Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

Русские амазонки на Куликовом поле

Раннее утро в августе 1380 года было для Москвы в последние недели непривычно тихим. Кончились шумные военные сборы. Казалось, что в этот рассветный час, когда туман еще не рассеялся, будто и кони ржут не так громко и не так звенят доспехи «удальцов русских». Тишина стояла над площадью, когда великий князь Дмитрий Иванович (до того времени, когда он получит прозвище Донскою, оставались считанные дни) вышел из кремлевского собора Михаила Архангела, где были похоронены его отец и дед. Там он простился с дорогими могилами и, по обычаю, просил их быть незримыми помощниками в предстоящем ему трудном деле.

Нелегко было решиться русским людям после 140-летнего татаро-монгольского ига на схватку с ордой. Великий князь Дмитрий решился. «И съвокупився со всеми князьми рускими и с всею силою, и поиде противу их вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины»,— строго повествует об этом событии летописное сказание. Этим утром войско выступало в поход. Ратники Донского прощались с женами.

Супруга великого князя Дмитрия великая княгиня Евдокия с двумя малыми «отраслями» — сыновьями, супруга двоюродного брата Дмитрия Владимира Андреевича Серпуховского, героя предстоящего сражения, Мария и жены «иных православных князей и многыа жены воеводскыа и боярыни московъскыа и служили жены ту стояще, проводы деющи, в слезах и въсклицании сердечном не могуще ни слова изрещи, отдавающе последнее целование. И прочая княгини и боярыни и служние жены тако же отдаше своим мужем конечное целование и възвратишася с великою княгинею»,— так воссоздает эту картину «Сказание о Мамаевом побоище». Судя но этому описанию, над площадью в Кремле не было в этот час ни криков, ни рыданий. Не повисали на груди мужей, не «цеплялись за руки, не голосили, не причитали. Нет, от слез и сердечных восклицаний» не могли слова произнести. Вместе с великою княгинею Евдокией подошли и «отдали последнее целование». И вместе с нею возвратились — очевидно, на свои места на площади. Он был строгим и торжественным, этот обряд последнего целования. Князь Дмитрий Иванович с трудом удержался от слез - «не дав ся проелезити народа ради». Автор «Сказания о Мамаевом побоище» тонко изобразил душевное состояние князя: «а сердцем своим вельми слезяще и утешаа свою княгиню». Все это было в сердце его, а княгине Евдокии он сказал: «Жено, аще бог по нас, то кто на ны» («Жена, если бог за нас, то кто против!» —С. К.).

Войска вышли из Кремля через Фроловские, Никольские и Константиноелененские ворота, и каждого воина, который проходил под воротами, кропили священною водой. Женщины остались на кремлевской площади одни. К Москва-реке спускались деревянные лестницы с рундуками от великокняжеского Набережного терема, который был живописным деревянным дворцом, — великолепным для своего времени. Княгиня Евдокия села на «урундуке под стекольчатыми окнами» терема, вероятно, остальные жены расположились на деревянных лестницах. Они смотрели вдаль, за Москву-реку, вслед уходящему войску. «Сказание о Мамаевом побоище» донесло до нас речь великой княгини Евдокии, которую она не решилась произнести на площади, перед ратниками мужа, но тут, дав волю слезам, она обратила ее к своим слушательницам — «княгиням, боярыням, женам воеводским и женам служних».

Евдокия не причитала, как в традиционных народных плачах, что муж, уходя на войну, оставил ее одну с малыми детьми, хотя страшилась его гибели в предстоящем сражении и боялась за судьбу маленьких сыновей, если он не вернется живым. Она молилась, чтобы Дмитрий Иванович «победил супротивных ему супостатов». «Не сотвори, господи, так же, как раньше, когда великая битва русских князей на Калках с погаными татарами... Со времени того калкского бедствия и великого побоища татарского до сих пор еще Русская земля уныла»,— сказала великая княгиня Евдокия. Высокий государственный и исторический смысл речи великой княгини Евдокии заставляет увидеть в ней русскую женщину, осознающую ответственность не только за судьбу своей семьи, своих детей, но и за судьбу русской земли.

Евдокия знает русскую историю, понимает связь ее «начал и концов» и как следствие этого — значение похода своего мужа. Не случайно она вспомнила не нашествие Батыя, огнем и кровью прошедшее по русской земле, а первое столкновение с татаро-монголами на Калке, когда из-за несогласия русских князей друг с другом они потерпели поражение. Теперь русские князья объединились, чтобы состоялось Куликовское сражение. Женщина, провожающая мужа на войну,— это традиционный народный и литературный сюжет, знакомый нам еще со времен «Слова о полку Игореве», где Ярославна плачет по своему мужу князю Игорю. Но в Древней Руси женщина не только провожала мужа на войну — она еще и сама сражалась.

