Сказка о мальчике Еремке, сломанной машинке и о зеленом мячике

Ожидаемые приключения

Ерёмка вглядывался в бегущие световые пятна перед капотом. Дорога была ровная, машинка мягко рассекала ночную тьму. Ерёмка слегка надавил на клаксон, раздался приятный низкий слегка глуховатый звук. "Интересно", — подумал Ерёмка и посмотрел по сторонам. — Как будто едешь в настоящей машине!"

— Ерёмка! — Голос Тропиканы прозвучал рядом, Ерёмка даже посмотрел на сидение справа от себя. — Мы будем двигаться по шоссе или поедем короткой дорогой, через лес?

— Через лес! Какие приключения могут быть на шоссе: только аварии. Я их насмотрелся, когда жил у обочины. — Квачик протиснул часть своего лица между перегородкой, отделяющей кабину и крышей фургона: здесь когда-то была красивая занавеска, а теперь было очень удобно наблюдать за дорогой впереди и участвовать в разговоре.

— Через лес, короткой дорогой! — Ерёмка вспомнил шутливое прощание с мамой. — Надеюсь, волк нам не повстречается.

Тропикана плавно развернулась в сторону леса. Световое пятно от фар заметно увеличилось, скорость — уменьшилась, и через несколько секунд машинка, ровно урча, двинулась по невидимой дороге.

— Наконец-то мы проезжаем через настоящую чащу! — Квачин голос сорвался на ликующей ноте, — Тропиканка! Что ты знаешь про чащобу?

— Ничего!

— А как же ты едешь?

— Пока наугад! Жду, когда ты укажешь мне правильную дорогу… — раздался сухой треск, затем чавкающие звуки и машинка остановилась. Никакого просвета между обступившими темными лохматыми силуэтами деревьев не просматривалось.

В наступившей тишине было слышно только Квачино посвистывающее дыхание.

— Ой! Гдей-то мы? — заискивающе нарушил Квачик дружное молчание.

— Я знаю наверное, что это не прерии, — вздохнула Тропиканка.

Ерёмка понял, разбираться надо ему. Он достал фонарик, открыл дверцу и, цепенея от страха, вышел из машины. Под ногами чавкнула сырая болотистая кочка. Держась одной рукой за кузов, Ерёмка обошел Тропикану и посветил фонариком под передними и задними колесами. Все ясно! Заехали на небольшое болотце. Ерёмка, едва сдерживаясь, чтобы не рвануться с истошным криком к открытой кабине, степенно сел на водительское место и захлопнул дверь.

— Фу! — он почувствовал, как мелко задрожали промокшие ноги. — Тропиканка! Надо дать задний ход, сможешь?

— Конечно! Я все могу! Сейчас двигатель немного прогрею, и поедем, — Тропикана ехидно хмыкнула: — Квача! Готовься прокладывать маршрут через дремучие леса, высокие горы и глубокие реки!

— Я немного ошибся, когда решил, что ко всему готов, — Квачик вытянул губы трубочкой, отчего вмятинка на щеке увеличилась, и он стал похож на кривой зеленый огурчик. — Виноват, но заслуживаю маленького снисхождения…

Машинка качнулась, и на капот запрыгнула огромная буро-зеленая жаба. Она удобно расположилась перед стеклом и застыла, выпучив удивленные глаза. Ерёмке показалось, что он смотрит увеличенные кадры из телевизионной передачи о животных.

— Квача! Ты посмотри, кто к нам пришел! И ты ей когда-то завидовал? — Тропиканка напряглась, двигатель взревел, капот затрясся от перенапряжения. Машинка резко дала задний ход, и нерасторопная жаба плюхнулась, как сидела, на знакомую до боли кочку:

— Бре-ке-кекс! Раньше здесь дремали в ореховых скорлупках крошечные, красивые девочки, а теперь грубые нахальные мальчишки носятся по болоту, как по асфальту! Бре-ке-кекс! Какие времена, — жаба прикрыла мутноватые глаза и погрузилась в воспоминания о тех счастливых днях, когда пруд еще не был болотом, а лесные мягкие пыльные дороги не были покрыты твердым смертельно опасным асфальтом…

Тропикана вывернула из тупикового болотца и медленно поехала дальше, никого больше не спрашивая.

