Сказание второе: Плач Волка (СИ)

Annotation

Книга вторая из цикла "Сказки одинокого Ворона". Кровопролитная война с Корсаками продолжается, и всё чаще слышится таинственный и пугающий голос давно забытых богов. Тьма вырывается на свободу, и молодым князьям и княжнам пора задуматься о том, кто действительно является их врагом. Ведь перед истинной Тьмой устоять поодиночке невозможно. И даже старый враг может оказаться ценным союзником в новой неравной схватке с самыми тёмными и ужасными сторонами Первых богов.

Белова Алина Тимуровна

Белова Алина Тимуровна

Сказание второе: Плач Волка (2015)

Плач Волка

Книга вторая

Июль

Кроваво-красное солнце походило на глаз дракона. Проплывавшие мимо облака окрашивались в ярко-алый оттенок и тонули где-то на горизонте, будто их пожирало древнее чудовище, скрывавшееся где-то за великими горами Старолесья. Всякое бедствие порождает у суеверных безумные мысли о собственных согрешениях... но когда случается нечто подобное, молиться богам начинают даже те, кто раньше в них не верил. На что разгневались Всемогущие? Что хотели показать этим кровавым солнцем? Никто не знал. А тем временем безумцы жгли соломенные чучела на площадях и улицах. Безликие соломенные куклы, символизировавшие тех, что правили миром до прихода Четверых. Суровые времена порождают суровых богов, это знал всякий. Беззаботные времена четырёх новых богов прошли, и всё больше людей вспоминали о своих истоках.

- Глупцы. Если бы войну можно было остановить какими-то обрядами, - прошептала Эвлин, сжимая в руках колье в виде серебристой паутины. - Если бы всё было так просто, я уже давно заставила бы Псов захлебнуться их собственной кровью.

Но войну невозможно было остановить. Здесь, в небольшой деревушке под чудным названием Неприметная, Вороны созывали знамёна. Люди стекались в лагерь со всех сторон, ржали лошади, трещали костры, слышались громкие голоса воинов, весело болтавших у огня. Пёстрые стяги сливались в единую серую кашу. Среди них мелькали птицы, хищные коты и даже те, кого Эвлин совсем не ожидала увидеть - рыбы, два коня на дыбах, пробитый копьём кабан и другие. Сколько родов покинули свои дома и отправились сюда, на самый край земли? А главное, зачем - присягнуть десятилетнему мальчишке? Безумцы. Все они безумцы, говорила себе Эвлин.

Многим приходилось кутаться в тёплые плащи и шкуры - холодный ветер с океана был неотъемлемой частью вороньих земель. Именно это всегда раздражало княгиню в Апраке. Двадцать лет назад Эвлин молоденькой девушкой приехала с князем Воронов в эти земли, и с тех самых пор Вороний Пик стал её новым домом. Домом, в котором постоянно было отвратительно сыро и холодно. Это место прекрасно подходило Таоданам, Сельвигам, Орлам - но никак не Шакалу. Род Тельмари привык к теплу и солнцу над головой, а не к небу, затянутому свинцовыми тучами. В Беш-каре даже зимой не бывало снега. А здесь он лежал с сентября почти до середины мая.

Но все эти воины, собравшиеся в лагере, родились и выросли на Вороньем утёсе. Этот воздух был им как отец, а земля под ногами - как родная мать. Шакал среди воронов - так ощущала себя княгиня. И именно так всё было на самом деле. Она не хотела этого. Её не звали на поле боя. Её удел - сидеть в замке и рожать мужу наследников. Но князь Таодан мёртв. Смерть не явилась неожиданно, она долго и упорно преследовала Марвина последние годы его жизни. "Береги" - вот были последние слова старого князя. Эвлин не успела даже переспросить его, что именно. И её мужа не стало. Он закрыл глаза и больше не просыпался. Никогда. Чёрные девы предали его тело огню, и от Марвина Таодана не осталось ничего, столь дорого Эвлин. Его запах, его хрипловатый смех, холодные глаза, при виде которых даже воздух начинал казаться солёным.

Марвин оставил ей лишь детей. И от этого Эвлин ещё сильнее полюбила их. Они были смыслом всей её жизни. Княгине всегда казалось, что из её сыновей вырастут Шакалы. Джакал, её племянник, сын Гайи, был настоящим Тельмари. Кровь Псов всегда была сильнее. Но оба сына Эвлин были истинными Воронами. Как получилось так, что Алак, маленький слабый мальчик, боявшийся темноты и шорохов, стал императором? Как он превратился из хрупкого плаксивого князя в отважного хранителя врана? Как женился на наследнице Питонов, чтобы стать шаттаром? Это была кровь его предков, и отнюдь не гнусных предателей и коварных заговорщиков, коими являлись все Псы. Алак был настоящим Таоданом, наследником Империи Ворона. И теперь этот молодой император собирал войска, чтобы двинуться на Латаэн.

"Какая ирония, - подумала Эвлин, наблюдая за происходящим в деревне с холма, где остановила своего серого жеребца. - Я покинула Восток двадцать лет назад, а теперь мой старший сын отправляется туда с войском, чтобы вернуть власть Империи Ворона. Жизнь раз за разом совершает круг. Что теперь мне ожидать? Что сын мой вернётся из Латаэна с невестой из Псов?"

Эвлин не одобряла этот брак с девчонкой из Питонов. Змеи никогда не вызывали у княгини доверия. Женщина с самого детства слышала от придворных, что это род предателей. Эньяр Чернозубый был лишь одним из многих, кто восстал против власти Воронов. Но разве могла Эвлин судить Питонов, когда в ней самой текла кровь заговорщиков? Тельмари поддержали Корсаков в их стремлении свергнуть законного правителя, последнего императора Воронов. Тельмари были теми, кто захватил в плен Марвина Таодана, стоило только появиться риску, что этот человек сможет наследовать трон. Тельмари всегда и во всём подражали Корсакам. Так чем же Эвлин была лучше предателей-Питонов?

Откуда-то сзади послышался стук копыт, и княгиня, вырвавшись из раздумий, подняла голову. Рядом на своей лёгкой пегой лошадке остановился Юанн и весело улыбнулся матери. Совсем ещё ребёнок - ему было только десять. Но уже сейчас он куда больше напоминал Марвина, чем Эвлин. У него были густые вьющиеся волосы, почти белые, и глаза небесной голубизны. У Юанна и Алака была глупая привычка хмуриться из-за всяких пустяков, как и у Марвина. Княгиня помнила, что эта черта в муже веселила её больше всего. Старый Таодан всегда казался таким мрачным, задумчивым, хотя на самом деле в голове его гулял ветер. Не удивительно, что в конце концов морской бриз выел последние остатки его благоразумия, превратив старика в настоящего параноика. Перед своей смертью он и вовсе сошёл с ума - смотрел на окружающих стеклянным взглядом и шептал "Береги".

- Я просила тебя остаться с воинами, - мягко улыбнулась Эвлин, выпрямляясь в седле. - Не стоит разгуливать без охраны, Юанн.

- Не стоит волноваться, мама, - мальчик натянул поводья своего горделивого жеребца, одного из самых красивых скакунов, которых держали в стойлах Таоданов. Эвлин помнила, с каким восторгом Юанн впервые оседлал своего Шторма.

- Я видела, у тебя появились новые друзья, - с натянутой улыбкой произнесла княгиня, видя через плечо сына, как за ними пристально смотрят несколько высоких широкоплечих мужей. Юанн, резко обернувшись, кивнул им.

- Они хотят обсудить со мной продвижение войск. Мы должны соединиться с Алаком.

Эвлин улыбнулась и провела рукой по белоснежным кудрям сына.

- Этим займусь я, мой птенчик. Тебе совершенно не нужно всё своё время тратить на этих надоедливых князей.

- Но я уже не птенчик. Господин Родхард, что из дома Чёрного Окуня, сказал мне, что я взрослый князь и должен сам принимать решения.

Его голос прозвучал слишком холодно, и Эвлин вздрогнула. С большим удивлением она посмотрела на Юанна и увидела в его глазах то, чего боялась больше всего: уверенность в том, что ему больше не нужна родительская забота.

"Твои птенчики улетают из гнезда один за другим, а ты будешь вечно заперта в этих серых каменных стенах. Шакал в клетке. Какая ирония"

Эвлин с большим трудом заставила себя улыбнуться и проводила сына взглядом, когда тот, пришпорив пегого жеребца, лёгкой рысью погнал его обратно к своим вассалам. Ему было всего десять, а он уже держался уверенно, как настоящий князь. Великий князь, брат императора-Ворона. А кем была Эвлин? Она была шакалом в вороньей стае, чужаком, которому никто не был рад.

Этого всего не могло происходить. Алак должен был вернуться из Академии и занять трон Вороньего утёса, а вместо этого отправился на передовую, связался с Югеном Роялдом и объявил себя императором. Теперь князем Апрака был маленький Юанн. О боги, он слишком легкомыслен для этого! Его невозможно удержать на одном месте, объяснить простую истину, внушить, что обучение нужно для того, чтобы в будущем он смог занять трон в случае смерти своего брата. Но Юанн не слушал ничего. Мастер над книгами пытался научить его писать, но мальчик упорно сбегал с уроков, а если ему нужно было написать письмо, вместо букв он использовал рисунки. Юанн даже придумал свой собственный язык и обучил ему придворных детишек, которым нравилось использовать различные образы в качестве шифра.

- Скорее солнце встанет на западе, чем этот мальчишка будет учиться, - сказал как-то мастер над книгами, и больше Юанна не трогал никто. Даже сама Эвлин. Мальчик был Вороном - непоколебимым, упёртым.

"Тебе нужно изменить герб своего рода на барана! - как-то раз сказала Эвлин своему мужу. - Вы скорее расшибёте себе череп, чем измените своё решение. Ты не Сатарн, чтобы идти только одной дорогой".

Сопровождавшие княгиню воины поравнялись с ней и поприветствовали кивком головы. Эвлин лишь сухо приказала им направляться к деревне и повернула своего жеребца. Молодой князь Апрака и Великий князь Фабара прибыл в лагерь. Женщина чувствовала себя не в своей тарелке, когда они проезжали мимо приветствовавших их младших князей и командиров. Все эти люди смотрели на неё, как на Шакала. За двадцать лет она так и не стала для них своей. Гайя превратилась в настоящего Сельвига. А Эвлин? Стала ли Эвлин вороной? Нет. Она продолжала быть Тельмари до мозга костей.

- Приветствую вас, моя госпожа, - кивнул один из младших князей, Шакаэн Локсар. Это был седовласый мужчина с чудовищным шрамом, пересекавшим всё лицо от уха до челюсти, из-за чего губы у него постоянно были изогнуты в усмешке. Этот человек никогда не нравился Эвлин. Но не только из-за внешности - он постоянно менял свою позицию, клялся в верности то одному, то другому князю, не раз предавал Марвина. Только чудом Шакаэн после всего этого оставался жив. Впрочем, в порыве ярости Марвин как-то раз отрезал ему ухо. Теперь этого не было видно под густыми седыми волосами, но Эвлин до сих пор помнила, как жалкий младший князь кричал и извивался, когда Таодан собственными руками свершал правосудие.

- Избавь меня от своей любезности, Шакаэн, - бросила Эвлин, входя в шатёр. Молодые пажи тут же бросились к ней и сняли с плеч тёплую норковую накидку. - Я явилась не для того, чтобы лицезреть твою отвратительную морду и слушать твои льстивые речи.

- Вы как всегда добры ко мне, моя госпожа, - усмехнулся Шакаэн. - Позвольте тогда узнать, чем мы обязаны вашему визиту.

Эвлин не ответила ему, ожидая, пока одна из служанок отстегнёт плащ. Совершенно не стесняясь, женщина принялась стягивать с себя тяжёлое платье и бросила его в сторону. Пажи принесли ей лёгкие походные штаны и рубашку, вместе с ними - кожаные доспехи, усиленные металлическими пластинами, пришитыми по бокам и на животе. Молодые мальчишки старательно не смотрели в её сторону, на обнажённые груди и стройную талию, в то время как Шакаэн без капли смущения пялился во все глаза - Эвлин чувствовала это даже спиной. Приглушённо усмехнувшись, женщина убрала волосы, подождала, пока пажи закончат закреплять доспехи, и обернулась.

- Ты никогда не отличался воспитанностью, Шакаэн. Любой другой на вашем месте уже догадался бы отвернуться.

- Не каждый день женщины при мне начинают переодеваться в доспехи, - заметил Шакаэн, слегка прокашлявшись, и Эвлин одарила его кривой улыбкой:

- Не забывай, в чьём шатре ты находишься. Я княгиня Воронов,

- ... а я всего лишь мелкий князь, - улыбнувшись, кивнул мужчина. Княгиня с сомнением посмотрела на него. Нет, посмотрите - сама невинность! Шакаэн умел подобрать правильный тон, чтобы добиться своего. Только вот собственный яд змею не отравит, и Эвлин на эти уловки не поведётся.

- Ох, Локсар, неужели ты решил подлизаться ко мне, чтобы заполучить более высокий титул со смертью моего мужа? - Эвлин, улыбаясь, сделала шаг к Шакаэну и скользнула рукой к его штанам. На миг по лицу мужчины проскользнуло изумление, но в следующий миг он, расплывшись в улыбке, нагнулся к княгине и коснулся своими грубыми руками её надушенной шеи. Княгиня же прильнула губами к его уху и прошептала: - Или ты даже осмелился в своих самых сокровенных мечтах заделать со мной кучу маленьких бастардов, которые будут претендовать на трон моих сыновей, если с ними что-то случится? Учти, я вырву всё, что находится у тебя ниже пояса, если ты поспеешь хоть пальцем тронуть Юанна.

Шакаэн резко отшатнулся назад и посмотрел на неё широко распахнутыми глазами, бледный, как настоящий мертвец. Эвлин лишь рассмеялась. За двадцать лет, проведённых в Фабаре, женщина так и не избавилась от старых привычек. Она была Шакалом, бесцеремонным, ничего не стесняющимся, не следующим никаким манерам и правилам приличия. Княгиня позволяла себе говорить то, о чём другие благородные дамы постеснялись бы даже подумать. Но именно из-за этого Марвин и полюбил её двадцать лет назад. Пожалуй, прямолинейность и честность Алак получил именно от своей матери.

