Дружба, сущ. Корабль, достаточно большой, чтобы вести двоих в хорошую погоду, но только одного — в скверную.
Вода в ванне была чуть теплая, и ее было мало. Но, учитывая отсутствие слуг, этого следовало ожидать. В дверь постучали, и Розамунда, выглянув из-за ширмы, увидела Сильвию. Сестра вошла, не дожидаясь ответа. Она была одета для путешествия и держала в руках шляпную картонку.
— О, я не знала, что ты… — сказала Сильвия и повернулась, чтобы уйти.
— Нет, не уходи. — Розамунда усердно намыливала волосы, распространяя аромат розмарина и лимона. — Я рада тебе — теперь у нас есть возможность поговорить до твоего отъезда.
Сильвия поставила картонку на пол. Выражение ее лица было абсолютно бесстрастным.
— Думаю, больше говорить не о чем. Все уже сказано. Я уезжаю с Чарити, чтобы не путаться у всех под ногами. Когда ты захочешь, чтобы я вернулась, пришли записку.
Розамунде был прекрасно знаком этот тон. Сестра была оскорблена, и ее реакция оказалась вполне предсказуемой. Ее следовало назвать Жанной д'Арк, потому что она была одновременно и мученицей, и святой. С неожиданной ясностью Розамунда вспомнила легкомысленную девчонку, которую когда-то знала. В ней не было ничего общего с унылой старой девой, в которую превратилась Сильвия. Когда она лишилась своей радостной живости? Об этом следовало подумать. Но с другой стороны, Розамунда понимала, что сама тоже изменилась.
— Сильвия, когда мы разучились смеяться?
— Что? — опешила Сильвия. — О чем ты говоришь?
— О нас. Неужели ты не помнишь, как мы с тобой часами болтали, хохотали, сплетничали и как нам было хорошо и весело вместе?
— Иногда ты говоришь странные вещи, Роза. Мы оставили наши детские привычки и забавы, когда ты вышла замуж. Именно так и пристало вести себя истинной леди.
— Но ведь нет никакого закона, запрещающего получать удовольствие от жизни. Обещай мне хотя бы попытаться, иначе я совсем согнусь под грузом вины. — Розамунда перестала намыливать волосы и взглянула на сестру. — Много лет я просила тебя вернуться домой, но ты пожелала остаться. А я все время твердила себе, что только эгоизм мешает мне настоять на твоем отъезде. Живя со мной, ты стала несчастной. Почему ты не уехала? — С каждым словом она говорила все медленнее, словно думала вслух.
Сильвия побледнела и опустила глаза.
— Я не могла позволить тебе страдать в одиночестве. Я думала, ты довольна, что я осталась с тобой. Ты моя сестра, и я тебя люблю. И всегда буду любить, что бы ни случилось.
— И я всегда любила тебя, дорогая. — Розамунда сделала паузу. — Ты ведь намерена принять приглашение Чарити и ее брата, разве не так?
— Да… — Сильвия немного расслабилась, и на ее щеки вернулся слабый румянец. — Они очень добры. Но я бы не хотела, — она запнулась, — питать напрасные надежды.
— Ты говоришь о сэре Роули?
— Да. — Сильвия снова отвела глаза.
— Но почему ты считаешь надежды напрасными? Ты должна знать — я больше всего на свете хочу, чтобы ты обрела счастье. А это твой шанс, и вполне реальный, поверь мне.
Сильвия начала рассеянно ковырять небольшую дырочку на своей перчатке.
— Я вовсе не уверена, что сэр Роули собирается сделать мне предложение. Но если даже это произойдет, я все равно не смогу ответить согласием. Викарий не должен жениться на одной из двух скандально известных сестер, и тебе это отлично известно, Роза.
— Именно этот твой аргумент всегда ставил меня в тупик. Есть только одна скандально известная сестра. Это я. А ты всего лишь преданная и любящая, может быть, даже слишком преданная, и все это видят. Почему же ты не можешь устроить свою жизнь? Я уже много раз говорила и еще раз повторю: твоя жертвенность заставляет меня еще больше страдать. Ты должна это понимать!
