Скажи «да»

Глава двадцать шестая

Когда они вернулись в особняк, Найл сидел у бассейна в шезлонге и допивал бутылку вина.

– Боже, Таш, тебя не узнать! – он поцеловал ее и поздоровался с остальными. Полли он закружил в воздухе и не отпускал, пока девочка вдоволь не насмеялась.

Несмотря на ужасную, по ее мнению, прическу, настроение Таш улучшилось: похоже, Найл повеселел со вчерашнего дня. Долгий сон под ласковым солнцем и обед в местном баре прояснили его еще недавно такое озабоченное лицо.

Сидя на террасе между Софией и Беном, Таш ловила последние лучи заходящего солнца. Бен с трудом устроился на постоянно падающем шезлонге.

– Ты часто виделась с Хьюго в последнее время? – спросил он, водя по подбородку ободком холодного стакана.

Таш покачала головой и посмотрела на Найла, который, скрестив руки на груди, пытался разглядеть покрытую сумраком долину. Солнце слепило ему глаза, и он щурился, как от сильной боли.

– У Хьюго не очень хорошо идут сейчас дела, – сказала Таш, не желая углубляться в тему. – Я видела его на соревнованиях в Блюфорде на прошлой неделе, но он уехал очень рано.

В тот день Хьюго упал со своего нового жеребца, ушибся, поцарапался и пришел в ярость. Стефану пришлось добираться в Маккоумб с Монкрифами, так как Бошомп не стал его ждать.

– А ты хорошо выступила, я слышал? – Бен пытался поудобнее расположиться в шезлонге.

– Неплохо. – Таш сделала большой глоток и чуть не поперхнулась, таким крепким оказался коктейль. – Микки Рурк отлично себя показал.

– Это твой французский конь? – спросила София, никогда не разбиравшаяся в лошадях Таш.

– Нет, это серый жеребец. Хьюго купил его у Гаса, но не справился и отдал мне обратно. Мои спонсоры дают деньги на его содержание.

– Должен сказать, Таш, ты становишься очень популярной, – Бен поднял бокал в ее честь. – Я часто слышу твое имя, о тебе говорят как о новой звезде.

Девушка смутилась.

– Надеюсь, ты носишь шлем, Таш? – обеспокоенно спросила Александра. – Тебе нельзя сейчас рисковать, скоро свадьба.

– Ты уйдешь из спорта после свадьбы? – София спросила об этом подчеркнуто резко. Она не любила, когда кто-то, особенно Бен, расхваливал ее сестру.

– Конечно нет, – пробормотала Таш. Ей не хотелось сейчас об этом говорить.

– Но ты ведь будешь замужней женщиной, у вас с Найлом пойдут дети.

Таш промолчала. Найл все так же стоял чуть в стороне и смотрел на сонную долину. Он был сейчас очень похож на Клина Иствуда.

София тоже взглянула на него:

– Очень уж вы оба похудели! Вы что, вместе сидите на диете?

– Да, мы голодаем: нам не хватает общения.

Вечером София наносила крем на лицо, шею и тело, прежде чем лечь в постель к мужу.

– Помнишь, ты раньше считал, что Хьюго влюблен в Таш?

Бен улыбнулся и отложил газету, которую купил три дня назад, но так и не дочитал.

– Да, помню. Ты еще сказала, что я выдумываю глупости.

– Теперь я не была бы столь категоричной, – София сняла часы и положила их на прикроватный столик. – Похоже, я недооценила твою прозорливость, дорогой.

– Неужели? – Бен, чью прозорливость и интуицию чаще критиковали, чем одобряли, пришел в восторг. – И почему ты так решила?

– Когда кто-то заговаривает с Таш о Найле, она принимает страдальческий вид, а когда при ней упоминают Хьюго, сестра становится похожа на влюбленную девчонку: вспыхивает и начинает дергаться. Ты же знаешь, как Таш была влюблена в него когда-то.

– Да, конечно. – Бен сложил газету в аккуратный четырехугольник. – Но почему ты считаешь, что я был прав, когда подозревал, что Хьюго любит Таш?