Ерёмка закрыл рот и громко икнул. Квачик суетливо высунулся из-за перегородки и посоветовал:

— Мама тебя, наверное, вспоминает! Выпей воды маленькими глотками…

— Не буду пить, пусть вспоминает! — Ерёмка почувствовал, как тепло работающего двигателя постепенно поднимается от холодных ног к спине и груди. — Квача, это и было радостное событие?

— Что вам не нравится? — с готовностью затараторил Квачик. — Тропиканка теперь и чащу видела, и болото… А то одни саванны с джунглями на уме!

— Квача! Это ты обо мне так заботился? — Тропикана прикрыла глаза и мурлыкнула, как кошка, — спасибо!

— Смотрите! Кто-то едет нам навстречу! — Квачик опять превратился в круглый мяч и притиснулся к перегородке. — Тропиканка, моргни фарами и поворачивай в сторону, а то столкнемся! Видишь, тебе тоже фарами сигналят!

— Это не фары… — Тропикана успела притормозить, свет погас, но что-то тяжелое, живое навалилось сверху, раздался острый скрежет зубов о крышу, и разочарованный вздох нарушил лесную дрему:

— Колобок! Как ты чудесно и сладко пахнешь! Выходи, не будем лгать друг другу: я тебя давно уже должна была съесть!

— Кого это зовут? — Квачин шепот раздался возле Ерёмкиного уха так близко и горячо, как будто он сидел у Ерёмки на плече.

— Мне кажется, что это — лиса! — Ерёмка прислушался к манящему дыханию снаружи, — и зовет она, кажется, тебя…

— Я — невкусный резиновый мяч! Она меня с кем-то путает! — Квача почти провис в щели над перегородкой. — Надо ей объяснить, что она ошиблась!

— Круглый мой! Иди ко мне, я хочу услышать твою песенку, — лиса попыталась протиснуть лапу в разбитое окно и с досадой опять царапнула по кузову.

— Ерёмка! Надо спасать Квачу! Может, отдать ей мой торт? — Тропикана неслышно включила зажигание. — Или рванем напролом?

— Отдать торт! — Квачик дрожал и бледно зеленел в темноте, как светящаяся карнавальная маска. — Почему я должен погибнуть в расцвете лет?

— Это сказка такая, я же тебе говорил: лиса не виновата! — Ерёмка задумался, подёргал себя за ухо и наклонился к мячику. — Квача, достань мне резинку жевательную, сможешь?

— Попробую! Что же это за сказки, где маленьких едят? И кто только их придумывает… — Квача осторожно перевернулся, одной ручкой зацепился за Ерёмкино плечо, вытянул вторую волнистую ручку так далеко, что она едва не разорвалась пополам, нащупал наверху пластик резинки и плавно стянул его в кабину. — Я спасен?

— Тропиканка! Будь готова, только фары не включай, попробуем вырваться в темноте…

Тропикана согласно стукнула двигателем и замерла в ожидании. Ерёмка опять наклонился к Квачику и шепнул: "Пропой тихонько: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от волка ушел…"

Квачик задушенно откашлялся и засипел: — "…я от бабушки и дедушки ушёл…" — Ерёмка наклонился к разбитому окну и выдул большой качающийся пузырь…

— Милый! Наконец-то! Прыгни мне на носок, спой по громче! — раздался хлопок, визг, — и в противоположные стороны леса разлетелся треск кустарника, растоптанного удирающими друг от друга сказочными героями.

— Я знаю теперь, что я ничего не знаю, — Квачик горестно раскачивался на полу фургона, сцепив на животе обессилившие ручки, — я чуть не утопил вас в болоте, меня чуть не разорвали герои детской сказки… Я — не штурман, я — не пассажир, я — резиновый, самовлюбленный балласт, мое место — на обочине…

— Квача! — Ерёмка дотянулся до Квачиной макушки с нарисованной бейсболкой и погладил ладошкой обмякшую резиновую голову, — ты — настоящий артист, тебе надо в цирке выступать: будешь детей веселить разными песенками и упругими фокусами.

— Ты серьезно? — Квачик перестал раскачиваться и закрутил перед своим носом волнистыми ручками. Раз — и одна ручка трижды обвила другую. Два — и обе ручки сплелись, вытягиваясь, как стебель диковинного растения. Три — и Квачик, лихо подбоченясь, запрыгал на свободной руке, как на пружине.

