Утром следующего дня, прибыл Фреза. А после обеда — появился и Лётчик. Те самые древние знахари, которые уже давно работали вместе с Пасечником, выискивая и собирая компромат на главных и второстепенных преступников страны. Сейчас собранный ими материал находился в работе, им широко пользовались все сопричастные лица, входящие в СФП. Поэтому многие одиозные личности уголовного мира уже сидели в застенках или встали на путь исправления в трудовых лагерях. Но ещё немалая часть их оставалась у власти, в директорских креслах или среди большого начальства, с максимальной озлобленностью мечтая уничтожить самоназначенных следователей и суровых обвинителей.
Поэтому некогда старые целители, смотревшиеся прежде «под сто» (как утверждал ехидно дед Елоха) тоже изрядно изменили свою внешность. До уровня Олега Павловича, омолодившегося до шестидесяти примерно лет, они не дотягивали. Но этакими семидесятипятилетними живчиками — смотрелись. Ну и внешне между собой отличались, словно вобла от лосося. Фреза, сухой иподжарый, небольшого росточка, совсем не выглядел маститым художником. Скорей напоминал мечущегося и подвижного кузнечика. Зато Лётчик, массивный и тучный, накопил солидности на троих. А его умение говорить красиво и витиевато, сразу выдавало в нём создателя рассказов, написанных в эпистолярном жанре, но с уклоном в страшилки.
Понятно, что и документы у них теперь имелись другие, соответствующие возрасту и новой профессии. Но вот между собой, как и рекомендовали обращение к себе в своей компании, они назывались как угодно, но не по именам и отчествам. Скорей это у них напоминало игру: придумай ехидное прозвище и вставь его в нужное место. Так и ёрничали по делу и без дела:
— Ну и как ты на новом месте устроился, пенёк скособоченный? Вода для поливки есть? Авось да прорастёшь?..
— Отлично! Жаба, ты сухопутная! А вот ты-то как проживёшь теперь в Москве? Как я заметил, комаров здесь зимой нет, жратоньки-то что будешь?
Но заранее снятыми для них комнатами они оказались довольны чрезвычайно. Так и нахваливали юного Шульгу, старательно скрывая своё старческое ехидство. Похоже, не сомневались, что при нужде и сами устроились бы не хуже. Но их истинных мыслей уловить не удавалось: оба — пакри. Причём, этакие закостеневшие пакри, заматеревшие в своей авторитарности, со сложившимся навсегда мировоззрением и внутренне готовые на всё. Это сразу как-то насторожило Киллайда и напрягло его.
Но если чуть позже удалось разобраться с характером Фрезы, довольно весёлого и мирного «лесовичка», то с Лётчиком оказалось всё намного сложней. В нём словно постоянно кипел этакий вулкан из ненависти и злобы, готовый выплеснуться на любого, кто опрометчиво бросит в жерло этого вулкана неосторожное слово. Он и рассказы свои писал в виде жутких трагедий, драм и страшилок, не к ночи упомянутых и запрещённых к показу деткам до двадцати пяти. И одевался, как готы из двадцать первого века. Оставалось только глаза подвести углём, да брови сдвинуть и получался вылитый некромант из Варкрафта.
Кстати, Рошан и Дхарма тоже заметили означенное сходство. Хотя, сколько там они играли в прошлой жизни на компьютере? И когда? Если почти всё своё время посвятили познанию великой истины? Тем не менее, объяснили новому союзнику, что и как, стараясь всё обратить в шутку. Даже объяснили, кто такой Лич.
Неожиданно Лётчик живо заинтересовался вымышленными персонажами электронных игр из будущего:
— А ведь это — здорово! Поднять из могил своих врагов и устроить между ними вечное сражение. О-о!.. Пусть бы жрали друг друга и рвали когтями!.. А когда уже переставали бы двигаться самые мелкие кусочки — вновь поднимать их из праха и заставлять сражаться… Лепота! И вообще, можете меня отныне называть не Лётчик… или жаба, а Некромант!
Фреза на это лишь с отвращением сплюнул:
— Да что же ты за вурдалак такой?! Как бы тебя жизнь не била по темечку, нельзя становиться настолько жестоким. Иначе сам себя и сожрёшь в своей ненависти. Очнись!
— Никак не получается, — тяжко вздыхал его старый соратник. — Только отвлекусь на момент, как вновь встаёт перед глазами…
Чуть позже Пасечник поведал всю суть трагедии, которая случилась с Лётчиком. Практически на его глазах два года назад с особой жестокостью были замучены насмерть практически все его близкие родственники. Все! Сразу пять поколений! В том числе и праправнуки. Не удивительно, что у человека в сознании вулкан из оголтелой злобы. Как он вообще не стал скорбным на ум? Как пережил такую беду?
