Корвин вернулся в опустевший дом. Ёлка исчезла, Свит сбежал, не пожелав ничего объяснять, а Малинка ещё с утра отправилась в Торм навестить родных, и, видимо, решила остаться у них на ночь.
— Да, Крендель, попали мы с тобой в переплёт, — сказал Корвин, пытаясь немного разогнать непривычную тишину.
Вдруг на их с Малинкой половине негромко заскрипела дверь и раздался знакомый голосок:
— Эй! Есть кто?
Корвин, вздрогнув от радости, кинулся в кухню. Следом за ним туда же вломились и все пять коз: торопясь увидеть жену, Корвин позабыл запереть стойло. Стоявшая у очага Малинка широко распахнула удивлённые глаза.
— Хороший мой, ты уверен, что коз надо сюда?
— Я — не уверен. А вот они другого мнения, — отозвался Корвин, безуспешно пытаясь ухватить за рога хоть одну. Хитрые зверюги совершенно не желали быть изгнанными вон: они ловко выворачивались из-под рук и с жалобным мемеканьем прыскали в разные стороны, скакали по лавкам и столу.
— А… Ну тогда я их отведу обратно на конюшню, — сказала Малинка. Она взяла свечу, подойник и мисочку с мякиной и неторопливым шагом направилась к двери, ласково приговаривая: "Мека-мека… Кать-кать-кать…" Козы из зловредных тварей тут же превратились в послушнейших милых зверюшек, выстроились в цепочку и покладисто зашагали следом за ней.
— Что б я без тебя делал, — с улыбкой сказал Корвин.
— Продолжал бы в потёмках беседовать с Крендельком. И козы не напачкали бы где не надо. Ты голодный?
— Как зубатка! Но это всё позже. Лапушка, сейчас не до того…
Однако Малинка уже обняла его и, гладя по плечу, мягко, но неотвратимо влекла за собой назад, в кухню.
— Милый, от тебя пахнет голодом. Ты хочешь испортить себе желудок и так же маяться, как твой Свит? Идём, я наложу тебе похлёбки, ты поешь, а потом спокойно расскажешь мне, что у вас тут произошло и куда все подевались.
— Убежал, говоришь? И прялку унёс? — задумчиво проговорила она, склонившись над корытом с грязной посудой. Некоторое время стояла тишина. Потом Малинка решительно выпрямилась, вытерла руки о запон и предложила:
— А ну-ка посмотрим, что он ещё из дома забрал. Ты сходи к нему наверх, посмотри, чего из вещей нет на месте, а я тут немного пошукаю.
— Так вот оно что, — задумчиво протянула она. Затем, подперев щеку кулачком, Малинка замерла перед очагом и принялась рассуждать вслух:
— Саблю не взял, коня дома оставил, значит, точно направился не в поля. Куртка черная дома? Похоже, в крепостицу тоже не собирался. А что взял из оружия?
— Лук, тесак и короткий нож, — уверенно отозвался Корвин.
— А ушёл в чём?
Корвин нахмурился и поскреб в затылке:
— Да я помню, что ли? Вроде, куртку сбросил, а напялил этот свой бурый полукафтан, в котором обычно шляется по Торму. А так — в чём был, в том и убежал. Кошель ещё к поясу прицепил. И утащил с собой плащ. Ну, тот, в котором он в хлябь всегда ходит, с подкладкой из полосатой парусины.
— А-га, — протяжно проговорила Малинка, — Значит, точно собрался ночевать в лесу, и видимо, не один раз. А из мелочи взято чего?
Корвин задумался.
— Ну там огниво, правило для ножа… — подсказала Малинка.
— Ему всё это без надобности, он огня и с руки разожжёт. А вот из своего магического барахла вполне мог что-нибудь и прихватить, — и Корвин резво кинулся обратно наверх.
— Поморийского журавлика забрал, — сказал Корвин, — Это такой дорожный талисман, чтобы не сбиться с пути.