— Жаль, если я причинила тебе боль, — пробормотала Сильвия, — но я прошу, пожалуйста, перестань меня терзать. Я уже все обдумала. Много раз. Такое замужество будет невыносимым.
— Ты его любишь? — мягко спросила Розамунда. Сильвия глубоко вздохнула.
— Что же, я получила ответ, — понимающе сказала Розамунда.
— Нет! — воскликнула Сильвия. — Ты пока только задала вопрос.
— И твой ответ — «да».
— Только если ты спрашивала, действительно ли мне иногда хочется тебя придушить, — заявила Сильвия, высокомерно подняла идеальную бровь, совсем как в прежние времена, и рассмеялась. Боже правый, она была великолепна! Потрясающая красавица!
— Ах, значит, ты не разучилась шутить, это хорошо, — пробормотала Розамунда.
— Наклонись вперед, — скомандовала ей Сильвия.
Сестра подчинилась, и тут же на ее намыленную голову хлынула ледяная вода. Отдышавшись, Розамунда взвизгнула:
— Ведьма!
— Ты заслужила встряску, — невозмутимо сообщила Сильвия и поставила кувшин, в котором некогда была холодная питьевая вода.
Розамунда расхохоталась.
— Может быть, ты и права. — Вздрогнув, она встала и вылезла из ванны, взяв из рук Сильвии полотенце. — Извини, что так резко разговаривала с тобой в присутствии всех, Я должна была проявить больше сдержанности. — Она натянула чистую сорочку и повернулась к Сильвии, чтобы та помогла ей надеть и зашнуровать корсет.
— Все в порядке. — Сильвия затянула шнуровку Розамунды так сильно, что у той перехватило дыхание.
— Если это поможет тебе чувствовать себя лучше, продолжай в том же духе. — Настроение Розамунды резко улучшилось. Сестра, пожалуй, осталась такой же, какой была в юные годы.
Сильвия снова потянула за шнуры.
— Что ты делаешь? — едва дыша, спросила Розамунда.
— Нет, это я хочу узнать, что делала ты?
— Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
— Я не ослаблю шнуровку, пока не скажешь, куда ты исчезла вместе с герцогом. Жених Аги Фелпс перед отъездом говорил всем и каждому, что видел, как ты с его светлостью уехала в карете.
— С тобой хорошо разговаривать, — сказала Розамунда, тщетно пытаясь вздохнуть. Она попыталась сама распустить корсет, но сестра шлепнула ее по рукам. — Может быть, все-таки позволишь мне дышать? Спасибо. А где ты была во время венчания? Ты ведь не виделась ни с отцом, ни с братьями.
Сильвия выпустила из рук шнуры, и Розамунда полной грудью с шумом втянула воздух.
— Наш отец был там? — ошеломленно пробормотала Сильвия.
— Да, он присутствовал на церемонии, но не сказал мне ни слова и сразу уехал. Его приглашали на свадебный завтрак?
— Не знаю, — ответила сестра. — Я его не заметила, да и никто не упоминал в разговорах членов семьи Лэнгдон. Но ты стараешься уйти от ответа. Где твоя одежда?
Розамунда через голову натянула темно-красное платье и застегнула две пуговицы на корсаже. Это было ее первое платье в греческом стиле, и ей казалось, что оно слишком обнажает грудь.
— Я отправилась на морскую прогулку с герцогом… и мистером Брауном.
Она прервала Сильвию, уже открывшую рот, чтобы заговорить.
— Сначала отец выказал мне свое презрение на виду у всех, потом гнусный жених Аги Фелпс решил прижать меня в темном углу и облапить. Его светлость был настолько добр, что избавил меня от необходимости общаться с гостями после всех этих неприятностей. Знаешь, Сильвия, этот день, пожалуй, стал кульминацией всех бед, случившихся за последний месяц, или даже больше. Мне очень жаль, если я тебя расстроила.
