Сиреневые ивы (сборник)

В захваченном танке

Командир батальона прервал доклад младшего лейтенанта Агеева на полуслове, протягивая руку, озабоченно заговорил:

— Слушай внимательно, Николай…

Не столько даже по озабоченному тону командира, сколько по этому доверительному «Николай» Агеев догадался, что дело его экипажу предстоит не совсем обычное.

Командир между тем достал карту и, переходя на Официальный тон, резко и хмуро заговорил:

— На переднем крае неблагополучно. Судя по имеющимся данным, на стыке наших частей прорвались танки и мотопехота противника, они углубляются в наше расположение, может быть, обеспечивая ввод в бой крупных сил фашистов. Точное местонахождение прорвавшейся группы не установлено, поскольку здесь нет сплошного фронта наших войск. Искать их следует в этом районе. — Комбат обвел на карте неровный овал. Задача вашего экипажа… — он остро посмотрел в глаза молодого офицера — …состоит в следующем: выйти на берег реки, вот сюда, — указал точку на карте, — и занять позицию напротив моста, в лозняке. Себя не обнаруживать. При появлении противника задержать его огнем на подходе к мосту, при необходимости — мост разбить. — Снова глянул в глаза Агеева, успокаивающе сказал: — Мост деревянный, хватит одного осколочно-фугасного снаряда. Связь со мной держать по радио. Ну… а главное — как обстановка покажет. — Улыбнулся. — Ты, Коля, умеешь действовать по обстановке, знаю. Только связь со мной старайся держать, пока возможно. — Наклонился к Агееву, совсем тихо сказал: Нам приказано занять оборону вот здесь, — скользнул пальцем по опушке леса. — Если придется отходить, имей в виду…

— Ясно, товарищ капитан. — Агеев приложил руку к шлемофону, готовясь идти, но комбат снова сухо приказал:

— Повторите.

Выслушав, кивнул, протянул руку — теперь уже на прощание:

— Будьте осмотрительны. Ни пуха, Николай Иванович…

Через несколько минут, нарушив настороженную тишину ревом мотора, тридцатьчетверка пропала за деревьями.

При подходе к реке еще издали разглядели взорванный мост. Кто его разрушил? Свои или чужие? Как бы там ни было, устраивать засаду вблизи моста теперь не имело смысла. Противоположный берег открыт, он выглядел пустынным. Агеев доложил обстановку по радио комбату, тот ответил!

— Попробуйте переправиться через реку. Если удастся, двигайтесь в направлении шоссе. Действуйте осторожнее, обо всем замеченном докладывайте немедленно.

Брод искали недолго — вода сама указала мелководный речной перекат недалеко от моста. На всякий случай Агеев первым перешел реку вброд, держа наготове автомат и гранаты. Товарищи в любой миг готовы были прикрыть его огнем из танка. Песчаное дно не сулило ловушек, глубина — по пояс. Когда вслед за командиром переправился танк с экипажем, снова вошли в связь, доложили о найденном броде.

— Действуйте, — повторил комбат. — А за брод спасибо.

Прорезав рубчатой колеей нетронутый зеленый луг, танк снова вышел на полевую дорогу, на полной скорости устремился через открытое пространство к ближайшей возвышенности. У гребня ее остановились так, чтобы она полностью скрывала танк, и лишь командир мог видеть из верхнего люка башни, что творится впереди. Опытный водитель старшина Румянцев дело свое знал превосходно, ему не приходилось поминутно подсказывать.

Вдали, среди рощиц, Агеев разглядел небольшую деревню, она казалась вымершей. Приближались к ней осторожно, в бинокль все отчетливее различались полуразрушенные пустые дома. У околицы Румянцев резко затормозил и дал задний ход — словно экипаж заметил опасность и спешит отойти. В таких случаях засада — если она существует — обычно поддается на уловку и обнаруживает себя огнем. Деревня молчала. И все же обошли ее стороной, стараясь прикрыть борт танка со стороны деревни где бугром, где плетнем, где кустом или деревьями. И только у противоположной окраины, убедившись, что немцев в разбитом селении нет, Агеев доложил об этом командиру.

— Следуйте в направлении шоссейной дороги, — повторил тот свое прежнее распоряжение.

