Сказки французских писателей

ПУШИНКА

Жила-была маленькая девочка, очень славная, может быть, даже чуть лучше тебя, и легкая-легкая, такая легонькая, что мама, взяв ее в первый раз на руки, не почувствовала никакой тяжести и очень этому удивилась. И она дала дочери легкое имя: Крылиночка, Пушинка.

Пушинка хорошо росла и вскоре стала самой красивой из всех маленьких девочек. И в том краю говорили: «Красивая и легкая, как Пушинка».

А я во всех краях говорю, как легка и красива ты.

Пушинка очень быстро бегала, быстрее даже, чем старшие мальчики. А прыгала так высоко, что могла сорвать все орехи в самом высоком орешнике, вся яблоки с самых высоких яблонь и даже вишни с большого вишневого дерева, те самые, что всегда доставались птицам.

Она сама, как птица, садилась, не ломая их, на самые тонкие ветки. И птицы не боялись ее. Она могла заглянуть им в глаза, как я заглядываю в твои. Она усаживалась так близко, что могла слышать, как они рассказывают друг другу разные птичьи истории. Если бы она осмелилась, она могла бы какую-нибудь погладить.

А когда она вновь спускалась в траву, ей было жалко кузнечиков, бедных кузнечиков, зеленых, неуклюжих, словно лягушата, — они столько трудились!

Но больше всего Пушинка любила мотыльков. Как она им завидовала, когда они чертили зигзаги в воздухе, счастливые, будто рыбы в воде!

Пушинка отлично понимала, что она не может летать, раз у нее нет крыльев. Она только была легкая, почти как листок, травинка, лепесток, почти как пушинки одуванчика — маленькие свечи, уносимые теплым ветром далеко-далеко.

Осторожнее с ветром, Пушинка, он может тебя унести. Ветер умчит тебя вдаль, откуда не будет к дому пути.

Ночами Пушинке снилось, как она поднимается над крышей родного дома, летает вокруг деревенской колокольни, парит над рекой, над толпою купальщиков и белыми катерами. Иногда она тайком выдергивала перышки из толстой красной перины, садилась у окна и дула на них, а потом глядела, как они поднимаются в утреннее небо.

В ее любимых сказках дети летали на спине орла, или аиста, или крылатого демона, или на ковре-самолете. И она с восхищением смотрела на своего приятеля Пьера, который однажды летал на настоящем самолете.

В четыре часа она приходила из школы, быстро съедала полдник и еще быстрее забиралась на вершину ели, что росла перед домом. Там три ветки сплелись в кресло как раз по ней. И до самого заката, пока мама не начинала беспокоиться и звать ее домой, Пушинка сидела там, болтая со своими любимицами.

Разговаривать с птицами ничуть не труднее, чем с кем угодно на твердой земле: ты говоришь, птица вроде бы понимает, отвечает тебе, и ты вроде бы понимаешь и отвечаешь птице. Главное — слушать друг друга и хорошо знать, о чем с тобой говорят. Если я спрашиваю, не хочешь ли ты пирожного, ты вроде бы понимаешь, и я даю тебе пирожное. Если я хочу тебя отшлепать, ты вроде бы понимаешь… и я прощаю тебя. Так же, впрочем, и ты болтаешь с куклой, с медвежонком и со щенком.

Когда Пушинка возвращалась домой, она удивляла братьев, повторяя нараспев птичьи рассказы, приключения, в которых смешались крылья, утро, небо, страх перед грозой, перед самолетами — все то, что занимает обитателей гнезд.

Пушинка пела не умолкая, а когда она пела, то время от времени встряхивалась, словно была одета в перья. Родители радовались, что их дочка весела, и давно уже привыкли к тому, что она не такая, как все, не так твердо стоит на земле, как они сами.

Среди птиц у Пушинки были только друзья. Воробьи, соловьи и зяблики учили ее все новым и новым играм, показывали ей уморительные прыжки, смешно кувыркались в воздухе перед нею.

А как забавно, трогательно они себя вели! С дроздами и сороками можно быть немного лукавой. Зато с голубками и сизарями надо ворковать и вздыхать с таким видом, будто ты в восторге от всего мира.

Пушинка даже помогала своим друзьям строить гнезда, вплетая туда шерстяные ниточки из свитера, чтобы птенцам было теплее. Какое событие, когда розовые, зеленые, желтые яички, совсем как пасхальные, превращаются в птенцов! Пушинка любила их не меньше, чем кукол. У них не было перьев, как и у нее самой, и крылья были такие крошечные, зато клювики у малышни раскрывались шире печного поддувала. Какие они были смешные, неловкие, когда поначалу боялись взлетать! Неловкие, а все не такие, как Пушинка, — ведь она никогда не взлетит, раз у нее нет крыльев.

Она напрасно выгибала шею, силясь увидеть в зеркале спину: из острых, выступающих косточек, которые мама почему-то называла лопатками, так ничего и не росло. Она была маленькой девочкой и только иногда, для мамы, маленькой птичкой.

А Пушинка так не хотела отставать от своих крылатых друзей! Она говорила себе, что никогда не вырастет. Ведь для нее вырасти значило обрести крылья.

А ты — ты так вырастаешь в сердце моем, что становишься больше меня. И все же ты не умеешь летать. Зато умеешь быть рядом, все время рядом.