Когда все войска из множества русских городов и княжеств собрались в Коломне, то, как пишет летописец, «сыны русския наступиша на великиа поля Коломенскыа», так что невозможно вместиться на них от множества воинов и никому невозможно обозреть рать великого князя. Многие русские князья стали соратниками Дмитрия Донского. Тогда это слово было полно живого военного смысла. Соратник — товарищ по рати, по воинству. Ими стали князья владимирский, ярославский, белозерский, ростовский, стародубский, оболенский, торусский, звенигородский, кашинский, брянский, можайский и др.

В Коломне великий князь Дмитрий сделал смотр всему войску и разбил его на полки, в каждый назначив воеводу: полк правой руки, полк левой руки, засадный полк. «А в правой руке воеводы учини князя Андрея Федоровича Ростовского»[38],— сообщает нам летопись.

С ростовскими ратниками на коломенском смотру стояли, видимо, и две ростовские амазонки-всадницы, одетые в воинские доспехи... Одна из них была дочерью князя Андрея Федоровича. Спустя столетия во время войны с Наполеоном подвиг Надежды Дуровой, которая, переодевшись в гусарское платье, пошла воевать с французами, стал известен всем. Немало восхищался им Пушкин. К сожалению, девица-кавалерист, по-видимому, ничего не слышала о своих предшественницах, которые были участницами Куликовской битвы. Как впоследствии и Дуровой, им пришлось скрывать под мужским платьем и доспехами свой женский облик.

24 августа войска Дмитрия Донского переправились через Оку и вступили в «дикое поле», бескрайние степи, подвергаясь опасности нападений со стороны татаро-монгольских отрядов. И ростовские амазонки делили наравне с мужчинами тяготы этого длинного перехода. Двенадцать дней занял этот степной путь, пока не вышли к Дону. Дон был рекой кочевников, далекой от северных русских княжеств. Здесь было исконное раздолье русских витязей-богатырей — Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича (также родом из Ростова) и русских амазонок-богатырок, славных «полениц», с которыми и богатыри подчас не могли справиться. Поленицы (поляницы) — это царь-девицы, богатырь-девицы, которые «поляковали» в поле, то есть вели жизнь, полную степных приключений и опасностей. Поленицы — героини многих русских былин, и можно только сожалеть, почему мы так мало о них знаем и помним. Ведь чтут же чехи свою деву-воительницу Власту, а поляки — легендарную красавицу Ванду. Вот как в былине «Об Илье Муромце и удалой поленице» рисуется русская дева-богатырка:

Далее описывается, как все богатыри боятся подъехать к поленице, «не смеют у ней силушки отведати» и решается это сделать только Илья Муромец, потому что ему смерть «в бою на роду не написана».

А вот былина о том, как женился Добрыня Никитич на поленице Настасье, дочь Никуличне. Встретил он в поле «поленицу, женщину великую», ударил ее сначала в «буйну голову» — поленица не обернулась, второй раз ударил — не оглянулась, а после третьего удара сказала: «Я думала, что комарики покусывают». Схватила поленица Добрыню и посадила... в свой карман, везла трое суток, пока конь не взмолился, что не может везти ее вместе с богатырем. Так ответила Настасья своему коню:

«Повыкинет» Добрыню Настасья Никитична из кармана — понравился он ей, и поехали они в Киев венчаться.

Невесту богатыря Дуная Ивановича, которому суждено было из-за любви к поленице кончить свою жизнь самоубийством и стать знаменитой рекой, также звали Настасьей. Былина о Дунае Ивановиче, необычайно популярная еще и в XIX веке, когда она была записана многими собирателями фольклора, интересна тем, что она дает нам два лика женского характера домонгольской Руси: лик воинственной амазонки-поленицы Настасьи и лик ее женственной, кокетливой сестры Опраксы-королевичны. Если Опракса-королевична

Настасья Никулична, жена Добрыни Никитича, и Настасья-королевична, невеста Дуная Ивановича,— это русские отважные богатырки, вольные степные наездницы.

