Любил Антошка книжки читать. Как какую прочтёт, сразу умнее становится. Сверху это вроде не видно – ростом выше не стал, голова размерами та же, а всё ж на чуток Антошка другой – в глазах покой, в ногах устойчивость, а в животе как будто свечка горит и сердце греет.
Узнала про это Антошкино нутро какая-то Гнида и давай гнидить. То тут, то сям. Везде. Всё хочет в нутро Антошкино пролезть, а никак у неё это не получается.
А тут Антошка достал где-то очень старинную книгу и начал её тихое чтение.
Гнида – в книгу – шасть! – и ну давай по буквам ползать, их порядок мешать. Сама потом схоронилась под корешок и оттеда высматривает: каковы, мол, результаты моей гнидности. Очень она умела подлючки кидать. Две подлючки кинет – и молчок, на какое-то время выключилась. Потом ещё две-три подлючки, ещё и ещё… У неё, у Гниды, этих подлючек бессчётное число, она ими прямо вся из себя наполнена. Потому и Гнида.
Вот Антошка читает свою книгу и впервые в жизни понять ничего не может.
Попалось, к примеру, ему на глаза слово «доска», а он читает – «тоска». И становится ему тоскливо.
Смотрит Антошка на слово, скажем, «весна», а читает «десна». И сразу зуб у Антошки начинает ныть.
И тогда уж не до чтения.
Но Антошка – упорный книгочей. Продолжает допытываться, а смысла не находит. Схватил другие книги с полки, Гнида и туда забралась, и там бедокурит.
– Дорогая рама! – это значит к маме кто-то обращается.
– Миру – тир! – понятно, что бред, хоть и не такой бессмысленный.
Далее вместо: «кожа – рожа», «мыло – рыло», «чуб – дуб», «путь – жуть», «баба – жаба».
Особенно неприятно было заметить, как и без того противное слово «дезинфекция» превратилось в не менее гадкое «дезинфикция».
Почувствовал Антошка, что кто-то хочет его сбить с толку, догадался, в общем, что кто-то в его книги залез. Стал следить за своей библиотекой.
Смотрит как-то: старинная его книга, самая драгоценная, стала в порче желтеть, будто заболела… Края страничек подвернулись и стали отсыхать. А некоторые углы будто мышью обгрызены. Какие-то чёрные комочки по страницам распространились – неизвестного происхождения, но пахнут довольно мерзко. Ещё Антошка удивился: вдруг эта и так толстая книжка стала пухнуть. Вздулась, бедная, переплёт горбом, золотая тесёмочка дыбом, – это Гнида воздухом объелась, вот книгу и стало пучить.
Тут Антошка книгу над чистым столом тряхнул пару раз – Гнида вывалилась, он её хвать и – к ногтю.
– Вот ты какая! – воскликнул.
– Какая?
– Гнида!.. Будешь мне ещё подлючки кидать!?
– Конечно, буду!.. Я без этого не могу.
– Ах, так? – и придавил Гниду.
Потом разобрал свою библиотеку. Каждую обложку от пыли протёр, каждую раненую страничку подлечил, подклеил, загнувшиеся края отгладил…
И начал все книги заново читать. По второму разу.
«Дорогая мама»!
«Миру – мир»…
Если «доска», то «доска». Если «весна» – то уж «весна».
И все другие слова опять в порядке.
Вернулся смысл, а с ним у Антошки в глазах – ещё больший покой, в ногах – твёрже устойчивость, а в животе свечка ещё ярче горит и теплее сердце греет.