионе мы могли устроить несколько другую жизнь…

Ты посмотри, у мужика какие планы! Не иначе в губернаторы готовится. Но это я про себя над ним хихикаю. В лицо сказать не осмеливаюсь, может обидеться.

— Думаете, что нужно создать нечто вроде государства в государстве?

— Достаточно было бы свободной экономической зоны.

— Так в чем же дело? Теперь остается только вам стать губернатором, и, как говорится, карты в руки! — все же не выдерживаю я. Наверное, у меня предубеждение против богатых людей. Не верю, что они могут что-то делать бескорыстно, хотя Найденов не похож на человека, который думает только о своем кармане.

— Обещаю над этим вопросом подумать… Вот кем бы я не смог стать, так это президентом страны, если бы пробился во власть. И не из-за недостатка ума…

Похоже, от скромности он не умрет!

— …А оттого, что в нашем Отечестве все делается слишком медленно. В то время как давно пора торопиться, работать быстрее, на перспективу, а мы как начнем раскачиваться, как станем репу чесать и прикидывать, что да как… Извините, но ведь у нас и в самом деле богатейший край. Нам бы еще и умное руководство…

— Если вы будете говорить со мной о политике…

— Молчу, молчу, — говорит он и выбрасывает вперед руку, как Ленин на памятниках. — Прошу.

У дивана стоит шахматный столик с расставленными фигурами. Сам с собой играл, что ли?

Я присаживаюсь на диван и спрашиваю:

— Эту партию можно разбирать, или вы запишете?

— Конечно, разбирайте. Я играл сам с собой.

— И кто победил?

— Конечно же, свои.

Он набирает номер телефона и говорит в трубку:

— Пожалуйста, принесите десерт в номер четыреста пятый. Конкретно?.. Аня, вы мороженое будете?

— И мороженое, и пирожные, и шоколад, и соки.

Он послушно повторяет.

— И вы не боитесь поправиться?

— В крайнем случае дома денек поголодаю.

Найденов смеется.

— Мне нравится, что вы откровенны.

— По крайней мере благодаря такой привычке мы будем избавлены от неприятных сюрпризов.

Он удивленно смотрит на меня.

— В смысле?

— Это я так, не обращайте внимания…

Но поскольку он все еще чего-то ждет, поясняю:

— Если мы будем друг с другом откровенны, то и не придется говорить: я от нее — или от него — этого не ждал.

Я расставляю фигуры, а Найденов прохаживается по номеру, словно собирается с духом…

— Вы как-то напряжены, или мне кажется?

— Не кажется. Напряжен, — признается он. — Дело в том, что вы мне нравитесь.

— Естественно, ведь мы так давно знакомы. — Я взглядываю на часы. — Целых двенадцать часов. За это время вы успели меня узнать и полюбить.

— Аня…

— Представляете, брат зовет меня Ванькой.

— У вас и в самом деле имя необычное, и потому мы пытаемся отыскать в нем знакомые сочетания букв… На самом деле я знаю вас уже целую неделю! — признается он.

— Правда? А я вас нет.

— Еще бы, вы почему-то вообще не обращаете внимания на мужчин.

— Намекаете на нетрадиционную ориентацию?

— Ни на что я не намекаю! — сердится Найденов. — Вначале я думал, что вам нравятся мужчины помоложе.

— Мальчики.

— …Потому, когда звонил вам, сказал, что мне двадцать пять лет…

— Так это были вы! — От возмущения я вскакиваю, но он складывает ладони вместе в каком-то молитвенном жесте.

— Но я ведь в то время только что узнал, что благодаря вам врачи успели спасти моего отца…

— Вы по-прежнему ставите мне в особую заслугу то, что я позвонила в «Скорую помощь»? Сказали спасибо — и все. А вы, как выясняется, развернули такую деятельность. Неужели до сего времени никто не оказывал вам самых обычных услуг? Просто так, безвозмездно!

— Вы так эмоциональны… Разве я вас чем-то обидел?

— Рассердили. Масштаб ваших действий не соответствовал значительности моего поступка. Подумаешь, позвонила. Словно это не долг любого нормального человека… И потом, я не люблю всякие там экивоки, поклоны, игры на дудочке и прочее… Так и кажется, что вы просто пользуетесь моментом…

— Игры на дудочке, — удивленно повторяет он. — Пользуюсь моментом… чтобы подобраться к вам поближе? Неужели мои братья по полу вас так достали?

В таком ракурсе свое отношение к мужчинам я еще не рассматривала. Не достали, а просто… я им не верю. Та, самая первая, еще юношеская ошибка до сих пор помнится, и именно ею я меряю все свои поступки.

— И вообще, чего вдруг вы мной заинтересовались? — небрежно спрашиваю я, все же заставляя себя успокоиться.

— Сначала я хотел просто вас поблагодарить. Но когда вы отказались встретиться, меня это…

— Задело!

— Можно сказать и так. Я спросил себя: что это за фифа такая?

— Странный вы человек. Я вас не только не видела, но и до сего времени не знала — какая же тут обида? И потом, вы же не киноактер, не секс-символ, как сейчас модно говорить.