– Потому что, дорогой, – София поцеловала его в нос и выключила свет, – он ведет себя точно так же, когда слышит ее имя, разве что только не краснеет. – Спокойной ночи, – добавила София и навострила ушки, но за стеной в комнате Таш и Найла была тишина.

Таш не спала уже несколько часов. Ей хотелось набраться сил и разбудить Найла, но она страшилась предстоящего разговора, к тому же понимала, что сейчас ему лучше выспаться. Она ждала, когда ее саму сморит сон и улетучатся все тревоги, но сон не приходил. Так она встретила рассвет и пение птиц.

София и Бен уже были на ногах, шумела вода в душе, и под эти звуки Таш задремала.

Она проснулась в полдень. Занавески были раздвинуты, и лучи солнца падали на постель. Найла рядом не оказалось.

Только после обеда они с Найлом смогли побыть вдвоем, устроившись рядышком возле бассейна. Однако уединение только еще больше напрягло Таш – она предпочла бы надоедливую болтовню про свадьбу повисшему между ними тягостному молчанию.

Найл с головой ушел в толстую биографию Гете. Казалось, он не замечал ее душевного смятения. Как обычно, ее жених быстро проглатывал строчку за строчкой. Таш всегда завидовала его способности отстраняться от проблем. Сама она лениво скользила глазами по скучному журналу. Когда-то и она самозабвенно читала высокохудожественные книги, длинные биографии великих людей и энциклопедии. Она постигала новейшие музыкальные направления, слушала по радио познавательные программы и смотрела философские фильмы. Теперь Таш едва могла вспомнить их названия. Нужно было отдать должное Найлу: при любой занятости он всегда оказывался в курсе последних новостей и событий в мире. Таш вытянула ноги и вздохнула: сейчас она чаще думает о скачках, чем о новых пьесах. Иногда ей хотелось быть похожей на Зои, которая, хоть и жила в том же маленьком мирке, что и Таш, все же вела интеллектуальную жизнь. Таш часто заставала подругу за просмотром литературной газеты или искусствоведческого журнала, в то время как остальные обитатели фермы с воодушевлением смотрели боевик. Таш понимала, что потихоньку деградирует. Построив воздушный замок, принадлежавший только ей и Найлу, она не захотела видеть, как он рушится, и сбежала в конюшню.

Через час Найл оторвался от книги и упрекнул невесту в том, что она не убрала крем для загара в тень.

– Последним им пользовался ты, – напомнила Таш, отгоняя назойливую муху.

– В таком случае ты должна чаще его втирать, – проворчал Найл. – Или ты сгоришь.

– Я загораю медленнее, чем ты.

– Но у тебя больше родинок, и это опасно. – Он вздохнул и снова взял книгу.

– Когда-то мои родинки нравились тебе, Найл. – Таш обиженно уставилась на голубое дно бассейна.

– Все равно, ты не должна рисковать: так можно заработать рак кожи.

Еще через двадцать минут Таш сломалась.

– Пожалуйста, перестань теребить бакенбарды, – попросила она. – Это меня бесит!

– Мне жарко.

– Тогда сбрей их.

– Мне они нравятся.

– Отлично, но тогда перестань их теребить. Найл отвернулся и уставился в книгу.

Через несколько минут он отбросил ее в сторону:

– Перестань!

Задремавшая было Таш подскочила на надувном матрасе.

– Что случилось? – ворчливо спросила она. В воздухе витал запах лимонов и эвкалипта.

– Так вздыхать! – Найл тоже сел и уставился на невесту сквозь темные солнцезащитные очки.

– Прости. – Таш снова забралась на матрас. – Я заснула.

– Вот именно. Ты всегда так вздыхаешь во сне.

– Ты никогда раньше не говорил мне об этом!

– Но ты же спала.

Таш раздраженно почесала коленку и предпочла ретироваться в бассейн. В спешке она прыгнула неправильно и больно ударилась животом о поверхность воды, обрызгав Найла и его драгоценную книгу.