- У меня не было и мыслей о том, чтобы вредить вашим сыновьям, моя госпожа! - воскликнул Шакаэн, отступая на шаг. Он и не заметил, как Эвлин, вытащив из ножен свой кинжал, многозначительно направила его острие чуть ниже пояса мужчины. - Я всего лишь желал пожелать вам хорошего дня, обсудить ваш визит в лагерь. Кстати, а почему вы привезли с собой князя Юанна?

Эвлин хмыкнула и убрала кинжал. Этот человек её раздражал. При малейшей опасности он пытался казаться непричастным, словно его даже рядом не было в этот момент. Верности от подобных слуг ожидать было нельзя. Сейчас, когда весь Вороний утёс остался на юного Юанна, Эвлин должна была оберегать и защищать сына. Она была не только его регентом - Алак попросил мать защищать Апрак, пока он не закончит обучение в Академии. Сейчас ситуация изменилась, старший сын отправился на войну, и Вороний утёс всё так же держался на плечах вороньей княгини.

- Налей мне вина, - бросила Эвлин, усаживаясь в кресло. - Я желаю отпраздновать последнюю победу моего императора. Кажется, он победил войско из восьми тысяч воинов возле границ с Елесом?

В горле пересохло, и женщине с дороги сильно хотелось пить. Прямо сейчас княгиня не напоминала благородную даму, супругу покойного князя. Она была настоящей воительницей, гордой, опасной. Она была Шакалом. Жаль, что вся прежняя красота её иссякла. Лицо покрыла сеть морщинок, золотистые волосы начали седеть, а глаза потемнели от усталости. Грудь слегка обвисла и больше не была столь упруга, как раньше. А ведь когда-то давно десятки восточных князей желали заполучить руку и сердце молодой шакальей княжны. Интересно, возжелали бы они её сейчас?

- Прошу, ваша милость, - Шакаэн протянул ей бокал. - Ваш сын, да славится имя его на века, действительно победил врага у Елеса, но эта победа мало что ему принесла. С таким же успехом он мог выставить своих людей в линию и сам убивать каждого десятого воина, чем отправлять их на бесполезную гибель.

- Его победы вдохновляют наших солдат, - возразила Эвлин.

- И раздражают князей. Они хотят перейти через Чёрную грань и ударить Корсакам в лицо, а не возвращать свои земли по кусочкам. Весьма бесполезным кусочкам.

Эвлин покрутила бокал вина в пальцах, пристально осмотрела кроваво-красную жидкость и поднесла к губам. Краем глаза женщина заметила комок, неожиданно проскользнувший по горлу Локсара. Яд? Сомнений нет. Запах почти незаметный, нормальному человеку различить его трудно. Но воронья княгиня была Тельмари, Шакалом, и её с самого детства обучали алхимии. Она знала больше сотни рецептов ядов, зелий и эликсиров, и могла подобрать противоядие к каждому из них.

- Корень чёрной амброзии, шесть капель сока баладоны и... лепестки синелистника? - протянула Эвлин, внимательно следя за белеющим лицом Шакаэна. - Вы действительно рассчитывали убить меня этим?

- Ваша милость, я бы никогда... - выдавил Локсар, но воронья княгиня ему улыбнулась и протянула бокал с вином.

- На вашем месте я бы заменила сок баладоны на хворостень. Он выделяет не такой явный запах, да и действует значительно быстрее. Впрочем, его довольно трудно достать. Но если вы хотели убить меня или Юанна, то могли бы и постараться, - женщина вложила бокал Шакаэну в руки и улыбнулась. - Пейте, мой князь. Отпразднуем "бесполезную" победу моего сына.

Локсар изумлённо смотрел на неё, не в силах произнести ни звука. Он лишь мотал головой и пятился назад, но Эвлин продолжала идти навстречу ему и сжимала его руки вокруг ножки бокала. Этот человек пытался её убить. И использовал для этого яд. Это было равносильно тому, что утопить рыбу или сжечь дракона. И Эвлин не могла этого простить.

- Пейте, Шакаэн. Я приказываю, - женщина толкнула руки Локсара, заставляя того поднять бокал. Испуганно посмотрев на плещущуюся жидкость, мужчина поморщился. После этого он зажмурился и с большим трудом заставил сделать себя глоток. Эвлин подождала, пока он проглотит, и отступила на несколько шагов назад. Семь секунд, вот время, что было отведено Шакаэну. Мужчина не потрудился изготовить противоядие на подобный случай. А Тельмари всегда просчитывали все шаги наперёд, не позволяя себе столь глупых ошибок.

- Один, два, - считала Эвлин. - Вам есть что сказать?

- Четверо не спасут вашего сына.

Его голос прозвучал настолько холодно и безразлично, что княгиня вздрогнула и подняла на Шакаэна удивлённый взгляд. Тот был предельно спокоен и лишь со странной усталой улыбкой смотрел на ожерелье Эвлин - паучью сеть, символ Бракхаракха.

- Семь, - произнесла женщина и вздрогнула, когда Шакаэн вдруг пошатнулся и схватился за горло. С уголка его губ потекла слюна, смешанная с пеной, глаза закатились и, казалось, были готовы лопнуть. Тело мужчины рухнуло к ногам вороньей княгини и ещё несколько секунд дёргалось в конвульсиях, пока наконец не успокоилось. Лишь после этого Эвлин отвернулась и позвала стражу.

- Уберите это тело отсюда, - приказала она. - И принесите мне другого вина.

Когда стража утащила бездыханное тело Шакаэна, Эвлин приглушённо усмехнулась и отвернулась. Локсар никогда не отличался умом. Глупый мужчина. Он пытался отравить одного из самых умелых алхимиков и мастеров яда Тверди. Шакаэн мог нанять убийц, мог устроить несчастный случай... но из всех возможных вариантов он выбрал именно этот. Пытаться убить женщину её собственным оружием - каким дураком нужно быть, чтобы решиться на такое? Но его последние слова вызывали у Эвлин странную тревогу.

Спустя какое-то время снаружи послышались голоса. Когда Эвлин обернулась, у входа уже стоял высокий мужчина с отвратительным шрамом, пересекавшим глаз. Калеки. Одни сплошные калеки. Большинство этих воинов получили ранения совсем недавно, максимум год назад - когда война только началась. В мирное время так изуродовать себя было трудно.

- Госпожа Таодан? - вошедший мужчина поклонился ей.

- Гарар Джонарах, - Эвлин расплылась в фальшивой улыбке. Это было одно из главных правил этикета, которому обучила её мать в Беш-каре. Улыбаться всем, даже если на душе отвратительно, а человек, стоящий напротив, твой злейший враг. Но Гарар был одним из самых преданных людей Марвина Таодана, и Эвлин доверяла ему. Её недружелюбность была вызвана лишь тем, что один из младших князей только что предал её. А господин Джонарах был к этому абсолютно не причастен.

- Вы в порядке, ваше величество? - напряжённо спросил Гарар. - Я видел, как стража вынесла труп Локсара. Что случилось?

- Этот жалкий червяк предал меня. Подлил яд в вино и подал мне. Думал, что я не почувствую запах, - Эвлин усмехнулась. - Сколько раз меня пытались отравить? Около двадцати? И, тем не менее, я до сих пор жива. Кому-то упорно не нравится, что Шакал сидит на вороньем троне.

- Вашу сестру в Причале Саварга любят больше, - заметил Гарар. Он обогнул большой стол с картой стороной и опустился на скамью. Пока паж его наливал ему свежего вина, мужчина взял в руки пешку с головой ворона и внимательно осмотрел её. Искусная работа - Эвлин сама не могла налюбоваться натуральностью. Казалось, что даже глаза из чистого сапфира живые и вот-вот посмотрят на тебя.

- Сельвиги - шайка идиотов и доверчивых дураков, - усмехнулась Эвлин, опускаясь в кресло напротив Гарара. - К тому же, Гайя никогда не была на меня похожа. Она умеет льстить, скрываться, действовать тайно. Она как настоящий Пёс, никогда не говорит в лицо то, что думает. Я уверена, в Подполье ей точно были бы рады. Настоящая Крыса.

По лицу Джонараха скользнуло смущение - он не ожидал, что Эвлин будет так откровенно говорить о своей сестре. Да с такой злобой и презрением в голосе. Воронья княгиня лишь расплылась в улыбке и, взяв у пажа из рук бокал с чистым вином, сделала глоток. Вот и ещё одно подтверждение тому, что Эвлин слишком прямолинейна. Даже в присутствии своих подчинённых она не стеснялась говорить открыто, без уловок и хитростей. Это делало её отвратительным дипломатом. Женщина хорошо умела убивать, а когда враг твой пьёт отравленное вино или ест пищу, посыпанную ядовитым порошком, абсолютно неважно, умеешь ты вести дипломатические отношения, или нет.

- Вы привезли с собой молодого князя, - пробормотал Джонарах, когда решил, что может начать разговор.

- Да, - Эвлин пожала в ответ плечами. - Я посчитала, что здесь ему будет безопаснее. Как ни как, вокруг целое войско. Куда надёжнее, чем четыре каменные стены, полные предателей и безумцев.

Гарар изумлённо посмотрел на неё. Ах, конечно же, капитан совершенно не подозревал, что весь Вороний Утёс был полон людей, жаждущих захватить трон. Шакаэн был одним из многих, и далеко не первым. Его попытка тоже была отнюдь не самой удачной. Эвлин до сих пор помнила, как дворцовому повару почти удалось отравить её. Зажаренная куропатка, что он принёс ей на обед, имела абсолютно нормальный запах. Лишь уже положив кусок птичьего мяса в рот, княгиня почувствовала отвратительный приторный вкус ханшаня, вызывавшего долгую мучительную смерть, буквально превращая желудок в месиво из крови, гноя и полупереваренной пищи.

- К тому же, воины будут рады, увидев, что их князь лично приехал их поддержать, - улыбнулась Эвлин. Джонарах пристально посмотрел на неё и покачал головой:

- Их князь - господин Алак, а не десятилетний мальчишка, - пробормотал Гарар и вздрогнул, когда Эвлин резко поднялась и ударила кулаками о стол. Лицо женщины исказила гримаса злости, сделав княгиню ещё больше похожей на настоящего Шакала.

- Алак сейчас император, он правит всем Фабаром и не может сидеть на троне Таоданов! У него свой вороний трон в Беланоре. Свои заботы. А князем Вороньего Утёса по праву считается Юанн. Если Алак чем-то будет недоволен - он лично выскажет это мне. Но где мой сын? Пытается захватить Елес с кучкой кочевников и спит со змеиной девчонкой!

Наблюдать за тем, как лицо Джонараха становится пунцовым от смущения, было даже забавно. Эвлин, вновь опустившись в кресло, лукаво посмотрела на капитана и улыбнулась. Люди, окружавшие её, делились на два типа: первые были настолько отвратительными, что от них можно было ожидать чего угодно, вторые были благородными и честными до тошноты. К их числу и относился Гарар. За столько лет, что он случил Таоданом, ему так до сих пор и не удалось привыкнуть к прямолинейности вороньей княгини. А ведь Эвлин впервые познакомилась с ним, когда он ещё был простым рядовым, пятнадцать лет назад. Случайно столкнулась с ним. Джонарах всегда хорошо служил, это была его особенность. Но ему не хватало хитрости, чтобы подняться ещё выше, и он так и оставался капитаном одного-единственного отряда.

Откинувшись на спинку кресла, Эвлин окинула мужчину лукавым взглядом. Пожалуй, это можно было использовать. Воин, что не может добиться повышения. Теперь в Вороньем Утёсе правил Юанн, а Эвлин была его регентом. Она могла назначать новых командиров, главнокомандующих... У Джонараха был талант. Он умел руководить людьми и составлял превосходную тактику для каждого сражения. Будет жалко, если такой талантливый человек пропадёт зазря.

- Капитан Гарар, - улыбнулась Эвлин, пристально следя за реакциями мужчины. - Скажите мне, как идут дела у моего сына? Все ли княжества Фабара верны ему?

Джонарах нервно сглотнул. Он видел, что Эвлин и без того всё известно. Тем не менее, мужчина без колебания ответил:

- Орлы отказываются подчиняться. Они и раньше не высылали флот, хотя их просил сам князь Альвиш, а теперь приказали своим войскам возвращаться с передовой обратно в Бухту Огней.

- Вот как... - Эвлин слегка наклонила голову, раздумывая. Она никогда не любила Орлов. Гарсаны, самовлюблённые князья и княгини, возомнившие себя потомками самых первых благородных родов Тверди. На деле же они ничем не отличались от других Птиц. Во времена Империи Воронов Гарсаны даже не входили в число приближённых ко двору князей! А теперь эти предатели не собирались подчиняться её сыну, законному наследнику вороньего трона.

- Капитан Гарар, скажите мне, если я прикажу захватить Бухту Огней... у нас это получится? - поинтересовалась Эвлин, не сводя с Джонараха пристального взгляда. Этому вопросу мужчина совершенно не удивился. Слегка склонив голову, он прохрипел:

- Нет, моя госпожа. У Орлов больше людей. К тому же, среди ваших уездных князей есть предатели. Вам будет опасно выступать против Гарсанов. Не будет ли разумно дождаться, пока ваш сын захватит Елес...

- Что может произойти через месяц, два, полгода, год... Ты обладаешь даром предвидения? Можешь назвать мне день, когда мой сын захватит княжество Рысей? Война идёт уже больше полугода, а мы до сих пор не можем вернуть контроль над собственными землями.

- Мы захватили Драмир...

- И потеряли его! - воскликнула Эвлин. - А вместе с ним и двух Соколов! А мой племянник до сих пор не написал ни строчки. Ни отцу, ни матери, ни мне. Ни Алаку. Никому. Если ты и шайка таких же идиотов свято верите в то, что мой сын выигрывает войну, вы глубоко ошибаетесь. Псы сражаются на два фронта и одновременно с тем следят за Югом, в то время как мы не можем подавить недовольство в рядах собственной армии! Мы на грани сокрушительного поражения, мой капитан. И я не позволю своему сыну закончить так же, как и последний император Воронов - с мечом в груди. Я спрошу ещё раз: если я прикажу захватить Бухту Огней, у нас это получится?

На этот раз Джонарах задумался. От него не требовалось подтверждать или отрицать этот факт. Он должен был предложить свои варианты. И Эвлин наконец добилась этого. Гарар просиял в лице и отрывисто кивнул головой:

- Да, если ваша милость заручится поддержкой Сов, то мы сможем захватить Бухту Огней. Я уверен, что среди Юкарлов найдутся те, кто выступит на вашей стороне. В конце концов, вы...