Вот какие воинственные традиции русских амазонок были за плечами ростовских полениц, которые среди ратников Дмитрия Донского подошли к Дону. Ко времени Куликовского сражения былины о богатырях и поленицах уже почти четыреста лет жили среди русского народа. Их пели на княжеских пирах, в воинских дружинах, на свадьбах, поминках, они были живой стихией народной жизни. Поэтому можно почти не сомневаться в том, что, когда войска великого князя Дмитрия увидели легендарный Дон, в пыльной степи припомнилась ратникам былина о «Днепре-королевичне и Доне Ивановиче». В своих верховьях Дон и Днепр близко подходят друг к другу, и поэтический рассказ, откуда появились тут две такие могучие реки, конечно же, был известен русским людям той поры. Олицетворение сил природы и вместе с тем стремление понять — пусть средствами воображения,— почему река Дон называется Доном, несомненно делала эту былину интересной для всех. Вот ее сюжет. Русские могучие богатыри и удалые поленицы собрались на пир к «ласковому» князю Владимиру. На этом пиру вдруг расхвасталась Днепра — Непра-королевнчна, что «нет-то стрельцов — добрых молодцов против меня Непры-королевичны». Она вспомнила достоинства всех богатырей — и молодецкую силу Ильи Муромца, и красоту, «угожество» Михайлы Потыка, и «тишину, уговор» Добрыни Никитича, и «походку, пощипку» Чурилы Пленковича. Забыла только Непра о своем муже законном — «Тихом Доне Ивановиче». Разгорелось его сердце богатырское, и пригласил он жену в иоле пострелять, помериться силою и умением. Отнесли за версту колечко серебряное, и попала в него стрелой Непра-королевична. Второй раз разгорелось сердце Дона Ивановича, и стал он просить свою стрелочку каленую, чтобы упала она на грудь Непры-королевичны. Начала плакать поленица удалая и уговаривать мужа, чтобы он не стрелял в нее: «У меня с тобой есть во чреве чадо посеяно, принесу я тебе сына любимого». Ничего не ответил ей оскорбленный в самолюбии Дон Иванович и пустил стрелу в грудь жене. Упала она на землю, «облилася кровью горючей», схватил он кинжал — «пластал ея груди белые, а несла она сына любимого». Убедился Дон Иванович, что правду сказала ему жена, и «пал он тут на ножище-кинжалище». Тут-то от них «протекла Дон река»[39].

Однако все это богатырское буйство полениц происходило давно, несколько веков тому назад. Современный историк пишет: «Встречи со степными богатырями, любовные истории с амазонками-поленицами в далекой «Задонской... стороне — все это могло быть отражением реальной жизни последнего десятилетия X века»[40]. Но все же именно героини былин поленицы помогают нам живее представить себе облик участниц Куликовской битвы, правнучек былинных амазонок.

Все поленицы были одеты в мужскую одежду и доспехи. Вот портрет поленицы, которая едет через московскую богатырскую заставу:

В другой былине («Ставр Годинович и Василиса Микулична») дошло до нас подробное описание, как снаряжается поленица:

Образы былинных полениц вдохновляли, конечно, и ростовских амазонок.

Через тихий Дон русское войско переправилось накануне сражения, которое состоялось в пятницу 8 сентября 1380 года. «Быти стуку и грому велику на речьке Непрядве, меж Доном и Непром (интересно, что в «Задонщине» Днепр называется так же, как в былине о Тихом Доне Ивановиче,— Непром), пасти трупу человечью на поле Куликове, пролится крови на речьке Непрядве»,— говорит поэтичная «Задонщина» («Сказание Софония-рязанца»).

«И съступишася грозно обе силы великиа, крепко бьющеся, напрасно сами себя стираху. Не токъмо оружием, нъ и от великиа тесноты под коньскими ногами издыхаху, яко немощно бе вместитися на том поле Куликове»,— рассказывает «Сказание о Мамаевом побоище». Жестоким было сражение. Много полегло русских воинов. От трупов негде было ступить лошадям, а вода в речках стала красной от крови. Вместе с мужчинами сражались тут и ростовские поленицы. Что мы знаем об их участи? Можем ли назвать их имена?

Ни в «Задонщине», ни в «Сказании о Мамаевом побоище», ни в летописях не упоминается об участии женщин-воинов в Куликовском сражении, которое было высоким напряжением и поворотным стержнем всей русской истории. Но, по счастью, сохранился и дошел до нас один источник, благодаря которому мы знаем, что русские женщины, по примеру богатырок-полениц, наравне с мужчинами бились с татаро-монголами в тот великий для России день. Источник этот ростовский и рассказывает о ростовских амазонках. Возможно, что женщин в войске Дмитрия Донского было гораздо больше, может быть, они были в ополчении каждого удельного князя, но с уверенностью мы можем говорить только о ростовских.

