Сила единения

1 глава

Старый год близился к концу. Страна начала готовиться к встрече Нового, 1948 года. Всего три дня оставалось до праздника. Но все советские люди жили, как и прежде, в повседневных хлопотах, тревогах, и с напряжением всех сил.

И было от чего перенапрягаться. Первого декабря прошла денежная реформа, отменили карточную систему. Всесоюзные стройки приобретали всё больший размах и значение. Города европейской части СССР восставали из руин, в которые их превратила недавняя война. Спешно строились новые заводы и фабрики, восстанавливались колхозы. Продуктов в магазинах становилось больше. Спекулянтов — меньше. Зато численность обитателей трудовых лагерей и кандидатов на поселение туда, в последний месяц уходящего года — резко возросла.

Именно эта тема, об увеличении числа сидельцев, сейчас и обсуждалась в просторном кабинете «ближней» дачи вождя народов. Причём разговор вёлся не в широком кругу соратников, а с глазу на глаз, между самим Иосифом Виссарионовичем и его самым доверенным лицом в государстве, Лаврентием Павловичем. Говорили они в основном на русском, только изредка вставляя в речь некоторые крепкие словечки на грузинском языке.

Причём Сталин горячился и выглядел крайне недовольным, а вот главный куратор МВД, как бы в противовес, вёл себя как фаталист, смирившийся со всеми несправедливостями в этом мире. Ещё и тон выбрал старого, жутко уставшего человека, хотя ему ещё и пятидесяти не было:

— Увы, Коба, увы! Все факты проверены независимыми следователями и подтвердились. А уж когда подследственные поняли, что их прежние заслуги не спасут, такое городить начали… что хоть на месте их расстреливай!

— Ну как же так?! Как?! — экспрессивные вопросы перемежались нехорошими междометиями на грузинском языке. — Ведь заслуженные большевики! Ветераны партии! И всего у них хватало… Даже с излишком! И всё равно воровали? Обманывали? Занимались махинациями?!..

— Скажем так, заслуженных большевиков среди них всё-таки очень мало. В процентном отношении… В остальном — это уже примазавшиеся к партии во время революции приспособленцы или двурушники с тёмным прошлым. Или вообще выкидыши царского режима.

— Да на этих последышей — плевать! — хозяин кабинета стукнул кулаком по столу. — Меня ветераны шокировали! Даже не столько провинившиеся… Знаешь, Лаврентий, какие люди за них просить приходили, когда начались первые аресты в Москве?

— Представляю, — кивнул Берия с сочувствием. — Видел их у тебя в приёмной.

— Так они осмеливались вначале на меня голос повышать. Мол, как это так?! Лучших представителей власти оклеветали! Но как только читали материалы следствия, сразу просили прощения и попросту сбегали от меня. И как-то странно это выглядело… Словно они сами сильно перепугались.

— А что сейчас с потоком «защитников»?

— Не поверишь: как отрезало! Затаились, сволочи! Несколько человек вдруг неожиданно отправились на лечение в зимние дома отдыха. А некоторые вообще, попытались для себя оформить загранкомандировки. Ты представляешь?!

— Не только представляю, — грустно улыбнулся Лаврентий. — Но и распорядился приостановить оформление командировок до конца разбирательств. Потому что подследственные, пытаясь оговорить для себя более мягкие наказания, «топят» всех своих покровителей. Или пытаются приврать, ради красного словца…

— Гниды! — вождь наконец-то раскурил свою трубку и, постепенно успокаиваясь, стал прохаживаться вокруг стола. — Какие же они гниды!.. Так замараться?.. И в такое тяжёлое для страны время?.. Когда каждый понимающий руководитель на вес золота?..

— Имеем то, что имеем! — философски изрёк Берия. — А с другой стороны, чистка в партии и в производственных структурах всем нам явно пойдёт на пользу. А на места проштрафившихся придут сотни и тысячи демобилизованных офицеров. Всё-таки придётся армию сокращать…

— Ой, не трави душу! Армию, армию!.. Засилье армейских на важных постах тоже допускать нельзя. Вот, только недавно с каким трудом справились с Жуковым и с его кликой! А если бы не отстранили это ворьё от командования и от власти?

Прежде чем ответить, главный куратор МВД снял пенсне, тщательно протёр его, и только водрузив обратно, со вздохом заговорил:

— Коба, я ведь и сам маршал… Хотя видит бог, никогда к этому званию не стремился. Но именно поэтому и скажу: на все посты надо продвигать офицеров не старше, чем в звании полковник. Они у нас — самый боевой, решительный, честный и неподкупный отряд из представителей трудового народа. Они, придя на «хлебную» должность, не станут разворовывать социалистическую собственность. По крайней мере, в первые годы после своего нового назначения.

— А генералов куда денем? Особенно те сотни, которые всё войну в тылах просидели?