- Шакал, - усмехнулась Эвлин, прикрывая глаза. - Нет, они не выступят на моей стороне. Но они пойдут за Юанном. В отличие от меня, он крови Ворона. Придётся моему милому мальчику становиться настоящим князем.

Джонарах кивнул головой. На войне было неважно, сколько тебе лет. Мужчина собственными глазами видел мальчишек одного с Юанном возраста, что сражались в одних рядах со взрослыми. А маленький князь Тигров? Он тоже лишился отца, и пускай бразды правления теперь перешли в руки его матери до совершеннолетия мальчика, ему пришлось стать мужчиной. Эвлин не любила вспоминать Змеев, но даже среди них было живое подтверждение её слов - Аньен Песчаный Принц. Ему только-только исполнилось десять, а он уже был хорошим воином, сидел на спине собственного коня и храбро сражался едва ли не в первых рядах змеиного войска. Мужчина - это отнюдь не тот, кто переспал с девушкой. А тот, кто готов постоять за себя и своих близких, встретиться с неприятностями и испытаниями лицом к лицу.

- Хорошо, - резко произнесла Эвлин, поднимаясь на ноги. - Мы оба друг друга прекрасно поняли. Капитан Гарар, надеюсь, что вы сможете обеспечить безопасность моего сына, пока я нахожусь с визитом у наших дорогих Сов. Хотя, я бы не отказалась от вашего сопровождения - Юкарлы никогда не любили меня, Шакала. Теперь, когда я осталась без защиты Марвина, многие Птицы ополчатся против меня.

- Я буду следить за вашим сыном и днём и ночью, моя госпожа, - Джонарах отрывисто кивнул головой. - Позвольте мне выделить вам нескольких ребят. Они всегда верно случили вашему покойному мужу. Им и в голову не придёт желать зла вашей милости. С ними вы будете в безопасности.

"Надеюсь", - подумала Эвлин и, кивнув на прощание Гарару, быстрым шагом направилась прочь из шатра. Женщина никому никогда не доверяла, и это не раз спасало ей жизнь. В этой суровой реальности даже родной сын может предать - Джакал был прекрасным примером. Он угрожал расправой собственному отцу, чтобы тот выделил ему флот. Разве был этот мальчишка Сельвигом? О, нет, он был истинным Тельмари, и никакие серые накидки с уродливой красной птицей не могли этого скрыть. Если бы Эвлин доверяла всем, то не дожила бы в Латаэне и до шестнадцати. На Востоке действовали суровые правила - каждый сам за себя. Семейные узы там были лишь пустым набором звуков. Жена предавала мужа, отец убивал собственных детей. И так было всегда. На протяжении многих сотен лет, даже когда Империя Ворона была ещё в самом расцвете своих сил. И теперь, во всей этой отвратительной лжи и притворстве, Эвлин была вынуждена искать себе союзников, чтобы хоть как-то помочь Алаку. Этот мальчик был одним из немногого, что осталось после смерти Марвина Таодана. Её драгоценного храброго Ворона.

А была ли его смерть естественной?..

***

Рана в груди почти не болела, хотя Гертруда настаивала на том, чтобы Кольгрим не покидал лазарета. Чтобы избежать столь затянувшегося общения с лекарями, мужчина попросил, чтобы к нему просто приставили одного из целителей. Молодой князь совершенно не ожидал, что Светлана вызовется одной из первых.

Мать научила девочку не только изготавливать отравы и яды, но и обрабатывать серьёзные раны и накладывать швы. Интересно, если бы Зинерва обладала даром предвидения, стала бы она обучать всему этому свою дочь, зная, что рано или поздно та встанет на сторону врага? Или вовсе убила её при самом рождении? Королева была жестоким человеком, но семья значила для неё всё. По крайней мере раньше, когда Виктор и Светлана только-только появились на свет. Что теперь было на уме у этой страшной женщины, не знал никто. Кольгрим же старался не забивать себе голову размышлениями о чём-то подобном. Он был варваром, северянином, а Зинерва - врагом, которого необходимо устранить, даже если это женщина.

Хоть Светлана и была принцессой дома Фаларнов, Кольгрим доверял ей. Другие варвары её обществом были недовольны. Для них она была в первую очередь дочерью Зинервы, королевы Латаэна, их злейшего врага. Кто-то из капитанов даже пытался заверить танов, что принцесса может попытаться убить их. Мать наверняка заслала её, как шпионку и убийцу, и стоит только потерять бдительность, и она проявит своё истинное лицо Корсака. Но Делаварфы не воспринимали эти угрозы всерьёз. Если бы Светлана действительно хотела их убить, она бы сделала это уже давным-давно - были десятки удобных случаев. Кольгрим неделю пролежал без сознания после взятия Шекрата, и всё это время принцесса была с ним. Ей достаточно было только найти кинжал. Или схватить подвернувшуюся под руку подушку. Но девочка не стала причинять волчьему князю вред. Наоборот, она стремилась помочь ему и подсказывала лекарям, какие лучше брать травы, чтобы раны быстрее зажили.

Теперь, когда Кольгрим снова встал на ноги, Светлана не покидала его ни на секунду, отлучаясь лишь для того, чтобы тайно понаблюдать за Свидживальдом. Как-то раз Улвир застал её за этим занятием. Девочка сидела за старыми вазами из ровельского камня, славившегося своими узорами, и осторожно выглядывала из своего укрытия. Принцесса даже не шелохнулась, когда Кольгрим проходил мимо.

- Молодой леди не пристало сидеть в грязи и пыли за старыми битыми вазами, - усмехнулся Волк, останавливаясь рядом со Светланой. Девочка приглушённо пискнула, и чёрный ворон на её плече тут же устремил на князя недовольный взгляд.

- Я... не подумай, я ничего такого не делала! - едва слышно прошептала девочка и вжала голову в плечи. Должно быть, она понимала, что со стороны её поведение было похоже на настоящий шпионаж. - Я просто наблюдала, я не соглядатай, не шпион, не убийца!

Кольгрим усмехнулся. У Светланы был чистый, искренний взгляд невинного ребёнка, не способного причинить вред ни одному живому созданию этого мира. Маленький лучик света среди тьмы. Улвиру даже не хотелось думать, как юная принцесса жила до этой их встречи. Вечные дворцовые заговоры, убийства, перевороты. Ей повезло, что она родилась в эпоху Раздробленных княжеств. А Эдзард собственными глазами видел войну Корсаков против императора и падение Аэгона Ворона. Тёмные времена не прошли - они возвращались вновь. Жизнь всегда совершала круг, и иногда Кольгриму казалось, что в этом мире действительно существует лишь один путь, вечно повторяющийся, словно замкнутое кольцо.

- Для шпиона ты мелковата, - хмыкнул Кольгрим, присаживаясь рядом на корточки. - Да и страхом от тебя несёт за версту.

Светлана посмотрела на него удивлённо. Даже позабыла о том, что ей не стоит высовываться из своего укрытия.

- Ты чувствуешь... Твои чувства настолько обострились, после... ну... этого? - девочка с трудом подбирала слова. По непонятным Кольгриму причинам ей был стыдно спрашивать у него о том, как он стал одним из детей Луны, волколаком. Как будто это было что-то столь же сокровенное, как первая брачная ночь или рождение ребёнка. Многие варвары-волколаки ничуть не стеснялись своего перерождения. Свидживальд и вовсе с такой гордостью рассказывал, как кровь далёких предков проснулась в нём в семнадцать, когда он сражался в неравном бою против Псов, что можно было подумать, что это какой-то невероятный подвиг, делающий его героем.

- Ну, можно и так сказать, - кивнул головой Кольгрим, оглядываясь.

Пепельные волки были заняты своими привычными делами - ссорились, ругались и дрались. Свидживальд сидел на троне из дерева, шкур убитых зверей и их костей, что украшали спинку, создавая ощущение, словно она усеяна острыми шипами, и смотрел на своих людей с широкой улыбкой на лице. Его забавляло, когда кто-то дрался. Ещё больше Проклятый Клык любил, когда во время сражения один боец убивал другого. Вид чужой смерти будоражил кровь Пепельному волку. В свои тридцать он слишком по-детски относился к собственным подчинённым, словно для него они были обычным расходным материалом.

- Уж не положила ли наша принцесса глаз на Пепельного волка? - усмехнулся Кольгрим. Светлана тут же вспыхнула и, отведя взгляд, принялась теребить в руках края своего нового платья, уже успевшего покрыться слоем пыли и грязи.

- Н... нет, что ты! Просто... Знаешь, за ним довольно интересно наблюдать, - вдруг призналась Светлана, по-взрослому сложив руки на своей детской, ещё несформировавшейся груди. - Он похож на настоящего зверя. Дикого, непокорного. Которого сложно приручить. И даже если лишить его свободы, он будет до последней капли крови пытаться вырваться из своих оков... - она примолкла, пристально посмотрела на Свидживальда и выдохнула: - Все варвары такие же?

Кольгрим усмехнулся. Ему только что показалось, или?.. Впрочем, неважно. Девчонке двенадцать лет. Всякое может взбрести ей в детскую голову.

- Не все, конечно же, - хмыкнул князь, опускаясь на пол рядом с принцессой. - Если бы ты так же пристально следила за Эдзардом, то заметила бы, что он совсем отличается от Свидживальда.

- Но Эд старик! - на лице Светланы отразилось недоумение. - Ему положено быть хмурым, спокойным, ворчливым и вечно надоедающим своими советами и нравоучениями.

- Поверь, за время нашего общения и из рассказов Гертруды я убедился, что он был таким всегда, - усмехнулся Кольгрим. Его забавлял весь этот разговор. - Именно поэтому варвары говорят, что Эдзард - мозг Кербера, Гертруда сердце, а Свидживальд... Кхм, пожалуй, тебе рановато слышать такие вещи.

Светлана показала ему язык и, поднявшись на ноги, бросила ещё один мимолётный взгляд в сторону лагеря Пепельных волков. Один из бойцов повалил другого на пол. Занесённая булава проломила череп как яичную скорлупу и размахала по полу мозги. Толпа тут же разразилась одобрительными криками, а Свидживальд усмехнулся, обнажив белые зубы с острыми клыками. Действительно, настоящий зверь - дикий и беспощадный. Тяжело вздохнув, Светлана подобрала подол своего платья и заспешила прочь по коридору, стараясь не попадаться на глаза Свидживальду. Он и так, наверное, был удивлён её внезапным появлением из-за кучи старых потрескавшихся ровельских ваз.

На холодных стенах плясали огни, принимая формы различных чудовищ и совсем слабо освещая огромный круглый зал, в котором собрались, казалось, тысячи людей. Те, кто не помещался внизу, ютились на небольших каменных балконах, вид с которых открывался, пожалуй, даже лучше. Но варвары стремились оказаться ближе к тому, что происходило там, у огромной жаровни, в которой танцевало ненасытное пламя, языками своими обжигавшее четыре стоявшие рядом фигуры. Молодые воины, ещё никогда не бывавшие в Шекрате, с опаской оглядывались на массивные черепа, вывешенные вдоль стен между балконами. Что за чудовища это были? Драконы? Нет, тот, что находился слева, без сомнения, принадлежал волку. Но каких размеров он был, если рука человека спокойно могла поместиться в его пасти и даже оставить немного свободного места?

За огромной жаровней сидели несколько широкоплечих мужчин с мощными руками, которыми, казалось, легко можно было сломать человеческий череп, как грецкий орех. Но эти люди просто сидели и били в огромные барабаны, издававшие громкий гул, эхом разносившийся по круглому залу. И больше не было ничего. На военных советах варвары не любили музыку. Различные рожки и флейты они признавали лишь на празднествах в честь победы или чьей-то свадьбы. Кольгриму до сих пор тяжело было привыкнуть, что даже на пиру были только барабаны. Словно громкое, отчётливое напоминание о том, что война продолжается и в любой момент может быть пролита кровь.

Светланы рядом не было. Она, по приказанию Гертруды, стояла вместе с лекарями в другом конце зала. Впрочем, оттуда хорошо было видно Пепельных волков, и Кольгрим мог поклясться, что принцесса всё это время буравила спину Проклятого Клыка пристальным взглядом. Как Свидживальд ещё икать не начал?

Эдзард медленно поднял руку, и барабаны стихли. Собравшиеся в зале варвары тут же устремили взгляды на троих танов и Улвира - они стояли на небольшой каменной платформе, возвышавшейся над полом. За спинами их горела жаровня, и стоявшим в первых рядах людям приходилось жмуриться от яркого света. Многие смотрели на Кольгрима удивлённо - его запах изменился, стал похожим на их. Молодой Волк не знал, куда деться от этого чрезмерного внимания. Почему бы им не смотреть на танов?

- Братья и сёстры! - хрипло прокричал Эдзард. Взглядом старого волка он окинул собравшихся, как вожак стаи своих подчинённых. - Дети Луны и Солнца! Сегодня настал день, когда нам пора решить - кто мы. И с кем мы.

Не успел Эдзард договорить, как Свидживальд уже подхватил его, и последние слова получились смазанными, но смысл их всё равно остался всем понятен. Кольгрим до сих пор не мог привыкнуть, что таны говорят, думают и действуют как единое целое. Ему никогда не стать частью всего этого.

- Издавна нас было трое. Три головы, что видят и знают всё, что происходит в Сангенуме. Трёхголовый Кербер - вот, кто был на наших знамёнах всё это время. Наше прошлое и настоящее, - голос Свидживальда на мгновение оборвался. - Но настал миг, когда мы поняли, что три головы смотрят лишь в три стороны. Некому прикрыть нам спину. Некому помочь нам в трудную минуту. Три головы не могут знать всё, как не могут посмотреть за собственную спину. Враги расставили ловушки прямо у нас под носом. А мы искали их в совершенно другой стороне.

- Но настал тот день, когда мы уверенно можем сказать, что времена разлада и раздора прошли, - вновь подхватил Эдзард. - Это значит, что с этого момента всё изменится. Мы уже не будем такими, как прежде. Враг не считался с нашей силой - он считал нас грязными животными, способными только убивать и следить за собственной стаей. Он считал, что мы не знаем слов "друг", "товарищ". Но сегодня будет тот день, когда он поймёт, насколько сильно ошибался! Я клянусь в этом собственной кровью! Собственной жизнью!

Остальные таны повторили его слова, и Кольгрим почувствовал странную энергию, исходившую от толпы. Всего несколько фраз, и все эти люди уже внимали Делаварфам, как птенцы своим родителям с клювом, полным еды. Манипулирование - вот главная особенность Керберов. Они словно проникали в мысли и разум каждого человека, заставляя его подчиняться.