Двигались стремительными бросками от укрытия к укрытию, тщательно рассматривали каждое подозрительное пятнышко впереди. Пересеченная местность, густой кустарник и перелески затрудняли танкистам обзор, но они же помогали скрытному движению танка. Через несколько километров столкнулись с немецким бронетранспортером. Танкисты первыми заметили противника, замедлили ход, изготовились к бою. То ли кустарник помешал врагам рассмотреть танк, то ли они приняли его за свою машину, только бронетранспортер уверенно подошел почти вплотную.

В перископ Агеев видел, как вдруг помертвело лицо фашистского водителя, Как лихорадочно заработали его руки — он дал полный ход назад, пытаясь развернуть тяжелую машину.

— Бить из пулеметов! — скомандовал Агеев. — Румянцев, вперед на полном!

Танк на большой скорости ударил в борт полуразвернутой вражеской машины, опрокинул ее, вздыбился, подминая под гусеницы. Скрежет стали, короткие крики — и все было кончено. Даже пулеметы не пришлось пускать в дело.

— Осмотреть, собрать документы — быстро!..

По документам убитых установили номер вражеской части, донесли о случившемся по радио.

К шоссе выскочили внезапно. В первую минуту оно показалось пустынным. Агеев приказал остановиться у обочины; открыв люк, высунулся, чтобы получше осмотреться. По броне с визгом стеганули пули, Агеев упал на сиденье, крикнул:

— Заводи, задний ход!..

Но было поздно. Может быть, радист уничтоженного бронетранспортера (по всей вероятности, высланного в дозор) успел сообщить о встрече с советским танком и враг специально устроил засаду возле шоссе? Несколько снарядов почти одновременно ударили в броню. Оглохший от грохота, Агеев командовал во весь голос:

— Батарея, слева осколочным…

Наводчик не подавал признаков жизни. Агеев наклонился к нему и понял, что тот убит. Сам схватился за электрический привод башни, но мотор лишь надсадно выл — башню заклинило, и развернуть орудие в сторону вражеской батареи не удавалось. Новые и новые снаряды, посланные с близкого расстояния, молотили по броне. Заработавший было мотор заглох. Румянцев давил на стартер, но все попытки завести машину не удавались, Из-за моторной перегородки пополз едкий дым, потом пробилось пламя. Если огонь доберется до топливных баков, машина мгновенно превратится в пылающий факел.

— Танк покинуть всем! — приказал Агеев. — Выбираться через десантный люк.

В дымном мраке, задыхаясь, расхватали гранаты и автоматные диски, один за другим выбрались из танка. Фашисты продолжали стрельбу по советской машине и не заметили, как танкисты ускользнули в близкий кустарник. На минуту задержались, прощаясь с погибшим товарищем и своим стальным домом-крепостью, в котором столько дней жили и сражались бок о бок и который стал теперь огненной могилой для одного из них. Боль и досада переполняли Агеева. В случившемся он винил одного себя — неосторожно вышел к шоссе, проглядел врага. Уходя, успел донести по радио о засаде и о том, что танк подбит. Но получил ли комбат его весть. Ответа Агеев не услышал…

На их глазах танк взорвался…

Уходили в ближний лес, растянувшись цепочкой, с изготовленным к бою оружием. Враги не преследовали — вероятно, они решили, что советский экипаж погиб при взрыве танка.

Вечерело. Низкое солнце окрашивало тучи зловещим багровым светом, тревожно шелестели плакучие березы, даже голоса лесных птиц отдавали болезненной тревогой. Тени, сгущаясь и разрастаясь, постепенно переходили в сумерки, и вот уже кусты, коряги, пни, внезапно выступая из темноты, то и дело заставляли настороженных танкистов замирать. Где-то далеко вспыхивали осветительные ракеты, в ночном небе надрывно выл самолет.

Когда в глубине леса Агеев остановил танкистов, Румянцев осторожно спросил:

— Что дальше, товарищ младший лейтенант?

— Надо пробиваться к своим. Пойдем через лес, заодно по возможности будем вести разведку. Думаю, к утру придем в расположение батальона, если он, конечно, не переместится.

Долго шли в лесной темени. Небо очистилось, в прогалах крон блестели звезды, по ним и ориентировался Агеев, мысленно представляя карту местности. По его расчетам, этот лес уже должен был кончаться, когда старшина, вышедший на лесную дорогу, негромко окликнул его. Агеев приблизился и различил колею.