Когда она вынырнула, жених настороженно смотрел на нее, взобравшись с ногами на матрас.

– Ну что? – проворчал он, глядя, как Таш выбирается из бассейна по скользкой лесенке.

– Не понимаю, о чем ты спрашиваешь. – Она накинула халат и огляделась в поисках свободного сиденья.

– Ты специально выводишь меня из себя? – Найл сдул челку с глаз и уставился на невесту. – Что дальше?

Сердце Таш застучало. Найл перестал делать вид, что не замечает ее, значит, можно начать разговор. Девушке не хотелось заводиться и давать волю эмоциям, но у нее не было терпения и спокойствия Зои. Таш казалось, что сейчас она способна выложить жениху все, что накипело, вплоть до мелочных придирок вроде постоянно поднятого стульчака в туалете.

– Я не хочу ссориться с тобой, Найл, – она старалась говорить спокойно. – Но ты стал таким грубым и необщительным. Мне это не нравится.

– Я такой же, какой и раньше, – возразил Найл. – Это ты изменилась, стала злой и раздражительной.

– Мне сейчас нелегко! – Она сморщила лоб.

– Мне тоже! – Он в точности повторил ее движение. Несколько минут оба молча смотрели друг на друга.

Таш хотелось, чтобы Найл снял темные очки: из-за них казалось, что ее взгляд проваливается в две черные пропасти.

– Ты больше не обращаешь на меня внимания, – начала она, понимая, что не сможет удержаться от упреков.

– То же самое можно сказать про тебя!

– Мы больше не живем одной жизнью, мы как будто существуем в разных мирах. – Таш вытащила из пачки сигарету. – Я боюсь людей, с которыми ты работаешь, Найл, они надменные, самовлюбленные и эксцентричные. Если они так нравятся тебе, не понимаю, как ты можешь любить меня.

– Не смей так говорить о моих друзьях! – Он тоже схватился за сигарету. – Твои не лучше – жуткие снобы и грубияны.

Таш сделала глубокий вдох:

– Возможно, ты и обо мне так думаешь.

Он не ответил, подтвердив тем самым ее опасения. Теперь пути назад не было.

– Нам не стоит жениться, – прошептала она.

– Похоже на то. – Найл вздрогнул и затянулся сигаретой. Было слышно, как звонко хохочет Полли, играя с отцом в пятнашки.

Какое-то время оба молчали, понимая, что высказали вслух то, о чем говорить раньше не считали возможным. Теперь, когда был сделан первый шаг, следовало продолжить разговор, болезненный для обоих.

Никто не хотел его начинать. После тяжелой паузы Таш поняла, что это придется сделать ей. Найл в таких случаях был ужасным трусом.

– Я думаю, мы должны поговорить, пока ты не утопишься в «Бушмиллсе», а я не выкурю всю пачку «Кэмел лайт», – грустно произнесла она. – Мы оба сейчас несчастны. Так не может дальше продолжаться.

Найл вздохнул, и этот вздох был таким шумным и долгим, что Таш забеспокоилась: не проткнули ли они случайно надувной матрас? Потом Найл не то рассмеялся, не то всхлипнул и снял очки. Он долго тер глаза, не зная, как выразить все, что так долго в нем копилось и мучало его.

– Ты любишь меня, Таш? – Он смотрел на нее огромными, несчастными глазами.

Она ни минуты не медлила с ответом:

– До безумия! Ты самый добрый, интересный, веселый и талантливый человек из всех, кого я знаю.

Его лицо прояснилось.

– Я тоже люблю тебя, Таш. Ты самая любящая и нежная на целом свете. – У него на глазах выступили слезы.

– Тогда почему мы так мучаем друг друга?

– Потому что, – засмеялся Найл, – любовь слепа. – Он наклонился и снял лепесток, прилипший к ее ноге.