Несколько мужчин вынесли огромные фиолетовые знамёна, на которых были изображены керберы. Огромные трёхголовые псы с чудовищными клыкастыми пастями - именно такими Кольгрим всегда представлял их. При виде флагов варвары разразились громкими одобрительными криками. Но Улвир интуитивно догадался, что знамёна вынесли сюда не для этого. Что задумали таны?

- Настал тот день, когда мы докажем, что мы знаем значение слов "друг", "товарищ"! - воскликнула Гертруда, делая шаг вперёд. Её рыжие волосы казались языками пламени при свете жаровни на фоне этих фиолетовых знамён. - Настал тот день, когда мы станем величайшим народом Севера! Братья и сёстры! Настал день преображения Кербера! Смотрите же, мои братья и сёстры! Смотрите и запомните этот день! Вы будете пересказывать этот момент своим детям, внукам, правнукам! Потому что этот день войдёт в историю! День, когда Кербер сбросил оковы и выступил против Псов в полную силу. День, когда нас... стало...

Она вдруг вскинула руки, и мужчины, стоявшие за её спиной, подожгли низ знамён. Кольгрим вздрогнул - огонь быстро охватил ткань и потянулся вверх, заглатывая всё на своём пути. Добравшись до белого кербера, он поглотил его, и Улвир с удивлением обнаружил внизу другой рисунок. Новый.

- День, когда нас... стало... - шёпотом повторила Гертруда и на мгновение прикрыла глаза. Когда пламя поглотило остатки старого знамени, женщина вдруг закричала так, что голос её ещё долго эхом бродил по залу: - ЧЕТВЕРО!

На фиолетовом фоне красовался огромный белый кербер с четырьмя головами, распахнувшими устрашающие клыкастые пасти. При виде нового знамени варвары вдруг разразились громким одобрительным криком, поглотившим эхо от слов Гертруды. Кольгрим изумлённо смотрел на флаги, не веря собственным глазам. Он до последнего мгновения не мог всерьёз воспринять мысль о том, что происходит. Словно это был сон. Совершенно невероятный, просто невозможный. Это была не реальность, нет. Просто волшебство.

- Да здравствует Серое братство! - прокричала Светлана откуда-то со стороны, приложив свои бледные ладони ко рту. - Да здравствует Мрачный жнец!

Варвары ответили ей одобрительным криком, и Кольгрим почувствовал, как Эдзард кладёт свою руку ему на плечо. В другой он держал большой двуручный меч, Волчье сердце - наследие Улвиров, передававшееся из поколения в поколение, но утерянное десятки лет назад во время падения Империи. На угольно-чёрном лезвии отражались языки танцующего пламени. Когда Эдзард вложил рукоятку с гардой в виде волчьей морды в руку Кольгриму, молодой князь рухнул на одно колено и склонил голову. Он не знал, как ещё выразить танам своё почтение и благодарность. В груди бешено колотилось сердце. Волчье сердце.

- Никогда, никогда больше не преклоняй перед нами колена, брат! - прошипел Эдзард, рывком поднимая его на ноги. - Никогда не смотри снизу вверх, как приучили тебя эти паршивые шавки Фаларнов. Никогда не бойся говорить нам то, о чём ты думаешь. Наши мысли - твои мысли. Наши жизни - твои жизни. Наши люди - твои люди. Мы - это ты, а ты - это мы. Смотри же мне в глаза, как равный, Серый волк. Ты один из нас.

- Ты нашей крови. Ты волк, пускай и выращенный собаками. У тебя есть клыки и желание бороться, - подхватила Гертруда, смотря на Кольгрима в упор, отчего мужчина легко мог почувствовать её запах. - Я с радостью назову тебя братом и приму в своём доме. Я отправлю с тобой своих людей, если ты попросишь. Я поддержу тебя в тот момент, когда тебе будет требоваться помощь.

- Обратного пути больше нет, Серый, - усмехнулся Свидживальд, опуская свою руку на другое его плечо. - Либо ты один из нас, либо один из этих собак. Ещё есть время передумать. Ты можешь поджать хвост и броситься обратно к Псам, мы не тронем тебя. Но больше никогда не примем вновь. Так каково же твоё решение, Серый?

Кольгрим впервые попытался посмотреть на них, как на обычных людей. Как на равных. За полгода он привык надеяться на то, что эти люди сделают всё за него. Ему стало привычно прятаться за их спинами, подчиняться, терпеть унижения от Проклятого клыка. Но теперь... теперь Кольгрим впервые ощутил себя настоящим волком. И под пристальным взглядом людей, собравшихся в зале, он чувствовал себя ещё уверенней. Он был одним из них, был одной с ними крови. Был их другом и братом.

- Я так понимаю, у Кербера теперь четыре головы? - усмехнулся Кольгрим. - Никогда бы не подумал, что Делаварфы решатся на такое только из-за того, что у них не защищена задница.

- Эй, эй, полегче, приятель! - воскликнула Гертруда и рассмеялась. - Такие откровенности лучше говорить с глазу на глаз.

- Какие мы нежные! - хмыкнул Свидживальд. - Поди, сама думала именно об этом. Правда глаза режет, Гертруда?

- Это ты начал про спину говорить, - тут же огрызнулась женщина. - "Кербер смотрит только в три стороны!". Тьфу! Вечно у тебя на языке одни пошлости, Свидж. Ещё и Серого этому учишь.

Кольгрим рассмеялся, и Делаварфы, переглянувшись, подхватили его смех. Они действительно были теперь равны. Может, Улвир и вырос в других землях, с детства привык к правлению Корсаков и не знал ничего другого, но он стал настоящим Волком, истинным варваром. Словно он родился в Латире, а три тана были его семьёй.

- Таны видят, таны знают, - усмехнулся Кольгрим, чувствуя, будто от этих слов по телу его разливается невиданная мощь. Он стал одним из них. Сердце в груди рвалось наружу, и молодой князь с трудом сдерживал желание завыть по-волчьи. Когда-то давно у него был лишь брат. Ни отца, ни матери. Только Мартин. Ему некого было защищать, не о ком было заботиться. Он был одиночкой, Полярным Волком, что бродил по лесам вдали от людей и шумных деревень. Но теперь у него была жена, был его собственный клан, братья - не только Мартин, но и Эдзард, Свидживальд, Ракш, и сестра - Гертруда. Они стали ему семьёй, которой у него никогда не было.

Ударили барабаны, и зал потонул в громких восторженных криках варваров. Кольгрим знал, что за этим последует - очередной пир, полный веселья, еды и выпивки. А Свидживальд снова будет пытаться его напоить. Чтож, теперь было за что веселиться и праздновать до самого утра. Улвир чувствовал себя так, словно он переродился. Этой ночью от прежнего Волка не останется ни следа. Теперь он один из них. Он тан.

За холодными каменными стенами продолжали слышаться громкие радостные крики пировавших воинов. Трубы и волынки, барабаны и странные трещотки, больше похожие на скрежет зубов каких-то чудовищ... Эта музыка преследовала Кольгрима каждый раз, не давая ему покоя и проникая в мысли настолько глубоко, что и не выкинуть. Лишь здесь, в пустынном зале, мужчина мог отвлечься и отдохнуть. Ему непривычно было пировать вместе со всеми. Он одинокий Волк, привыкший к тишине и покою. Пляски и веселье - это было не для него. Даже на собственной свадьбе Кольгрим не позволил себе выпить и капли вина. И может он теперь был таном, это был не повод отказываться от своих привычек и убеждений.

- Мрачный, тихий, как всегда, - послышался насмешливый голос. Кольгрим приоткрыл глаза и заметил Свидживальда. Проклятый Клык опустился на пол рядом и устало закинул голову. - Тебя в конец доконал этот праздник, да?

- Есть немного, - пробормотал Кольгрим и снова закрыл глаза. Он предпочёл бы остаться в одиночестве, но раз Свидживальд пришёл к нему, то не выгонять же его. Пепельный волк тоже искал тишины и покоя. Хотелось верить, что в этот неприметный крохотный зал, в котором потолок не позволяет выпрямиться во весь рост, не сбегутся все эти люди, что продолжали пировать в соседних комнатах. - Пришёл просто посидеть и расслабиться?

- Можно и так сказать, - Свидживальд был в каком-то странном приподнятом настроении. Лицо его исказила самодовольная усмешка, а в усталых глазах был виден едва заметный огонёк. Проклятый Клык что-то задумал. Жаль, что Кольгрим ещё не научился читать мысли других танов. Тем достаточно было только взглянуть на лицо товарища, чтобы понять, что было у него на уме.

Они сидели в тишине. Кто-то должен был заговорить первым, но оба не знали, зачем. О чём болтать? О шумном празднике, что выводил из себя их обоих? Свидживальд, может, и выпивал со своими товарищами, но терпеть не мог столь близкое и тесное общение с детьми Солнца. Во время праздников он старательно избегал любых связей со Зверьми, коими являлись Эдзард, Гертруда и их подчинённые. Кольгрим понимал его - это было равносильно тому, как кошку заставлять общаться с собакой. Дети Солнца и Луны всегда сражались между собой. Долгое время Пепельные волки были вынуждены подчиняться более сильным кланам - Снежным и Чёрным, ведь днём они были непобедимы из-за своего происхождения, а ночью брали числом. Неудивительно, что теперь, когда Кольгрим стал одним из волколаков, Свидживальд пытался с ним сдружиться. Союз с другим сыном Луны давал ему шанс быть хотя бы равным с другими танами.

- У тебя ведь есть жена, да? - неожиданно спросил Свидж, вырвав Кольгрима из раздумий. Мужчина удивлённо посмотрел на Проклятого Клыка и кивнул головой. Он совершенно не ожидал подобного вопроса.

- Хильда. Из Сатарнов. Мы поженились в конце лета, прежде чем я покинул дом и отправился к вам.

В глазах Свидживальда промелькнул странный огонёк. Обернувшись к Кольгриму, тан расплылся в широкой улыбке и как-то хитро и лукаво протянул:

- А она симпатичная? Ну, твоя Хильда. Я вроде слышал, что её Медвежьей Башкой зовут. Это прозвище как-то совершенно... не вдохновляет.

Кольгрим усмехнулся. Медвежья Башка? Давно он не слышал этого прозвища. Оно совершенно не вязалось с безобидной внешностью Хильды. По мнению самого Улвира, его милая Медведица больше напоминала снежный цветок, гордый, непокорный, но очень хрупкий и одинокий.

- Она настоящая красавица, - Кольгрим вздохнул и прикрыл глаза. - А Медвежьей Башкой её прозвали за шкуру, что она постоянно носит с собой. Накинет голову медведя себе на макушку и ходит, пугает слуг. Я первый раз честно был удивлён.

Свидживальд улыбнулся и кивнул головой. Он откуда-то достал флягу с вином и по привычке предложил Кольгриму, а потом, вспомнив, что Волк не пьёт, отхлебнул сам.

- У меня было две жены. Про первую ты должен был уже слышать. Мы тогда с Гертрудой враждовали, и моя милая Брегхет была сильно ранена одним из Чёрных волков. Я так и не нашёл в себе силы обратить её в волколака. Я был тогда ещё нерешительным мальчишкой, мне было семнадцать, - голос Свидживальда на мгновение пропал, но он быстро взял себя в руки и сделал ещё глоток вина. - От Брегхет у меня осталось двое крепких сыновей и красавица дочка. Старшему, Дирку, сейчас пятнадцать, он уже женился на одной из девчонок Эдзарда. У нас это распространено - сводить детей танов между собой. Моя старшая дочь, Брунхилд, выйдет замуж на одного из сыновей Гертруды, когда им обоим исполнится по двенадцать.

- А сколько у тебя всего детей? - удивлённо спросил Кольгрим, помня о том, что у Свидживальда была ещё вторая жена, которая четыре года назад умерла от оспы.

- Семеро, - Проклятый Клык приглушённо усмехнулся. - Пять мальчишек и две девчонки. Шадран дважды родила близнецов. Одним сейчас восемь, другим шесть. Совсем ещё дети. Хотя, сыновья уже учатся ездить на лошадях и держать в руках меч. У одного из них, Маллока, разные глаза, совсем как у твоего Ракша. Видимо, будет такой же волколак, как и я.

Кольгрим улыбнулся, вспомнив о Ракше. Юноша сейчас, должно быть, носился где-то по главному залу, мешался всем под ногами, пытался быть во всех местах одновременно. Он часто вёл себя как ребёнок. Улвир не удивился бы, узнав, что кто-то Ракша уже и напоить успел. К алкоголю парень был совсем не приучен.

- И зачем ты мне всё это рассказываешь? - поинтересовался Кольгрим. - Не думаю, что ты решил устроить вечер воспоминаний.

Лицо Свидживальда исказилось от недовольства - ему не понравилось, что Кольгрим сказал это вот так грубо и жёстко. Незаметно оскалившись, Пепельный волк вытащил из кармана трубку и принялся заталкивать в неё свежий табак. От его запаха Улвир поморщился и прикрыл нос ладонью - он был готов расчихаться в любой момент.

- Нет, конечно, - фыркнул Свидживальд. - Я не какая-то сопливая баба, чтобы устраивать эти вечера воспоминаний, жаловаться на неудачную любовь и на то, что я в который раз одинок. К этому я уже давно привык. Просто хотелось узнать, что ты думаешь на счёт этого.

- На счёт чего? - Кольгрим вздёрнул бровь. Он не понимал, к чему клонит Свидживальд. Да и довольно неожиданно было, что Пепельный волк вдруг хочет узнать его мнение. Молодой князь всё никак не мог привыкнуть к мысли, что он теперь такой же тан, как и Делаварфы.

- На счёт того, чтобы я взял Светлану в жёны.

Кольгрим невольно поперхнулся и долго ещё пытался прокашляться, пока Свидживальд не постучал ему по спине. С трудом переведя дух, Улвир изумлённо посмотрел на Делаварфа. Это что, шутка такая?

- Свидж, она ещё ребёнок. Ей двенадцать.

- Мне выбрали невесту ещё при рождении, - фыркнул Свидживальд. - И Брегхет вышла за меня замуж в двенадцать. К тому же, я не такой уж и старый, Кольгрим. Мне всего тридцать. Да мы с тобой почти ровесники! И что-то это не остановило Йорана, когда он выдавал за тебя свою дочурку.