Розамунда в душе молилась, чтобы сестре хватило такта не продолжать допрос. Она не любила ей лгать, но хотела сохранить в тайне свою мимолетную близость с Люком Сент-Обином. Розамунде казалось, что, поделившись воспоминаниями об этих кратких мгновениях, определенно самых светлых в ее жизни, она бросит на все случившееся тень грусти и раскаяния. И она ни за что не смогла бы объяснить Сильвии, зачем сделала это. Розамунда ни разу не рассказывала сестре, что ее супружеские обязанности ассоциировались для нее только с болью и унижениями.
— Что ж, — сказала Сильвия, развешивая мокрое полотенце, — мне жаль, что я бросила тебя на произвол судьбы в церкви. Но я бы не смогла вынести всеобщего внимания. К тому же я предчувствовала, что наша семья будет там. И еще приметы — ты же знаешь, я в них верю — тоже были очень плохие. Сначала я услышала твое пение до завтрака, а потом увидела сову средь бела дня.
Как же Розамунде хотелось выкинуть из прелестной головки сестры все глупые суеверия! Это было единственное, что до крайности раздражало ее в Сильвии.
— Ладно. Мне жаль, что я заставляю тебя уехать. Но я не сомневаюсь — так будет лучше для тебя. Ты заслуживаешь небольшой передышки. Проведешь несколько дней с новыми друзьями, развеешься… И не надо на меня так смотреть! Я ничего не скажу о сэре Роули, кроме того, что он, как мне кажется, очень добрый человек.
— Пожалуйста, не продолжай, Роза.
— Не буду. Да, кстати, возьми этот букетик. Я сама собрала вчера эти цветы.
Сильвия приняла букет из жемчужно-белых колосков.
— Белый вереск — это к удаче, — сказала Сильвия и широко улыбнулась.
— Я знаю, дорогая. — Розамунда опустилась на стул перед туалетным столиком, и Сильвия стянула лентой ее волосы на затылке. — Но я сомневаюсь, что она тебе понадобится. Сэр Роули так на тебя смотрит… Если в течение ближайших двух недель он не сделает предложение, я…
Лицо Сильвии, отраженное в зеркале, нахмурилось.
— Ты же обещала больше не заговаривать об этом!
— И не буду, если ты дашь слово, как следует подумать, что тебя больше устраивает: вернуться к отцу и попросить его принять тебя обратно, выйти замуж за сэра Роули, когда он тебя об этом попросит, или найти место, скажем, компаньонки или гувернантки. Грустно, но ни один из этих вариантов не позволит нам и дальше жить вместе, если, конечно, ты не предпочтешь отправиться в Бартон-Коттедж продолжать уворачиваться от потных лап Алджернона. Ну а мне придется принять помощь герцогини и ее внука.
Она вручила Сильвии потертую коробку, обняла ее и прошептала на ухо:
— Пожалуйста, ради меня, постарайся получить удовольствие от пребывания в доме Чарити и ее брата.
Так и не взглянув в глаза сестре, Сильвия направилась к выходу.
— Непременно, если только ты пообещаешь получать меньше удовольствия от своего пребывания с герцогом. Иначе поползут новые слухи.
Сильвия была права — следовало соблюдать крайнюю осторожность. Торопливо шагая по темному коридору восточного крыла Эмберли, Розамунда остановилась у открытого окна, чтобы посмотреть на желтую, будто восковую луну, проглядывающую между облаками. Накрапывал дождь.
Погода менялась. Несколько необычайно жарких летних дней обещали сильную грозу. Розамунда обожала блеск молний в ночном небе и раскаты грома. В стекло ударил внезапно налетевший порыв ветра, и по спине Розамунды прошла волна дрожи. Она нарочно медлила, дабы как можно дольше не попасть в спальню герцогини. Ей необходимо было время, чтобы укрепить свой дух. Иначе она не сумеет успешно противостоять сладкому томлению и греховным желаниям, вспыхивающим в ней, когда рядом находился Люк Сент-Обин. Розамунда начинала бояться его, вернее, того, что он заставлял ее ощущать. Возможно, он был дьяволом, посланным, чтобы ввести ее в искушение.