— Кто постарше — в почётную отставку. Кто деловую хватку имеет — пусть режимными вопросами займутся на новых, секретных объектах. Или при областных обкомах самых ушлых пристроить. Пусть следят за первыми секретарями и контролируют их деятельность. Причём каждого такого «смотрящего» надо направить в чужую для него республику. Например тех, кто родом с Прибалтики — назначить на Кавказ и Закавказье. Азербайджанца, например — в Армению. Армянина — в Азербайджан. Или в ту же Прибалтику. Украинцев — на Дальний Восток и Зауралье. Да ты и сам так когда-то планировал… И сейчас для таких перестановок самая благоприятная обстановка. Все притихли, испугались, никто возмущаться не станет новым назначением…

Вождь и в самом деле давно мечтал таким вот образом устранить от власти или хотя бы приструнить самых ярых националистов на местах. Поэтому легко сменил тему разговора, и полчаса со своим ближайшим последователем и помощником обговаривал нюансы: кого, как и куда конкретно.

Но потом, всё-таки, вновь вернулся к прежней теме затянувшегося ночного разговора:

— Тем не менее, Лаврентий, ты не уловил самого главного в происходящем вокруг нас. И именно это главное — не даёт мне покоя. Догадываешься, о чём я?

Судя по Берии, который сильно массировал свою лысину, не догадывался. И от этого заметно нервничал. Минуты две он так помалкивал, досадуя на себя, но потом всё-таки признался:

— Сложностей вокруг нас полно… И я теряюсь, выбрать среди них главную…

— Хорошо! Тогда скажи мне: кто инициировал эту волну расследований и арестов, которая так бурно и с таким напором захлестнул даже Москву?

— Мм?.. Как бы все громкие раскрытия преступлений начались на местах. Так сказать, на периферии. Причём сразу в десятке, если не больше областей одновременно. А уже после этого ручейки обвинений потянулись непосредственно в столицу…

— Вот! Именно! А вспомни ка: кто из нас, сверху, давал такую директиву, на ужесточение следственных мероприятий на местах?

— Хм… Да как бы и никто… Но ведь всё правильно получается. Или нет?

— Правильно?! Ха! А то мы с тобой не знали, что у многих директоров и партийцев рыльце в пушку! И что, при желании, не могли самиих приструнить? Или не могли сами довести конкретные дела до расстрельной статьи?

— Мы меморандум подписали, — скривился Лаврентий. — Смертной казни у нас теперь нет…

— Ты из себя тирана-то не строй! — прикрикнул на него Сталин. — Не хуже тебя понимаю, что двадцать пять лет каторги — это тот же смертный приговор. Но вот по сути моего вопроса…

— Понял! И тоже этому удивлялся. Хотя на обсуждение не выносил. В самом деле, инициатива не от нас, что не может не настораживать. И я даже парочке мозговитых сотрудников дал задание анализировать все первые случаи громких уголовных дел и попытаться отыскать взаимосвязь между ними. Надеюсь что завтра, мне уже предоставят итоги проведённых анализов.

— Ну, если так… Подожду с выводами. А то не хотелось бы заиметь в стране силу, которая действует в обход партии и не подлежит контролю со стороны правительства. Кстати! — в очередной раз Сталин резко сменил тему разговора. — Что там с тем взрывом на прошлой неделе? Разобрались с причинами и нашли виновных?

Берия раскрыл папочку, что лежала осторонь и, поглядывая в неё время от времени, стал докладывать. В основном он полагался на свою память, перечисляя материальный ущерб, называя количество и качество пострадавших, и повествуя о причинах самого бедствия. По его словам выходило, что в одном из домов, стоящих на полной реконструкции, взорвался скопившийся там бытовой газ. Как произошла утечка и кто в этом виноват, ещё до конца не раскопали, но именно в месте взрыва и отыскались трупы сразу девяти человек. Из них — два сторожа. А вот что там делало ещё семь человек, и кто они — выяснялось. Проверялось первое предположение, что это воры, решившие поживиться ценным инструментом и дорогостоящей сантехникой.

А вот огромное количество пострадавших, это оказались невезучие, пусть и редкие прохожие и жители дома напротив. Несмотря на приличную ширину улицы, практически все окна жилого здания оказались выбиты взрывом. Разлетающиеся осколки стекла нанесли множественные ранения обитателям, которые в вечернее время находились в своих квартирах.

Внимательно выслушав, Сталин удивился многочисленным деталям, о которых помнил Берия наизусть:

— Чем тебя так пострадавшие заинтересовали? Кто-то из знакомых там оказался?

— Можно и так сказать… Помнишь ветеринара Дорогова, про которого я тебе рассказывал? — вождь кивнул. — Так вот Дорогов уже приступил к лечению моей матери с помощью своего вонючего препарата. Но ещё рано говорить о каких-либо положительных, чётко зафиксированных результатах. Так вот, у этого ветеринара есть помощник, лаборант, пусть и студент другого института. И этот студент не только возле Дорогова крутится, как бы ему особо помогая. Он ещё и прочими талантами, помимо отличной учёбы прославился. А именно: своими массажами снимает головные боли, налаживает нормальную работу сердца, успокаивает даже расстройство желудка. И, самое пикантное, повышает мужскую потенцию. Причём у мужчин, которым даже за шестьдесят. Конечно, пока эти слухи только проверяются, аккуратно, не навязчиво…

— И что со студентом? — прищурился Сталин, официально не доверявший всяким знахарям и костоправам. — Сильно пострадал?