- Но Хильде уже было восемнадцать, - заметил Кольгрим. Ему казалось странным это решение. Жениться на двенадцатилетней девчонке? - К тому же, Светлана Корсак! Разве твои люди одобрят это?

- Я Шакал.

Этой фразы было достаточно, чтобы Кольгрим совершенно растерялся. Он изумлённо уставился на Свидживальда, не понимая, что вообще происходит. Проклятый Клык... был... Тельмари? О, это объясняло тот факт, что Кольгрим всегда видит в нём черты, совершенно не свойственные Делаварфам. Свидживальд отличался от варваров. Потому что он не был одним из них.

- Но... о боги, как?! - воскликнул Кольгрим и притих, когда Свидж приложил палец к губам. Выпустив клубок дыма, Проклятый Клык тяжело вздохнул и слегка наклонил голову набок.

- Я сбежал из дома, когда мне было семь. Старый вождь Пепельных волков принял меня как сына. А когда я подрос, то убил его и забрал его стаю. Так что не мне бояться Корсаков, Серый. А эта девчонка... она безобидна. Она невероятно чиста. Если и есть существо на свете чище Светланы, то это лишь сам Свет. Она не желает зла никому. Даже своим врагам. Иначе бы её здесь не было. Она продолжает любить свою мать даже после того, как та кричала на неё, била, унижала. Ты понимаешь это, Серый?

Кольгрим не ответил ему. Это было действительно так. Чище Светланы был лишь сам Свет. У неё даже имя состояло из этого слова. Невинное дитя, которому просто не повезло родиться в семье Корсаков. А что касается Свидживальда... Светлане он нравился. С каким восторгом она рассказывала о нём Кольгриму, когда они сидели в палатке вечером, и девочка обрабатывала раны молодого князя. Если они оба этого хотят, то зачем сдерживать их?

Поднявшись на ноги, Кольгрим обошёл Свидживальда стороной и, замерев лишь у самого порога, усмехнулся:

- Чтож, удачи тебе, Пепельный волк. Да благословят вас обоих Четверо.

Свидживальд ухмыльнулся ему в ответ и кивнул головой. Кольгрим вернулся на праздник уже с большей охотой, чувствуя, что на душе стало как-то легко. Нет, это было действительно забавно! Свидживальд и Светлана - кто бы мог предположить, что всё так обернётся? Кольгриму было даже интересно, как на это отреагирует Гертруда. Ведь она взяла принцессу под свою опеку.

"Чтож, посмотрим", - усмехнулся Кольгрим и откинулся на спинку своего стула. Праздник продолжался, и громкий гул барабанов до самого утра гулял по длинным тёмным коридорам Шекрата, заставляя сердце биться в ритм.

***

Два ятагана, столкнувшись, издали чудовищный скрежет. Посыпался столп искр, и зрители, наблюдавшие за поединком, восторженно закричали. Один из воинов попятился назад, другой тут же бросился ему навстречу и попытался дотянуться до красной ленты, свисавшей с запястья противника. Однако, рыжеволосый шиттарий из племени Ло'ке ударил его щитом в плечо и повалил на землю. Тут же послышались громкие крики со стороны зрителей - они требовали убить того, кто проиграет, принести жертвы кровавому богу шиттариев Аман'техару. Первый воин, с жёлтой лентой на запястье, рывком поднялся на ноги и тут же бросился на своего противника, сбивая его с ног. Так они оба начали крутиться по песчаной площадке, и каждый из них пытался удержать другого спиной на земле дольше десяти секунд. Одним из главных правил состязания было сорвать ленту с запястья противника, или не дать ему подняться на ноги. Но большинство поединков сводились лишь к тому, что один из воинов должен был умереть, другой получал возможность стать талаваром своего янгула. Быть командиром при своём вожде было очень почётно, и Алак видел уже не одну смерть в попытке возвыситься над товарищами. Поначалу молодой Ворон испытывал страх всякий раз, когда поверженный шиттарий, захлёбываясь кровью, падал на раскалённый песок площадки для поединков, но со временем это тревожное чувство прошло. Всё чаще юноша начинал замечать, что даже испытывает некоторое удовольствие от этого зрелища. Смерти не страшили его, как не должны были страшить истинного предводителя войска.

Рыжеволосый воин впился зубами в плечо своего противника, и тот от неожиданности даже выронил ятаган. Этого было достаточно, чтобы шиттарий из племени Ло'ке выхватил из ножен клинок и нанёс удар. Лезвие вспороло поверженному воину шею, и на раскалённый песок арены хлестнула кровь. По толпе зрителей пронёсся восторженный крик. Вид окровавленного трупа радовал собравшихся шиттариев, и их словно не заботила мысль о том, что тот, второй воин, до этого момента был их товарищем и, возможно, другом. Теперь он умер, но смерть его не волновала абсолютно никого.

- Победитель - Хак'ен из красного племени! - прокричал Га'кеон, поднимая руку с мечом над головой, чтобы зрители обратили на него внимание. - Да здравствует победитель!

Толпа подхватила его крик, и выбежавшие на арену товарищи рыжеволосого воина принялись поздравлять его с победой. Лишь люди Ши'хе, как неясные тени, не видимые простому глазу, скользнули за их спины и вынесли с раскалённого песка окровавленное тело поверженного воина. Зелёные шиттарии всегда выполняли самую грязную работу, связанную с трупами. Нетрудно было догадаться, что произойдёт с убитым дальше - ему вырежут сердце и сожгут его на костре, а пепел после развеют по ветру. Таковы были традиции шиттариев. "Свободное сердце вопреки смерти" - вот слова, что кочевники выбрали своим девизом и повторяли уже сотни лет подряд, поколение за поколением.

Тяжело вздохнув, Алак поднялся на ноги и пристально посмотрел на собравшихся вокруг людей. Они ждали от него чего-то. Каких-то слов. Но каких?

- Подойди сюда, Хак'ен из красного племени, - громко произнёс Алак, чувствуя, как люди буравят его выжидающим взглядом. Рыжеволосый воин, стянув с правой руки одиночный наплечник, медленно подошёл к большому трону, на котором сидел юноша, и опустился на одно колено перед ним.

- Встань, Хак'ен из красного племени, - приказал Алак и обернулся к стоявшему рядом Ло'ке. - Прошу.

Янгул благодарно кивнул головой и, спустившись вниз, встал напротив своего воина. Улыбка не покидала лица обоих - ни один из них не сомневались в том, что победа будет за ними. Шиттарий склонил голову. Ло'ке, вытащив из ножен кинжал, порезал свой палец и приложил его ко лбу воина. Одновременно с этим янгул громко воскликнул:

- Благословляю тебя кровью своей, мой храбрый воин! Ты победил в поединке, и по древним традициям нашего народа я не смею отказать тебе в твоём желании служить мне до конца своих и моих дней. Пусть кровь моя впитается в твою кожу и будет вечным напоминанием о том, что ты теперь - мой верный слуга, брат по оружию. Подними голову, мой талавар!

Рыжеволосый воин поднял голову и посмотрел на янгула широко распахнутыми глазами. Ло'ке удовлетворённо кивнул головой и слегка коснулся плеча талавара, давая ему понять, что он свободен. Победитель громко поблагодарил его и отправился обратно к своим товарищам, а Ло'ке, обернувшись к трону, усмехнулся.

- Я же говорил, что мой боец выиграет у твоего, Га'шин? - рыжеволосый янгул лёгкой походкой направился к своим товарищам и, остановившись напротив шаттара, кивнул ему головой. - Я говорил вам, мой шаттар, что в поединках мои люди всегда побеждают.

- Я ни секунды бы в этом не сомневался, если бы для меня вы все не были равны, мои верные янгулы, - улыбнулся Алак. - Моя обязанность, как шаттара, доверять каждому из вас в равной степени.

Га'кеон, что стоял рядом, сложив на груди руки, приглушённо усмехнулся. Всё сильнее и сильнее молодой Ворон напоминал кочевника. Он неплохо справлялся с ролью шаттара, великого хана шиттарийских воинов. Как говорил Гао, у Таоданов с рождения был талант руководить другими народами, самыми разнообразными. А Змеи и вовсе были самыми старыми и надёжными союзниками Воронов. Неудивительно, что все эти гордые кочевые воины подчинялись мальчишке вроде Алака.

- Мой шаттар, вам следует вернуться в общий лагерь, - прошептал ему на ухо Га'кеон. - Ваши люди из фабарских княжество будут недовольны тем, что вы слишком много времени проводите среди кочевников.

Алак тяжело вздохнул. Юноша часто забывал о том, что он - император, и что ему подчиняются не одни только шиттарийские воины. Таодан действительно проводил слишком много времени среди них. Другим воинам не нравилось это. Они хотели видеть своего императора, а вместо этого каждый день лицезрели лишь хитрую рожу Югена, пытавшегося заверить их в том, что Ворон занят неотложными делами.

- Хорошо, продолжайте веселиться, - пробормотал Алак, поднимаясь с трона. - Я отправлюсь к своим людям. Если я понадоблюсь вам - вы знаете, где меня искать.

- Тарье'бала, шаттар! - воскликнули янгулы и резко выпрямились. Алак кивнул им головой на прощание и спустился с трона Воины в общем лагере его, должно быть, уже давно искали. Молодому императору не следовало оставлять собственных людей в одиночестве на столь долгое время. Не все западные князья любили Змей, и некоторые открыто не одобряли союз Алака и Аньюн. Орлы и вовсе заверяли всех, что змеиная княжна околдовала молодого Ворона и превратила его в своего бездумного слугу. Напряжение росло, Алак чувствовал его в поведении своих воинов, видел это в их взглядах, слышал в голосах.

Но случай, когда Аньюн спасла молодого Ворона в битве с Мастиффами, позволил ей немного смягчить отношение к себе. Некоторые западные князья по-иному взглянули на неё. Стала бы хитрая змея, жаждущая власти, помогать человеку, мешающему ей оказаться на троне? Аньюн могла позволить врагу убить Алака, и тогда Корсаки в благодарность непременно подарили бы ей трон драконьих костей в Пастаке, вернули бы власть Питонов в Вэлне. Нужно было всего лишь дать Алаку умереть. Но вместо этого Аньюн спасла ему жизнь. Этот самоотверженный поступок глубоко поразил некоторых западных князей и они, к огромному удивлению молодого Таодана, присягнули императрице на верность. Но для Фабара настали ещё более тяжёлые времена. Алак предчувствовал, что близится гражданская война. Война, в которой ему придётся сражаться с собственными князьями, если он не найдёт способ это предотвратить.

- Вы вернулись, ваша милость! - воскликнул Юген, когда Алак вошёл в свой шатёр в общем лагере. Собравшиеся внутри командиры тут же выпрямились и приветствовали его громким криком. - Мы не ожидали вас увидеть.

Алак окинул собравшихся пристальным взглядом и недовольно забормотал:

- Вы устроили военный совет без меня? - юноша вскинул бровь. - Не слишком-то вежливо с твоей стороны, Роялд.

Юген, кажется, растерялся - неужели он считал, что Алак под фразой "в своё отсутствие оставляю всё на тебя" позволил ему и тактику продумывать, и сражение вести? Может, ему, Таодану, посидеть в стороне и подождать, пока Роялд защитит Фабар и захватит для него весь Сангенум?

- Вы... просто вы были у шиттариев... - пробормотал Юген. Его пугало то, как менялся характер Алака. Он уже давно перестал быть тем слабым беззащитным мальчишкой, которого Роялд встретил на передовой у Стефари Бетраяла. Это был настоящий князь. Нет, истинный император. Который, к тому же, ещё не проиграл ни одного сражения, будучи главнокомандующим. Алаку не нравилось это. Раньше им можно было легко манипулировать, и Юген это знал. Теперь Таодан стал самостоятельным и всё чаще отвергал предложения и планы Роялда. Близок час, когда верный советник поднимет меч против собственного сюзерена.

- Я нахожусь в пятистах метрах от общего лагеря, Юген, - Алак буравил его пристальным взглядом. - Достаточно послать пешего гонца, чтобы вызвать меня на военный совет. Я твой император. И я главнокомандующий. Пожалуйста, не забывай это впредь.

Юген склонил перед ним голову и извинился. Алак заметил, как на лице его отразилось недовольство. Судя по всему, опасения Таодана не были необоснованными. На мгновение молодому Ворону стало не по себе. Сколько ещё предательств предстоит ему пережить, прежде чем настанет долгожданный мир? Да и настанет ли он когда-нибудь! В тот миг, когда Алак согласился взойти на вороний престол, его мирной жизни пришёл конец. Он выбрал игру в волков и овец, и теперь настал черёд выбирать, кто есть кто. Кому предстоит убивать, а кому - умирать. И Таодан отнюдь не собирался становиться в этой игре овцой.

- Ладно. Найди мне Бартера Чернобородого, - приказал Алак. - Мне нужно обсудить с ним кое-что.

Юген кивнул головой и быстрым шагом покинул палатку. Таодан же, обернувшись, посмотрел на командиров вопросительным взглядом. Те тут же занервничали, не зная, как реагировать на внезапное появление императора. Юген, кажется, успел заверить их, что Алак слишком занят, чтобы приходить на военные собрания и руководить собственной армией. Всё чаще молодой Ворон вспоминал, с какой лёгкостью Роялд предал Грама Ловарса и отдал какому-то мальчишке трон Фабара. Предателям плевать, на чьей они стороне. Юген был бесчестным князем, об этом Алаку говорила Эвлин с самого детства. Предав Ловарса, он мог поступить точно так же и с Таоданом.

- Ну же, рассказывайте, - хмыкнул юноша, опускаясь в своё кресло, устеленное шкурами зверей. В ногах его спал ягуар, подаренный Ло'ке на свадьбу. - Я желаю знать, о чём вы говорили с моим уездным князем.

Командиры с готовностью стали пересказывать молодому князю всё, что прозвучало на военном совете. Три сражения под руководством Ятера Хомура были проиграны, Псы вновь вступили в земли Рысей и захватили Елес. Северное крыло армии Ворона было отброшено к границам с Прилесьем. Дела обстояли куда хуже, чем предполагал Алак. За почти год войны ни одно из войск не добилось абсолютно ничего. Псы то захватывали пограничные княжества, то отступали, позволяя Фабару контратаковать. Но сам Таодан ещё ни разу не ступал на другой берег Чёрной грани. И Елес вновь был захвачен. А теперь ещё и назревала гражданская война... Алаку оставалось надеяться лишь на то, что Север отвлечёт часть сил Латаэна на себя и позволит разрешить конфликты, что вновь разрывали Фабар на части.

