Сиам Майами

Глава 25

Увидев бегство Сиам, Барни бросился за ней.

— Сиаааааааммм! — разнеслось по огромному залу. Крик распугивал людей. Терминал отозвался чудовищным эхом, до неузнаваемости исказившим его голос.

Он нагнал Зигги. Они дружно поднажали, но Сиам уже достигла выхода. Там она на мгновение задержалась, напуганная очередью пассажиров, поджидающих такси. Потом метнулась прямо под колеса ближайшей машины. Раздался визг тормозов, скрип резины по асфальту. Терминал мигом превратился в сумасшедший дом. Женщины соревновались в крике. До слуха Барни донеслись стоны Зигги, справедливо винившего в происходившем одного себя. Он оглянулся и увидел, что Зигги повесил голову и заходится в отчаянной молитве.

Сквозь толпу Барни разглядел руку Сиам, схватившуюся за капот. Встав на ноги и обежав такси спереди, она рванула дверцу и запрыгнула на сиденье. Барни и Зигги растерянно наблюдали за стремительно отъезжающим такси.

Зигги ликовал.

— Вот это стиль! Так и надо брать такси! Такси, быстрее! — приказал он полицейскому. — Эту девицу надо нагнать.

Полицейский сделал жест, и перед Зигги затормозило такси. В него залезли он и Барни. Зигги с ходу сунул таксисту пятерку.

— Следуйте вон за той машиной.

Зная, что Сиам осталась невредимой, Барни все еще дрожал, вспоминая ее безрассудный поступок. Он казался ему предзнаменованием непоправимого.

— Ты должен нам помочь, Зигги! — взмолился он.

— Придется что-нибудь придумать. — Зигги не уходил от ответственности. — Только я уже все перепробовал.

Такси пересекло рубеж федерального округа Колумбия. Под светофором они засекли машину Сиам: она ехала в одном с ними ряду, но их разделяло четыре автомобиля. Нагнать ее было пока невозможно: дело происходило вблизи памятников, где заняты все ряды.

— Почему мы не можем отказаться от контракта? — спросил Барни.

— Потому что это темный лес. — Зигги махнул рукой. — Он сделает так, что вас не пригласят ни в один клуб в стране.

— Почему бы нам не попытаться самим найти клубы, которые захотели бы дать Сиам спеть?

— Подумаешь! — Мотли было не пронять. — Даже если бы нашлись такие владельцы клубов, Додж все равно оставлял бы себе пятьдесят процентов от ее заработка. Все законно.

— А как насчет импресарио в Джерси, который плакал на выступлении Сиам?

— Он от нее без ума. Она принесла бы ему немало денег. Но он знает, что наступать Доджу на хвост себе дороже. Ведь она у него не одна. Не может же он рисковать годовой выручкой из-за одной певицы.

— Тогда давай расторгнем контракт через суд.

— На каком основании?

— На том основании, что пятьдесят процентов — это слишком жирно.

— Как сказать. Он вложил в нее деньги.

— Но не миллионы же, которые может выручить.

— Это уже везение.

За стеклами машины проплывала во всей красе столица: белый обелиск Вашингтона, купол Капитолия.

— Почему не обратиться в суд и не рассказать все как есть? Наша цель — обуздать его: он пользуется условиями контракта, чтобы унизить ее.

Зигги слабо улыбнулся.

— Ты когда-нибудь бывал в нью-йоркском суде? Стоило мне один-единственный раз посмотреть на тамошнего судью, как я смекнул, что мое дело гиблое. Так и получилось. Уж такие у них морды. Эта система не способна производить на свет мудрых Соломонов. Слава Богу, что существует Верховный суд Соединенных Штатов, откуда идея гуманности может по капелькам просачиваться в нижестоящие суды. В былые времена — не знаю, какова такса сейчас — кандидат в судьи должен был сделать в кассу одной из партий взнос порядка двадцати пяти — сорока тысяч долларов.

— Я думал, что политическая машина может позволить себе иметь достойных судей. Ведь законы все равно работают против неимущих.

— Верно, но это в идеале. Повязка на глазах Фемиды надета так, что она делает поблажку собственнику в ущерб гражданским правам. А ты собираешься расторгнуть контракт, по которому женщина превращена в собственность. — Он помахал пальцем у Барни перед носом, подчеркивая важность своих поучений. — Знаешь ли ты, почему тебе твердят: будь законопослушным, подчиняйся правилам?

— Потому что это их правила.

— Вот именно. Представь себе, что я сужусь со стариком Веллингтоном. У нас обоих рыльце в пушку. Но судья вспомнит о духе закона в его пользу, а о букве закона — во вред мне. Вот тебе и свобода. Смирись со всеобщей продажностью — и тебе поможет дух закона, восстань — и тебя засудят в строгом согласии с его буквой. К тому же суды так перегружены, что до разбирательства пройдет два-три года.

