Глава двадцать пятая «СЛАВА АЛЛАХУ!»: ШУХОВ И «ПИЗАНСКАЯ БАШНЯ» САМАРКАНДА

Случайно это или нет, но именно на исходе жизни, когда у любого человека наступает время подведения итогов, Шухов обращается к Богу, причем в прямом смысле. В 1932 году по его проекту спасают от полного разрушения своеобразную Пизанскую башню Средней Азии — минарет медресе Улугбека, старейшего мусульманского духовно-просветительского, образовательного и культового сооружения, возникшего еще в XV веке на площади Регистан в Самарканде, благодаря государственному деятелю, внуку Тамерлана и просветителю Мирзо Улугбеку. Вход в медресе украшает многозначительная надпись: «Стремление к знаниям — обязанность каждого мусульманина и мусульманки».

В 1893 году Жюль Верн, вдохновленный рассказами и фотоснимками побывавшего в России фотографа Поля Надара, сочинил роман «Клодиус Бомбарнак», в котором описал путешествие французского репортера по выдуманной автором некоей Трансазиатской магистрали из России до Пекина (многие выдумки писателя-фантаста уже стали обыденностью, а вот такая магистраль еще не построена). В романе отдельное место отведено Самарканду: «Площадь Регистан — красивый четырехугольник, правда, немного попорченный тем, что русские вымостили его и украсили фонарями. По трем сторонам площади возвышаются хорошо сохранившиеся развалины трех «медресе», где «муллы» давали детям религиозное образование. В Самарканде насчитывается семнадцать медресе и восемьдесят пять мечетей. Здания медресе очень похожи одно на другое. В центре — галерея, ведущая во внутренние дворы; стены сложены из кирпича, покрытого светло-желтой и нежно-голубой глазурью: повсюду арабески — причудливые золотые линии на бирюзовом фоне, — кстати, этот цвет преобладает. Склонившиеся минареты, кажется, вот-вот упадут, но никогда не падают, к счастью для их эмалевой облицовки, намного превосходящей… даже лучшие сорта наших эмалей. А ведь дело тут идет не о какой-нибудь вазе, которую ставят на камин или цоколь, а о минаретах внушительной высоты!»

Один из древних минаретов — северо-восточный в результате землетрясения 1897 года накренился еще больше, что грозило ему полным разрушением и возможными человеческими жертвами. Башня стала наклоняться буквально на глазах. Виднейший советский археолог, основатель среднеазиатской археологической школы академик Михаил Евгеньевич Массон в 1918 году работал в Самарканде, через полвека он писал: «Первыми заметили это осенью 1918 года те, кто был ближе всего: китабсатары-мукавачи (букинисты-переплетчики). Их небольшие каркасные лавочки и одновременно переплетные мастерские располагались непосредственно вдоль северного бокового фаса отстроенного в XV веке самаркандского медресе Улугбека, внука Тимура, и были обращены выходами на улицу, соединявшую раньше главную городскую площадь Регистан с восточными воротами былой цитадели. Чинные, степенные, подчеркнуто углубленно сосредоточенные, но одновременно пристально внимательные, как подобает быть лицам, имеющим дело с книгой, они заметили, что находящийся позади их лавок и давно уже стоящий в очень наклонном положении, почти тридцатидвухметровый северо-восточный угловой минарет медресе снова, как и полтора года назад, пришел в движение. День ото дня кренится он все больше и больше наружу, отрываясь от основного массива кладки здания. Даже к вечеру щель между стволом минарета и примыкающим помещением аудитории-дарехана — становится чуть больше, чем была еще утром. «Яман, яман (нехорошо), — покачивая головами, тихо делились бородатые китабсатары между собой своими впечатлениями. — Пятьсот лет стоял минарет, а теперь может упасть. Но, иншалла (если угодно Аллаху), не упадет и все обойдется».