Когда доклад командиров закончился, вновь появился Юген. Он отрапортовал, что Бартер Чернобородый, командующий западным крылом армии Ворона, сейчас выступил с попыткой захватить одну из оставленных Ятером Хомуром деревень. Алак предпочёл бы переговорить с этим человеком до начала сражения, но, видимо, придётся ждать, когда он победит... или проиграет, что было более вероятно.

- Будут ещё приказания, мой господин? - спросил Юген, не поднимая на Алака взгляд. Юноша покачал головой и убрал расставленные на карте фигуры с изображением воронов и псов.

- Нет, на сегодня всё. Вы все свободны, - произнёс Таодан. - Можете возвращаться к своим обязанностям.

Командиры сухо поблагодарили его и быстро покинули палатку. Юген собрался уже уходить, но вдруг остановился и обернулся к Алаку. Юноша был удивлён, заметив на его лице какое-то тревожное выражение. Не каждый день Роялда что-то беспокоило. И, кажется, он с самого утра был взволнован и рассеян. Потому Юген и не ответил привычным сарказмом на претензии Ворона по поводу военного совета. Тихий и послушный Роялд - это не тот человек, которого знал Алак.

- Выкладывай, Юген, - вздохнул Алак, откидываясь на спину стула. - Что стряслось? - юноша не мог отделаться от навязчивого желания занять чем-нибудь свои руки. Когда он нервничал, только это немного отвлекало его. Лежавшие на столе перья стали случайными жертвами его нервов - первые три были сломаны уже через несколько мгновений и теперь валялись в стороне.

- Пришли вести из Вороньего утёса.

Снова хруст - Алак сломал четвёртое перо и поднял на Югена пристальный взгляд. Вороний утёс... Как давно оттуда не приходило ни строчки! Но... ох, Таодан почувствовал, как его начинает трясти. Ему отчаянно хотелось верить, что не пострадал никто из его семьи. Только не мама, не Юанн. Их потерю он не перенесёт ни за что в жизни.

- Что-то с мамой? - Алак напряжённо смотрел на Югена. - С Юанном?

Когда Роялд покачал головой, Алак облегчённо выдохнул и прикрыл глаза. Он уже подумал о худшем. Отец и так ушёл к Четверым слишком рано, юноша не хотел потерять ещё и мать с братом.

- Госпожа Эвлин выступает против Орлов, - Юген опустился на скамью напротив Алака. - Мне доложили о том, что Бухта Огней отказалась признавать Аньюн императрицей. Они считают, что эта девушка вас околдовала. В жизни ничего смешнее не слышал! Это всего лишь повод. Уловка. Под этими словами они скрывают своё собственное желание править Фабаром вместо вас.

- Но Орлы всегда были союзниками моего отца и деда! - воскликнул Алак, отбрасывая в сторону обломки пера. - Они поддерживали Таоданов в трудную минуту! Всегда, ещё со времён Империи Воронов!

- Вы смеётесь, мой господин? - Юген приглушённо хмыкнул. - Гарсаны всегда были бездушными тварями, не знающими понятие чести. Когда Аэгону Ворону требовалась помощь гарсанских всадников, находившихся неподалёку, Орлы сделали вид, что не получали письма.

- Может, они действительно его не получали, - пробормотал Алак. - Почтового голубя могла схватить хищная птица или подстрелить какой-нибудь крестьянин по ошибке.

- Но не ворона из императорских птичьих башен. Они получили письмо, но не ответили. Думаю, дальше вы помните, что случилось с Аэгоном Вороном и всей его семьёй.

Алак промолчал в ответ. Он не знал, что здесь вообще можно говорить. Юноша уже давно уяснил, что князья, какими те преставали в его глазах, оказывались на деле совершенно иными. Молодой Таодан помнил, как в детстве часть ездил вместе с отцом к Чавесу Гарсану. Тот мужчина запомнился ему приятным человеком, готовым откликнуться на любую просьбу о помощи. Но Юген утверждал обратное. Чавес Гарсан стал его врагом. Человеком, что разогревал вражду между княжествами Фабара.

- И что моя мать? - пробормотал Алак. - Она выступила против Орлов?

- Только что прилетело письмо от неё - ваша мать собирается вступить в союз с Совами и лишь потом выступить против Гарсанов. Гарнизона вашего княжества не хватит, чтобы захватить Бухту Огней. Почти все боеспособные воины отправились к вам на службу и сейчас находятся здесь.

- А если отправить их обратно к матери? - напряжённо спросил Алак. Он не знал, как выходить из сложившейся ситуации. Но он не мог позволить, чтобы его мать разбиралась со всем этим в одиночку.

В ответ на его слова Юген покачал головой.

- Если вы отправите этих людей в Апрак, то у вас не останется здесь ни одного действительно верного вам человека, - прежде чем Алак попытался что-то возразить, Роялд покачал головой: - Шиттарии не в счёт, мой господин. Может, они и выбрали вас своим великим ханом, но действительно верно служат лишь Питонам.

Алак тяжело вздохнул и запрокинул голову. Ему тяжело было слушать всё это. Он был бессилен. Мать в одиночку разбирается с Орлами, Джакал и Талмэи оказались захвачены в плен какой-то женщиной из числа пиратов, помилованных в прошлом старым князем Альвишем, Эйд пропал... Почему вдруг боги стали так немилостивы к фабарцам? Что они все делали не так?

- Хорошо, я понял, - вздохнул Алак, опустив голову и закрыв глаза. - Я останусь здесь, продолжу заниматься всё тем же. В конце концов, у меня полно забот и здесь...

Юген расплылся в улыбке и поднялся из-за стола. Он хотел уже выйти из палатки, но Алак снова остановил его, негромко окликнув. Когда мужчина обернулся, юноша приглушённо пробормотал:

- И пожалуйста, больше не устраивай никаких военных советов без моего ведома, - Таодан бросил в сторону Югена недовольный взгляд, и тот нервно рассмеялся. - То, что я услышал от командиров, меня просто в ужас повергло. Они хоть имеют представление, что такое тактика?

Юген улыбнулся и, кивнув головой, покинул палатку. Оставшись в полном одиночестве, Алак вновь закрыл глаза и попытался успокоиться, хотя сердце в груди бешено колотилось. Он снова был совсем один. Его друзья были в беде, а он ничем не мог им помочь. Какие привилегии ему давал титул хранителя врана? Он всё равно ничего не мог поделать.

В гордом одиночестве Алак просидел ещё некоторое время. Отсюда громких хриплых голосов воинов почти не было слышно, и лишь пьяные песни и неумелая музыка проникали в палатку, заставляя молодого Ворона улыбаться. Все эти звуки успокаивали его, как успокаивал тёплый вечерний ветер, мерцавший сквозь тонкий купол шатра силуэт луны и треск затухающего огня. Таодан был один на один с природой, чувствовал её каждой клеточкой своего тела. Именно ветер принёс ему весть о незваном госте. Услышав едва заметный шорох, юноша приоткрыл глаза и тут же почувствовал, как на его плечи опускаются нежные женские руки. Тонкие пальцы принялись массировать его уставшие мышцы, заставляя расслабиться и приглушённо застонать.

- Мой шаттар устал, - прошептала Аньюн, наклоняясь чуть вперёд и дыша ему прямо в шею. Алак кожей чувствовал её жаркое дыхание, от которого по всему телу бежали сладкие мурашки.

- Ты пришла из лагеря шиттариев сюда? - улыбнулся юноша, слегка жмурясь от удовольствия. - Довольно рискованно. Здесь многие недолюбливают тебя.

- Ну и пусть, - Аньюн продолжала массировать его плечи. - Я не боюсь твоих князей, мой шаттар.

Улыбка девушки заставляла Алака смущаться, как мальчишку. Он старался отвести взгляд, но каждый раз всё равно возвращался к одному - к её лицу, столь прекрасному, смуглокожему, чарующему. А глаза её были столь прекрасны, что молодой Ворон тонул в них всякий раз, когда их взгляды пересекались.

- Что тревожит тебя, мой шаттар? - едва слышно спросила Аньюн. Голос её был похож на журчание ручейка в знойный день - чарующий и столь желанный. Тяжело вздохнув, Алак закрыл глаза и приглушённо пробормотал:

- То же, что и всегда, моя светлейшая мечта, мои сладкие грёзы... - юноша обхватил её запястье и поцеловал в тонкие изящные пальцы. Но лицо его оставалось мрачным и обеспокоенным. - Зачем Четверо даровали мне это всё? Зачем я встретился с Грозохвостом, с тобой, со всеми этими людьми, если я ничего не могу сделать? Мои друзья в беде, могут погибнуть в любой момент, а я лишь сижу здесь... и ничего не делаю.

- Мой шаттар защищает Фабар, - прошелестел голос Небесокрылой над его ухом. - Кто, если не ты, обезопасит границы нашего государства? Кто расправится с врагом, что безжалостно наступает на наши земли? - она прикоснулась к его золотистым волосам своими тонкими пальцами и осторожно погладила.

- Ты меня балуешь! - рассмеялся Алак, слегка прикрывая глаза. - Я не герой. Я всего лишь мальчишка, которого усадили на трон, решив, что императорская кровь сама сделает своё дело.

- Никто не всесилен, мой шаттар, - Аньюн пожала плечами. - Ты император, хранитель врана и мой муж, но даже это не даёт тебе возможность вершить судьбы людей одним щелчком пальцев. Ты такой же человек. Но просто доверься своим друзьям. Я уверена, если усердно молиться Четверым, они непременно защитят их. Надежда - это всё, что у нас есть в столь трудный час, мой шаттар.

Алак расплылся в широкой улыбке. От дыхания Небесокрылой на своей шее юноша почувствовал, как всё его тело начинает гореть. По спине пробежала мелкая дрожь. Эта девушка принадлежала лишь ему, была его женой, императрицей. За те несколько месяцев, что они провели вдвоём, Алак ни разу не прикасался к ней, даже не пытался её поцеловать, давая Аньюн время свыкнуться с мыслью о том, что они теперь будут вместе до конца своих дней, что в будущем у них обоих будут дети. Но сейчас, кажется, все эти оковы, вся та неловкость, мешавшая им в прошлом, пали. Они оба хотели лишь одного - это чувствовалось в их движениях, эмоциях, поступках, словах.

- Ты не боишься, что я не отпущу тебя больше? - усмехнулся Алак, приобнимая её за талию. Аньюн, присев на краешек стола, мягко улыбнулась ему и покачала головой:

- Ничуть, мой шаттар. Я не сбегу от тебя.

Алак улыбнулся и вдохнул запах её густых чёрных волос. От них пахло южными розами и мёдом. От аромата этого кружило голову, и молодой Ворон почувствовал, что больше не может сдерживаться. Обхватив лицо Аньюн руками, он поцеловал её в губы и слегка подался вперёд, заставляя девушку опуститься спиной на стол.

- Не боишься? - шёпотом спросил Алак, осыпая её шею жаркими поцелуями. - Ведь я...

Аньюн заткнула ему рот поцелуем и принялась сдирать с него рубашку. Больше юношу не волновало ничего. Он не боялся, что кто-то может войти, что кто-то услышит, проходя мимо. Безжалостно разрывая одежду, молодой Ворон стремился как можно скорее прикоснуться к этой смуглой мягкой коже, провести пальцами по плоскому изящному животу, ощутить вкус этого прекрасного тела.

Когда они избавились от последней одежды, Аньюн запустила пальцы в его волосы и страстно поцеловала, слегка покусывая за нижнюю губу. Алак приглушённо усмехнулся и вдавил девушку спиной в стол. Тела их пылали, словно угольки, готовые в любой момент вспыхнуть и сгореть дотла. И целой вечности им было бы мало. И ничто больше не волновало их в этом мире. Для них обоих существовали лишь они одни, и никто другой.

В этот вечер им казалось, что воздух вокруг был раскалённым, обжигал и испепелял, превращая в раскалённые угли. Лишь безмолвные звёзды, что были видны через дыру в шатре, молча наблюдали за ними и бросались врассыпную при виде огромной белой луны, лениво плывшей сквозь угольно-чёрный океан ночного неба.

***

Под окнами пронёсся отряд всадников - их лошади, громко храпя, взрыхлили снег копытами и скрылись где-то за поворотом. Селека напряжённо смотрела на происходившее из окна своей комнаты и чувствовала, как подбирается настоящий животных страх, от которого до боли крутило живот. Всё поместье было охвачено суетой. Слуги и служанки лишь делали вид, что ничего не происходит, что всё в точности так же, как и было раньше. Дарм слишком хорошо защищён, чтобы пасть. Врагу придётся пройти через снежные пустыни Медвежьего плато, прежде чем он достигнет западного поместья Сатарнов. Но от страха невозможно было избавиться так просто. Он не покидал Селеку ни на секунду, заставляя нетерпеливо мерить комнату шагами и испуганно вздрагивать при каждом шорохе.

Границы Риверга были атакованы прошлым вечером. Сова прилетела с письмом к Беральду. Как бы медвежий князь не пытался скрыть это от других обитателей поместья, новость разлетелась с такой скоростью, что Селеке было уже известно всё буквально через пару часов. Тогда и начался настоящий хаос. Слуги и служанки носились по коридорам, испуганно перешёптывались, воины собирались под окнами Дарма во дворе, и обрывки их разговоров доносились до Селеки, заставляя девушку нервничать ещё сильнее. Слова о том, что Волчьи угодья атаковали огромные крылатые твари, похожие на летучих мышей, обеспокоили даже Кована, обычно воспринимавшего всё с непоколебимым спокойствием и рассудительностью. Всё Медвежье плато было в опасности.

- Почему нас вообще должно волновать то, что Волчьи угодья атакованы Корсаками? - воскликнула Тэйхир, меряя главный зал шагами. Это было ещё утром, до того, как в Дарм начали стягиваться основные силы Медведей. - Вы заключили союз с Улвирами? Вы подписали его собственной кровью? Боги, это же чистое безумие! Проблемы других княжеств нас не касаются.

- Хильда жена их младшего князя, - хмуро заметила Аррага. Селека уже привыкла к виду её обнажённого тела и даже не замечала, когда волчья ведьма была раздета, а когда одета. У каждого свои причуды. А эта женщина ощущала себя настолько близкой к лесу, что терпеть не могла одежду. Даже самые лёгкие и мягкие ткани казались ей невероятно тяжёлыми и стесняющими её движения.