К Люку она испытывала значительно более сильные чувства, чем некогда к его брату. А ведь она так старалась измениться! Безрассудные стремления могут привести только к неприятностям и сожалениям о содеянном. А она, отлично понимая это, скачет на лошади, карабкается на гору, плавает под парусом и познает нечто еще более опасное — страсть.
Розамунда подошла к двери и прислушалась. Из спальни герцогини доносились негромкие голоса. Розамунда не успела постучать, как дверь распахнулась и на пороге появилась, как всегда безупречно одетая, Грейс Шеффи.
— Ну, наконец-то, — сказала графиня. — Очень рада вашему возвращению. А мы уже беспокоились, что вы тоже почувствовали недомогание.
Взглянув через плечо Грейс на Люка, склонившегося над постелью бабушки, Розамунда заметила, что у него влажные волосы, да и одет он, мягко говоря, неформально. Белая полотняная рубашка в некоторых местах прилипла к мокрой груди. Комната была освещена единственной свечой, и потому заполнена жутковатыми колеблющимися тенями. Дверь в смежную комнату была открыта, и там виднелся край сидячей ванны. На полу в беспорядке стояли кувшины и валялись полотенца.
— Его светлость… — Розамунда с шумом втянула воздух. — …мылся здесь в вашем присутствии?
— Конечно, нет. С чего вы взяли? — ответила графиня, ни минуты не задумываясь. — Лорд отказался покинуть бабушку даже на полчаса и потому приказал приготовить ванну в соседней комнате.
— Как герцогиня?
— Думаю, без изменений. Во сне она все время стонет, как будто ей больно.
— Доктор приходил?
— Да. Он не знает, что случилось, однако не сомневается, что болезнь может быть заразной. Слава Богу, Мэдлин и лорд Лэндри сразу уехали. Люк попросил меня организовать отъезд остальных дам в Хелстон-Хаус в Лондоне. Всех, кроме меня и вас.
Итак, он попросил леди Шеффилд остаться. И возможно, уже обещал Ате жениться на этой прелестной женщине.
— Я приготовлю чай. Постарайтесь уговорить герцога отдохнуть. Он плохо выглядит.
Розамунда молча кивнула и закрыла дверь за красавицей графиней.
Приблизившись к Люку, она обратила внимание на пересеченный глубокими морщинами лоб.
— Ты выглядишь измученным. Может быть, немного отдохнешь? — Розамунда боялась настаивать, поскольку в таких случаях он обычно поступал наоборот.
— Пожалуй, — к ее немалому удивлению, ответил Люк.
Яркая вспышка молнии осветила комнату. В последовавшей затем кромешной тьме они молчали, считая секунды и мили до того, как раздастся гром. Центр грозы оказался примерно в пяти милях. Непогода двигалась со стороны Сент-Ивза.
Розамунда поспешно закрыла окна, задернула шторы и вернулась к постели герцогини, стараясь держаться как можно дальше от ее внука. Старушка металась по кровати и что-то бормотала про арфу.
— Ей что-нибудь нужно?
Герцог был настолько погружен в свои мысли, что не ответил. А за окнами гроза становилась все сильнее. Завывал ветер, шумели деревья. В рамах дребезжали стекла.
— Люцифер, не надо, я прошу тебя! — закричала Ата. Люк моментально схватил ее руку и прижал к груди.
— Я здесь, бабушка, не волнуйся.
— Нет, не трогай меня! Не надо!
Он отпрянул, словно прилетевшая с ночного неба молния обожгла его руки, а когда обернулся к Розамунде, его глаза не выражали ничего, кроме страдания.
— Помоги ей, — простонал Люк, и его лицо исказила судорога.
Ата продолжала говорить. Ее речь была тороплива, сбивчива, но вполне понятна.
— Только не руку, прошу тебя, пожалуйста! Обещаю, я больше никогда не буду играть. Нет, Люцифер, нет!
Розамунда потрясла маленькую герцогиню за плечо.
— Ата, Ата, проснитесь! Посмотрите на меня. Никто не сделает вам ничего плохого!
Ата распахнула глаза, но ее взгляд оставался рассеянным, невидящим.
— Нет, тебе нужно уйти отсюда. Он сделает тебе больно! Но ты не должна никому говорить об этом.