Виновные в этой трагедии — уже все мертвы. Но вот система власти, которой вменялась основная вина произошедшей драмы, оставалась до сих пор. То есть власть большевиков. Вот именно на них и перенёс Лётчик всю свою ненависть. И порой себя не контролировал, когда видел комиссаров или политруков. Так же негативно он относился и ко всем чекистам без исключения. И ко всем милиционерам. И ко всем прокурорам. И ко всем работникам МВД. И ко всем представителям власти в Кремле. И ко всем ставленникам этой власти в обкомах. И ко всем…
Список получался преогромный. И отныне следовало учитывать определённую неадекватность нового союзника. Как бы он не навредил общему делу, усердствуя в том или ином направлении. Да и на самого Александра Шульгу он посматривал слишком косо. То ли не желал признавать старшинство существа, прошедшего две реинкарнации, то ли ко всем без исключения относился с неприязнью. А если он ещё и с Пасечником скооперируется, который тоже неровно дышит в сторону большевиков? Есть причины для беспокойства, есть!
Но новые прозвища к омолодившимся старичкам, так и приклеились, вместе со старыми. По обстановке или настроению их называли то Фреза-Лесовик, то Лётчик-Некромант.
Но именно из-за прибытия этих двух личностей, Шульга в институт сегодня не пошёл. Всё время ушло на объяснения, описание предыдущей истории Планеты и на раскрытие намеченных планов. При этом пришлось пускать в ход все свои умения риторики, софистики, философствования и убеждения. И не потому, что новые помощники и соратники стояли на иной платформе мировоззрения, а потому, что имели слишком сложные и противоречивые характеры.
Но, в общем-то договорились. Как и единогласно признали право Шульги отдавать приказы остальным.
А уже к вечеру дня приезда, над пострадавшим Килинчуком собрались все шестеро для первой, совместной работы. И с ещё большим успехом, дружно завершили лечение, проводя и комплекс восстановительной физиотерапии. По окончании такого чудесного лечения, Пасечник подвёл итоги:
— Ну вот, Егорушка, можешь вставать и гулять по квартире. Аккуратно, не спеша. На кухне посиди, с девчонками полялякай… А мы здесь кое-какие дела наши скорбные должны обсудить.
— А что насчёт руки-то? — не удержался Калинчук от самого актуального для него вопроса. Оказывается, уже засыпая вчера, он услышал слова Дхармы о некоей волшебной возможности регенерации конечности.
— Для этого надо год, а то и два подождать! — не совсем вежливо отшил его Шульга-Паркс. При этом сразу и внушение очередное сделал: «Когда придёт время, мы сами об этом напомним! Уходи и не мешай!»
Потому что в своей манере тотального прагматизма уже настроился на иные, совместные с союзниками эксперименты. В частности ждал от Фрезы и от Лётчика объяснений по поводу странной «загогулины», присосавшейся к его сдвоенной ауре. Очень хотелось мемохарбу в этом плане окончательно определиться.
Когда бывший директор школы ушёл, пошатываясь, на кровать улёгся уже Александр, а все пятеро его соратников уселись вокруг, взявшись за руки и образовав из них кольцо. После чего вшестером они попытались выйти в астрал, начав оттуда присматриваться к объекту. При создавшемся круге и при используемых умениях, теперь все шестеро могли общаться на ментальном уровне.
Первым начал высказываться Фреза, считавшийся авторитетом в данной области и лучше всех рассмотревший странный объект:
«Вот это напасть!.. Первый раз такое чудо наблюдаю!..»
«И не читал о таком?» — решил уточнить дед Елоха.
«Даже не слышал!» — последовал ответ.
«Но это может быть аура сильно поумневшего кота? — высказал Киллайд своё основное предположение. — Или ещё какой-то тварюшечки из местного пантеона?»
«Категорично — нет! — ни мгновения не сомневался старый знахарь. — Хоть коты и в самом деле частично разумны, и даже их аура имеет некоторое сходство с этой сиреневой лианой, но присосаться к человеческой ауре она никак не может…»
«Тогда что это и откуда взялось?» — нервничал мемохарб.
«Насколько я помню, — вмешался в диалог Рошан, — в прошлой жизни у тебя ничего такого не было. Да и сама аура просматривалась как одинарная. Так ведь?»
«Помню. Потому и волнуюсь. А насчёт одинарной, — пустился в объяснения Киллайд, — так я в прошлой жизни подселился в тело Шульги, когда он уже умер. Тогда как в этой — я „вернулся“ в это тело и мы с его хозяином как бы срослись моментально. То есть стали единым целым. Но вот как раз в тот момент перехода-возврата-соединения, к нам какая-то пиявка и присосалась».
«Причём пиявка не простая, — уже что-то рассмотрел Фреза. — Однозначно: существо разумное. Но что самое пикантное… хм, боюсь ошибиться! Но! Эта „загогулина“ очень напоминает структурно ауру лично твою, Александр. Ту, которая от первой жизни. Но выглядит так, словно она принадлежит младенцу. Или малолетнему ребёнку… Вот сам присмотрись! Да и вы все… улавливаете сходство?»