- Хорошо, Хильда жена их младшего князя, - пробормотала Тэйхир. - А Рокхалан - наследница Волчьих угодий. Если Мартин и Кольгрим будут убиты, Хильда может претендовать на эти земли для своей дочери. А если с Рокхалан что-то случится, род Волков и вовсе может прерваться. Но это вовсе не повод рисковать собственными жизнями и лезть к Корсакам сейчас, когда с запада нас атакуют дикие волколаки, а Скавеш и вовсе лежит в руинах. Это, между прочим, заботы Беральда. А чем он вместо этого занимается? Он правитель этих земель, Великий князь Севера...

- Может достаточно обсуждать наследство, когда на нас нападают?! - воскликнул Кован, и женщины тут же замолчали. Селека молча сидела в стороне. Она не смела вмешиваться в эти конфликты. Здесь, на Медвежьем плато, она была всего лишь гостьей, случайной прохожей, которая не имела абсолютно никакого права голоса. По крайней мере, так считала сама княжна. Беральд почему-то думал совсем иначе.

- Эти летающие твари появились из ниоткуда и атаковали княжество Волков, - продолжил Кован, окинув зал пристальным взглядом. - Солдаты гарнизона совершенно не ожидали нападения. За одну лишь ночь эти чудовища пожрали около сотни воинов, и это были только цветочки. Сколько их было? Три? А можете представить, что произойдёт, когда Зинерва наплодит в своих лабораториях ещё десяток?

Зал погрузился в тишину. Никто не знал, что можно ответить Ковану. Он был прав - Улвиры были старыми союзниками Сатарнов, и теперь, когда им требовалась помощь, Сатарны должны были выступить против Корсаков. Тэйхир размышляла как солдат Гарнизона - ей нужно было чётко знать, за кого и зачем она сражается. Иначе война теряла для неё всякий смысл. Она не собиралась умирать просто так, без всякой на то причины. Но слова Кована, кажется, заставили Рогатую по-иному взглянуть на сложившуюся ситуацию. Сатарнами всегда руководил не голос разума, а чести. Из-за этого умер Йоран, его братья. Из-за этого расстались с жизнью множество их предков. Теперь угроза нависла над последними наследниками Медведей. Неужели Четверо настолько суровы, что позволят им умереть?

- Насколько мне известно из послания Мартина, на захват Волчьих угодий выступил Виктор. С ним около пятнадцати тысяч воинов, четыре тысячи из них - всадники, ещё пятьсот псарей и их собак, - отрапортовал один из командиров. Не многим было позволено входить в круглый зал с каменными тронами, но сейчас, когда над Медвежьим плато нависла угроза, Беральд посчитал, что древними традициями можно пренебречь. Это место было единственным, где можно было сосредоточиться и полностью отдаться своей работе, не отвлекаясь ни на что.

- Пятнадцать тысяч? - Кован нахмурился. - Гарнизона Улвиров не хватит, чтобы отразить атаку и трети из них.

- Боги, и вы выдали свою единственную княжну замуж на человека, что не может обеспечить вас и восемью тысячами мечей, - пробормотала Тэйхир. - Ваш отец точно был столь предусмотрителен, как ты о нём мне рассказывал?

Кован бросил в сторону Корнибус недовольный взгляд и тяжело вздохнул. Селека краем глаза заметила, что Аррага широко улыбалась - её забавляло, как два воина Гарнизона постоянно грызлись между собой. С первого взгляда могло показаться, что эти двое злейшие враги, но это было не так. Их отношения многим были непонятны. Они злились, ругались, едва не сцеплялись друг с другом, но никогда не желали друг другу вреда. Как два гордых хищника, просто не способных на нежности и ласку.

- У Улвиров пять тысяч воинов, - продолжил Кован, выставляя на карте фигуры. - Этого недостаточно, чтобы отразить атаку пятнадцатитысячной армии, не говоря уже о летающих тварях, что за одну ночь способны сожрать больше сотни людей. Мы должны помочь Волкам.

Тэйхир спорить не стала. Селека лишь продолжала молча слушать. Ей нечего было предложить этим людям. Огромные крылатые твари... с ними могли бы справиться драконы, но они вымерли. Их могли бы победить враны, но последний из них был сейчас на другом конце Тверди и сражался рядом с Алаком. Были ещё грифоны...

- Г... грифоны... - прошептала Селека и скукожилась, почувствовав на себе пристальный взгляд собравшихся.

- Что ты там говоришь, девочка? - спросил один из командиров. Немногие здесь относились к Селеке, как к настоящему воину. Аррага пристально смотрела на княжну своими ярко-жёлтыми глазами. Но взгляд этот был какой-то успокаивающий и приободряющий.

- Грифоны, - повторила Гвайр более громко. - Против крылатых тварей могут помочь грифоны.

Зал наполнился громким смехом. Сразу три капитана не сдержались и расхохотались, как только Селека это произнесла. Один из них так смеялся, что рухнул со стула и принялся колотить тяжёлым кулаком по полу. От каждого удара, эхом разносившегося по круглому залу, молодая княжна вздрагивала. До чего же порой жестоки бывали люди. И совершенно не умели слушать.

- Грифоны - это теперь только сказки, девочка, - усмехнулся другой командир. - Они исчезли. Не забивай себе голову всякой нелепицей.

- На твоём месте я бы говорила осторожнее, - фыркнула Аррага, сложив руки на груди. - Девочка говорит дело. Грифоны вполне могут справиться с этими летучими тварями.

- Но грифонов больше нет! - воскликнул воин.

- Кто вам это сказал?

Слова Арраги ввергли всех в настоящий шок. Собравшиеся в зале не ожидали ничего подобного. А волчья ведьма выглядела совершенно спокойной, серьёзной, словно не она только что говорила совершенно невероятные вещи. Даже Селека сомневалась в том, что грифоны могут существовать. А тут Аррага вдруг подтвердила её слова...

- Грифонов больше нет, - произнёс мужчина более чётко, отделяя каждое слово.

- То же самое один мой наставник говорил о вранах и Ночных Певцах, - Селека неуверенно подняла взгляд. - Теперь на Западе правит император-Ворон, а в одном с нами зале сидит настоящая волчья ведьма.

В груди Гвайр учащённо забилось сердце, когда она заметила сомнение в глазах некоторых командиров. Четыре легенды - враны, драконы, Ночные Певцы и грифоны. Их долгое время считали исчезнувшими вместе с падением Империи Ворона. Но теперь две из этих четырёх легенд вновь возродились. Пускай им далеко было до былой мощи. Жизнь совершала круг, и Селека была абсолютно уверена, что теперь настал черёд грифонов. Кто знает, может, на свете уже где-то есть драконы? Просто остальному миру о них не известно.

- Вы когда-нибудь бывали за Великими горами? Проходили дальше на север? - неожиданно спросила Аррага.

Ответом ей было лишь молчание. Волчья ведьма, приглушённо усмехнувшись, закинула ногу на ногу и осмотрела всех присутствующих пристальным взглядом. Селека была удивлена не меньше командиров, что теперь выглядели растерянными и обескураженными. За Великими горами? Девушке с самого детства родители и няньки рассказывали о том, что дальше Сангенума нет ничего. Лишь безграничный океан, полный различных чудовищ. Впрочем, ходили слухи, что на Западе из-за Великих гор являлись люди... и таинственные существа, именуемые сарками - хранители загробного мира. Они говорили о большом море цвета крови и тёплых равнинах. Чем дальше на север, тем жарче там становилось. Невероятные земли, волшебные. Они просто не могли существовать.

- Это рядом с Кровавым морем? - удивлённо спросила Селека, посмотрев на Аррагу.

- Очередные сказки, в которые верят лишь глупые детишки! - воскликнул один из командиров и приглушённо усмехнулся. Его товарищи предпочли промолчать - слова о возрождении вранов и Ночных Певцов подействовали на них так, как рассчитывала Гвайр. Ещё немного, и княжне удастся обзавестись необходимыми союзниками. Она заставит этих людей воспринимать её как равную, как адепта Нового Учения, паладина, а не как жалкую девчонку, голова которой забита бесполезными детскими сказками.

Волчья ведьма медленно кивнула головой, и остальным мужчинам пришлось заткнуться.

- Да, Кровавое море разделяет две страны, - Аррага пристально рассматривала свои ногти, словно параллельно рассказывала какую-то детскую сказку, которую не стоит воспринимать всерьёз. - На западе раскинулась Арбания, страна пиратов и вольных людей. Власть у них находиться в руках народа, а не монархов, как у нас. Никогда там раньше не была, но мои братья с Запада многое об этих людях рассказывали. А на востоке, прямо за Медвежьим плато, находится страна, в которой я родилась и выросла. Её название я помню ещё лучше, чем своё собственное имя. Сат-шибале. По нашим легендам именно там появились первые люди, которые в будущем перешли через Великие Горы и заселили Сангенум. Эти люди поклонялись богам, которым нет числа, и Пантеону Шести. В их числе были Солнце и Луна, прародители великих народов - величественных Зверей и воинственных волколаков. В древние времена мои сородичи знали тайные пути, по которым можно было пройти из Сангенума в Сат-шибале, но они были окончательно забыты, когда пала Империя Ворона, а нас изгнали из наших родных земель. Я помню лишь то, что мать моя рассказывала, будто далеко на севере скрывается падший бог, и его крики, полные скорби и горечи, разносятся по Сат-шибале каждой ночью, сотрясая саму землю.

- Это Свет! - воскликнула Селека. - В Сат-шибале больше не может быть никаких других богов! Ведь... ведь так?..

Аррага пристально посмотрела на девушку, и Гвайр заметила в её взгляде какое-то сочувствие.

- Это тёмный бог, моя дорогая. Один из тех, кого почитают здешние люди. Ты ведь тоже знаешь, о ком я говорю, милый Кован? - она оскалилась в хищной улыбке, и младший Сатарн поспешил отвести взгляд в сторону. Селека удивлённо посмотрела на мужчину, но ответа не дождалась. Лишь по спине её пробежал нервный холодок. Боги из числа тех, кого почитают здешние люди - это были не Четверо. Гвайр совсем забыла, что большинство северян поклонялись Великому Пантеону, старым божествам, олицетворявших всё живое и неживое этого мира. Но девушка не думала, что Сатарны тоже почитали их. А как же фрески и картины с изображением Битвы Девяти? Как же многочисленные деревянные фигурки? Если только... если только они не изображали всё с совершенно другой стороны.

Не говоря ни слова, Кован взял одну из деревянных фигурок, изображавших Синюю Змею, и швырнул её в огонь. Пламя тут же объяло сухое дерево и затрещало, как голодное чудовище.

- Да славится Великий Пантеон, - прошептал Сатарн, склонив голову. Выждав минуту тишины, он резко выпрямился и обернулся к Арраге. - Так значит, Сат-шибале действительно существует.

Волчья ведьма с улыбкой кивнула ему и продолжила рассказывать о таинственных землях на севере. Собравшиеся внимательно слушали рассказ Арраги. Селека не могла поверить собственным ушам, слушая всё это. Арбания, Сат-шибале - все эти названия она когда-то давно уже встречала... но где? Отец не мог говорить о них, а никто при дворе Гвайров больше не был столь образован, чтобы знать о существовании других стран за Великими горами. Если только...

- "И ступил он на жёлтый песок далёких краёв, и взглянул на кровавую гладь морской бездны, и глас Света сказал ему - здесь будет пристанище детей твоих, Баркхар!", - задумчиво произнесла Селека, смотря куда-то в пол. Она боялась ошибиться, тщательно вспоминала каждое слово. Жёлтый песок и море - последователи Старого учения считали, что речь шла о Вэлне, но там не было никаких водных участков, достаточно больших, чтобы их можно было назвать морями. А великое озеро Фаудрил было кристально-чистым и просто не подходило под то описание из книги Послания. - Кажется, пророк Йемер, живший в эпоху Рассвета государств, что было больше семи веков назад, уже знал о землях за Великими горами?

Аррага приглушённо фыркнула. Она знать не знала никакого пророка Йемера, и слова, что Селека процитировала из книги Послания, были для неё пустым звуком. Поднявшись со своего кресла, волчья ведьма направилась к карте и указала на небольшой кусок суши, изображавшийся позади Аурхуута.

- Мне плевать, верите вы в существование Арбании и Сат-шибале, но одно я знаю точно: грифоны были, есть и будут, - она окинула собравшихся хищным взглядом. - Если вы не верите, то попробуйте доказать мне, родившейся в Сат-шибале более сотни лет назад, обратное. Я собственными глазами видела одну из этих пернатых тварей. Она унесла моего, кажется, девятого брата. Несчастливое для волколаков число.

Командиры смотрели на Аррагу широко распахнутыми глазами. Кован и Тэйхир тоже не знали, что сказать. И лишь Селека стояла с лучезарной улыбкой на лице и чувствовала, как сердце готово вырваться из груди от восторга. Она была права! Грифоны действительно существовали! Они не исчезли, просто отправились в земли, где власть Четверых не могла до них добраться. Это многое объясняло! А сама Селека могла поклясться, что в день летнего солнцестояния видела возле Аурхуута неясные силуэты, похожие на птиц. Но вороны, существа тёмные, не решались подлетать к этой священной горе, а совы в тех местах не водились. Это могли быть лишь грифоны.

- Я должна поговорить с Беральдом! - громко произнесла Селека, резко поднимаясь из-за стола. - Это вопрос жизни и смерти.

- Мне пойти с тобой, маленькая княжна? - завлекающе протянула Аррага, но когда Гвайр покачала головой, лишь приглушённо хмыкнула и выскользнула из зала. У волчьей ведьмы было достаточно занятий помимо пустой траты времени среди этих людей. Аррага ненавидела общество мужчин - по её словам, они только и умели, что пялиться на неё, как голодные самцы во время ежегодного гона. Но что поделать, многие из них могли увидеть обнажённую женщину либо в борделе, либо в своих самых сокровенных снах. А тут Аррага блистала перед ними в чём мать родила. Неудивительно, что командиры отворачивались лишь тогда, когда волчья ведьма уже раздражённо скалилась.

Дорогу до кабинета Беральда Селека помнила достаточно хорошо, несмотря на то, что в самом поместье до сих пор постоянно путалась и терялась. Все эти коридоры, лестницы, картины на стенах казались ей одинаковыми, похожими друг на друга до мельчайших подробностей. Портреты медвежьих князей, будто смотревших ей в спину, были неотличимы, как две капли воды. И у всех во взгляде решимость, суровость и мрачность, свойственные северянам. Здешние жители до сих пор казались Селеке слишком странными. Она привыкла к доброжелательным улыбкам и сладким речам, а тут ничего такого не было. Люди говорили только то, что думали, прямо, без капли лжи.