— А Твид? — Барни вспомнил о Твиде без всякой надежды; просто, поддерживая разговор, он спасался от мрачных выводов, погружающих в безнадежность. — Если Сиам не добьется успеха, он понесет убыток.

— Твид — ваша единственная надежда, хоть и очень-очень слабая, — нехотя согласился Мотли. — Но от него все равно не будет толку.

— Почему?

— Потому что ему известно об одержимости Доджа. Твид сродни автомату, торгующему жевательной резинкой, никаких сантиментов. Он посоветует тебе согласиться, чтобы Сиам уплатила цену, назначенную Доджем.

— Ты хочешь того же?

— Я этого не хочу. Я не считаю это справедливым. Я боролся с Доджем. Но мне приходится доводить до вашего сведения факты о существующем положении, так как, на мой взгляд, у вас нет выхода.Вы в ловушке. Это вовсе не позор. Такое случается с достойнейшими из людей.

— У него есть уязвимые места?

— У него прочный бизнес. Что касается кошелька, тут он неуязвим. Потому-то и не хочет уступать. — Зигги задумался. — Не знаю, может быть, он стал бы уступчивее, если бы его бизнес пошатнулся…

— Если ты наш союзник, то как ты можешь подчиняться, не пытаясь нанести ответный удар?

— Как можно нанести ответный удар, не прибегая к насилию? С точки зрения стороннего наблюдателя, он поймал вас в капкан.

— Но он же человек. Хотя бы самую малость. Что происходит у него в личной жизни?

— Ничего хорошего.

— Значит, мы нащупали его слабое место.

— Не касайся его личной жизни! — Запрет прозвучал со всей возможной убедительностью.

— Нет, я с него не слезу. — Рыцарство Барни показалось Мотли совершенно неуместным.

— Бизнес есть бизнес. Соваться в личную жизнь недостойно.

— А все-таки что у него за личная жизнь?

— Хоть на уши встань, все равно не скажу. — Новый Барни совершенно не нравился Зигги. — Ты стал другим, — не выдержал он. — Я не такого брал на работу.

— Сама работа изменилась, — напомнил ему Барни.

— Возможно, — согласился Мотли встревоженным тоном. Ему не нравилась молодежь, уверовавшая, что победу можно вырвать силовыми методами. Он не отвергал безоглядно этой позиции, но его пугала сила, скрывающаяся в незрелом бодрячестве. Хотя ее торжество, пожалуй, неизбежно: власть вот-вот перейдет в руки недорослей.

— Должен же существовать способ перехода от обороны к наступлению.

— Не глупи. Он не простит твоей бесцеремонной атаки. К тому же ты потеряешь меня как партнера. А мое партнерство — твоя опора. Денежный станок работает на тебя, только подставляй руки.

— Мне требуется оружие для борьбы с этим подонком. И я его найду. Я не позволю ему превратить нашу жизнь в такую же блевотину, как он сам.

— Ты слышал, что я тебе сказал о денежном станке?

— Что у него за жена?

— Оставь ее в покое.

— Почему?

— У нее и без тебя хватает неприятностей.

— Что за неприятности?

Мотли нахмурился и промолчал.

— Не смей прятать голову под крыло! Он лупит нас куда ни попадя, а ты корчишь из себя джентльмена!

— Не скажу.

— Раскалывайся!

Зигги не реагировал. Барни отвернулся, кипя от возмущения, но счастливая мысль заставила его улыбнуться. Зигги тотчас встревожился.

— Что ты задумал?

— Не скажу.

— Раскалывайся! — Они поменялись ролями.

Барни был так горд своей выдумкой, что не удержался:

— Он таскает в кошельке фотографию голой Сиам.

— Мы с тобой считаем это глупостью, но он относится к этому серьезно. Его нельзя этим шантажировать. Это только внесет путаницу.

— Я не о шантаже. Я повел бы себя в его стиле. Не стал с ним встречаться, а отправился к его жене и все ей выложил. Он бы остался у меня голеньким. Может, хоть жена сумеет вправить ему мозги. По крайней мере он поймет, что предстоит схватка.

— Не делай этого.

— Где живет его жена?

— Мы найдем другой способ.

— Ты сам знаешь, что других способов нет.

— Может, сходишь сперва к Твиду?

— Пожалуй.

— Вдруг он предложит выход.

— Вдруг. Назови мне его адрес.

— Маунт-Киско, Нью-Йорк.

— Я немедленно лечу обратно. Ты сам попаси Сиам денек-другой.

— Гляди, ты все испортишь.

— Сперва попробую, а там посмотрим.

— Не трогай его жену. Этим ты не поможешь Сиам.

