Глава 25

В этот раз все было по-другому.

Три человека летели по чёрному бесконечному тоннелю в пурпурном сумраке. Где-то, скорее всего в голове и памяти, обозначилось белое пятно света.

Иван покрутил головой потрогал мягкую, обволакивающую, похожую на паутину капсулу и одними губами произнёс:

— Нам ещё долго?

Рядом зашевелился Хенрик и послышался спокойный, какой-то неживой, механический голос Димы:

— Спали. Часов восемь прошло, на подлёте.

Тьма помолчала. Сумрак редел, превращаясь в багровый закат. Словно из ниоткуда появлялся и исчезал размытый, новорожденный тусклый луч, который отражал тёмные пятна стен и неуверенно рисовал контуры летящих.

Вот фигура опять зашевелилась и в бесконечном молчании глубины послышался стук черепицы.

— Ребят, а я без гипса, — послышалось в пустыне тьмы.

— Спасательная капсула, — еще один механический ответ отразился в зубах скрежетом.

И тут заорал немец!

Ванька вздрогнул. Дима сел. Они оба судорожно схватили кричащего ученого. Хенрик вывернулся, по-детски хихикнув, диковато воззрился в пустоту и начал:

В доме троянского мужа, его пригласившего,

Лучник Зевсов закон посрамил и попрал.

И гостелюбство Приама во грех превратив,

Дочери честь он, присвоив, удрал.

А Диомед, им подкупленный, выкрал Палладий.

Этим обрёк он всю Трою во прах.

И на илийской стене жизнь детей бога Зевса,

вставших в защиту поруганной девичьей чести,

пытался из мира изгнать.

Только Аид своей властью и сильной рукою

Взял Афродиту и Ареса крепко в защиту.

Подрагивающий голос выпевал древние строки, пока не затих…

Ваня почесал совершенно здоровую руку, потрогал валяющийся рядом гипс и сообщил по-русски:

— И тебя вылечат, и меня вылечат.... А Хенрик то у нас того...

Свет в конце тоннеля превратился в арку, и путешественников тихо приземлило на прохладный каменный пол старого аркадного зала. Впереди мерцала в полумраке чёрными буквами, вывеска: “ Exit”.

Иван обернулся - позади сияла белой кладкой глухая стена.

— Приехали, — констатировал профессор.

***

В старой портовой таверне, пропахшей за век крепким мужским потом, дешевым кислым вином и мочой, сидели двое. Узкоплечий невзрачный человечек, с теми чертами лица, которые не вспомнишь через час, даже обратив на него внимание, и стройный золотоволосый силач. Оба заказали мясо и ячменных лепешек. Грубо отказались от предложенной девки, но спросили про комнату на ночь.

— Ну да, — хохотнул невзрачный. — Пока Палладий в Храме, Троя неприступна. Девять лет толчетесь.

— Сказки оставь рапсодам, Диомед. Крылья Тюхе-Удачи всегда были за твоей спиной. Ты сможешь.

— Не так быстро, Старший. Я не знаю, с какой целью тебе понадобилась эта фигурка, но даже за такие деньги я берегу свою шкуру. Мне надо подумать. Если бы не Учитель, Великий Гермий, я бы отказал тебе. Не злись, Сильный. Вы другие, и Вы все стремитесь туда, откуда пришли. Но Вы здесь. И Вы не можете уйти. Я знаю. Мне надо подумать. Ответ дам на рассвете.

Невзрачный человек, закутанный в серую хламиду, встал и, бросив мелочь подавальщице, исчез за углом. Аполлон вздохнул и пошёл следом.

Он устал ждать. Проклятый им пьяница был богат, а стены его будущего склепа прочны. Лучнику нужен был чертов ключ, потому что там, на другом берегу великого Океана Атлантов, лежал кусок потерянного предками оружия, а значит, и возможность убраться из этого пыльного мира. Златокудрый воин поднял голову и посмотрел на синее, как Понт, небо. На нем пером огромного страуса белело облако…

«Перст», - подумал он и задохнулся от нахлынувшего предчувствия беды.

Но спешили на помощь спартанцы Гиппокоонта, шли воинственные аркадяне, плыл Кефей с сыновьями. Собирались в ожидании добычи авантюристы всех мастей Великой Эллады. И летели вести о Великом Аресе и Афродите-воительнице…

Только мерзкое перо на чистом небе не давало вздохнуть спокойно.