— Ни одного пореза! Как и у его юной супруги. Они в момент взрыва оказались за спинкой дивана, на ковре. Она тоже студентка, и тоже Первого Медицинского института. Между прочим, им обоим только в наступающем году исполнится по шестнадцать.

— Однако! Что за нонсенс? И кто разрешил? И вообще…

Иосиф Виссарионович даже руками развёл, показывая степень своего недоумения и недопонимания. У него в голове не укладывалось, как пятнадцатилетние школьники оказались вдруг не только студентами одного из лучших в стране институтов, но ещё и пожениться умудрились. В последние года подобная спешка не приветствовалась.

Судя по мимике его ближайшего последователя, тот сам подобное осознать не мог. Ещё и досадовал почему-то, явно не желая углубляться в эту тему:

— Да там всё как-то туманно и неопределённо…, - но рассмотрев хмурящиеся брови вождя, стал выкладывать известные ему факты: — Парочка окончила школу в периферийном посёлке экстерном, все оценки «отлично», с красным дипломом. Можно сказать с уверенностью, что вундеркинды. Так что никаких причин для отказа при поступлении в институт — не нашлось. Ещё и наш главный полевой хирург страны, генерал-лейтенант медицинской службы, профессор Ахутин взял их под своё покровительство. Кстати, Михаил Никифорович тоже ожил в последнее время и скачет козликом. И коньяк опять начал пить. То есть сердечко у него перестало пошаливать. Но самое интригующее: хвастается, что скоро у него в семье будет пополнение. Потому что юный студент и его обеспечивает частыми массажами. Что ещё интересного?.. Юная супруга парня, много времени проводит в лаборатории института, проводя там интенсивные опыты по производству каких-то лекарственных препаратов. Каких именно, понять не удалось, но со временем разберёмся…

— И кто разрешил бракосочетание? — напомнил Сталин.

— Родители парня и главный опекун девушки. Родители её в войну погибли. Брак зарегистрирован по всем правилам. Скромная свадьба состоялась дома, из посторонних гостей лишь Ахутин с женой. Но и с ними всего-то двенадцать человек.

Берия замолк, косясь глазами на прохаживающегося вождя, и пытаясь предугадать следующий вопрос. И ведь практически угадал:

— А сам-то ты на себе этот массаж испытывал?

— Нет. Не рискнул. Хотя вижу однозначно, что матери становится чуточку лучше. Да и она сама в восторге от мальчика. Пытается всегда после сеанса закормить своего юного благодетеля конфетами и прочими сладостями, которых у неё хватает.

— То есть, на лечение препаратом «от рака» нет особой надежды?

— Что Дорогов, что его помощник-лаборант утверждают в два голоса, что главная надежда как раз на этот антисептик-стимулятор. Именно он убивает раковые клетки. Ну а массаж, точнее, простые касания ладонями — лишь улучшает у больной настроение и задаёт организму благоприятный тонус.

Следующий вопрос последовал только после того, как Сталин набил новым табаком трубку, раскурил её и окутался клубами дыма:

— А вот как ты думаешь, Лаврентий, лично мне поможет поправить здоровье этот малолетний вундеркинд? — хорошо рассмотрев сомнения на лице своего помощника, уже сердито добавил: — Ну раз ты не боишься подпускать таких шарлатанов к своей обожаемой матери, значит и своего товарища по партии подлечить не откажешься. А?

— Э-э-э! Коба! — обиделся Берия. — Как ты можешь сравнивать?! Конечно, мать я люблю, и готов на любые меры, для её спасения. К тому же врачи отказались её лечить, посчитав безнадёжной. Мол, рак в такой форме и в такой запущенной степени не лечится. А Дорогов поручился собственной жизнью, обещая выздоровление. Но вот ты — это совсем другое дело! В отношении тебя нельзя допускать и малейшего риска. К тому же ты относительно крепок, здоров, и рисковать тобой без крайней нужды — непростительное преступление!

— Ты мне тут митинг не устраивай! — фыркал вождь советского народа. — Тоже мне нашёл «относительно» здорового! К тому же я не собираюсь глотать какую-то мерзкую и зловонную субстанцию. Это, и в самом деле — лишнее. А вот опробовать на себе «лёгкие касания» этого юного вундеркинда, я бы не отказался. Вдруг мой тонус повысится, а состояние организма улучшится?

И так многозначительно-угрожающе прозвучал последний вопрос, что всесильный куратор МВД не стал спорить:

— Хорошо. Как только завершим все проверки этого парня и его семьи, так сразу и пригласим его на предварительную беседу. Сам, Коба, с ним поговоришь, и сам примешь окончательное решение.

На этом полуночная беседа двух первых лиц в стране и завершилась.