— Почему я должен играть по правилам, когда он их не соблюдает?

— Соблюдает. Просто правила обеспечивают ему выигрыш. Я тебе все объяснил. Так что успокойся, держи нос по ветру. Ты обеспечишь себе безбедную жизнь. Хотел бы я, чтобы мне так же рано улыбнулась удача.

— И не возражал бы, чтобы из тебя делали дурака?

— Слушай, благородный ты мой, она уже спала с ним. Его она на дух не переносит, а тебя любит. Что ты теряешь? Если бы моя жена любила меня так, как Сиам тебя, я бы позволил ей делать все что угодно. Ведь я знал бы тогда — ты меня слушаешь? — Что она в любом случае останется моей.

— Не ожидал от тебя таких сентиментальных речей!

— Что чувствую, то и говорю.

— Я лечу в Нью-Йорк.

— Смотри, ты суешь голову в петлю.

— Ничего, голова-то моя.

— Эй! — всполошился Мотли. — Она выскочила из такси.

— Она идет к мемориалу Джефферсона, — подсказал им таксист. — Там нет выхода с другой стороны.

— Тормозите! — приказал Мотли.

Пока таксист подруливал к тротуару, Мотли бросил, обращаясь к Барни:

— Вот деньги.

— Обойдусь.

— Они твои.

— С какой это радости?

— Это твой аванс.

— За что?

— Когда Стью узнает, что Сиам ему отказала, он покажет, на что способен. Ты польешь горькими слезами и потом каждую милю гастрольного маршрута и тысячу раз пожалеешь о своем упрямстве.

Барни взял деньги.

— Поспеши к Твиду. Не записывайся на прием, а просто войди в кабинет и возьми его голыми руками.

Мотли сунул таксисту еще одну пятерку и вывалился на тротуар. Ничего не подозревающая Сиам уже входила в ротонду. Мотли настигал ее, перепрыгивая через залитые солнцем мраморные ступеньки.

Внезапно он замедлил бег. Его внимание привлекла спускавшаяся вниз немолодая пара. Достигнув верхней ступеньки, Мотли замер. По его разумению, пара должна была обращать на себя всеобщее внимание, чего, впрочем, не происходило. Мужчине далеко за пятьдесят, он был тучен, его брюки походили на мятый мешок. Женщина была, наоборот, тоща, ее нос пламенел, несмотря на жаркую погоду. Они целовались, причем так самозабвенно, что Зигги испытал зависть. Они не обращали внимания на окружающих. Огромный мужчина мог в любой момент раздавить свою хрупкую, бледную пассию. Однако по тому, как она сжимала его руку, было видно, что она уверена в своем выборе. Если бы они посмотрели на Зигги, он бы кивнул им в знак уважения. Однако они смотрели только друг на друга. Зигги проводил их взглядом, а потом снова пустился вдогонку за Сиам. Влюбленная пара вселила в его душу смятение. Ему показалось, что в его твердых жизненных устоях образовалась дыра и он проваливается прямиком в нее. Куда смотрит полиция? Люди средних лет не должны страстно целоваться в общественных местах. По сравнению с ними любое благополучие, любое преуспевание начинало походить на скисшее молоко.

Он застал Сиам за изучением изречений Джефферсона на стене.

— Сиам. — Он окликнул ее таким тоном, словно ничего не произошло.

Она поспешно перешла в другой угол ротонды, чтобы не сталкиваться с ним. Бдительный Зигги прорвался сквозь толпу туристов и поравнялся с ней.

— Не устраивай сцен, — предупредила она его.

— Ты можешь хотя бы секунду постоять спокойно? Я хочу закончить то, что начал говорить в аэропорту.

— Ты мне ничего не скажешь. — Она подошла ближе. Ему польстило ее доверие. — Можете подавиться вместе с мерзавцем Стью своим шестьюдесятью одним процентом.

Зигги потемнел лицом. Ему было неприятно лишать ее иллюзий.

— Он хочет большего.

— Передай ему, что он — такой крохотный плевок, что его и не разглядеть на тротуаре.

— Обязательно передам. А он просил передать тебе следующее: он ждет тебя в «Редженси».

— Вот идиот!

— Я еще не то ему говорил. Но ему не дают покоя старые счеты с тобой.

— Какие еще счеты?

— Он жаждет сексуальной сатисфакции.

— Он знает, как я его ненавижу. Как он может на это претендовать?

— Он считает, что за тобой остался должок. Она промолчала.

— Теперь, мол, настало время расплачиваться.

— Вот так прямо? — Она щелкнула пальцами. — Не желаете ли любви? — Она улыбнулась, усматривая в этом чистейший абсурд.