Он наказывает, и мы это заслужили. Никому не говори, слышишь? Никому!
— Ш-ш-ш, тише, — успокоила ее Розамунда. — Я не скажу.
А потом взгляд герцогини неожиданно остановился на лице Розамунды.
— Нельзя. Нельзя рассказывать Люку. Он так похож на него. — Ата застонала, ее глаза закатились и веки опустились. По щеке поползла слезинка. Сухонькие пальцы вцепились в простыню.
Боже! Когда-то ей сломали руку! Само собой, Розамунда ни мгновения не сомневалась, что это сделал не Люк. Такое было попросту невозможно!
— Кто такой Люцифер? — спросила она, не глядя на герцога.
— Я, — ответил тот таким странным тоном, что ей сразу же захотелось запротестовать.
Крупные капли дождя стучали в стекло, вода с шумом стекала по покрытым плющом стенам.
— Не говори глупостей! Как звали твоего отца?
— Барбас Генри Сент-Обин.
— А деда?
— Попробуй угадать, и я буду считать тебя дурочкой, если ошибешься, — невесело усмехнулся Люк с непонятным блеском в глазах.
Розамунду охватил гнев.
— Ты знал? Знал, что он вытворял с ней?
— Генри и я поняли все, но не были настолько глупы, чтобы обсуждать это с кем-нибудь. В любом случае мы все равно ничего не могли изменить, поскольку наш дражайший дед, вероятно, все же обладая некоторой долей здравого смысла, умер еще до нашего рождения.
— Но почему… — Она старалась понять.
— Тебе еще не ясно? Поколения варваров — моих предков Сент-Обинов убивали соседей, чтобы завладеть собственностью, грабили земли, издевались над женщинами в основном потому, что те не возражали. Не без причины им дали титул Хелстон.
Теперь гроза грохотала совсем рядом. Создавалось впечатление, что Господь предупреждает Розамунду, требует, чтобы она обратила самое серьезное внимание на слова человека, носящего имя падшего ангела.
— Ты стараешься меня испугать?
— Ты просто ненормальная, если еще не испугалась. Я стараюсь предупредить тебя. Хелстон — печально известный камень, закрывающий ворота в подземный мир здесь, в Корнуолле. Хотя, если хочешь знать мое мнение, мы всегда были среди приближенных дьявола.
— Ты полагаешься боюсь? — Розамунда покачала головой. — Я никогда не была суеверной. Это Сильвия придает значение всем приметам. Кроме того, я всегда притягивала неприятности независимо от того, сколько в моей жизни случалось удач. Так что твои рассказы не вызывают у меня страха. Единственное, что я хотела бы знать, — это почему ты посчитал необходимым предупредить меня о дурном прошлом Хелстонов.
— Потому что прошлое имеет обыкновение влиять на будущее. С этим ты не можешь не согласиться.
— Пожалуй.
— И кроме того, человек обычно не слишком умен, чтобы отклониться от курса, который считает для себя предначертанным.
— А вот в этом ты не прав!
Люк скрестил руки на груди и взглянул на нее с самым мрачным выражением лица.
— А я-то думал, что жизнь с братьями Берд навсегда избавила твое восприятие мира от романтического флера.
— Ты самый циничный человек в моем окружении, но одновременно и самый лучший.
Розамунда бросилась вперед, увидев, что Люк покачнулся. Даже в тусклом свете одинокой свечи было заметно, что он побледнел, несмотря на бронзовый загар.
— Что с тобой? — Не дожидаясь ответа, она заставила Люка сесть на кровать герцогини.
— Подожди, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — сейчас все пройдет.
В комнату на мягких кошачьих лапах вползла паника и стиснула горло Розамунды.
— Люк, должна сразу предупредить, я не слишком хорошая сиделка.
— И ты говоришь об этом только сейчас? — усмехнулся он. — Не очень порядочно с твоей стороны. Ведь всех остальных я уже отослал.