Вот что нам известно.

Сто лет назад жил в Ростове Великом крестьянин Александр Яковлевич Артынов. Отец его уже в 1810 году выхлопотал своим односельчанам положение «вольных хлебопашцев», занимался огородничеством и торговлей рыбой. Сын — почти ровесник Герцена, Лермонтова и Кольцова — все свободное время посвящал чтению и занятиям по истории ростовского края, где не иссякала народная память о языческих временах, жили легенды о князьях, богатырях, волшебниках.

По торговым делам Артынов часто бывал в Петербурге, где посещал книжную лавку Смирдина, покупал книги. В Ростове многие купцы увлекались собиранием старинных рукописей, рукописных сборников. С ними и подружился молодой бойкий приказчик. Особенно знаменита была библиотека купца В. П. Хлебникова, в которой находился Ростовский летописец, полный преданий и сказаний о ростовских князьях. Впоследствии в своих воспоминаниях Артынов опишет споры любителей старины, которые разрешались с помощью «рукописной книги довольно почтенной толщины, писанной полууставом», «в то время ростовских летописей было в изобилии и почти у каждого было полно разных старинных рукописей»[42].

Любимым занятием Артынова было переписывать из этих книг предания о ростовской земле. В руках Артынова перебывало немало рукописей из этих старинных ростовских собраний, и скоро эти выписки составили его собственный ценный архив. Кроме того, он записывал рассказы горожан, крестьян, местные предания. Многочисленные выписки Артынов сделал из Хлебниковского летописца, который сгорел во время пожара в хлебниковском доме в 1856 году и ныне безвозвратно утрачен. Возможно, мы почти бы так ничего и не узнали об амазонках, бившихся на Куликовом поле, если бы не деятельность энтузиаста историка-самоучки Артынова. Теперь многие предания и сказания о ростовской земле, восходящие еще к языческим временам, первым векам христианства, мы знаем толь ко благодаря его работе.

К сожалению, при переписке старинных рукописей Артынов не сохранял языка оригинала, сразу переводил на современный, опасаясь, что нынешним людям неинтересно будет возиться с древними текстами. Известный историк М. П. Погодин, высоко ценивший разыскания Артынова, только ахнул, узнав о такой оплошности, но делать было нечего. Труды Артынова были одобрены и таким ценителем истории, как Иван Сергеевич Аксаков, который был также знаком с ним лично и помог напечатать написанную им историю родного села Угодичи. Вот в этих-то выписках, сделанных Артыновым из Хлебниковского летописца, и дошли до нас известия о ростовских поленицах, участницах Куликовского сражения.

Родное село Артынова Угодичи (или Угожь) было тесно связано с героями Куликовской битвы. Когда Ростов потерял свою независимость, оно было продано ростовским князем деду Дмитрия Донского — Ивану Калите, затем досталось Владимиру Андреевичу Храброму, также внуку Калиты, герою сражения, а затем и самому Дмитрию Донскому. После смерти Донского селом владела его вдова, великая княгиня Евдокия, и их дочь. Таким образом, герои и участники Куликовской битвы не раз бывали в этом краю, связанные с ним неразрывно, и жившие тут предания и легенды основывались непосредственно на рассказах реальных исторических лиц. На основе выписок, сделанных Артыновым, известный ростовский краевед А. А. Титов составил книгу «Предания о ростовских князьях» и обширную краеведческую энциклопедию «Ростовский уезд Ярославской губернии», где перечислены все села, с упоминанием связанных с ними преданий и легенд, содержавшихся в Хлебниковском летописце. Тут и село Кощеево, где жил волшебник Кощей Бессмертный, и село легендарного Аники-воина, прославленного героя русских лубочных изданий, и угодья сына Добрыни Никитича, и поместье Алеши Поповича (кстати, имя его упоминается в летописях и ныне признано историками как лицо действительно реальное). Одна из легенд рассказывает о свадьбе дочери Ильи Муромца — Александры Ильиничны (Шуши), которая

Другая повествует о ростовской амазонке XII века Фекле, дочери воеводы Фили, который служил у князя Юрия Долгорукого. Она была «на войне люта и храбра, а в миру весьма добра», «даром што девка была молода, не оборачивалась к ворогу завсегда». Таким образом, в ростовской земле издавна были и свои, местные поленицы. И наконец, наши участницы Куликовской битвы.