— Квачик, ты меня затопчешь, — Тропикана притормозила, томно потянулась передними колесами и встряхнулась. — Давайте перекусим, сил уже нет…

— Давайте! — Ерёмка постелил на капоте свой носовой платок, достал торт, шоколадку и последнюю резинку. — Выбирайте, кто что захочет…

— Что выбирать, итак все ясно, — Квачик подпрыгнул и уселся на капот. — Резинка — моя, шоколадка — Ерёмкина, а Тропиканке — торт!

— Я тоже хочу шоколадку, — капризно надула губы Тропикана. — И сойди, пожалуйста, с капота, а то я не могу нормально есть и разговаривать.

— Тогда отдай Ерёмке торт, — Квачик ловким движением заправил в рот резинку. — Какие проблемы!

— А может быть, Ерёмка резинку хочет, ты у него спросил?

— Резинку? — Квачик с готовностью извлек изо рта и протянул Ерёмке прозрачные тягучие лохмотья. — Бери, Еремка, если хочешь, мне не жалко!

— Спасибо, Квача! Ешь сам, я не буду, — Ерёмка положил ладони к себе на живот и прислушался — никакого внутреннего протеста, хотя "жевачку" он любил и раньше никогда бы просто так не отказался. Что в нем изменилось за сегодняшний день и ночь?

— Тропиканка! Возьми торт и шоколадку: тебе труднее всех приходится, — Ерёмка собрал Тропиканкин ужин. — Квача, открой капот, она очень устала.

Квачик с готовностью спрыгнул на траву и обеими руками ухватился за крышку. Тропикана лениво зевнула, проследила за угощением, захлопнула капот и красиво, слегка манерничая, задвигала губами.

— Спасибо! Все было очень вкусно, — Тропикана пристально посмотрела на Ерёмку. — Ты остался без ужина, и тебе не жалко?

Ерёмка пожал плечами:

— Я могу воды попить, ягод нарву, — летом в лесу не пропадешь!

— Какой ты добрый и заботливый, — Тропикана счастливо улыбнулась невидимой улыбкой. — Как мне повезло, что я тебя встретила!

— Нам всем повезло с Ерёмкой, а ему — с нами! — Квачик упруго запрыгал перед капотом, вытягиваясь и балансируя ручками, как в прыжках на батуте. На мгновение он исчезал в темноте и, вновь объявлялся в желтом свете фар, сияя нарисованной улыбкой, как на цирковой арене в лучах прожекторов.

Ерёмка тоже сделал несколько гимнастических упражнений, которым его научила в садике студентка-практикантка. Сонливость исчезла, в ногах появилось тепло, а руки обрели чувствительность. Пора!

— Тропиканка! — Ерёмке показалось, что машинка увеличилась в размере. Наверное, это был обман зрения от слишком черного, окружавшего светящуюся машинку леса. — Если ты отдохнула, — поехали!

— Поехали! — Тропиканка мощно подключила двигатель и ритмично задрожала корпусом. — Мы уже совсем недалеко, быстро домчимся — садитесь…

— Квача! Представление окончено, цирк уезжает, — Ерёмка протянул руки, чтобы поймать упругого артиста.

— А-а-а-а! — с истошным воплем, непонятно как уместившемся в маленьком зеленом тельце, Квача перелетел через Ерёмкины руки, ударился о крышу фургона, шмякнулся о землю и резиновым ядром влетел в нижний отсек. Тропикана содрогнулась, но удержала равновесие:

— Квача! Что случилось? Ты так орешь, что у меня охрипли уши!

— Спасайтесь!.. Кусайтесь!.. Закрывайтесь!.. — Квачик метался по фургону, пытаясь задраить заднюю дверь и разбитые окна. Затем, втянув обе щеки, попробовал протиснуться в верхний отсек, где когда-то были спальные места. Потерпев неудачу, Квачик, забился в темный угол и затрясся в смертельном ужасе, со свистом выпуская, как ему казалось, последний воздух из тренированных легких…

Ерёмка постарался не паниковать, хотя его ноги уже опередили голову. Он почти взлетел на сиденье и судорожно пристроил на место сломанную дверцу. Одна Тропикана бесстрашно стучала двигателем и удерживала надвигавшийся холодный мрак стремительными всполохами бешено вращающихся фар.

— Квача! Ты живой? — от ритмичного стука Тропиканкиного сердца Ерёмка немного успокоился. — Что случилось?

