Show must go on

Глава 12

Резким движением я выталкиваю Клаймича из своего номера в коридор. Григорий Давыдович пугается, бледнеет.

— Что…

— То! — шиплю я в лицо директору, хватаю его за локоть и тащу за собой на пожарную лестницу. Охрана провожает нас удивленным взглядами.

— Григорий Давыдович, соблюдайте, наконец, элементарные азы конспирации! Мы на гастролях во вражеской стране, неужели вы не понимаете, что в наших номерах вполне могли разместить прослушку?!

— А, да… как-то я об этом не подумал — винится Клаймич и начинает путанно мне рассказывать про некого Андрея — нашего рабочего сцены, сосед по номеру которого заметил непонятные отлучки коллеги в Сан-Франциско.

— Ты же знаешь, что всех в Москве на инструктаже строго обязали не ходить поодиночке в городе — директор замялся, тяжело вздохнул — а еще этот Прохор…

— Какой Прохор?

— Ну… сосед по номеру, который… Но ты заметь, Вить! Я ничего ему не приказывал, все это он исключительно по собственной инициативе… — Клаймич продолжает мяться, потом выдает — короче, он обыскал вещи этого Андрея и нашел там крайне подозрительные предметы.

— Порнографические журналы? Листовку ЦРУ с призывами к советским гражданам остаться в США? Что? Или прямо блокноты с шифрами?

— Нет, нет, что ты?! — директор опять пугается — Ничего такого. Просто у него в сумке лежит специфический инструмент, провода какие-то непонятные.

Тут то до меня начинает доходить. Этот бдительный дебил Прохор чуть не спалил человека Веверса, который должен установить радиомины в карстовых пещерах рядом с Новым Орлеаном. Радиомины, ясен перец, ему передадут в самый последний момент, дабы не засветить ценного спеца из Москвы. А вот всю остальную, совершенно безобидную технику он везет с собой. Но это для меня или для ФБР она не вызовет подозрений. А вот для соседа — очень даже вызовет.

— Ну, и в чем проблема? — делано удивляюсь я — Он же рабочий сцены, ему нужны инструменты.

— Но зачем же их в личных вещах их держать?! Ты же знаешь, что у нас все инструменты перевозят в трейлерах вместе с оборудованием и аппаратурой. Кстати — Клаймич посмотрел на часы на руке — фуры уже должны скоро приехать. После презентации надо будет заглянуть на стадион, проконтролировать разгрузку.

— Короче так, Григорий Давыдович. Скажите Прохору, чтобы он умерил свое любопытство и прекратил шарить в чужих вещах. И вообще держал язык за зубами. Еще не хватало, чтобы наши сотрудники начали следить друг за другом и стучать в КГБ. За всем подозрительным у нас присматривает Сергей Сергеевич. Остальные должны заниматься своим прямым делом, а не в шпионов играть. И чтобы до Союза больше никакой самодеятельности!

— Понял, понял — директор поднял руки в защитном жесте. Потом помолчал и посмотрел на меня проницательным взглядом — Только… мне надо что-то еще знать?

— Нет! — обрезал я — И давайте собираться. Нас уже ждут в магазине!

…В автобусе народ опять спорил. Роберт доказывал Завадскому, что много чего из творчества наших ВИА — по сути плагиат.

— Вот, например, «Поющие гитары». «Прощай, мама» — горячился барабанщик — Это же немцы! Песня «Goodbye Mama», Айрин Шир поет.

— Там на пласте автор указан, Зигель кажется — возразил Коля — так что все пучком.

— Ладно, пусть. Хотя я думаю Зигель не давал своего согласия советскому ВИА. А как быть с «Уходило лето» «Веселых ребят»? Это же «Cara mia» Баккара!

— Хм… Ну, да… аккорды то похожие.

Коля вынул из чехла гитару, наиграл. Звучало действительно, очень похоже.

Дальше обсудили «В последний раз» — песня оказалась из испанского фильма «Выкорми ворона». Тут нас своей эрудицией впечатлил Клаймич. А вообще, «Весёлые ребята», как оказалось, подобным плагиатом давно не брезговали! Народ тут же им припомнил еще и «Старенький автомобиль» содранный у Битлз. Многостаночники хреновы…

— «Люди встречаются»! — вспомнила Альдона — Вроде у финнов она была. Петер Поор пел.

— В Союз ее Янош Коош привез, уже переделанную венгром Гаваши в «Черный поезд» — авторитетно возражает Клаймич — а только потом Олег Жуков русский текст написал.

— А я слышал, что АББА «Солнечный круг» содрали! — вставляет свои «пять копеек» Глеб.