— «Тигры», — негромко сказал старшина и, ощупав отпечатки траков, добавил: — Похоже, недавно прошли.

— Интересно, куда они направились? — спросил заряжающий.

— А ты их спроси об этом, — усмехнулся старшина. — Товарищ младший лейтенант, наверное, не худо бы пройти по следу?

— Не худо, — согласился Агеев, — Вряд ли мы их догоним, но за лесом направление можно будет определить. Скоро рассвет, линия нашей обороны уже недалеко.

Шли через заросли, стараясь не терять дорогу из вида. Идти по самой дороге было опасно, танкисты скоро в этом убедились: по следам танков прошло несколько автомашин. Направление движения гитлеровцев все больше убеждало Агеева, что колонны направляются в тот самый район, куда приказано выдвинуться батальону и куда Агеев вел свой экипаж. Когда враг начнет наступление? Вряд ли ночью. Скорее всего, с рассветом. Успеть бы предупредить своих о появлении тяжелых фашистских танков на этом участке, а торопиться опасно: можно напороться на засаду или немецких часовых, охраняющих расположение своих войск. Знать бы, где оно, это расположение…

Медленно светало. Танкисты пошли быстрее, усилив внимание. Ощущение близости врага снимало усталость от ночного перехода, исцарапанные в ночном лесу лицо и руки не чувствовали боли, вот только глаза резало от долгого напряжения.

Лес внезапно кончился, впереди лишь негустые заросли кустарника. Агеев, шедший первым, замер. Прямо перед ним, среди кустов акации, мелкорослых берез и осинок, вытянувшись длинной колонной, стояли темные угловатые танки. В сумерках он различал даже белые кресты на броне, и профессиональный глазомер как бы сам собой, помимо воли, подсказал ему, что до танков не более пятидесяти метров. Он рукой подал знак товарищам: «Ложись!»

Механик-водитель и заряжающий осторожно подползли. Несколько минут лежали молча, привыкая к соседству врагов, оценивая обстановку и свое положение. В такой близости они до сих пор видели только разбитые и сожженные немецкие машины. До слуха доносилась отрывистая чужая речь, побрякивали котелки — вражеские танкисты, вероятно, собирались к раннему завтраку или уже завтракают. Значит, готовятся к маршу. А может быть, к наступлению? Агеев видел одного из врагов; растянувшись на корме ближней машины, он тихо пиликал на губной гармошке вальс.

— Блаженствуют, гады, — прошептал Румянцев. — Эх, будь с нами тридцатьчетверочка, накормили бы их и повеселили за милую душу.

В лесном утреннем воздухе запах горячего варева разносится далеко, и, несмотря на близость смертельной опасности, Агеев почувствовал голод, проглотил слюну. Со вчерашнего полдня танкисты не держали ни крошки во рту. Покидая горящую машину, они даже не вспомнили про сухари и консервы, захватили только оружие.

Внезапная мысль осенила Агеева, тут же отогнал ее — настолько нереальной, почти безумной показалась она в первое мгновение. Но в следующее снова вернулся к этой мысли и оценивал пришедшую идею холодно, трезво.

Враги заняты завтраком, ведут себя довольно беспечно, и захватить танк, пожалуй, удастся. Но что дальше? Удастся ли завести двигатель, стронуть машину с места? И как поведут себя фашисты? Растеряются, или, не тратя и секунды, возьмут смельчаков в оборот? Нет, не стоит. Надо поживей убираться и спешить к своим, благо сплошного фронта впереди нет…

Но ведь какой-то процент успеха все же есть! Агеев не раз забирался в трофейные немецкие танки, знаком с их устройством. Знакомы с ним и механик-водитель, и заряжающий. Может, все-таки попытаться?.. «Что значит „попытаться“!? Второй-то попытки уже не будет. Сами залезем в ловушку…»

Но если выйдет — какой тарарам можно устроить врагу! Пожалуй, они втроем сорвут его атаку. Если не сорвут, то, во всяком случае, оттянут ее, привлекут внимание своих. А это сейчас — неоценимая для них услуга.

Кто не рискует, тот не побеждает…

— Слушайте, парни: мы действительно можем и развеселить фашистов, и накормить, и обогреть…

Агеев коротко изложил товарищам план захвата ближней к ним машины.