— Меня душили… прокусили… я — погиб, — свист становился тише, а всхлипы, почему-то, все громче.

— Держись, мы тебя спасем! Можешь ко мне перебраться? — Ерёмка протянул руки через щель в перегородке. — Иди сюда!

— Я сам, — Квача выдохнул, втянул щечки и, зеленым огурчиком кувырнулся на сиденье рядом с Ерёмкой, — хочу успеть попрощаться…

Ерёмка осветил фонариком погибающего Квачика: гримаска скорби на круглом зеленом лице, небольшая царапина на левой щеке и знакомая вмятинка — на правой… Ерёмка перевел дыхание:

— Квача! Ты можешь потерпеть? Не умирай еще немного…

— Почему — немного? — простонал Квачик. — Если надо, я готов ради вас претерпеть столько… сколько… — он мученически подавил рыдание, протянул оробевшую зеленую ручку к своему лицу и попробовал ущипнуть себя за щеку. Упругая резина не поддалась и даже не изменила формы, когда палец ткнул в свободное от лица место. — Что со мной?

Ерёмка вгляделся в пространство перед машиной — никого. Он посветил фонариком через разбитое окно — никого…

— Тропиканка, ты заметила что-нибудь?

— Я тоже никого не вижу, но мне кажется, что там кто-то есть, я это чувствую.

— Будь готова, а я пока с Квачей поговорю, — Ерёмка покосился в сторону заинтересованно притихшего Квачика, и громко шепнул Тропикане: — Мне кажется, что ничего страшного с ним не случилось, он просто испугался…

— Ничего себе, не случилось! — Квачик от возмущения опять увеличился в диаметре и уперся макушкой в правую дверцу кабины. — Меня пробовали сначала задушить холодной скользкой веревкой, а потом пытались прокусить… цапнули за щеку! Я уже думал, что моя сказка на этом свете закончилась, хотел только вас предупредить…

— Квача, милый! — Тропикана продолжала медленно вращать фарами, осматривая сплетенные, застывшие, как на экране монитора растения. — Неужели мы оставим тебя одного на съедение гадким зверюшкам из неизвестной сказки…

— Я — не гадкий зверюшка, а — маленький ужонок из домашнего террариума, — над бархатной изумрудной травой поднялась горделивая узкая шейка, на которой несколько робко, но с несомненным внутренним достоинством, покачивалась аккуратная треугольная мордочка, с двумя желтыми пятнышками на затылке. — Здравствуйте! Извините, если я вас нечаянно царапнул, это — от неожиданности. Я сам испугался до смерти: думал, что это сова на меня напала, и решил защищаться до последнего дыхания. Вы на меня не держите зла? Мне так хочется поболтать с кем-нибудь: здесь в лесу — настоящая, абсолютная свобода, но иногда не хватает интересных собеседников…

Тропикана притушила фары, чтобы резкий свет не слепил мужественного, вежливого ужика и доброжелательно улыбнулась. Ерёмка обеими ладонями держался за сердце, потому что оно перестало биться в такт дыханию, а колотилось о грудную клетку само по себе. Квачик раскинул на сиденье тонкие ручки, похоже, в глубоком обмороке…

— Очевидно, пора представиться: меня зовут Лёня. Я вырос под искусственным светом, меня хорошо кормили, и, бывает, я скучаю по очищенной минеральной воде моего детства… Хозяин часто брал меня в руки, и мы играли с ним в весёлую змейку. Днем я лежал у своей прозрачной стенки и наблюдал другую жизнь за сияющим голубым стеклом напротив: там жили разные маленькие люди и звери, большие головы с плечами и руками; там постоянно менялся пейзаж, там любили и ненавидели, там стреляли и растили детей. В моем террариуме ничего не менялось: я с закрытыми глазами мог проползти между растениями, найти миску с едой, знал наизусть все камешки и неровности… Жизнь в их террариуме меня завораживала: бесконечная, переменчивая, яркая! Уверяю вас, я совершенно безобиден и не агрессивен, поэтому именно меня и украли, когда доме было много друзей и случайных гостей. Я мечтал попасть туда, за мерцающее стекло, поэтому был совершенно спокоен и доверчив к чужим рукам, но меня выбросила из окна машины громкая женщина. Я оказался здесь, где нет стекла, но есть много солнца, воздуха и эта жизнь мне удивительно нравится! Извините за назойливость, но меня иногда мучает тоска по неторопливой дружеской ночной болтовне…

— Пустяки! — бодрый, упругий Квачик распахнул дверцу, выпрыгнул из кабины и протянул Лёне волнистую ручку, — забудем нашу смертельную схватку, как недоразумение! Квачик, можно просто Квача…

— У вас благородное сердце! Спасибо, безмерно рад, — Лёня вытянул шею и острым язычком дотронулся до Квачиной ладони.