— Короче, все хороши… — замечает Завадский — Вить, ты же советник по культуре Романова. Поднял бы тему!

Вот тему эту поднимать мне не хотелось от слова совсем. Романов теперь из «посвященных», сам предъявит мне по полной программе. Поди Веверс уже дал ему расклад по мировым хитам. Хотя может, и нет. Так-то у Генерального и других забот — полон рот. Только-только задавили волнения в Грузии, впереди Олимпиада в Москве. Которую, кстати, бойкотировать теперь никто не станет, поскольку вторжение в Афганистан не состоится. Зато у нас первые секретари республиканских ЦК ушли в глухую оборону, не желая расставаться с властью.

Надо срочно менять тему разговора. Я достал блокнот, куда из айфона выписывал слова песен, полистал его, подбирая подходящий текст. Попросил у Клаймича ручку, сделал вид, что сильно занят. Творю я, отстаньте! У нас новый хит на подходе.

Тихо напеваю я, прикрыв глаза. Народ тут же замолк, все с любопытством уставились на меня. И это отлично. Надо подтвердить легенду о гениальном сочинителе. Сейчас прямо на их глазах изображу Стинга, только немного хрипотцы в голос добавлю

Альдона что-то собралась мне сказать, но Лада сделала ей страшные глаза. В салоне автобуса повисла благоговейная тишина. Даже водитель приглушил музыку в магнитоле.

Я начал отбивать рукой ритм на подголовнике переднего кресла:

Эта песня Стинга выглядит, как признания сильно влюбленного мужчины. Все эти «Каждый твой вздох, каждое твое движение…». Хотя на самом деле, она о безответной любви, о ревности, одержимости, о потере любимой и даже о последующей слежке за ней. Брак самого певца в момент написания «Every breath you take» окончательно рухнул, и Стинг писал исключительно о собственном душевном состоянии.

— Это снова про Веру песня? — нарушила молчание ревнивая Альдона, после того, как я закончил делать вид, что записываю слова — «Мне так холодно, я очень хочу тебя обнять…» Очень сильно!

За окном автобуса начал накрапывать дождик, погода в городе Ангелов внезапно испортилась. Капельки дождя ползли по стеклу дорожками слез, а мы намертво застряли в пробке, и что самое обидное — буквально за квартал до нужного нам места. Хоть выходи под дождь и дальше пешком добирайся до магазина.

— А какую клятву нарушила Вера? — удивился Роберт, но на него шикнули, и он прикусил язык. Музыканты тут же насели на меня с разными вопросами и требованиями выдать аккорды.

— Так, тихо! — я прихлопнул рукой по подлокотнику — Песня еще не готова, эта черновой вариант. Мне надо еще работать и работать над ней. Слова могут и поменяться.

— Уж, будь любезен — фыркнула Снежная королева — замени в тексте «несчастное сердце»!

Народ захмыкал, пряча улыбки. Наши сложные отношения уже давно не были секретом в коллективе. Как и ревнивый характер Альдоны.

— А кто вам сказал, что это вообще про Веру? — внес я очередную интригу, заставляя народ недоуменно переглядываться — К ней текст не имеет никакого отношения.

— Хорошо, а в каком жанре эта песня? — ко мне наклоняется Клаймич — Явно же не диско.

— Что-то типа софт-рока. А скорее даже в стиле новой волны. Сам пока не пойму. Но нам понадобится контрабас для записи.

— Ты серьезно: прямо сейчас, за пять минут сочинил эту песню?!

— Нет, конечно! — засмеялся я — Первые строчки я написал еще в Союзе, а потом дописывал потихоньку. Нам нельзя петь только диско — это сейчас угасающий жанр, особенно в США.

Я чешу в затылке. Не слишком ли сильно сказал? Вон в Европе вот-вот начнется настоящий бум на итальянское диско. Да, и немцы еще дадут жару.

— Тоже думал об этом — согласился Григорий Давыдович — группе желательно иметь широкий репертуар, насколько это можно.

— И собирать концерт надо, как конструктор под текущие музыкальные вкусы публики, которые в каждой стране разные — подхватил я, довольный тем, что директор со мной на одной волне.

— Это, конечно, будет космос… — задумчиво согласился Клаймич.

Космос… а ведь уже пару лет бум вокруг группы Space Дидье Маруани, да, и альбом Oxygène Жана Мишеля Жарра прогремел еще три года назад… А Вангелис, который вскоре получит Оскар и Грэмми за музыку к фильму «Огненные колесницы»? Правда, теперь уже вряд ли… Прости, грек, но я позаимствую твою музыку для Олимпиады 80 — моей стране нужнее. Только придется воспользоваться помощью советского гения в этой сфере — Эдуарда Артемьева.