— А-га, — снова неторопливо протянула Малинка, — А из кухни утянул клубок ровницы, что Ёлка вчера напряла, Лучикову мелкую плошку и сдобный калач…
— Странно, — сказал Корвин, — Калач-то на что? Лучше бы вяленого мяса и смоквы прихватил: и места меньше занимает, и не испортится.
— Да нет, — отозвалась Малинка, — С калачом-то как раз всё понятно. Это не для еды. Смотри, что выходит: Свит забрал из дома Ёлкины вещи. То, что она сама сделала или то, чем владела. Её именную прялку, сработанную ею пряжу… Калачи тоже она пекла. У него было что-нибудь, что Ёлка для него сшила или соткала, какой-нибудь её подарок?
— Ну да. Шерстяные копытца. Кстати, их в сундуке нет.
— Вот их-то он и искал. Её ночную рубаху, поди, тоже утащил?
Корвин снова сгонял наверх и вернулся с рубахой в руках. Из неё был выхвачен ножом лоскут наподобие небольшого рушничка. Словно получив ответ на какой-то волновавший её вопрос, Малинка с пониманием кивнула.
— А плошка зачем? — спросил Корвин, — Глиняная же. Прижал её разок — и всё, на выкид.
— Плошку он точно далеко не потащит. Это, скорее всего, для гадания на путь. Знаешь, как делается? Находишь в лесу перекрестье трёх дорог и спрашиваешь, куда повернуть: к воде, к родному очагу или в путь-дорогу.
— Это всё ваши тормийские байки, — недоверчиво покосился на жену Корвин, — Нормальные люди берут карту и едут по ней из одного места в другое, а не ищут перекрёсток в лесу, чтобы спрашивать у Ящер знает кого, а не пойти ли им Ящер знает куда.
— Так Свит — он же не особо нормальный, — терпеливо пояснила Малинка, — Да и Ёлочка тоже того… Думаешь, я не вижу, что она затепливает очаг без огнива? И пряжу всегда начинает вить на свой волос. И на воду, принесённую из реки, охранные знаки кладёт. И с рябинкой во дворе здоровается.
— Правда? — удивился Корвин, — А я как-то не замечал… Вот погоду она, действительно, всегда угадывает без промаха. Только что нам это даёт?
— А то, мой хороший, что, похоже, Ёлочка попала в беду, да не простую, а по своей, колдовской части. Скорее всего, её этл забрал. И Свит теперь идёт по её следам.
Корвин с сомнением покачал головой.
— Тоже тормийские байки. Нет никаких этлов. Вернее, есть, конечно, но это обычная лесная нелюдь, вроде ракшасов или ухокрылов. Ничего они не могут против нормального мага, да и против доброй стали, пожалуй, тоже. А почему ты решила, что Ёлка в беде?
Вместо ответа Малинка молча указала на одну из посудных полок. Там, на застарелой пыли, пальцем были выведены три знака: ёлка, повёрнутый в её сторону топорик и веретено.
— Глупости какие-то, — уверенно заявил Корвин, — Но всё-таки вот что я тебе скажу. Даже если Свит сейчас в Торме и нуждается в помощи, нам по-любому поздно рыпаться, ворота до утра на запоре. Да и коз доить пока ещё никто не отменял. Поэтому мы делаем дела и идём спать. Завтра с восходом я сгоняю в крепостицу, узнаю, не там ли Свит, а ты сбегаешь к фонтану и послушаешь все новые посадские сплетни на его и Ёлкин счёт. Может, выясним что-то большее, чем просто пальцем в пыль.
— Насчёт оборотня тётки, конечно, врут, — сказал Корвин, выслушав Малинку, — А вот Свит через Ограду мог и сигануть. Насчёт ракшасов — тоже бред. Подавятся. Но найти себе на жопу неприятностей Свит вполне мог, это он умеет. Так что сегодня коз ведёшь на пастбище ты.
— А ты?
— Седлаю Кренделя и еду в лес, искать.
Малинка подняла на мужа серьёзный, умоляющий взгляд.
— Милый. Возьми меня с собой.
— Это ещё зачем?
