Шутки в сторону

Глава 5 Любишь кататься — запасайся горючим

— Явилась!

Мать, подбоченясь, стояла в пестром шелковом халате посреди гостиной. При том, что реплика ее выражала недовольство, на лице было полнейшее спокойствие, а точнее, равнодушие. Все ясно: она просто отреагировала. Отреагировала и пошла дальше.

Илона села в кресло и стала стаскивать с ног сапоги. Они были в свежей глине, откуда она взялась, Илона не представляла. Она вообще почти ничего не помнила о прошедшей ночи и что-то соображать стала уже в милиции, после того как за ней явился один из папочкиных прихлебателей. А как и почему она там оказалась — полный провал.

— Ты знаешь такую Катю Чернову? — неожиданно спросила выглянувшая из гостиной мать.

— А что? — ответила встречным вопросом Илона.

— Ночью звонила ее мать, спрашивала, не знаешь ли ты, где она?

— Ночью? — удивилась Илона.

Катю Чернову Илона знала, хотя, конечно, подругами они не были. Во-первых, Катя на два года моложе и круг общения у нее другой. Просто до того, как Илона поступила в институт, они учились в одной школе. Вот, собственно, и все.

Если Катина мать звонила ночью, значит, она не явилась домой, а это, надо полагать, событие экстраординарное. Ведь Катя тихоня, зубрилка и примерная девочка, а потому то, что давно не удивляет родителей Илоны, Катину мать скорее всего привело в ужас. Впрочем, какое ей, Илоне, до этого дело? У нее своих забот невпроворот.

Илона наполнила ванну, добавила пены и, раздевшись, погрузилась в воду. Полежала в приятном полузабытьи, выпростала руки и с недовольством рассмотрела синевато-черный кровоподтек на локтевом сгибе.

— Дерьмо, — выругалась она, — опять синяк!

Илона задумалась и кое-что вспомнила, но то, что она вспомнила, настроения не улучшило. Натянув на мокрое тело махровый халат, Илона выбралась из ванной, вошла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Она чувствовала себя плохо, как никогда.

— Дерьмо, — опять пробурчала себе под нос Илона, — неужели ломка?

Она знала о состоянии, именуемом ломкой, но никогда прежде его не испытывала и, честно признаться, рассчитывала не испытать. Илона Костецкая не считала себя наркоманкой, для нее это было только игрой, возможностью пройти по краю, по лезвию, пощекотать нервы. Ах, какая славная, какая замечательная игра, особенно если учесть, что все остальное приелось, как пресная похлебка.

Илона почувствовала сильный озноб и забралась в постель, ее зубы отбивали барабанную дробь, а все тело содрогалось.

— Да что же такое он мне вколол в последний раз? — бормотала она, поплотнее укутываясь в одеяло. Дотянулась рукой до телефона и быстро пробежала пальцем по кнопкам. Услышала длинные гудки и прошептала самой себе:

— Ну, давай же, давай, сволочь…

Наконец она услышала ответ и сразу произнесла уже свистящим шепотом:

— Ты, подонок, чем ты меня накачал этой ночью?

В ответ смешок и приглушенные звуки музыки.

— Я тебя спрашиваю, что ты мне подсунул?

— То же, что и всегда, кошечка. Что ты так забеспокоилась, раньше тебе это нравилось, — отозвалась трубка.

— Мне плохо, козел, — пожаловалась Илона.

— А ругаться, между прочим, не стоит. — Ее собеседник начал с миролюбивых увещеваний, но кончил на повышенных тонах: — Чего ты хочешь, дура, сесть на иглу без ломки? Такого не бывает. Просто нужно добавить, и сразу полегчает.

— Так вези!

— Э нет, дорогая, ты мне и так много должна. Расплатишься, тогда будет разговор. Любишь кататься — заботься о горючем…

Илона так и взвилась от наглости этого шибздика. Надо же: ходил такой прилизанный, в глазки заглядывал, а теперь вон как заговорил! В конце концов она его уломала, и он пообещал приехать, но успел назвать такую цифру, от которой ее затрясло еще сильнее.

Того, кому она звонила, звали Олегом Груздевым, в узких кругах — просто Груздем. Был он студентом четвертого курса медицинского института и приторговывал наркотиками, о чем, конечно, знали немногие. В Илониной жизни он появился несколько месяцев назад, и сейчас она уже не могла припомнить, при каких обстоятельствах. Как-то слово за слово предложил попробовать, она попробовала, ощущения ее не разочаровали.