Теперь они с надеждой смотрели друг на друга. Таш хотелось раствориться в его объятиях, но что-то сдерживало ее. Между ними словно бы возникла высокая пуленепробиваемая стена, которую не могла разбить даже стрела Купидона. Таш любила Найла, но больше не хотела быть с ним. И теперь, глядя на его слезы, понимала, почему он плачет: что-то умерло и в нем, и это что-то уже не вернуть.

– Такой накал страсти! – Александра спешила поделиться своим открытием. – Думаю, мы с вами все неправильно поняли! Они были так поглощены друг другом, а я им помешала, и мне искренне жаль…

София нахмурилась:

– Прости, мама, мне что-то не верится. Каждый раз, когда речь заходит о свадьбе, Таш выглядит так, словно ей вырывают зуб, а Найл замыкается в себе. Давайте смотреть правде в глаза: они абсолютно не интересуются собственным бракосочетанием.

– Просто они очень заняты, дорогая. – Александра почесала спаниеля за ухом. – А вся эта нервозность – следствие предсвадебных волнений.

– Так мне заказывать ужин или нет? – Паскаль нерешительно остановился у двери.

Сегодняшний вечер они собирались провести в очень дорогом, горячо любимом Александрой местном ресторане. Там планировалось отметить прошедший день рождения Таш и приближающуюся свадьбу.

– Да, дорогой, – Александра ободряюще улыбнулась Паскалю. – Я уверена, у Таш и Найла все будет отлично.

– То же самое она говорила про Фержи и Эндрю, – тихо прошептала София на ухо Бену.

Несмотря на откровенный разговор у бассейна, Найл и Таш почти весь ужин молчали. Так много осталось недосказанным и невыясненным, что страх за совместное будущее лишил их покоя. Обоим казалось, что они видят страшный сон.

Весь вечер София переглядывалась с матерью и Беном, причем делала это так заметно, что Найл поинтересовался, в порядке ли ее контактные линзы.

Паскаль дулся: из всех собравшихся за столом в этом прекрасном, оформленном под мельницу ресторане только его жена и Бен ели свой роскошный ужин. София, глядя на истощенную Таш, тоже решила посидеть на диете, а жених с невестой, заказавшие самое дорогое и вкусное блюдо – жареные почки ягненка, – едва притронулись к тарелкам. Зато оба безостановочно курили. Для такого гурмана, как Паскаль, это было все равно что купить билеты на лучшие места в опере и проспать весь спектакль или ехать на гоночном «феррари» со скоростью тридцать километров в час по пустому шоссе. Пренебрежительное отношение к прекрасной еде оскорбляло его. Паскаль вернулся в особняк, настроенный по-боевому, но Таш и Найл почти сразу поднялись к себе.

Все еще ворча, Паскаль плеснул в бокал свой любимый коньяк.

Потирая руки, Бен устроился с ним рядом и ослабил галстук.

– Думаю, нам тоже пора спать, – похлопала его по плечу София.

– Но, дорогая, еще очень рано, – возразила Александра. – Посидим еще, хотя бы недолго.

– Нет, мы с Беном решили сегодня лечь пораньше. – София потащила мужа вверх по лестнице. – Доброй ночи!

Лицо Бена просияло, когда он подумал, что слова жены могут означать ее склонность к более романтическому времяпрепровождению.

– О боже, – Александра опустилась на диван рядом с Паскалем и взяла рюмку. – Когда дети ложатся спать раньше тебя, ты становишься старым.

– Отстань, Бен. Я из-за тебя ничего не слышу.

– Но я думал…

– Может быть, позже. Это гораздо важнее. – София прижалась ухом к стене, чтобы слышать ссору, разгоревшуюся за стеной.

Когда Бен осмелился продолжить приставания, он был немедленно сослан в ванную.

– Мы лишь делаем друг друга несчастными, Найл! – кричала Таш. – У нас не получается строить отношения, мы не подходим друг другу.

– Потому что работа для тебя важнее, чем я!

– Нет! Но если я брошу работу, то буду несчастна. Я никогда бы не попросила тебя бросить твою.