— Я выросла в Торме, каждое деревце, каждый хуторок с закрытыми глазами найду. А что там знаешь ты кроме Торговой тропы да Бодуна?
Корвин с неловкой лаской погладил Малинку по щеке и сказал:
— Лапушка, этого вполне достаточно. Если с человеком что-нибудь случается ночью в Торме, то утром об этом уже во всю болтают у Бодуна. Да и как ты со мной поедешь? Лошадь-то одна, и та никудышная.
— Сяду позади седла, — горячо возразила Малинка, — Да и где там особо верхом? Больше будем ногами идти. Возьми, не пожалеешь. Я зверя тропить умею, след искать могу…
— Ладно, уговорила, — с хитрой улыбкой вдруг согласился он, — Но только я не стану ждать, пока ты причепуришься. Седлаюсь — и за ворота. Нет тебя — значит, уехал сам.
— И то любо, — кивнула она.
— А коз покормила? — цепляясь за последнюю надежду, спросил Корвин. Малинка кивнула.
— Ну что ж, — вздохнул он, — Садись, охотница, поехали. И чур не ныть, а то живо домой отошлю.
— Шла бы домой, — предложил Корвин Малинке, — И коня с собой забери.
— А ты?
Он надвинул шапку на лоб, поправил топорик за поясом и сказал:
— Останусь. Буду потихонечку прочёсывать лес, пока хоть чего-нибудь не найду.
Малинка помялась немного, потом вздохнула и, глядя себе под ноги, тихо произнесла:
— Я знаю ещё одно место, где можно спросить. Если уж даже там про Свита ничего не знают, тогда действительно дело плохо. Но туда довольно далеко идти. А ещё придётся Кренделька взять с собой. Если я поведу его на конюшню, то не успею вернуться к тебе прежде, чем запрут ворота.
— Куда идти-то?
— На Майвинки.
— Ящеров хвост, — пробормотал Корвин, — А раньше сказать не могла? Мы же были сегодня в той стороне, могли бы скостить хоть пару сотен перестрелов*.
— Раньше это не имело смысла. Туда надо по темноте, — загадочно ответила Малинка.
— Мать, — с самым серьёзным видом спросил Корвин, — Ты сейчас точно знаешь, что говоришь? А то я ведь соглашусь. Не окажется потом, что это какая-нибудь ерунда?
Малинка поправила на голове платок, подняла глаза и твёрдо кивнула в ответ.
— Малинка, ты что? — воскликнул Корвин, торопливо спихивая коня с открытого места в камыши и бросаясь на землю сам, — Нас же сейчас ухокрылы порвут на тряпки!
— Не порвут, — спокойно ответила она, — Нам их и надобно. Но ты на всяк случай лежи спокойно и что б не увидел — не вставай.
— Я узнала всё, что смогла, — сказала Малинка, когда они с Корвином остались на холме одни, — Найо видел Свита прошлой ночью перед рассветом. Тот шёл от Светлой Мари в сторону Малиновых Звонов и проломил в кустах заметную тропу.
— А что они ещё говорили?
— Предупредили меня, что здесь оставаться нельзя: в камышах рыщут ракшасы. Так что лучше бы нам с тобой поскорее вернуться в лес и развести костёр.
— Малинка, да ты у меня, никак, тоже ведьма? — настороженно глядя на неё спросил Корвин.
— Что ты, милый, просто я немного разумею ухокрылью речь.
— Ничего себе! Это у вас, в Занорье, все так могут?
— Вовсе нет. Меня разговаривать с ухокрылами выучил один старый охотник. Эта окарина — его подарок. Мой отец был дружен с ним: мы часто заходили на Майвин проведать деда Вихра, а когда тот вконец обветшал, забрали жить к себе на хутор. Дед Вихор весь век провёл в Торме, бок о бок со зверьми и нелюдью и всяко любил о них порассказать. Многие думали, что он просто повредился умом на старости кругов, вот и болтает небывальщину, ну а мне было занятно слушать и мотать на ус. К тому же Найо — мой побратим. Когда он ещё только учился летать, да и я была совсем малявкой, нам довелось ночевать у одного костра и есть из одного котла.