— Правила дьявола. — Розамунда нервно облизнула пересохшие губы. — Ты сам говорил мне о них. Так что тебе нельзя сдаваться. Уверена, ты просто устал. — При этом Розамунда постаралась вложить в свой голос значительно больше уверенности, чем в действительности испытывала.
Люк повернул ладонь тыльной стороной вверх, и они оба с ужасом уставились на яркую сыпь, появившуюся на его руках. Сент-Обин вздрогнул и поморщился. Похоже, ему было больно.
— Меня всегда удивляло, как много неприятностей может произойти за кратчайший промежуток времени. Но сейчас все как раз понятно. Свадьба всегда влечет за собой катастрофы.
Люк встал и снова пошатнулся.
— Думаю, тебе лучше лечь.
— Совет плохой сиделки?
— Совет того, кто определенно не сможет тебя поднять, если ты лишишься чувств и рухнешь на пол.
Люк стиснул руками голову.
— Ата…
— О герцогине есть кому позаботиться, — перебила Розамунда. — Я с ней побуду.
— Или Грейс. Она умеет ухаживать за больными. Розамунда постаралась не обращать внимание на столь очевидный намек.
Розамунда обхватила Люка поперек туловища, приняв на себя большую часть его веса, и у нее ослабели колени. Может быть, в доме остались лакеи? Но тут она вспомнила, как миссис Симмс, пыхтя, втаскивала в ее комнату ванну и на чем свет стоит кляла трусливых корнуоллских слуг, испугавшихся обычной простуды. Значит, надеяться не на кого.
Заглянув в глаза герцога, Розамунда расстроилась еще сильнее. Он попытался, по обыкновению, криво усмехнуться, но не сумел. Лицо Люка как-то странно помертвело, и он пробормотал:
— Боюсь, мои ноги отказываются ходить. Не могу…
— Ш-ш-ш… только покажи, где находятся твои апартаменты. — Розамунда почти поволокла Люка к выходу. Они медленно преодолели коридор и остановились у двери, которую указал Люк. Покои герцога оказались смежными с ее спальней.
Хорошие новости!
— Ты хочешь сказать, что все это время находился через стену от меня?
— Узнав это, теперь ты решительно… — Конец фразы прозвучал совершенно неразборчиво.
— По-моему, момент для подобного сообщения выбран не совсем удачно, — пробормотала Розамунда, тяжело дыша. — Надеюсь, ты не притворяешься.
Люк закрыл глаза.
— Или все же притворяешься?
— Пожалуй, я передумал относительно твоего дорогого супруга. Я лучше…
А потом его голова свесилась набок, и Розамунде пришлось напрячь все свои силы, чтобы ногой распахнуть дверь, ввалиться в комнату и доволочь Люка до массивной кровати темного дерева. Ничком рухнув на покрывало вместе со своей ношей, она почувствовала не просто страх — ужас.
Он может умереть!
Она взглянула на свои руки. Они дрожали. О жуткой перспективе она поразмыслит через час, не раньше. А теперь нужно действовать!
Но он действительно может умереть. Розамунда едва не зарыдала в голос.
Она попыталась собрать свою волю в кулак. Необходима холодная вода и полотенца. Спрыгнув с кровати, Розамунда устремилась к шнурку, которым вызывали слуг, и остановилась, вспомнив, что герцогине влажный компресс доставлял крайне неприятные ощущения. Новоиспеченная сиделка тронула лоб больного. Он был сухим и прохладным, как ее собственный. Розамунда с изрядным трудом вытащила из-под массивной фигуры герцога одеяло, взгромоздила его ноги на кровать и укрыла. Его веки дрогнули.
— Ата… — простонал он. Розамунда вскочила.
— Все в порядке. Я найду помощь.
И, позабыв о шнурках и звонках, ринулась по бесконечным лестницам в глубь дома. Кто-то же должен был в нем остаться! Она не впервые была одна, но в первый раз в жизни ей было так страшно. Дикая, первобытная паника охватила ее всю — от макушки до кончиков пальцев.
Великолепная Грейс Шеффи встретила ее на кухне. В руках графиня держала серебряный поднос с чайным сервизом. Никогда еще Розамунда не была так рада видеть соперницу.