Короче, за электронной музыкой — будущее. Этот факт становится очевидным все большему количеству продюсеров. Лейблы тоже смотрят в сторону синтезаторов и компьютеров. Так что самое время вписаться мне капитально в эту перспективную тему.

Спустя несколько минут наш автобус все-таки добрался до места, и тогда мы увидели, что причина задержки вовсе не автомобильные пробки и даже не авария на перекрестке. Просто вся улица перед зданием с вывеской «Wherehouse Records» была запружена народом.

И людей здесь было не две — три сотни, и даже не две — три тысячи, а намного, намного больше. От вида огромной толпы людей, заполонившей тротуары и проезжую часть дороги, потерял дар речи даже я. А у Сергея Сергеевича резко испортилось настроение. С утра, пока я плавал в бассейне и расслаблялся на массажном столе у Андрея, он вместе с людьми Гора успел съездить и осмотреть место предстоящей презентации, его там вполне все устраивало. Потому что утром дежуривших у магазина фанатов было от силы сотни полторы. Тогда еще никто, включая организаторов, не ожидал, что к назначенному времени сюда заявится столько народа. Нет, ну а как они хотели…? В Лос-Анджелесе сейчас три миллиона жителей, и очень много молодежи. Здесь три государственных университета и еще куча частных учебных заведений. Одних только школьников полмиллиона. Так что аудитория у нас здесь обширная, и фанатская база тоже.

С большим трудом автобус подъехал к центральному входу, и то лишь благодаря местным полицейским, которым удалось освободить от людей часть дороги. Дальше в дело вступила охрана, нанятая Гором. Крепкие парни организовали оцепление у дверей, оттеснив фанатов и создав для нас живой коридор, по которому мы и зашли в магазин. Под радостные вопли и одобрительный свист многочисленной толпы.

— Майкл, что здесь вообще происходит?! — бросился взволнованный Клаймич навстречу нашему продюсеру.

— Мы сами не ожидали такого ажиотажа! — разводит руками растерянный Гор.

Видок у него еще тот… Бледный, взъерошенный — давно я его таким взволнованным не видел. Обычно наш американец всегда улыбчивый и невозмутимый. Сдается мне, что кто-то сильно перестарался с рекламой предстоящего мероприятия, недооценив энтузиазм наших фанатов и их желание первыми получить заветный новый сингл с «The Show Must Go On». В результате презентация сейчас находится на грани провала. И остается только надеяться, что она не выйдет нам боком.

— Как в таких диких условиях прикажешь Виктору общаться с людьми? Нас же сметут!

— Григорий Давыдович, прекратите паниковать — вмешивается Сергей Сергеевич — отменить мы ничего уже не можем, значит нужно минимизировать риски. Столы для раздачи автографов придется развернуть по-другому, чтобы ограничить доступ покупателей в ту часть зала, где расположен запасной выход. Нам нужен путь быстрого отхода в случае непредвиденной ситуации…

Полковник решительно берет дело в свои руки, и администрация магазина тут же подключается к обсуждению. Совместными усилиями принимается некий план по дополнительным мерам безопасности. Пока сотрудники магазина начинают спешно передвигают столы и прилавки, следуя распоряжениям нашей охраны, у нас с ребятами есть немного времени оглянуться по сторонам, чтобы понять, где мы оказались.

Магазин просто огромный… У нас в Советском Союзе таких больших музыкальных магазинов нет и в помине, я даже и в Европе подобного не видел. Здесь выставлено какое-то немыслимое количество винила! Я даже приблизительно не представляю, сколько тут всего наименований всевозможных пластинок и аудиокассет — десятки тысяч? Сотни тысяч? Каталоги, лежащие на прилавках, поражают своей толщиной. В нескольких залах представлены все музыкальные стили и направления, какие только существуют сейчас в мире — от классической музыки до всевозможной экзотики. Но в основном это конечно, современные популярные исполнители и группы, от имен и названий которых, рябит в глазах. Как и от ярких рекламных постеров на стенах. Плакаты «Red Stars» здесь, кстати тоже присутствуют и занимают почетное центральное место — видно, что магазин к презентации и нашествию фанатов подготовился.

Мои музыканты пребывают в легком шоке. Казалось бы, изобилием в западных магазинах их уже не удивить — они много чего повидали во время гастролей. Но есть две вещи, которые приводят этих маньяков — меломанов в благоговейный трепет: музыкальная аппаратура и диски с записями знаменитых коллег. Тут им здравомыслие напрочь отказывает, и в глазах появляется нездоровое желание заграбастать все это богатство и увезти с собой, чтобы долгими зимними вечерами зависать потом в студии и до хрипоты спорить с друзьями, обсуждая достоинства и недостатки чужих композиций.