— Хотите сказать, что как мужчина я не слишком привлекательный?

— Михаил Иванович!

— Вот видите, вы до сих пор зовете меня по имени-отчеству, хотя в такой неформальной обстановке мы могли бы вполне перейти на ты. И так ведете себя не только вы. У меня есть зам, мы с ним одногодки, но в незнакомых компаниях его сразу начинают звать Димой, а меня непременно — Михаил Иванович.

— И вы не можете понять, в чем дело?

— Вот именно! — говорит он с обидой.

— В вас, батенька, — нарочно копирую я старого врача, — и только в вас! Люди чувствуют стену, которую вы сразу воздвигаете между ними и собой, и тоже напрягаются. Небось каждый думает: кто знает этого буку? Скажешь ему — Миша, а он и вскинется: какой я вам Миша!

— Вот, значит, как, — медленно тянет он, но видно, что в глазах его загораются искорки интереса.

— Думаю, еще не все потеряно, — киваю я, — небольшой сеанс релаксации, и дело сдвинется с мертвой точки.

— Под вашим руководством?

— Можно и под моим.

— Сейчас?

— Нет, сначала попробуйте у меня выиграть.

— Ого! — говорит он с уважением.

— А то!

— Ставки растут!

— Что вы имеете в виду? Может, думаете, что релаксация — это синоним секса?

— Это вы так сказали.

— Вы страшный человек, Михаил Иванович! С вами надо держать ухо востро. Все ваши мысли — об одном…

Е-два, е-четыре.

В дверь стучат, и когда Найденов идет открывать, в номере появляется официант с тележкой, полной всяческих деликатесов.

— Нам нужна пища для ума, — говорит он, — потому и заказали сахар во всех видах.

Он сует в руки официанту купюру и приговаривает:

— Иди-иди, не видишь, Чапай думает!

Но при этом не спешит делать следующий ход, а спрашивает:

— Почистить тебе апельсин?

Значит, вот так резко Найденов решил перейти к неформальным отношениям без надоевшего выканья. Но пусть не думает, будто я забуду, что наши отношения клиента и телохранителя не станут претерпевать особых изменений. Впрочем, что это я зарекаюсь? Время покажет.

— Почисти. А ходить кто будет?

— Походи за меня. Все равно куда.

— Предпочитаешь королевский гамбит?

— В моем доме попрошу не выражаться! — хохмит он. — Слушай, а почему мне никогда и никто об этом не говорил?

Теперь уже он ходит сам. Мы быстро обмениваемся ходами, и я не успеваю мяукнуть, как мой работодатель загоняет меня в угол.

— О чем, об этом? Откуда дети берутся?

— Ванесса Михайловна, у вас все мысли — об одном.

Конечно, об одном: как освободить мне для маневра ферзя, зажатого между пешками и двумя конями.

«Лошадью ходи», — говорю я себе, но и мой лошадь зажат между его пешками. Вот чего терпеть не могу, так это пешечных окончаний. Мне нужно широкое поле для деятельности. Мелкие уступки, жертвы пешек рассеивают мое внимание.

— Ладно, ничья! — восклицаю я, хотя мой король в двух шагах от мата. — Вовсе я не так хорошо играю, как делаю вид. А вы небось подумали, что перед вами гроссмейстер.

— На какую-то минуту подумал.

— Вот видите, а у вас все наоборот.

— Опять не понял. Вы все время говорите загадками! — с нарочитой досадой произнес он.

— То есть у вас есть чем ходить и куда ходить, а вместо этого вы стоите и ждете?

— Так что же это, мне надо хвастать, какой я необыкновенный, и умный, и богатый?

— Хвастать не хвастать, а намекнуть стоит, если девушка не в курсе. Сейчас они знаете, как на это ведутся? Только пальцем щелкните, и станут называть вас не только Мишей, но и зайчиком, и слоником, и рыбкой…

— Издеваетесь?

— Нет, всего лишь пытаюсь снять ваше напряжение. В чем вообще дело?

— В том, что я в себе не уверен…

— Вы… не уверены? — Я так удивлена, что даже короткий вопрос произношу в два приема.

Между тем совсем недавно, глядя на Найденова, на его безмятежное лицо, когда он бросал в прорезь автомата пятачки, я как раз думала о том, что никакие комплексы, подобные моим, ему неведомы. Он не знает, что такое голодать и не иметь возможности купить себе самое необходимое… Может, это он так шутит? Но нет, в его глазах нет и намека на веселье.

— А в чем именно вы не уверены… в постели? — Последнее слово я произношу с трудом, но что еще можно придумать?..

— Нет, конечно же, нет. Как вы думаете, меня можно полюбить просто так?

— А как еще можно полюбить мужчину? — невольно фыркаю я. — Все остальные случаи к любви не относятся. Это всего лишь заинтересованность.

— Можно… захотеть, чтобы он всегда был рядом… чтобы выполнять любые ваши прихоти.