В один прекрасный четверг Пушинка взобралась на свою елку и горько заплакала. Все птицы весело щебетали, летая над полями, и почти не обращали на нее внимания: было так светло, что, казалось, у солнца тоже выросли крылья. Она осталась совсем одна, а ты никогда не бываешь одна: все тебя любят, и ты отвечаешь лаской и приветом.

Пушинка все плакала и плакала… И вдруг она ощутила, как кто-то лижет ей щеки шершавым язычком, касается их шелковистой лапкой, отирая слезы. Девочка подняла глаза и увидела самую удивительную на свете Белку. Шерстка ее сияла, как огонь, хвост был просто необыкновенный, а живые глаза, умевшие говорить быстрее самого болтливого рта, произнесли:

— Ты и вправду хочешь летать — летать, как птицы, как сорока и синица, как малиновка и черный дрозд? Хочешь гоняться за облаками, легкими, как твои фантазии, как твои желания? Хочешь крылья? Но тогда у тебя не будет рук, ты уже не будешь настоящей земной девочкой. Не пожалеешь об этом?

— О нет! Нет, ни за что! — воскликнула Пушинка. — О госпожа Белка, дайте мне крылья!

— Хорошо, — промолвила Белка, — но если ты об этом пожалеешь, приходи ко мне завтра на закате, тогда еще можно будет сделать тебя прежней.

И Белка, часто моргая, сказала очень тихие и очень мудрые слова. Пушинке стало щекотно от кисти до плеча; руки ее покрылись нежным белым пушком, а потом появились белые перья. Крылиночка стала крылатой!

Вне себя от радости, она ринулась вниз, пролетела над лугом, задевая траву, вспорхнула на крышу своего дома и стрелой понеслась к ближней роще. Летая от дерева к дереву, она песней приветствовала друзей, и те устремлялись следом.

Опьяненная скоростью, Пушинка улетела так далеко, что ночь настигла ее; даже не успев разглядеть звезды, она положила голову под крыло и уснула на вершине могучего дуба. Хорошо, что одному очень серьезному старому филину поручили присмотреть за ней.

На рассвете Пушинку разбудил веселый птичий хор, приветствовавший солнце. Впервые она проснулась под открытым небом, и это показалось ей замечательным. Однако ужасно хотелось есть, и потом… не опоздает ли она в школу? Ее друзья позавтракали зернышками и червячками, а девочке вспомнились тартинки с маслом и кофе с молоком. Ну и глупая же — ведь теперь, чтобы попасть домой, нужно лишь сделать несколько взмахов крыльями!

Она поднялась так высоко, что сразу разглядела дом, и совсем скоро через открытое окно впорхнула на кухню, где вся семья сидела за столом. Увидев, что она вернулась живая-невредимая, все успокоились, но, приглядевшись хорошенько, поразились.

Пушинка бросилась маме на шею. Но увы, крылья не умели обнимать! А когда села завтракать, ее пришлось кормить с ложечки, как младенца. И братья, которые сперва пришли от крыльев в восторг, стали смеяться над ней. А как она понесет портфель? А в школе как будет писать?

Правда, вылетев из дому, Пушинка забыла все огорченья: пока остальные плелись по дороге, она парила у них над головами, во всю прыть своих крыльев устремлялась вперед, далеко обгоняя их; взмывала так высоко, что идущие казались не более муравьев, а потом пикировала на слегка испуганную толпу.

Какие они смешные, когда смотришь с высоты: сбились в кучу, задрав головы кверху. Но почему это маленький Пьер так упорно делал вид, что ему безразлично ее новое умение? — подумала Пушинка уже у себя в комнате, немного успокоившись.

Пьер… Неужели теперь никогда-никогда не побегут они вместе по лугу, держась за руки? Не смогут собирать шампиньоны? Рвать золотые лютики?

Потом Пушинка вспомнила о кукле, которую совсем забросила. Как ее теперь одевать, шить ей платья? Очень все-таки неудобно с крыльями везде, кроме неба… Пушинка уселась в свое креслице (а зачем теперь подлокотники?) и задумалась. Теперь понятно, о чем говорила золотая Белка. Да, Пушинке было жалко рук, ей снова хотелось стать настоящей маленькой девочкой.

Нельзя было терять ни минуты: над горизонтом уже стлался закатный луч. Вне себя от тревоги, Пушинка взлетела в последний раз на вершину ели. Белка не обманула — она была там, и у нее хватило такта не задавать вопросов, потому что по лицу девочки она обо всем догадалась, и она не воскликнула с торжеством в голосе: «Говорила же я тебе!» — как это часто делают взрослые. Снова сказала она волшебные слова своими сияющими глазами… И вот наша Пушинка радуется гибким рукам и ловким пальцам, как накануне ликовала, получив крылья.

Медленно, с ветки на ветку, спускалась Пушинка, и очутилась на земле, вместе со всеми, со всеми — легкими и не очень, с теми, кто разглядывает камешки на дороге, и с теми, кто смотрит в небо; с теми, кто знает, что маленькие девочки не умеют летать, и с теми, кто полагает, что однажды, если очень захотеть, все маленькие мальчики и маленькие девочки, оставаясь самими собой, смогут иметь и руки, и крылья, жить и на земле, и в небе.

Я рассказал вечернюю сказку как раз такую, какой ты ждала: ту, от которой твой взгляд прояснится и в моем сердце прибудет тепла.