— Огонь обеспечить я берусь, — сказал он. — Но все же главная фигура в этом деле — механик-водитель. Справишься, старшина?

— Попробую, — ответил Румянцев. — Только надо бы захватить машину тихо. Потребуется время осмотреться в ней, чтобы потом не дать промашки. Тут, как говорится, работать надо без помарок.

— Тогда начинаем…

Завтрак был в разгаре. Большинство, оставив машины, собралось в голове колонны, где стояла кухня и раздавали пищу. Этим и воспользовались смельчаки — через несколько минут они уже находились у замыкающего «тигра».

Готовились бесшумно убрать вражеских танкистов, дежуривших в машине, но, к удивлению Агеева, первым вскочившего на броню и заглянувшего в открытый люк, в танке никого не было. Бдительность у немцев оказалась не на высоте. Впрочем, кто мог ждать нападения на целую колонну танков, стоявших среди своих войск. В боевом отделении Агеев зажег спичку, при свете ее нашел тумблер внутреннего освещения, включил свет. Старшина Румянцев возился в отделении управления, пробовал рычаги и педали. Осваивался на своем месте и заряжающий.

Снаружи послышалась какая-то команда, голоса немецких танкистов поутихли — похоже, экипажи начали расходиться по машинам.

— Готовы? — спросил Агеев.

— Я готов, — отозвался Румянцев. — Но если кончится топливо в баке, как переключиться на другой, я не знаю.

— Ничего, — успокоил Агеев, — Тут до своих недалеко.

— И я готов. — Заряжающий держал в руках бронебойный снаряд, собираясь послать его в открытый казенник пушки. — Пулемет тоже в порядке, имей в виду, командир.

— Может, подождем, пока они в машину залезут — пару языков прихватим, — предложил Румянцев. — Мы же разведчики.

— Берем первого, — распорядился Агеев. — Потом сразу — люки наглухо, и — вперед!.. Заряжай пушку…

Брать, однако, пришлось двоих, потому что командир и водитель «тигра» одновременно полезли на свои места. Обошлось без шума советские танкисты пустили в ход рукоятки пистолетов, и обмякшие тела врагов мешками свалились на днище танка.

— Заводи!.. Вперед!..

Агеев уже держал на прицеле стоящую напротив вражескую машину и в тот миг, когда взревел двигатель, нажал спуск. Что произошло с «тигром», по которому он выстрелил в упор, Агеев не видел — вспышка и дым от выстрела ослепили его, а Румянцев уже двинул захваченную машину вперед — только утренние сумерки вдруг распались от бешеного, мятущегося света. Агеев догадался, что пораженный танк вспыхнул мгновенно. Вероятно, снаряд разбил топливные баки.

Румянцев вел танк вдоль колонны, Агеев торопливо ловил в прицел другие машины, бил в упор, и, хотя снова не видел результатов собственной работы, злое торжество охватывало его душу. Знал: ни один снаряд на таком расстоянии не пропадает зря. «Это вам за нашу тридцатьчетверку, это вам за Петю Круглова, оставшегося в ней», повторял он.

Вначале фашисты опешили. Видимо, после первого выстрела они подумали, что один из их экипажей по неосторожности всадил снаряд в соседа, но когда «тигр» двинулся через кусты, расстреливая колонну, многие решили, что на них внезапной атакой обрушились советские танки. Началась паника, некоторые экипажи, бросив машины, во весь дух мчались к лесу, надеясь там найти спасение. Лишь немногие поспешили нырнуть в люки, стали разворачивать пушки, пытаясь встретить атакующих огнем. Враги пришли в себя, когда танк стал удаляться. Разглядев его, немцы начали соображать, что произошло.

Сверкнули выстрелы, над уходящим «тигром» прошумели первые болванки. Вскоре огонь стал ураганным. Враги торопились, а лихорадочная пальба обыкновенно не приносит большой пользы, к тому же кусты и деревья мешали прицельной стрельбе, и лишь один снаряд срикошетил о броню башни. Оглянувшись, Агеев увидел над местом, где стояла вражеская колонна, огромный столб огня. Неподалеку занимался другой. Агеев знал, что отнюдь не каждый подбитый танк загорается, но в том, что два «тигра» уничтожены, не сомневался.