— Ха! Щекотно! — Квачик радостно прыснул в ладошку. — Такой маленький и такой отчаянный: настоящий боец, уж я то знаю!

— Ты тоже не струсил, боролся и вырывался, как бешеный, — Лёня растянул до ушей в благодарной улыбке узкий ротик.

— Это я от неожиданности, я вообще не драчливый, — Квачик благодушно расположился на траве возле Лёни. — Ерёмка! Не бойся, иди сюда! Это — Лёня!

Ерёмка прихватил бутылку с водой и наклонился над ужиком:

— Привет, меня зовут Ерёмка! Мы едем в Старую Ладогу, к бабушке и дедушке, если хочешь, поедем с нами., - Ерёмка протянул Лёне руку, — забирайся!

— Иди лучше ко мне на капот, погреешься, как на речном песочке, — Тропикана призывно заурчала приглушенным двигателем, — меня зовут Тропикана!

— Очень приятно, я прочел Ваше имя на фургоне, — Лёня извилистым шнурком за мгновение оказался на широком капоте и блаженно растянулся. — Большое спасибо!

— Ты умеешь читать? — одновременно воскликнули Ерёмка, Тропикана и Квачик. Тропикана с Квачиком переглянулись, и с лёгким оттенком зависти переспросили:

— Ты умеешь читать? И кто тебя научил?

— Я сам! В голубом террариуме часто речь сопровождалась условными знаками. Это позже я узнал, что знаки называются БУКВАМИ, а голубой террариум — ТЕЛЕВИЗОРОМ. Я наблюдал, сопоставлял знаки и звуки длительное время, а оно у меня имелось в избытке. Когда впервые я прочел слово, — меня охватило безумное ликование: я решил, что постиг великую тайну мироздания. Я поверил, что принадлежу к избранникам судьбы, и приготовился к великим переменам. Но время шло, и ничего в моей жизни не происходило, пока меня не украли… Теперь меня опять тревожат мистические предчувствия неизбежности перемен! Мне иногда попадаются обрывки газет, но мне хочется прочесть настоящую, умную книгу с картинками: я должен многое понять в своей судьбе…

— Ты — такой маленький, славный и мудрый ужик! — Тропикана, почти с материнским восторгом, покачнулась с боку на бок, укачивая малыша на теплой крышке. — Ты вырастешь и станешь знаменитым на весь сказочный лес! Про тебя напишут новые книжки с яркими рисунками, и дети будут прибегать к тебе во сне за добрыми советами и весёлыми игрушками. Я верю, что у тебя всё будет чудесно и необыкновенно…

Ерёмка почувствовал пронзительную ЖАЛОСТЬ к этому одинокому, отважному, но такому беззащитному существу:

— Лёня! Поедем с нами, тебе у бабушки будет хорошо: двор большой, никто не обидит! Книжки дедушкины будем читать, — немножко схитрил Ерёмка, потому что из 33 букв алфавита он мог с разбегу повторить чуть больше половины.

— Спасибо, но я чувствую безусловно, что должен жить в лесу! — ужик скользнул в траву и элегантно вытянул шейку. — До встречи!

— Возьми воды своего детства! — Ерёмка снял пробку и протянул бутылку с очищенной водой.

Лёня благодарно улыбнулся своей милой, узенькой улыбкой:

— О таком подарке я даже не мечтал!

Из тени колеса выкатился растроганный Квачик:

— Ну, будь! Станешь большим и знаменитым, помни, как мы с тобой дрались: каждый за свою маленькую жизнь! Не зазнавайся и никого не обижай, а я тебя обязательно найду: мне кажется, что мы похожи, как два брата, судьба у нас такая… зелёная — Квачик шмыгнул носом и погладил Лёню по желтым пятнам на головке.

Машина скрылась между деревьями, а восторженный Лёня весь долгий летний день упивался и купался в прозрачной холодной воде из пластиковой бутылки.