Шутки в сторону

Глава 7 По дороге, мощенной благими намерениями

Станислав Николаевич Костецкий был с самого утра не в духе. Из памяти не выходило ночное происшествие со странным телефонным звонком. Катя Чернова? Никогда он не слышал, чтобы у дочери была такая подруга. Хотя, по большому счету, что он вообще знал об Илоне? Где, например, она шлялась всю ночь? Домой заявилась около десяти утра, как сообщила по телефону жена. Почему-то ее сотовый не отвечал, а специально нанятый для присмотра за дочерью парень черт знает где.

Он вызвал начальника службы безопасности, бывшего майора милиции Румянцева — именно он порекомендовал приставить к Илоне своего протеже и чуть ли не родственника, бывшего боксера, двадцатипятилетнего Михаила Васнецова. Идея была простая: ему вменялось в обязанности исполнять роль не столько телохранителя, сколько опекуна, следовать за нею, не особенно досаждая. От него требовалось всегда знать, где и с кем находится дочь шефа, предупреждать об опасности, защищать в случае необходимости, но чаще всего его функции сводились к тому, чтобы в конце концов доставить свою подопечную по домашнему адресу. Сегодня, если верить жене, Илона явилась домой в сопровождении одного лишь Румянцева. Тогда где этот бездельник телохранитель, которому он платит деньги?

Вошел Румянцев, поздоровался, сел, сложив крупные руки на столе и склонив голову, как бы внутренне сгруппировавшись.

— Не понимаю, что происходит, — неожиданно для самого себя на визгливых тонах начал Костецкий. — Вы мне обещали, что ваш подопечный будет присматривать за моей дочерью? Где он сам, позвольте вас спросить?

— Я уже в курсе, — глухо пробормотал Румянцев.

«Он уже в курсе — надо же, — мысленно передразнил Румянцева Костецкий. — Очень мне от этого полегчало… Привыкли в милиции дурака валять и ни за что не отвечать».

Костецкий был несправедлив к майору — тот был хорошим профессионалом и дело свое знал. Вот только то, чем он занимался в фирме «Квик», язык не поворачивался назвать профессиональными обязанностями. Ходить по пятам за взбалмошной бездельницей, у которой есть все, чего она ни пожелает, не хватает только острых ощущений, — не слишком увлекательное и благородное занятие. Будь он ее отцом — быстро привел бы в чувство с меньшими затратами. Впрочем, он служака и обязан не обсуждать, а выполнять приказы, а потому нашел для этих целей как будто серьезного парня, который раньше занимался боксом. Получив травму, ушел из спорта, потом около года проработал в милиции. Парня, Михаила Васнецова, он знал не очень хорошо, но он показался ему толковым. Деньги опять же были хорошими, кто от таких откажется? Ходил он по пятам за Илоной около месяца, и вдруг на тебе!

— Так где этот бездельник?

— Я выясню, Станислав Константинович, — пообещал Румянцев, — в любом случае он у нас больше не служит, я найду ему замену, а пока сам буду выполнять его обязанности.

Это уже был разговор, и Костецкий немного отошел.

— Хорошо еще, что все обошлось, — уже миролюбиво сказал он.

«Да уж, обошлось», — вздохнул про себя Румянцев. Шеф еще не знал, что именно и каким образом «обошлось», и это ему еще предстояло узнать, и, самое неприятное, из его, Румянцева, уст. Вряд ли Костецкому понравится информация о последних проделках его дочери, но куда деваться? Рано или поздно он все равно об этом узнает.

Когда Румянцев рассказал Костецкому о том, что случилось ночью, тот прямо-таки покрылся испариной. Минуты две он не сводил взгляда с лица начальника охраны, словно в ожидании опровержения только что услышанного. Румянцев, потупившись, рассматривал крышку стола для заседаний.

— Так, — наконец произнес Костецкий, — допрыгались, только этого и не хватало… И чем они там занимались на этой квартире?

«Наверное, не книжки читали», — мелькнуло в голове у Румянцева. Девке бы давно уже нужно ноги повыдергивать и спички вставить.

Костецкий заметался по кабинету, то и дело налетая на выстроенные вдоль длинного стола для совещаний стулья.

— Почему все-таки они попали в поле зрения милиции? — Он никак не мог успокоиться.

— Занимался этим капитан Ремезов, и он утверждает, что квартиру давно облюбовали наркоманы. Ремезов человек серьезный, и у меня нет оснований сомневаться в его компетентности.

Костецкий со стоном схватился за голову.

Румянцев продолжал:

— Мне сразу по старой памяти позвонил начальник штаба, я немедленно выехал… Утром всех отпустили, тем более что оснований для задержания, собственно, как таковых и не было. Но вашу дочь могли и задержать, потому что в ее сумочке обнаружили оружие….

Румянцев замолчал и многозначительно посмотрел на Костецкого.

Станислав Николаевич рухнул в кресло и с тоской вспомнил, что забыл свои таблетки дома.

— Оружие? Какое оружие? — переспросил он.

— «Макаров».

— Господи, да зачем он ей? Пистолет не ее, он принадлежит кому-то другому, его наверняка ей подбросили, — запричитал Костецкий. — Вообще, чья эта квартира, ну, в которой…

— Да там черт ногу сломит. Хозяева ее уже лет пять сдают, и кто в ней только не жил. Не знаю, как Ремезов вышел на эту хату, видимо, наводка у него была. Короче, хотел он всех, кого там застукал, под этим предлогом от души потрясти, но мы вовремя вмешались.

— Спасибо, Петр м-м-м… Аркадий Петрович, — Костецкий никогда прежде не называл Румянцева по имени-отчеству, — я ваш должник.

— Не за что, — отпарировал Румянцев. А сам подумал: «Лишь бы за тем «Макаровым» ничего не числилось и каких-нибудь особенных пальчиков на нем не обнаружили…»

— А как объясняет пистолет сама Илона?

— Утром она еще вообще ничего не говорила, — вздохнул Румянцев и поднял на Костецкого глаза честного служаки.

Костецкий заиграл желваками и так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев, а Румянцев нехотя продолжил:

— Боюсь, что ее, по крайней мере, еще раз вызовут для дачи показаний.

Костецкий обхватил голову руками: последний комментарий его окончательно добил.

Румянцев ушел, оставив шефа в одиночестве. Костецкий велел секретарю никого к нему не впускать и снова забегал по кабинету из угла в угол.

С дочерью нужно было немедленно что-то делать, как-то остановить это сползание на дно. Сегодня застукали в квартире, в которой собираются наркоманы и хранят оружие, чего же тогда ждать завтра? Внезапно Костецкий застыл на месте, точно изваяние: выходит, она тоже наркоманка? И сам себя одернул: нет, не может этого быть. Он чувствовал, как в душе его зрела злоба не столько на Илону, сколько на жену, упустившую дочь, все просмотревшую. Себя он не винил, ему некогда было заниматься ее воспитанием, он мостил дорогу в будущее Илоны, он сушил мозги, боролся и добивался… Ах, сейчас не до этого. Сейчас нужно принимать решение, нужно срочно приструнить эту девчонку! И сделать все, чтобы неприятная история не стала достоянием гласности, иначе выборы ему не выиграть.