В семнадцати верстах от Ростова, в селе Пашине, которое существует с X века и помнит еще княгиню Ольгу, туда приезжавшую, по Хлебниковскому летописцу, жил герой Куликовского сражения князь Андрей Федорович, который свое родословие вел от Рюриковичей и был известен как участник нескольких совместных военных походов с Дмитрием Донским еще до 1380 года. Накануне выступления ростовского войска из дома князя пропала его дочь Дарья. И только позднее отцу и родным стало известно, что переодетая в мужское платье Дарья убежала из дому вместе со своим возлюбленным, впоследствии мужем — ростовским князем Иваном Александровичем, и участвовала в Куликовской битве как простой воин. Где впервые обнаружил свою пропавшую дочь отец — па московских сборах, на смотру войск в Коломне, где его назначили воеводой полка «правой руки», или во время долгого степного перехода к месту сражения — этого мы уже не узнаем никогда...

Князь Андрей Федорович Ростовский умер спустя почти двадцать лет после Куликовской битвы, и хочется верить, что Дарья Андреевна также в ней не погибла.

Вторая ратница Куликовского боя жила в деревне Пелеево, также неподалеку от Ростова. Это была княжна Феодора, дочь ростовского князя Ивана Ивановича Пужбольского-Верши. А. Титов пишет, что «имеет уцелевший список с рукописи», которая приписывает «этой княжне все доблести амазонки, упоминая вместе с тем о ее пламенной любви к князю Василию Дмитриевичу Бычкову... Любовь эта была так сильна, что когда князь Василий отправится в числе вождей дружины Дмитрия Донского на смертный бой с татарами, то княжна Феодора последовала за ним. Князь Василий пал на Куликовом поле смертью героя, а княжна Феодора, сильно раненная, была привезена на свою родину в эту деревню участвовавшим в той же битве ростовским князем Василием Васильевичем Ласткой».

Пужбольский-Верша, Бычковы, Ластка — это реальные ростовские фамилии, а «Сказание о Мамаевом побоище» и летописные повести свидетельствуют, что раненых и убитых с поля боя земляки увозили в родные места.

Восемь дней стоял «на костех» Дмитрий Донской, пока разбирали трупы на Куликовом ноле, чтобы отделить убитых русских от татаро-монгол и похоронить своих там, где теперь поныне — спустя 600 лет! — стоит село Монастырщина. Татаро-монголы потерпели страшное поражение. Русские торжествовали победу. Вдовы оплакивали убитых.

Поэтичная «Задонщина» развернула перед нами целую галерею женских образов, вдов убитых воевод на Куликовом поле. На поле «славы», как потом историки называли Куликовское сражение, немало погибло князей. Но автор выбрал своими героинями не вдов-княгинь, а именно вдов воевод. Не является ли это косвенным свидетельством его личной близости именно с этим кругом?.. В «Задонщине» перед нами четыре женских образа: жены воевод московских: Тимофея Волуевича — Феодосья, жена Микулы Васильевича — Мария, жена Андрея Серкизовича (владением их семьи было село Черкизово) — Мария, жена воеводы Михайлы Ивановича — Оксинья — каждая плачет по своему мужу, каждая находит свои особые краски вдовьей горечи. Плач коломенских жен полон понимания общенациональных интересов. Обращаясь к Дмитрию Донскому, коломенские женщины восклицают: «Замкни, государь князь, великий, Оке-реке ворота, чтобы потом поганые татаровя к нам не ездили».

В сущности, Дмитрий Донской выполнил то, о чем просили его русские женщины. И хотя поганые еще появлялись на русской земле, этому уже настал короткий срок. Куликовская битва положила конец владычеству татаро-монголов в России и опасности Европе подвергнуться их нашествию еще раз.

Среди героев этой битвы мы не вправе забыть имена и двух ростовских амазонок — Феодоры Пужбольской и Дарьи Андреевны Ростовской, сражавшихся на Куликовском поле по примеру своих предшественниц — воинственных славянок-полениц.

В память тех, кто не вернулся с Куликова поля, поставил великий князь Дмитрий Донской церковь Всех святых на Кулишках — там, где теперь станция метро «Площадь Ногина». Спеша мимо этого памятника XVII века (до наших дней дошло позднее здание) в сутолоке наших дел, вспомните туманное утро над далекой от Москвы приречной луговиной, где шестьсот лет назад решилась и наша с вами судьба...