Станут ли враги преследовать? Скорее всего, станут. Если за этим березняком и осинником начнется открытое поле, преследование опасно. Растерянность врагов теперь сменилась злостью, а пушки у «тигров» мощные, чего не скажешь о кормовой броне. Если даже издалека влепят сзади — конец. Обидно будет после того, как вырвались из самого звериного логова… Как там наши? Услышали пальбу во вражеском расположении, насторожила она их?..

Агеев пробрался к механику-водителю, в самое ухо закричал:

— Жми, Алексей, жми вовсю!.. Держи прямо на восход…

Румянцев и без того выжимал из «тигра» все возможное. Однако тяжелая машина была неразворотливой и неуклюжей, на ней трудно маневрировать среди рытвин и деревьев. Танкисты уже набили себе шишки, хотя тяжелый танк не так-то просто встряхнуть на ухабах. Командир и заряжающий прощали Румянцеву все ушибы — он ухитрился ни разу не остановиться, не посадить машину в воронку или овраг, хотя вел «тигр» впервые в жизни. Только вспоминали родную тридцатьчетверочку — уж на той-то ушли бы от врага без лишних осложнении.

За редколесьем открылось просторное поле, скорость машины возросла. Румянцев поминутно оглядывался, То ли погоня отстала, то ли враги вообще отказались преследовать их. Еще бы с полкилометра пройти полевой дорогой, и тогда уж наверняка не достанут.

В зареве рассвета впереди вставал сизый лес, где должен был занимать позиции их танковый батальон. Конечно, могли отклониться ночью, и теперь перед ними не тот лес, но все равно каждый пройденный метр приближал к своим. Ну а если там передовые подразделения врага?.. Что ж, снова бой, не привыкать. Враги, конечно, узнают свой «тигр», подпустят спокойно, и надо этим воспользоваться — устроить им хорошую баньку. Тогда и прорваться будет проще. Главное, конечно, раздавить орудия, если они там есть…

Полевая дорога повернула, двигались пашней. На рыхлой земле скорость снова упала, но за тыл Агеев теперь был спокоен.

До леса оставалось уже менее километра, когда над башней танка провыл снаряд и позади вскинулся черный столб земли. Второй снаряд ударил впереди, и в груди Агеева похолодело: «В вилку взяли, следующий снаряд будет наш…»

Заряжающий, что-то крича, распахнул люк и выскочил на верхнюю броню. «Куда он, сумасшедший?..» И вдруг Агеева осенило: «Это же наши бьют, наши!..»

В следующий миг Агеев был снаружи. Заряжающий, стоя на броне, размахивал сорванной с себя нательной рубахой. Артиллеристы заметили сигнал, огонь прекратили. Чтобы окончательно успокоить их, Агеев нырнул в башню, поднял ствол танковой пушки и уж потом снова присоединился к заряжающему.

В лесу танкистов окружили изумленные бойцы, начались расспросы, но Агеев, не отвечая, попросил доставить его вместе с пленными к старшему начальнику. К его радости, этим старшим начальником на участке обороны оказался их комбат. С радостью и удивлением встретил он разведчиков. Выслушав Агеева, попросил указать на карте расположение колонны фашистских танков, доложил по радио обстановку в штаб части, потом обратился к разведчикам:

— Молодцы. Весь экипаж приказано представить к наградам. Засмеялся: — А мы тут гадали, что за шум у немцев. Из штаба спрашивают, кто послал рейдовую группу к фашистам в тыл, мы руками разводим, а оказывается, действительно наша работа. Теперь отдыхайте, вы ведь все равно пока «безлошадные». Пленных сами доставите в штаб.

— Товарищ капитан, — заговорил Агеев. — Мы не «безлошадные» «тигр» вполне исправен. Мы его уже обкатали, снарядов достаточно. Только вот кресты закрасим да подзаправимся — и готовы в бой. А отдыхать будем по очереди в танке, пока в обороне стоим. Разрешите?

— Ну что с вами делать, — улыбнулся комбат. — Занимайте свое место. А в обороне мы вряд ли застоимся.

Через полчаса, позавтракав и дозаправив трофейную машину топливом, экипаж младшего лейтенанта Агеева занял указанную ему позицию на лесной опушке. Теперь в нем снова находилось четыре танкиста, так что экипаж был вполне боеспособен.