***

Крепостной холм не стёрло время и сухой ветер. Стена в четыре человеческих роста была продолжением насыпи, но «Гермиев удачник» умел залезть и не на такое. Он чуял опасности, не гнушаясь страхов перед Старшими. Он знал.

Это дело позволяло отойти от тягот опасного пути, стать мирным мужем и отцом в Афинах.

Уже стоял его дом, уже ждал жену гинекей. Тонкокостное и кажущееся тщедушным тело понимало толк не только в золоте блях и украшениях шлемов. Его легкий отполированный крепкой жилистой рукой бойца эфес холодил спину, не прикрывая, а умело отнимая души. Он был обучен не знаемому в Элладе искусству верховой езды и метанию пращи. Он одинаково легко мог составить рифму и выпустить стрелу. Его не зря называли лучшим.

Легко, словно холодный зимний воздух, проскользнув в храм и такой же с небрежно-ювелирной точностью сняв Палладий с пьедестала, он уже привычно подумал: «Мраморная поделка, не больше локтя в высоту, зачем она Лучнику?»

В лагере мирно спали. Он пересёк речушку и, обойдя ахейский дикий стан, приблизился к древней роще старых, негодных кривых кедров и белеющему рядом с ними акведуку. Запах кедровой смолы не заглушил здорового, пахнущего мускусом мужского пота.

…А его ждали.

Подлый Старший решил подстраховаться.

Солнце вставало, и на упавших старых иглах уже играли первые блики лучей. Ему надо было достичь протока, и тогда камни смоют следы с этой проклятой земли. Но его настигали. Он посмотрел на чистый темный поток, по берегам которого росли анемоны Аида, а затем резко обернулся и понял, что цветы растут для него. Перед ним стоял Арес, сзади играла коротким мечом дева Афродита.

Диомед прокусил губу. Выпив своей крови, он бросил добычу, встал, разгоняя ночное безверие и призывая удачу своей кровью.

…Только через час покров опавшей хвои с мягкостью ковра принял великого бойца. Диомед вздохнул и вдруг осознал, что смог забрать и эти жизни. Жизни Старших. Сильных…

Чужая кровь, как тонкое сарматское благовоние, смешалась с запахами кедровой смолы.

Сквозь вязкое сонное умирание он расслышал:

— Держись, чертов вор достал нас, но кудрявый рифмоплет не получит награду, читай надпись на Палладии, читай!

И странные звуки: «Мазат воюж тыкор мыслофак».

Потом над ним склонилось темное от бешенства лицо обманщика и Диомед, собрав последние силы, прошептал:

— А ты всегда последний, Старший.

***

— Я понял, понял, понял... — продолжал возбуждённо вращать близорукими глазами учёный. Он первым встал с каменного, стертого тысячелетиями пола и запрыгал вокруг сидящих, точно изображая помешанного кенгуру.

«Понял он, — думал Дима. - Что там он понял?»

— Лан, пошли, отцу позвоним, порадуем, — вздохнул Ванька, любовно погладив покрытое розовой кожей здоровое предплечье.

***

Пока они шли к выходу из комплекса, неосторожно раскопанного Шлиманом, Хенрик популярно делился со слушателями радостью своего открытия.

— Есть легенда, что в Храме Афины в Трое стоял Палладий, подаренный городу богиней лично. В Илионе верили, что город не падет, пока Палладий стоит на месте. Его украл Диомед, который при этом был настолько хорошим воином, что смог ранить Ареса и Афродиту. Все сходится. Сказания не врут.

Видимо Арес это и есть Тлалок. А Афродита - его жена Шочикецаль, которая в мифологии ацтеков являлась богиней любви, цветов и плодородия. Палладий надо искать в Мексике.

— Угу, — согласился Ванька жизнерадостно. — На досуге займёмся. Сколько нам до отеля-то?

— Если считать от Чанаккале до Фетхие, то 654 км, — тут сообщил осведомленный Димыч. — Тут можно до Стамбула. И потом в Анталию. Я думаю, что Андрей Дмитриевич за нами не поедет...

Ванька хмыкнул и процитировал бессмертное: «Пааап, ты сильный, ты справишься! Сын, я умный, даже не рискну!»

Полюбовался непонимающими лицами и подвел итог:

— Короче, в отель! Может, одновременно с ними прискочим!

Загрузка...