Следующих полчаса все шестеро всматривались, спорили, выдвигали разные предположения и теории. Наиболее интересные высказали ученики, хорошо знавшие биографию своего учителя:
«В прошлой жизни Анастасия была от тебя беременной, — начал с напоминания Дхарма. — И не случилось ли так, что возвращаясь по оси собственной жизни в прошлое, ты как-то зацепил ауру своего так и нерождённого ребёнка?»
«Или каким-то образом, при второй реинкарнации, — стал углублять идею Рошан, — ты „подцепил“ родственную сущность из первой своей жизни?»
Вот как раз последнего, мемохарб опасался больше всего. Потому что никак не мог решить немыслимую, сложнейшую дилемму. В ней складывались в кучу разные парадоксы, как бы взаимно исключающие друг друга, но! В то же время все они имели право на гипотетическое существование.
Например: вторая жизнь прошла в полной уверенности, что цивилизация пьетри уничтожена. Пусть и стоял вопрос: а вся ли уничтожена? Если один мемохарб спасся, то могло и ещё с десяток раскидать по закоулкам Вселенной. Но, ни единой искорки от инопланетного разума на Земле так и не появилось до конца тридцатых годов ХХI-го века. Ну, кроме Киллайда, который в историю не вмешивался, посвятив всего себя только одной цели: вернуться к Анастасии Бельских.
И тут вырисовывается другой вариант. Вернувшись в своё прошлое из второй жизни, Шульга-Паркс несколько «переборщил». То есть попал в тело Александра на два месяца раньше, чем в первой жизни. А ведь в этот момент второго попадания, цивилизация пьетри ещё жила и здравствовала! И по некоей теории вероятности могла так и остаться во всей своей кровожадной красе и циничной прагматичности.
То есть Киллайд мог попросту исчезнуть из застенков своей родной планеты, так и не совершив вселенскую месть за свои мучения?
Или месть свершилась и тамошний Паркс погиб окончательно? А может его сознание вселилось в иное тело? В ином мире? Или здесь же, на планете Земля? И долгие годы не даст о себе знать?
Парадокс? Ещё какой! И не один! Да ещё и вкупе с когнитивным диссонансом. Потому что осознать это даже коллективным разумом не получится. Наверное…
И проверить это даже со временем, не получится при всём желании. Разве что рядом окажется другой харби, действующий как пьетри, и с ним удастся договориться.
Но здесь и сейчас мемохарб решил принять как рабочую гипотезу два варианта: либо его ребёнок, каким-то чудом уже в утробе супруги получивший умения от отца, либо некто из случайно спасшихся детей, цивилизации пьетри. Ну и хотелось предполагать, что этот некто не враг, а скорей союзник. Раз уж он как-то помог своими мизерными силёнками в трудную минуту.
Теперь следовало как-то выйти на контакт с неведомым попутчиком:
«Фреза! Попробуй с ним поговорить… Или хоть что-то сделай, чтобы это дитё откликнулось. Если это дитё, конечно…»
«Лесовичок» неожиданно развеселился, что-то рассмотрев или почувствовав своими умениями:
«Так оно вроде и пытается всё время с тобой пообщаться! Насколько я понял… И наш круг ему только на пользу идёт. Но вот сейчас дитё испугалось и затаилось. А всё почему?.. Да по той причине, что противный Некромант его напугал. Ха-ха! Слышишь? Лётчик-налётчик, Лич — кривой счётчик!.. Прекращай стращать ребёнка!.. Или отваливай в сторону, мы без тебя пообщаемся».
«Да я что? — смутился тот. — Могу и уйти… Хотя в душе-то я добрый, детей больше тебя люблю, сморчок ты загнивший!» — но больше спорить не стал, руки разомкнул, из круга выпал.
Ничего, и четверых хватило для нового круга и усиленных возможностей для общения с «загогулиной». Но ещё добрых полчаса ушло на распознание и налаживание невероятно примитивного контакта. То есть объект хоть как-то обозначил свою реакцию на задаваемые ему вопросы. Хотя эта реакция выглядела не просто в тривиальных «да» или «нет», а скорей нечто в виде согласного «угу» или отрицающего «ы-ы». Словно объект никогда не имел рта или не умел его открывать.
И если бы только так! Чаще вместо этого неясного «угуканья» улавливалось некое, совершенно невнятное мычание. И как тут наладишь толковый диалог? А вёлся он примерно так:
— Ты разумное существо?
— Угу…
— И ты такое же, как твой носитель?
— Ммм…
— Ты с этой планеты Земля?
— Ы-ы…
— Ты оттуда, где Александр жил в прежней жизни?
— Ммм…
То есть на два зачётных ответа приходилось столько же невнятных мычаний, которые можно трактовать как угодно. Но хоть что-то! И в любом случае это можно было смело назвать контактом между разумными.