Первыми загалдели и подняли тревогу по поводу случившегося сидевшие напротив них по другую сторону улицы бойкие и плутоватые золотых дел мастера — заргары (ювелиры). Лишь только прослышали они о сделанных их соседями наблюдениях, как тотчас высыпали на тротуар, сгрудились у мастерской самого старого и почтенного таджика-ювелира и принялись громко обсуждать положение. Потом всей гурьбой ходили на Регистан и издали смотрели на крен минарета. Почти единодушно придя к заключению, что минарет рухнет именно на их лавки, а не на угол медресе XVII века Тилля-Кари (как втихомолку давно порешили промеж себя китабсатары), заргары сочли необходимым тотчас поставить об этом в известность базарного старосту и тюру — Вяткина (В. Л. Вяткин, известный археолог. — А. 5.), считавшегося по старой памяти как бы официальным надзирателем за состоянием самаркандских памятников. Когда к нему, в то время помощнику народного комиссара Самаркандской области, вошли в кабинет делегаты от встревоженных заргаров и один чайханщик, чье заведение примыкало к минарету, он, выслушав сделанное ими заявление, вызвал к себе областного архитектора Михаила Федоровича Мауера и вскоре же вместе с ним зашагал на Регистан. Осмотр длился свыше часа. Выслушаны были все, желавшие что-либо сказать. Китабсатары ничего не предлагали, ограничившись изложением своих наблюдений над трещинами. Заргары настойчиво добивались принятия каких-либо решительных мер, чтобы предотвратить катастрофу…»{259}

Какие же пути сохранения ветхого сооружения (высотой 33 метра и весом более 2,5 тысячи тонн) предлагались? «Любитель-археолог Б. А. Кастальский, — сообщает Массон, — предлагал разобрать минарет по кирпичику и затем восстановить его уже в вертикальном положении. Областной архитектор М. Ф. Мауер утверждал, что такая «реставрация» фактически уничтожит памятник старины. На его месте окажется не имеющее никакого научного значения и, может быть, даже безобразное сооружение. В качестве временной меры минарет опоясали деревянным корсетом, а накренившийся ствол перехватили 24 стальными тросами. Минарет остановился, но его верхняя часть все еще отходила от нормального положения на 1,8 метра».

Букинистов и ювелиров спас от неминуемой гибели не Аллах, а старый русский инженер Шухов, занявшийся проблемой падающего минарета не позже 1922 года (если следить по его дневнику). Шухов понимал, что традиционное решение проблемы — постепенное выпрямление минарета с помощью лебедок и тросов — в данном случае не подходит и прямо противопоказано минарету, ибо грозит его сломом. Здесь нужен совершенно новый подход, который, быть может, вызовет поначалу недоверие и сопротивление компетентных специалистов. Но его простота в конце концов убедит всех в единственно верном и правильном решении.

Шуховский способ выпрямления минарета имел в своей основе не поднятие его опустившейся стороны на высоту образовавшейся просадки, а его очень бережное опускание на основе выбранной оптимальной траектории перемещения центра тяжести. Это снизит возможный риск разрушения минарета, поскольку опускаться он будет под воздействием собственного веса, а поднимать его можно, только применяя технические приспособления, что способно вызвать механические повреждения и сотрясения. Технически схема выглядела следующим образом: создать рычаг из пятнадцати длинных двутавровых стальных балок, заранее подведенных под минарет. Конец балок с той стороны, куда минарет падает, аккуратно поднимается, и минарет встает в строго вертикальное состояние. А образовавшиеся пустоты замещаются бетоном. Вот и все, просто и изобретательно, по-шуховски.

Шухов в точности рассчитал размеры всех деталей специальной конструкции для выпрямления минарета, в том числе металлической обвязки, шарниров, сечения балок. Однако приступить к практической работе сразу не удалось. Воплотил проект Шухова уже на месте архитектор Михаил Федорович Мауэр почти через десять лет. О том, как проходил процесс, он сообщил Шухову в письме в марте 1932 года из Самарканда (текст послания хранится в Архиве Академии наук):

«Многоуважаемый Владимир Григорьевич!