— …Полиция вызвала подкрепление, сейчас будут понемногу запускать покупателей — подходит к нам успокоившийся Клаймич — можем начинать.

Я оглядываюсь назад и вижу, что из столов выстроен практически непроходимый барьер, чтобы разделить группу и фанатов. И это, не считая многочисленной охраны, которой предстоит сдерживать напор толпы. Да уж… такой презентации у нас еще не было. Чувствую, уходить отсюда будем огородами, и хорошо, если фанаты нас не помнут от избытка чувств…

— К автобусу потом с боями прорываться будем?! — шутит Роб. Вот только веселья в его голосе что-то не слышно.

— В узком переулке, куда выходит служебный выход, автобусу не развернуться. Майкл распорядился заранее подогнать туда пару автомашин.

Ну, хоть так. Что-то мне тревожно на душе…

В отель возвращаемся в подавленном состоянии и выжатыми, как лимон. В холле нас встречают взволнованные коллеги — оказывается, телевизионщики подняли шумиху в новостях, что в музыкальном магазине «Wherehouse Records» случились массовые беспорядки среди фанатов советской группы «Red Stars», и в очереди там передавилось и поранилось чуть ли не полгорода. Бесконечно повторяют кадры, на которых слышен звон разбитого стекла и громкие испуганные крики людей. А потом с завыванием сирен подъезжают машины скорой помощи, и в них загружают людей, чья одежда залита кровью.

Подхожу к телевизору в лобби. В нем как раз транслируются последние новости. Вот же суки! В кадре все это выглядит просто ужасно. Окровавленные подростки, полиция, скорая…

Но на самом деле, напиравшая толпа всего лишь разнесла стеклянные двери магазина, и несколько человек получили порезы осколками. Какой-то идиот, выходя из магазина, сказал, что наши пластинки заканчиваются и на всех их не хватит. Неприятная история, но ничего смертельного не произошло — больше идет спекуляций на эту тему. Хваленое закаленное стекло оказалось не таким уж и крепким. Или, может, просто крепеж ослаб — но с этим теперь пусть полиция разбирается. А администрации магазина не мешало бы поставить двери на входе попрочнее.

Приходится нам с Григорием Давыдовичем успокаивать народ, заверив всех, что репортеры слишком погорячились со своими сенсационными выводами, а на самом деле, все более или менее в порядке. Не считая порезавшихся стеклом людей, и скомканного завершения презентации, когда нам пришлось прерваться по настоянию охраны, и уходить по-быстрому через черный ход.

Вот только кто бы еще самого Клаймича успокоил — на директоре лица нет, и он, сам того не замечая, постоянно потирает рукой грудину. А это очень плохой признак… тревожно мне что-то за него. Таблетку он закинул в себя еще в машине, но упускать ситуацию нельзя. Попрошу-ка я Майкла, чтобы он прямо с утра отправил нашего геройского директора на обследование в местный кардиологический центр. Лишним это точно не будет. А к Джейн Фонде мы и без него съездим. И аппаратуру на сцене смонтируют тоже без него — у Гора такие матерые спецы, что в присутствии на стадионе Григория Давыдовича острой необходимости нет.

Чтобы хоть как-то поднять настроение коллективу, предлагаю поужинать в каком-нибудь хорошем ресторане Лос-Анджелеса. Но мою инициативу встречают без особого энтузиазма, все слишком подавлены из-за случившегося. А Сергей Сергеевич и вовсе запрещает нам сегодня покидать территорию отеля. Приходится подчиниться. Сталкиваться сейчас с репортерами и, правда, нет никакого желания.

Впрочем, оказалось, что в нашем отеле The Biltmore есть очень даже неплохие рестораны. Обстановка там, конечно, пафосная до жути, пришлось наряжаться на ужин, но зато кухня оказалась, действительно, на уровне — народ заценил и даже слегка повеселел…

…Поздно вечером тихо скребусь в номер Снежной королевы.

— Что-то случилось? — настораживается Альдона. Без макияжа, в простом халатике она выглядит очень по-домашнему.

— Ничего. Я к тебе под бочок, а то мне одному страшно спать.

— С чего бы это?! — фигеет от моего нахальства подруга, преграждая мне вход в номер.

— Боюсь буйных фанатов под окном!

— А моим мнением не хочешь поинтересоваться? — ехидно прищуривается Ледышка — может, я предпочитаю одиночество?

— Молчи, злопамятная женщина! — обрываю я ее, прорываясь в номер и закрывая за собой дверь — Твой день 8 марта…!