— Сиам, ты становишься еще красивее, когда не скрываешь своего ума. Но ум в данном случае тебе не поможет. Если ты не появишься в «Редженси», он отменит твой концерт в Форест-Хиллз.

— А как же пятьдесят процентов? — Она не сомневалась, что деньги должны перевесить.

— Он будет чувствовать себя героем, отказавшись от такого куша.

— И не подумаю! — отрезала она. — С дурацкими фокусами покончено.

— Теперь за тебя фокусничает Барни.

Она как будто не расслышала этих его слов и покачала головой.

— Мне не следовало сбегать из аэропорта. Но я снова почувствовала, что все вокруг рушится. — Она помолчала. — Как Барни мог тебе потворствовать?

— Он хотел, чтобы тебе представился шанс.

Она снова недоверчиво покачала головой.

— Лично у него шансов не осталось. Он только что отказался стать моим партнером.

— Где он?

— Улетел назад в Нью-Йорк.

— Зачем? — встревожилась она.

— Попытаться освободить тебя от безумца Доджа.

— Он не должен был улетать, не предупредив меня. — Теперь она выглядела растерянной. — Нам нельзя разлучаться. — Она спохватилась и рассмеялась. — Следовало записать это в его контракт.

Мотли был растроган.

— Я действительно хочу тебе помочь.

— Для начала возьми за правило говорить мне правду.

— Уже говорю.

— Барни знает про Стюарта?

— Поэтому он и помчался к Твиду.

— У него получится?

— Не думаю.

— И что дальше?

Мотли помялся.

— Есть вещи, которые мне не хотелось бы тебе говорить.

— Потому что не хочешь опять попасться на вранье?

— В общем-то, да. — Зигги заглянул ей в глаза и понял, что она требует, чтобы он держался своего обещания. — Если Барни не удастся добиться от Твида помощи тебе… ему… нам… — Его обуревали противоречивые желания, а главное, ему очень не хотелось говорить Сиам всю правду. — Тогда он обратится к жене Стюарта.

— Ужас! — Сиам прикрыла рот ладонью. — Бедная женщина! Как мне не хочется снова причинять ей боль!

— Я настоятельно советовал ему не ходить к Джулии.

— Он бы не стал так поступать, если бы не я. Я одна во всем виновата.

— Брось! Ты нанесла рану только себе. Додж сам отвечает за свою жену.

— Как я могла допустить подобную глупость? — в смятении произнесла Сиам.

Реакция Мотли была неожиданной.

— По дороге сюда я увидел мужчину одного со мной возраста. Только он, знаешь ли, — он втянул живот, — такой раскормленный гиппопотам. Но видела бы ты, как он счастлив! Просто ягненок, блаженствующий на лужайке. Откуда в нем столько живости? Все благодаря женщине с сопливым носом.

Сиам невольно улыбнулась.

— Ты бы ее видела! Бледная, как смерть, худая, как скелет. Но он любит ее, а она его. Она так его любит, что аж вся сморщилась от любви. Она таскает за собой этого разъевшегося олуха, как шарик на ниточке!

Сиам улыбнулась шире.

— Я потянулся к ним всем сердцем. Меня посетила мысль — ты слушаешь? Сейчас ты узнаешь, с каким психом имеешь дело. Я задал себе вопрос: чем он зарабатывает на жизнь?

Он добился своего: улыбка Сиам стала сочувственной и печальной.

— Чем бы ой ни занимался, я хочу заниматься тем же. Помоги же мне, Сиам: в нем на пятьдесят фунтов больше, чем во мне, а он невесом, точь-в-точь воздушный шарик на ниточке.

— Зигги, — тихо заговорила Сиам. Зигги навострил уши. — Я не могу себе представить, чтобы Барни так поступил. Выходит, он изменился?

— Изменилась его работа.

— Я не хочу снова мучать эту женщину.

— Прошу тебя, не вини себя. — Мотли повлек ее вниз по лестнице, заставляя расступаться праздных людей в яркой одежде. — Ты ни в чем не виновата.

— Я не подумала, что он женат.

— Он тоже не подумал.

— Давай тоже полетим в Нью-Йорк и перехватим Барни.

— Тебе вечером выступать.

— Отмени выступление.

— Я-то могу его отменить, а вот ты не можешь. Однажды ты уже так поступила именно здесь. Теперь тебе придется показаться местной публике.

Она глубоко, прерывисто вздохнула, помолчала и спросила:

— Что Барни может ей рассказать?

— Что в бумажнике ее мужа лежит фотография: ты в голом виде.

— Какая фотография?

— Первая, которую ты послала Доджу, чтобы привлечь его внимание.

Сиам содрогнулась, впервые уяснив, какому безумию ей придется противостоять, и с трудом устояла на ногах. Зигги поддержал ее и помахал свободной рукой, подзывая такси.