Выпрямление минарета закончено, и сейчас он опирается на колонны и систему балок проектированной Вами конструкции. Одновременно с этим письмом посылаю несколько фотографий, иллюстрирующих ход произведенных работ, здесь же постараюсь быть немногословным. Вследствие сложившихся обстоятельств и по местным условиям работы производились медленно и с большими перерывами. При сборке колонн обнаружилось, что разметки заклепочных дыр в швах, сопрягающих прогоны с колоннами, сделаны были очень неточно, расходясь во многих случаях до полудиаметра заклепочных стержней. Кроме употребления обычных, довольно неудовлетворительных, способов для устранения этого недостатка, я распорядился заделать колонны в бетон вплоть до нижних поясов прогонов, чтобы уменьшить давление, приходящееся на эти заклепки.

Пересечка минаретного массива и подводка балок платформы не вызвали никаких осложнений. Несмотря на присутствие многих трещин в основании верхнего массива, сцепление алебастра в швах кладки с кирпичом оказалось весьма прочным, во время работ не обвалилось ни одного кирпичного осколка и, насколько можно было проследить, не появилось ни одной новой трещины… Клинья выдвигались без сколько-нибудь значительных усилий, и поворот минарета был закончен по индексам на балансирах и плитах вращением винта. Было замечено, что вывинчивание и обратное его ввинчивание (пробное) ключом с рукояткой 60–70 см могло производиться одним человеком и очень легко. Это обстоятельство позволяет заключить, что погрешность в определении центра тяжести минарета была невелика. Выпрямление было начато 7 января после обеденного перерыва при довольно бурном ветре, с которым можно было не считаться, и закончено 11 января в половине дня; в этом промежутке был один выходной день. В ближайшем будущем я предполагаю приступить к подводке под выпрямленный массив нижней заново реставрируемой минаретной части. Когда кончу это, что случится, вероятно, не раньше мая, не премину выслать Вам фотографии.

Глубокоуважаемый М. Мауэр»{260}.

Вот какую конструкцию придумал Шухов — управлять ею мог человек. Операция по выпрямлению минарета Улугбека стала легендарной и не имела аналогов в мировой практике. И в том, что в 2001 году медресе Улугбека вместе с минаретами было внесено в Список всемирного наследия ЮНЕСКО, есть и непосредственная заслуга Владимира Григорьевича.

Не только фотографии, запечатлевшие процесс выпрямления минарета, остались в архиве, есть и еще одна иллюстрация — остроумная карикатура Дмитрия Сухова, известного реставратора и архитектора, участвовавшего в обсуждении проекта. Сюжет ее чем-то навевает книгу Стивенсона о Гулливере и лилипутах. Маленькие узбеки стоят кучкой и смотрят на стоящую чуть поодаль огромную фигуру Шухова, схватившегося двумя руками за минарет. Дружеский шарж датирован апрелем 1934 года, и к нему очень подходит название «Шухов поднимает минарет»{261}. Когда Шухову в сентябре 1933 года стукнуло 80 лет, он получил поздравление от Центральных государственных реставрационных мастерских, в котором особо подчеркивается его решающая роль в выпрямлении минарета Улугбека в Самарканде{262}. Признание реставраторов дорогого стоит. Шухов проявил свой блестящий талант и в этой области.

Как и во всех других случаях, когда шуховские проекты обладали широким потенциалом применения, его метод выпрямления минарета пригодился в 1956 году, когда на одном из саратовских заводов стали заваливаться только что выстроенные пятидесятиметровые трубы, отклоняясь более чем на метр. Результат применения шуховского метода оправдал все ожидания: трубы выпрямили, причем с существенной экономией времени и средств. Кажется, обратись к Шухову жители города Пизы, он помог бы им…

Не верится, что такой объем работ под силу одному человеку, тем более одолевшему восемь десятков лет жизни. Тем не менее влияние возраста — та единственная сила, преодолеть которую старому ученому порой удается с трудом. Владимир Григорьевич все чаще жалуется на здоровье: «начинаю уставать от заседаний»; «чувство усталости» и т. д. Он уже не может объять необъятное, потому откровенно признается: «Ослаблен у меня процесс надзора над деталями. При выполнении проектным отделом моего эскиза я упускаю анализ деталей. Полагаюсь на опыт сотрудников». Как результат — ошибки в проектировании.