– Еще бы, – вскинулся Найл, – я начал сниматься задолго до того, как ты возомнила себя жокеем и стала носиться по всем богатым поместьям. Все началось с тех пор, как Александра подарила тебе этого коня. Ты не была такой, когда мы познакомились. Ты была мягче, добрей. Ты очень изменилась, Таш.

Они стояли по разные стороны кровати, словно игроки в бильярд, выбирающие лучший угол для удара.

– Я начала работать на Пенни и Гаса всего через несколько недель после нашей встречи! Как ты можешь говорить, что я изменилась? Ты просто не знал, какая я была раньше.

– Когда мы познакомились, – тихо ответил он, – ты жила в Лондоне и работала иллюстратором. А теперь ты гоняешься за спонсорами, ездишь по стране и планируешь наши встречи на три месяца вперед. Это я и называю переменой.

– А я называю это отношениями, Найл. Если бы я не планировала наши встречи, мы бы вообще не пересекались. Не могу же я в перерыве между соревнованиями носиться за тобой по всему свету!

– Ты любишь своих лошадей больше, чем меня.

– Я очень люблю тебя, Найл, – выдохнула Таш. – Ты всегда будешь мне дорог. Но я не хочу выходить за тебя замуж.

– Я тоже не хочу на тебе жениться, – ответил он, подняв на нее глаза, и сам удивился своему ответу.

Наступило тревожное молчание, нарушаемое только их беспокойным дыханием.

Таш побледнела, Найл часто заморгал глазами, как будто на минуту ослеп.

– Ну вот, мы это и сказали, – прошептал он.

– Слава богу. – Таш прикусила губу и посмотрела ему в глаза.

Внезапно Найл, издав поистине медвежий рык, размахнулся и смел со стола все, что на нем было: книги, лампу, фотографию в рамке и свой сценарий. Потом он обхватил голову руками и опустился на кровать, совершенно подавленный.

Таш села позади него, под ее коленями шелестели листы «Двуспальной кровати». Она пододвигалась все ближе и наконец обняла его за плечи. Найл поймал ее руку, их пальцы крепко переплелись. Таш прижалась лбом к его спине и закрыла глаза. Напряжение было такое сильное, что она почувствовала резкую слабость и едва могла дышать.

Найл смотрел на листы, разлетевшиеся повсюду, как будто прошел снег.

– Я всегда говорил: с этим сценарием полный беспорядок, – вздохнул он.

Несмотря на всю драматичность момента, у Таш вырвался смешок. Все чувства, мучавшие ее до сих пор, вырвались наружу, и она захохотала и заплакала одновременно. Найл повернулся к Таш и крепко ее обнял:

– Но как же теперь, – он аккуратно вытирал ее слезы, – мы все расскажем твоей матери?

София была в бешенстве. В самый разгар скандала из ванной вышел Бен и, сгорая от желания, повалил ее на кровать.

Кое-как уговорив мужа подождать еще несколько минут, она вернулась на свой пост, но за стеной уже все стихло. Любопытство Софии осталось неудовлетворенным. Ей очень хотелось, чтобы Бен сейчас оставил ее в покое, но она сочла невозможным обидеть мужа отказом.

– Надень свои чулки… – попросил он, нежно массируя Софии шею.

– Нет, Бен, после прошлого раза нет!

– Я не хотел их рвать, дорогая. Это получилось случайно.

– Они были от «Ла перла»!

Поймав его сконфуженный, разочарованный взгляд, София почувствовала угрызения совести. Похоже, в последнее время она больше занималась семейными сплетнями, чем своим чувствительным мужем-великаном. Сейчас он был удивительно хорош собой, раскрасневшийся после душа, с мокрыми светлыми локонами, зачесанными назад. София посмотрела на красивое благородное лицо Бена, почувствовала запах цитрусового лосьона и поняла, что не прочь провести чудесный вечер. Выкинуть что-нибудь дикое, страстное и, может быть, немного неприличное!

– Иди ко мне, мой зверь, и разбуди мои чувства! – прорычала она.

Бен был просто потрясен.