Остановившись напротив большой чёрной двери с искусной резьбой, изображавшей вставшего на задние лапы медведя, Селека неуверенно взялась за железную ручку и постучалась. Ответом ей долгое время была тишина, и девушка подумала, что Беральда нет. Он мог быть занят где-нибудь - в птичьей башне, например. Ему с мастером необходимо было разослать птиц в ближайшие деревни и два других поместья Медвежьего плато. Однако, через какое-то время послышался щелчок, и дверь вдруг отворилась. Беральд замер на пороге, удивлённо смотря на растерянную Селеку. Оба выглядели как малые дети, смущённые без всякой на то причины.

- С...Селека? - удивлённо выдавил Берд и слегка отступил, пропуская девушку в кабинет. - Я думал, ты с остальными в зале Совета.

- Я была там, - кивнула Селека. Пройдя в комнату, она отыскала взглядом свободное кресло и тут же села в него. Беральд закрыл дверь и принялся разводить камин - во всём поместье было достаточно холодно, несмотря на то, что в июле на Медвежьем плато температура поднималась. Правда, этого всё равно было недостаточно для того, чтобы растопить укрывавшие землю снега.

Краем глаза Селека заметила, что Беральд был беспокоен. Под глазами появились тёмные круги, лицо похудело. Из глаз пропал привычный огонёк. Мужчина выглядел уставшим и болезненным. Новость о том, что Корсаки выступили против Улвиров, не давала ему покоя, и молодой князь плохо спал. Он уже давно готовился к нападению Псов, но не думал, что это произойдёт столь скоро. И даже представить себе не мог, что на стороне Фаларнов будет нечто подобное, как таинственные крылатые твари, похожие на летучих мышей, способные в два счёта расправиться с крепким воином.

- Мои командиры опять тебя чем-то обидели? - устало спросил Беральд, протирая заспанные глаза. Ему следовало бы немного отдохнуть, а не сидеть за своим столом и разбирать эти треклятые бумаги и доклады. Кто бы мог подумать, что новый медвежий князь окажется настолько ответственным? У его отца отчёты могли скапливаться неделями, и слуги жаловались на то, что бумаги, собираясь в огромные стопки, нередко разлетались по всей комнате от малейшего дуновения ветерка.

- С твоими командирами всё в порядке, - вздохнула Селека. - Я по другому делу. Что... что ты думаешь на счёт этих летающий тварей?

- О кровокрылах? - вяло переспросил Беральд и, откинувшись на спинку кресла, приглушённо пробормотал: - Эти твари за одну ночь сожрали больше сотни людей из гарнизона Волков. Если дело и дальше так продолжится, даже с нашей помощью Улвирам не удастся спастись. Этот Кольгрим, муж Хильды, отправился к Делаварфам с предложением союза, и с тех пор мы не получали от него вестей. Хильда сотню раз писала в Латир, но ответом нам была лишь тишина. Хотя, глупо пытаться найти человека, путешествующего с северными кочевниками. Они постоянно передвигаются, и ни одна птица не достигнет их лагеря. А гонцы не будут тратить силы на то, чтобы передать бессмысленное послание.

Селека понимающе кивнула - она никогда не видела Делаварфов вживую, но слышала от отца, что эти северные кочевники, варвары, могучий народ. Они были единственным народом, никогда не отрекавшимся от своих истинных, Первых богов. Керберы почитали Солнце и Луну, жгли храмы Четверых и убивали всякого, кто пытался навязать им новую веру. Быть может, эти храбрые и непокорные воины тоже пришли из-за Великих гор, как и Аррага со своей стаей?

- Против кровокрылов помогут грифоны, - пробормотала Селека, ожидая, что Беральд тоже ей не поверит. Все они воспринимали это, как глупые детские сказки.

- Но они...

- Они не исчезли, Берд, - Селека смотрела на него настолько решительно, что медвежий князь даже не решался с ней спорить. - Аррага видела их. Она пришла из Сат-шибале ещё ребёнком.

Кажется, Беральд не знал о том, что Аррага была родом из других земель. Нахмурившись, мужчина перерыл весь стол в поисках карты и, отыскав её, тут же устремил взгляд на самый север. Селека была удивлена, увидев там неточный силуэт таинственных земель за Аурхуутом.

- Сат-шибале - это тут? - переспросил Берд, указывая на запад. Селека покачала головой и передвинула его палец правее, к Медвежьему плато.

- Вот. Он сразу за Аурхуутом.

Беральд ничего не ответил, продолжая взглядом буравить разложенную перед ним карту. Селека знала, что он не будет спорить с ней, обвинять её в ребячестве и в том, что она до сих пор верит в детские сказки. Если Сатарн не доверял ей, княжне Леопардов, то он должен был поверить Арраге. Она ещё ни разу не обманывала его. А уж мудрость волчьей ведьмы была несравнима с мудростью обычного человека.

- Аррага точно уверена в том, что видела грифонов? - Беральд нахмурился. Он прекрасно понимал, что с кровокрылами смогут справиться только столь же большие и опасные крылатые существа. Обратиться за помощью к Фабару? У Алака и так хватает забот, он не сможет бросить всё и отправиться на Медвежье плато со своим ручным враном. Последний дракон, Эньяр Чернозубый, был убит ещё Аэгоном Вороном много лет назад. Оставались только грифоны. И если волчья ведьма знала, где их найти, Беральду просто не оставалось другого выхода, кроме как довериться ей.

- Да. Она абсолютно в этом уверена, - кивнула Селека. - А в день летнего солнцестояния я видела странные силуэты возле Аурхуут. Это были грифоны. Я точно это знаю. Берд, прошу тебя, позволь мне отправиться за ними!

Мужчина растерялся от этой просьбы. Он не ожидал, что Селека сама лично предложит отправить её на поиски грифонов. Это было слишком опасно для девушки. Но Гвайр была паладином, многообещающим адептом Нового учения. Путешествие могло занять много времени, но Селеке нечего было терять. Это был её единственный шанс выделиться, доказать, что она тоже чего-нибудь, да стоит.

- Ты умрёшь, - пробормотал Беральд.

- Оставишь меня здесь - и умрём все мы. Тогда какая будет разница?

- Ты точно уверена, что хочешь? - Сатарн выглядел недовольным, но Селека знала, что он не сможет с ней спорить. Усмехнувшись, девушка кивнула головой.

- В конце концов, ты обещал меня отпустить на Аурхуут. А теперь, когда у меня есть куда более весомая причина туда отправляться, кроме как банальное любопытство... - Селека улыбнулась. - Не волнуйся. Я попрошу Аррагу отправиться со мной. Я уверена, она будет рада повидать родные земли.

Беральд лишь мрачно посмотрел на неё. Родные земли? Едва ли Аррага просто так была вынуждена покинуть их и переселиться в Северную рощу.

- Позволь тогда спросить только одно. Это твой путь? - спросил он напряжённо. Селека удивлённо посмотрела на него и, печально улыбнувшись, кивнула головой. Это был её путь. Один-единственный путь, который она выбрала, и с которого больше не собиралась сходить.

Не произнеся больше ни слова, Сатарн вдруг подался вперёд и, обхватив Селеку руками, прижал её к себе. Девушка опешила от этого, но вырываться не стала. Объятия Медведя были нежными, осторожными. Он не желал ей вреда. За несколько месяцев, что молодая княжна провела в Дарме, этот хмурый и суровый мужчина успел привязаться к ней. Селека и сама замечала, что с каждым днём её всё сильнее тянет к этому человеку, и ноги сами заворачивают в сторону его кабинета. Это чувство никогда прежде Гвайр не было знакомо. Но теперь, кажется, она начинала понимать, что именно её друзья и знакомые называли "любовью".

- Я обещаю, что буду беречь себя, - прошептала Селека и улыбнулась, когда Беральд поцеловал её в макушку. - Я не позволю Псам причинить вред моим близким. Они ещё пожалеют, что выступили против ваших союзников.

Беральд лишь рассмеялся в ответ и прижал девушку крепче к себе. Так они и стояли, не смея шелохнуться, как два испуганных зверя, не знающих, что их ожидает - счастье или смерть. Сердце в груди обоих колотилось столь сильно, что, казалось, было готово вырваться. И Селека, положив голову на плечо медвежьего князя, молчала. Им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Оба боялись. Они не знали, что их теперь ждёт. Увидятся ли они ещё когда-нибудь? Война пришла в эти земли слишком рано.

Август

Лошади устало шли по испещрённой трещинами дороге, что, казалось, тянулась до самого горизонта. Где-то там, впереди, из-за гор поднималось солнце и слепило в глаза, не давая всмотреться вдаль. В этих местах не то что деревья, но и обыкновенная трава встречалась изредка. По большей части земля была настолько сухой, что на ней не могло вырасти ничего, кроме каких-то колючих кустарников, да крохотных клочков колючек непонятного происхождения. Огромная степь, без малейших признаков хотя бы небольшого водоёма. Лишь голые камни и израненная палящим солнцем почва. Но во всём этом безмолвии и ощущении скорой смерти было какое-то своё очарование. Всё это было родным, столь близким душе молодого Змея. Даже будучи свободным воином Фабара, он никогда не посещал эти места. И даже освободившись от рабства у Моррота, Ньёр не покидал пределы Нормада. Но теперь всё изменилось. Наступило время, когда ему просто необходимо было отправиться в доселе неизведанные, но родные места. В земли, что по праву принадлежали ему, а не кучке князей с их аристократией.

Небо в княжестве Кобр всегда было огненно-красным. Ньёр не знал, были ли тому виной облака, или же огромный вулкан посреди Ущелья Пауков, походивший на древнего огнедышащего ящера, спрятавшегося среди опасных горных пиков. Но это пылающее небо золотого, кровавого и янтарного оттенков всё равно нравилось Ньёру. Под ним юноша чувствовал себя на своём месте, дома, а не где-то в чужой стране, где каждый смотрит на тебя искоса лишь потому, что ты наследник Питонов, когда-то изгнанных Корсаками с родных земель.

Довольно скоро ландшафт изменился. Горы исчезли совсем, и вокруг теперь была лишь бескрайняя пустыня, полная раскалённого песка и лёгких колючек, гонимых дуновением ветерка. Но где-то впереди виднелся огромный дворец из красного камня, с высокими шпилями, что тянулись к янтарным облакам, и прекрасными садами на блистательных террасах. Даже замок Моррота не мог сравниться в величии с этим прекрасным зданием, в каждом сантиметре которого виднелась роскошь и богатство.

- Сколько же... сколько денег было потрачено на один только дворец! - прошептал Ньёр, изумлённо смотря на это величественное строение.

- Не считай монеты в чужом кошельке, - пригрозил ему Моррот и натянул поводья, заставляя ехать своего жеребца немного медленней. - Не вздумай ещё перед Хасимом нечто подобное ляпнуть.

Ньёр недовольно забормотал и решил, что настало время ему заткнуться. Что бы он ни говорил, Моррот постоянно был чем-то недоволен. Чтож, неудивительно - юноша родился и вырос среди фабарцев, они никогда в жизни не видел столь богатых дворцов. Денег в стране было достаточно, но князья распоряжались ими так, что в первую очередь золото шло на содержание армии, строительство и поддержание порядка. А этот величественный дворец словно был вызовом - смотрите, сколько у меня золота! Теперь Ньёр понимал, почему первым делом они с Морротом отправились именно в Вердел, к Хасиму Бошефалю. Если столь богатый человек, как князь Кобр, выступит на их стороне, то у них появятся деньги, необходимые для найма войска. Моррот всегда просчитывал свои ходы на несколько шагов вперёд. А Ньёр всё никак не мог к этому привыкнуть.

До приближения к городу молодой змеиный князь думал, что богатый замок можно объяснить тем, что Хасим "высасывает" все деньги из своих граждан, и простые жители должны быть очень бедны. Но Пеплохват ошибся. Когда караван во главе с Ньёром и Морротом въехал в город, юноша понял, что это - настоящая обитель Четверых, лишённая всяких бед и забот. На окраине Вердела жили богатые крестьяне, дальше - довольно успешные работники и простые жители, купцы и торговцы. Пристань была забита кораблями с товарами со всего Сангенума, по улицам тянулись караваны из верблюдов и ослов, гружёных до отказа. Казалось, здесь даже воздух был каким-то особенным. Полным свободы и беззаботности.

- Я думал, что самый богатый город - это Класт-порт, - удивился Ньёр. Он пустил своего жеребца рысью, чтобы догнать уехавшего вперёд Моррота. Конь Пеплохвата был смирным, умным, но ни в какое сравнение не шёл с Демоном, потерянным ещё во время сражения в Биарге. Ньёр сильно скучал по нему. Это была его самая первая лошадь, подаренная ему на семилетие вместе с отцовским мечом. А теперь они оба пропали.

- Ты так решил, потому что Класт-порт - конечная точка Южного тракта? - усмехнулся Моррот, смотря куда-то вперёд самодовольным взглядом. - Все торговые корабли первым делом посещают Вердел. Большая часть товаров, что отправляются в княжество Аспидов, куплены у Хасима. В Вэлне он богатейший человек. Так что постарайся не наделать глупостей, Ньёр. Если мы завоюем его расположение, захват Юга станет лишь вопросом времени. Необходимые войска у нас будут.

Ньёр понимающе кивнул головой в ответ. Ему оставалось только полностью довериться Морроту. Если бы Суруссу хотел его смерти, он бы сделал это ещё несколько месяцев назад и не стал бы помогать. Да и стал бы он тогда представлять своим людям "истинного наследника Вэлна и потомка Эньяра Чернозубого"?

Но Ньёр оставался спокоен ещё и потому, что его постоянно сопровождал Лизардис. Этот человек в первую очередь был верным последователем Подполья, и уж потом капитаном городской стражи Нормада. Если бы Моррот приказал Гройену разделаться со Змеем, мужчина даже не шелохнулся бы, поскольку приказ от Аякса Велиуса защищать Ньёра был намного важнее.

Как бы там ни было, юноша сейчас заметно нервничал. Он впервые был в подобном месте, не привык к богатству и роскоши. Молодой князь не удивился бы, узнав, что здесь самый обыкновенный купец вдвое богаче его и всей княжеской семьи Питонов. Вердел поражал своей красотой и величием. Это действительно был настоящий рай.