— Надеюсь, сейчас речь не обо мне. А если взять мою особу для примера, то могу признаться, у меня не такие уж большие запросы, чтобы я не могла удовлетворить их сама…

Опять двусмысленность! Что-то я сегодня не догоняю, а потому спохватываюсь.

— Я имею в виду вопросы материального характера: одежда, драгоценности, средство передвижения.

— Это все не то!.. То есть я хочу сказать — разве это имеет отношение к любви?

В словах его слышится чуть ли не отчаяние. Что за чушь? Разве может быть несчастен человек, у которого все есть, включая внешность?

— Вы думаете, только я буксую на этом вопросе? Я знаю по крайней мере еще двоих молодых мужчин, которые нарочно покупают себе недорогие вещи, ездят на обычных машинах, чтобы не производить впечатления крутого мэна. Им надо жениться и чтобы жена… Помните, как в песне: «Дай Бог, чтобы твоя жена тебя любила даже нищим!»

— Вы тоже хотите жениться?

Он краснеет, вообще доводя меня до изумления. Чем я лучше девиц, которые ищут себе богатых мужей? Разве что у меня интерес с обратным знаком. Я тоже смотрю на Найденова как на стереотип богатого мужчины. Но для меня это значит — не слишком порядочного, не слишком воспитанного, самоуверенного до наглости и прочее. Ну если вспомнить афоризм насчет того, что если говорят: «Мое богатство нажито тяжелым трудом!», спросите: «Чьим?»

В общем, Михаил Иванович в мои рамки не укладывается…

— Для начала я хотел бы встретить любимую женщину.

— Ну и в чем дело? Вы обязательно встретите! Вы такой обаятельный, умный! — Я успокаиваю его как маленького. — Да в вас любая влюбится!

— Но вы же не влюбились, — тихо говорит он.

— О, здесь вам просто не повезло, — честно признаюсь я. — Я нетипична, потому что у меня… ум болит. Последствия урагана, знаете ли. Крышу покосило!

Говорю и сама смеюсь, но Михаил Иванович остается серьезным.

— Просто в юности я пережила одну… скажем так, трагедию, после которой… кажется, не могу даже влюбиться. Я сегодня как раз думала об этом. Как будто у меня вот здесь, — я касаюсь груди, — что-то замерзло. Навсегда. Но если бы вы мне доверились, я могла бы познакомить вас с хорошей девушкой, которая стала бы настоящей подругой жизни…

— Не хочу я ни с кем знакомиться! — сердито говорит он и отворачивается.

— И что же, релаксации вы тоже не хотите?

— Релаксацию хочу.

— Тогда начнем. Ложитесь на диван, расслабьтесь, развяжите галстук… Я сяду вот здесь, на ковре. Кажется, мне тоже не мешает расслабиться… Итак, представьте себе солнечный летний день, и вы на пляже. Десять часов утра…

— А что я там делаю, на пляже? — сварливо интересуется он.

— Как что? — сразу сбиваюсь я с настроя. — Лежите загораете.

— Вот уж чего не люблю, так это принимать загар лежа. Я предпочитаю активный отдых.

— Ну хорошо, представьте себе, что вы на яхте, управляетесь с парусами.

— Я не умею управляться с парусами.

— Как, у вас нет яхты? А почему?

Он пожимает плечами:

— Не знаю, как-то не задумывался над тем, что она мне нужна.

— Ладно, яхту отменяем, хотя вам для имиджа она бы пригодилась… Черт возьми, куда же вас поместить-то? Может, в сауну? Крутые всегда развлекаются в сауне. Пиво, девушки с раками… тьфу, ну вы сами знаете, что там у вас.

— Но в сауну я тоже не хожу. Как-то от жары я упал в обморок и с той поры в сауну — ни ногой…

Я не знаю ни одного мужчины, который вот так бы запросто признался, что он падает в обмороки.

— И своим девушкам вы тоже об этом рассказываете, про обмороки?

— Вам-то я рассказал.

— Но я-то не ваша девушка, — передразниваю я.

— А жалко, — вздыхает он и садится на диване. — С релаксацией придется повременить. Честно говоря, вы поставили меня в тупик. Я вдруг подумал: что же это такое, неужели на свете для меня нет места, где я мог бы полностью расслабиться…

— Тяжелый случай, — покачиваю я головой, — в моей практике такое случается первый раз. Тогда что же вы хотите прямо сейчас, кроме игры в шахматы?

— Давайте выпьем с вами шампанского. Да и мороженое кто заказывал? Вон тает уже…

— Не говоря о фруктах, вянут уже!

Мы садимся к столу.

— Ладно, раз вы не можете расслабиться по-другому, давайте наедимся!

Наверное, ему кажется, что он меня не так понял.

— На ночь есть вредно, — наконец говорит он.

— Не будьте занудой, — требую я и подвигаю к себе мороженое. Если, например, раскрошить поверх него песочное пирожное, будет еще вкуснее.

Что я тут же и проделываю.

Он разливает шампанское.

— А поскольку за столом никто так и не выпил со мной на брудершафт, предлагаю сделать это вам.

Загрузка...