С начала 1930-х годов он старается уйти от административной работы, отказавшись от должности главного инженера проектного бюро института «Стальмост» и сосредоточившись на научном руководстве и консультировании в своей конторе и других учреждениях. В том числе и по этой причине сэкономленные силы удается направить на любимое инженерное поприще. А замыслов-то по-прежнему громадье. Без Шухова не обойтись. Например, в проектировании эллингов — ангаров для постройки и технического обслуживания самолетов и дирижаблей (когда-то, еще в 1913 году, он проектировал эллинг для базы морской авиации в Петербурге).

1 мая 1935 года над Красной площадью во время праздничного парада пролетел самый большой в мире самолет АНТ-20 «Максим Горький», восьмимоторный, с сухопутным шасси, построенный на Воронежском авиазаводе. Эллинг для самолета проектировали под руководством Шухова. «Когда авиационная промышленность занималась проектированием гигантского по тем временам самолета «Максим Горький», нам предложили запроектировать большепролетный ангар. Однажды утром ко мне подходит Владимир Григорьевич, передает сделанный от руки эскиз четырехшарнирной арки с пролетом в 45 метров и предлагает заняться разработкой такого проекта. Оригинальное решение Шухова было быстро осуществлено. Началось строительство подобных ангаров, в свое время считавшихся удачными», — вспоминал сотрудник инженера{263}. 1 8 мая 1935 года самолет потерпел катастрофу во время демонстрационного полета на Тушинском аэродроме.

Шухов так или иначе был причастен ко всем крупнейшим проектам эпохи. Так, в его дневниках за 1934 год встречается упоминание об эскалаторе Метростроя. Только от него не требовали создать живую лестницу для метро: Владимир Григорьевич консультировал проект Кандеева. Задумав строительство метрополитена, советское правительство и не собиралось изобретать велосипед, оборудование предполагалось закупить на Западе в единственном экземпляре, разобрать, сделать чертежи и скопировать. Первый раз такая штука удалась с проходческим щитом, купленным в Великобритании. Управляющий трестом «Союзстальмост» К. Фрондт рассказывал: «Щит был сооружен, несмотря на советы «пугливых» людей отказаться от технической авантюры и купить машину за границей. Мы были настолько дерзкими, что даже внесли в конструкцию щита ряд изменений, хотя нам и пророчили аварии в случае образования подземных газов. Спущенный в тоннель щит показал себя прекрасно. По окончании проходки участка площадь Свердлова — площадь Дзержинского советский щит даже оказался менее изношенным, чем английский»{264}.

А вот скопировать эскалатор не удалось. Хитрые капиталисты быстро смекнули, с какой целью Страна Советов покупает эскалатор, и заломили такую цену, что ее не смогли компенсировать даже присвоенные государством проценты за шуховские патенты. В 1933 году американская фирма «Отис» повысила стоимость одного эскалатора в 12 раз, до 200 тысяч рублей золотом, а всего для метро первой очереди требовалось эскалаторов на 4 миллиона рублей золотом! Другая фирма, немецкая «Карл Флор», в ответ на просьбу Метростроя «ознакомиться» с чертежами, то есть просто скопировать их, запросила 500 тысяч марок. Ничего не поделаешь — пришлось проектировать самим. «Несколько иностранных проспектов, десяток снимков, рассказы людей, повидавших эскалаторы за границей, — вот все наше техническое «первоначальное накопление». Целый ряд деталей нам пришлось самим изобретать»{265}, — сетовал заместитель главного инженера-механика Метростроя Л. А. Островский. Шухов в данном случае мог оказать большую помощь своими советами и консультациями.

Сохраняющуюся, несмотря на солидный возраст, широту диапазона инженерной деятельности Владимира Григорьевича характеризует и хранящееся в архиве письмо от 13 апреля 1934 года от технического директора ростокинского машиностроительного завода «Союзформолитье» с просьбой разработать конструкцию котла для подогрева масла и воды на автомашине ЗИС-6{266}. К 1934 году относится и консультирование Шуховым проекта установки разогрева масла в цистернах{267}.

Загрузка...