— А ты мне никогда об этом не рассказывала…
— И впредь не буду, — кивнула Малинка, — Потому, что это секрет. Люди слишком жадные, лучше им не знать, что я умею подзывать ухокрылов. Все ведь захотят, чтобы я помогала им охотиться, добывать крыло. А я считаю, что этого делать ни в коем случае нельзя. Крылатые — такие же, как мы, только лучше: они никогда не изменяют своему слову и не убивают своих.
— Уи! Какой хорошенький! Ист, когда у Ёлки родится ещё малыш, подаришь этого мне? Я буду как следует о нём заботиться!
У меня сердце сжалось в комок, а Ист спокойно ответил:
— Посмотрим на твоё поведение.
— Не хватает его, да? — мягко спросила она. Ист кивнул.
— Что, сынок, опять с твоей Ёлкой всё не слава Творцу?
— Дёрганая она какая-то, того и гляди кидаться начнёт. Наверное, это из-за малыша. Ах, как же мне нужен совет кого-нибудь, кто разбирается в поведении людей! Как ты думаешь, когда малыш подрастёт, она станет опять послушной и ласковой?
— Милый, я не так хорошо, как Дол, разбираюсь в людях, но зато кое-что смыслю в детях. Детёныш твоей Ёлки ещё слишком мал. Пока он не отлучится окончательно от груди и не научится хорошо бегать, вам не следует слишком часто забирать его от матери и тискать у неё на глазах. Лучше будьте поласковее с ней самой. А ещё — сделайте ей логово, куда бы она могла прятаться вместе с детёнышем, и никогда не беспокойте её там. Хватит даже простой занавески в углу. Вот увидишь, она станет куда менее тревожной. Но я бы на твоём месте не рассчитывала на то, что Ёлка когда-нибудь сделается прежней. Юные люди, конечно, очень милы и забавны, но с возрастом у многих из них портится нрав. Особенно после появления детёнышей. Если ты хотел оставить Ёлку у себя в доме, не следовало сводить её с мужчиной и позволять рожать детей.
— А Дол говорил, что это необходимо для здоровья. И что люди, у которых нет детей, никогда не взрослеют до конца.
— Дол не вполне прав, — сказала Ночна со вздохом, — Да и откуда ему знать такие вещи наверняка? С одной стороны, сотворение детей забирает силу родителей, особенно матери. С другой — заставляет живое существо обрести истинный вид. Дол разводил людей не ради красоты и развлечения, а для работы в уделе. Конечно, он предпочитал иметь дело с предсказуемыми и вполне сформировавшимися людьми, чтобы сразу видеть, какие качества они передадут своим детям. Но разве это то, что нужно тебе?
— Благодарю тебя, мама, — сказал Ист, поднимаясь с крыльца., - Ты меня не слишком обрадовала, но многое объяснила.
— У меня раньше тоже был свой человек. Правда, он был старенький и сильно покалеченный, и потому быстро умер… Знаешь, он старался этого не показывать, но очень скучал по другим людям, особенно по своей жене и деткам. Может, Ёлка тоже скучает по этому своему дикому?
— Может быть, — вздохнул Ист, — Когда я завёл человеческого детёныша, то и представить себе не мог, как это сложно — быть владельцем существа со свободной волей.
— Ах, вовсе нет! Мой Полчеловека был милый и совсем не навязчивый. И он так трогательно заботился обо мне: охранял, угощал всякими ужасными человечьими лакомствами… Или вот крылатые. Они же тоже существа со свободной волей, но мне не нужно постоянно беспокоиться о них.
Ист заинтересованно покосился на Майви.
— А как ты их воспитываешь?
— Да никак. Я просто любуюсь ими и слежу, чтобы не болели.
Ист заметно повеселел.
— Сестрёнка, твоё чутьё безупречно, — ласково сказал он.
Вместо ответа Майви засмеялась, шутливо ткнула его кулачком в бок и сошла с тропы.
Примечания:
*перестрел — имеется виду мера расстояния, примерно равная полёту стрелы (60 — 70 м)