Груздь возник минут через сорок. В дом его впустила мать, на которую он неизменно производил впечатление своими изысканными манерами, она ведь тоже корчила из себя аристократку. Разумеется, мать не догадывалась, что он таскал в карманах дорогого, с иголочки костюма.

То, что было в его карманах, пригодилось и на этот раз. Он сориентировался мгновенно, прямо как врач «неотложки», даже, подмигнув, осведомился:

— Ну-с, где тут у вас руки помыть?

— Пошел ты! — Илона запустила в него атласной подушечкой.

Груздь вполне профессионально перетянул ей правую руку жгутом и с сомнением посмотрел на левую с огромным кровоподтеком на локтевом сгибе.

— Приложи спиртовой компресс, — посоветовал он, разрывая целлофановую упаковку одноразового шприца.

— Давай скорей, лекарь, — огрызнулась Илона.

— Поработай рукой, у тебя вены плохие, ни черта не нащупаешь, и вообще, учись сама…

Наконец, предварительно потрогав пальцем обозначившуюся вену, он вонзил иглу и сообщил:

— Кажется, попал.

Илона откинула голову назад и замерла, потом, не выдержав, заторопила:

— Ну, ты скоро?

— Сейчас, сейчас, моя кошечка, скоро тебе полегчает.

Действительно, спустя непродолжительное время она почувствовала вожделенное облегчение, закрыла глаза и расслабилась. С ощущением бодрости вернулось желание общаться.

— Слушай, что там вчера произошло, ты знаешь?

Груздь уже сидел в кресле, живописно, на американский манер закинув ногу на ногу, и курил.

— Ничего особенного, замела вас милиция. Хорошо хоть этот бывший мент, который у твоего папочки шестерит, вовремя подоспел, а то, глядишь, и до выяснения личностей дошло бы. Такой резвый опер попался, прямо на удивление, такое служебное рвение проявлял… говорят…

— А тебя что, там не было?

— Разумеется, нет, радость моя, я к тому времени досматривал десятый сон в собственной кроватке.

«Вот сволочь, — с завистью подумала Илона, — всегда успевает вовремя смыться».

— Да там вообще почти никого уже и не осталось, человек восемь, но зато уж все вы были хороши, ничего не скажешь. — Его миндалевидные породистые, явно восточного происхождения глаза блеснули.

— А Красный? — вспомнила Илона.

— А вот он, что удивительно, смылся раньше всех, ушел с какой-то девицей.

— С какой еще девицей?

— Не знаю, я ее не видел. Этот гад, между прочим, должен мне еще больше твоего, а я его с утра найти не могу. Не натрахался за ночь, что ли? На него, кстати, уже счетчик включен, что он себе думает? Считает, с ним в куклы играть будут?

К концу монолога Груздь уже не скрывал раздражения, о причинах которого Илона была прекрасно осведомлена. Красный задолжал Груздю крупную сумму, сверх того ушел с девицей, а значит, пренебрег активными ухаживаниями Груздя. Груздь был гомосексуалистом, что весьма усложняло ситуацию.

Груздь заканючил:

— Ну вас к черту, с вами лучше не связываться. Когда вам нужно, приди, спаси и помоги, а как рассчитываться — в кусты. На мне долги виснут, как кошки на заборе. Ты знаешь, сколько я сам должен, и, между прочим, серьезным ребятам, которые не любят проводить душеспасительные беседы вроде меня. С какой стати я должен все брать на себя, вот сдам вас — тогда узнаете.

Груздь, конечно, привирал насчет своего плачевного положения, но ссориться с ним нельзя было по одной простой причине: кто тогда придет и, как выразился Груздь, поможет и спасет? Его, по крайней мере, она знала давно, и «продукт» у него был высококачественный. Если она с ним поссорится, придется искать нового поставщика, а где гарантия, что новый не окажется каким-нибудь «алхимиком» из тех, что готовят свое зелье прямо на кухонной плите в грязной плошке? Бр-р…

— Ладно тебе, — сказала она, — утешься, найдем мы тебе деньги. Для начала я могу поделиться теми, что мне дает отец, но он дает мало, говорит, у меня и так все есть. Но можно что-нибудь придумать…

Она была уверена, что в голову ей придет спасительное решение.